Введение

Введение

Начну с «выстраданного» тезиса: пусть сами мы живём в обычном и вполне заурядном мире физических сущностей (объектов и явлений), что, кстати, является нашим же собственным выбором, и всё равно этот материальный мир как бы изнутри наполнен совсем иным содержанием — нелогичным, иногда нелепым и, в общем-то, волшебным. Я хочу подчеркнуть, что все мы, человеки разумные, постоянно соприкасаемся с чем-то не очень разумным, что можно назвать магией, — соприкасаемся даже в самых заурядных жизненных положениях, только приучены этого никогда не замечать. Иначе куда нам деть свою разумность! Более того, в самой основе этой нашей разумности-заурядности — всё-таки магия, но принимать её в расчёт мы, конечно же, не склонны. И сами же, между прочим, многое теряем от этого, упуская магические рычаги, с помощью которых могли бы влиять и на качество своей жизни и даже на свою судьбу.

Давайте посмотрим на себя со стороны. Что мы есть такое? Ну, конечно, биологические организмы, живые существа, млекопитающие отряда приматов, причём разумные млекопитающие, которые, в частности, научились сегодня питать своих детёнышей искусственным «млеком» и даже выращивать их в пробирках и которые при всём при том на самом-то деле действуют разумно далеко не всегда...

В общем, такая механистичная классификация ничего, по сути, не прояснит, да и не может прояснить. Ведь самое главное в нас — та искра божия, которая, собственно, и делает нас живыми и жутко умными — ускользает от любого научного определения. Если человек всё-таки сотворён, а не рождён в отличие от Сына Божия — это отличие подчёркнуто в «Символе веры», — причём сотворён по образу и, главное, по подобию, то первоначальный аналог, с которого человек творился, это — божественно мощный, «навороченный» компьютер. У нас имеется «оперативная память» — кора головного мозга, или сознательная часть психики, у нас имеется мощнейший «жёсткий диск» — «подкорка», подсознание, — способный в подавляющем большинстве случаев действовать автономно, не включая в процесс «оперативку». Например, при организации в нашем организме кровообращения, обмена веществ, потоотделения, переваривания пищи и множества других столь же необходимых процессов.

Коли, уж, мы заговорили о процессах, то у нас имеется и собственный процессор, весьма, кстати, своевольный (не подберу другого слова), который в одних случаях работает молниеносно и безошибочно, в других «тормозит», а порой и вовсе даёт сбои. У нас имеется также множество специальных устройств, к примеру, анализаторы-зрительный, слуховой, вкусовой и прочие. Так вот, всё это, что у нас имеется, и что мы в принципе способны как-то осмыслить, определить, измерить, а иной раз даже как-то подрегулировать, не имеет ровным счётом никакого значения без некоей искры, одухотворяющей всю конструкцию. Искры, которая в принципе неуловима, и как-то моделировать её невозможно, потому что она — из разряда «чудо».

Если вы помните, Эммануила Канта в равной мере поражали две вещи — звёздное небо над нами и нравственный закон в нас. Пожалуй, слово «закон» в данном случае не совсем подходит. Как, впрочем, и другое слово, нередко употребляемое в том же контексте — слово «принцип». Нет-нет, не то и не другое, а, скорее, некий магический кристалл, запрятанный внутри нас довольно глубоко — во всяком случае, глубже эмоциональной сферы, — который сообщает нам, что хорошо, а что не очень. Правда, человек разумный — именно в силу своего разума — приспособился не то, чтобы совсем отключать, а, скажем так, переводить свой персональный нравственный индикатор в режим минимальной громкости при помощи логических, — хотя и не обязательно логичных — умозаключений. Иными словами, будучи в здравом уме, мы всегда в принципе осознаём, когда делаем что-то не то или не совсем так, как следовало бы, но как-нибудь обосновываем для себя же собственные действия. Это уже, между прочим, нечто из области доморощенной «чёрной магии».

Вернёмся к нашему видовому имени в обширном классе млекопитающих — «человек разумный». На мой взгляд, для собственного обозначения мы выбрали не тот признак, который, воистину, делает человека существом уникальным, «венцом творенья». Животные, даже и те, которые к приматам не относятся, тоже порой демонстрируют незаурядный интеллект. Я бы мог привести множество поразительных примеров того — поразительных для человеческого апломба, — но не стану тратить на это время, а сразу назову то качество, которого животные заведомо лишены. Сегодня оно, кстати, весьма непопулярно в нашем рыночном обществе, смахивающем на барахолку. Это — рефлексия, способность к интроспекции, стремление в себя заглянуть и разобраться в том, что там имеется.

Какая-нибудь гениальная обезьяна может проявить дьявольскую сообразительность и изворотливость, чтобы раздобыть, предположим, несколько бананов. А человек — пусть это тоже будет любитель бананов — с удовольствием очистит и съест спелый банан. Но затем (а может, и до того или даже совсем в другой раз) он непременно однажды задумается: а почему это я люблю бананы? Или — «Ну вот, я съел его, и что я теперь ощущаю? А правильно ли то, что я сделал?» Возможно, он задаст себе какой-то другой вопрос, но обязательно однажды что-то сам себя спросит, после чего ему поневоле придётся заглянуть в себя. А вот обезьяна не сделает этого никогда. Потому что рефлексия не в обезьяньих правилах. И, наверно, не в обезьяньих силах.

Сегодня рефлексия гонима, и, тем не менее, именно она — в основе любого творчества. Будем считать, что Творец, уподобляя нас, грешных, Себе Самому, наделил нас этим чудесным даром. Именно рефлектируя, мы способны на сочувствие ближнему и даже на психологическое отождествление с ним. У психологов эта наша способность называется эмпатией. И они не любят особенно о ней распространяться. Между тем, вся магия стихий, о которой пойдёт речь в этой книге, основана именно на этой нашей способности.

Нынешний поворот магического Колеса времени принёс нам новую особенную модальность времени (у толтеков то же самое называется тоналем времени) — своеобразное мироощущение, плюс самоощущение, плюс нечто ещё, невыразимое в словах. (Иногда это невыразимое поэтически называют ароматом эпохи.) В нашем «великом и могучем» нынешняя модальность проявляется, во-первых, в засилии иностранной лексики, о чём сказано уже предостаточно, во-вторых, в нарочитой «приблатнённости» — извините за вульгарное слово, но точнее не скажешь — псевдоэлитарной речи на любых уровнях. Наконец, в повальном устремлении к эвфемизму. (Эвфемизм — «слово или выражение, заменяющее другое, неудобное для данной обстановки или грубое, непристойное, напр. «неумный» вместо «дурак»; «Словарь» С.И.Ожёгова.)

Примеры актуальных эвфемизмов? Пожалуйста. Слово «девушка», наверно, приятнее для слуха слов «проститутка» или «шлюха», не так ли? Ещё? Меня уже перестали забавлять новомодные способы так называемого «самовыражения» — через матерщину в СМИ, посредством разнообразных наколок на телесах, равно как и вдетых в оные металлических предметов. Наверно, по отношению ко всем таким случаям «самовыразиться» — типичный эвфемизм, который в духе эпохи следовало бы заменить глаголом соответствующего лексического пласта — допустим, «выпендриться».

Или другой пример. Ещё лет пять назад в известных кругах (кстати, самых влиятельных) был широко распространён термин «освоить», употреблявшийся, как правило, в отношении государственных средств, выделенных на ту или иную программу. Тут тоже все понятно: неприятные слова «украсть» или «разворовать» всё ещё — и слава Богу! — режут нам слух. Не знаю, сохранился ли этот термин сегодня в упомянутых кругах; сами круги, разумеется, остаются на «кругах своя».

Облегчив более ум, нежели душу этим лирическим отступлением, вернусь к основной теме. Должен заметить, что вышеприведёнными примерами я лишь хотел подчеркнуть, что лично мне, моим человеческим вкусам и пристрастиям, возобладавшая модальность времени может быть глубоко антипатична. Тем не менее, этот факт мало что меняет в моих стратегиях поведения. Потому что ломиться напролом наперекор своему времени — полная безнадёга, которая к тому же непременно оборачивается для безумца личным несчастьем. Существует правило: Если мир не таков, каким бы мы хотели его видеть, бесполезно стараться его переделать; лучше к нему подстроиться и только потом попробовать осторожно вести его в нужном направлении.

Разумеется, речь идёт не о мире целиком, а лишь о каком-то его фрагменте, с которым мы тесно соприкасаемся, — предположим, о семье, какой-то компании, коллективе на работе и т.п. Но лично для нас и этого вполне достаточно.

Обратите внимание: аналогичным принципом руководствуются специалисты нейро-лингвистического программирования (НЛП) и гипнотизёры эриксонианского толка при работе с пациентами, к которым они поначалу подстраиваются по целому ряду признаков и, установив тем самым контакт на подсознательном уровне (у гипнотизёров такой контакт называется раппортом), потом их ведут («вести» в данном случае — тоже термин), то есть, изменяя собственное состояние, влияют и на состояние пациента. (Принципы и методы НЛП подробно мною описаны в книгах «Обратная связь» и «Архитектоника успеха».)

Не освоив на практике указанный принцип, люди, не «вписавшиеся» в эпоху, — а такие были всегда; особенно же много их появилось по ряду причин сегодня, — чувствует себя в ней дискомфортно. (И это ещё мягко сказано.) «Молчалины блаженствуют на свете», — устами своего героя с горечью заметил Грибоедов в бессмертной комедии. А почему бы им не «блаженствовать», скажите на милость, если выбранная ими жизненная стратегия куда результативнее суетливой искромётности, которая им противостоит у Грибоедова, и за которой, кстати, больше личных амбиций, нежели подлинного ума! (Между прочим, подстроиться к какой-то группе людей ещё и легче, чем к одному человеку.)

Теперь давайте поразмыслим о том, что нам считать чудом, а что — нет. Видимо, чудо — это всё-таки нечто такое, что, по нашему ощущению, противоречит установленному в материальном мире порядку. Именно по нашему личному ощущению, и любая попытка как-то объективизировать акт признания того или иного явления чудесным, по моему мнению, является профанацией. (Этим, увы, иногда грешит официальная церковь, в распоряжении которой немало подлинных чудес; достаточно вспомнить нисхождение огня на православную Пасху, которое в новые времена мы ежегодно запросто смотрим по телевизору.)

Итак, наше отношение к чему-либо как к чуду весьма субъективно. Вот подходящий пример. Наверно, каждый из нас слышал сегодня о таинственном «снежном» человеке. Одни в него верят, другие — нет, но, согласитесь, сам по себе Снежный человек — явление необычное, если и не чудо в прямом смысле, то нечто, можно сказать, на грани чуда.

А вот в горной Кабардино-Балкарии его таковым не считают. Помнится, в довольно большом балкарском селе Жанхотеко я беседовал на эту тему с местными жителями. Все они нисколько не сомневались в существовании «алмасты», как называется это существо по балкарски. (Как видите, в балкарском языке имеется даже специальное слово, обозначающее Снежного человека.) Со мной говорили о нём приблизительно с тою же интонацией, с которой у нас городские жители могут обсуждать, предположим, бурого медведя. В лесу нос к носу с ним встречались, слава богу, не очень-то многие из них, однако, никто не считает дикого медведя красивой легендой. Потому что медведь — точно так же, как, предположим, жираф, хотя жирафы в северных широтах вообще не обитают — имеет, так сказать, постоянную прописку в нашей реальности. Или в той модели мироустройства, которую мы когда-то для себя приняли. А вот Снежный человек в ней отсутствует. Но это — отнюдь не доказательство того, что его вообще не существует.

Кстати, уж, о Снежном человеке. У тибетцев это существо называется «ми-ге», и, как оказывается, ми-ге достаточно распространён в Гималаях. В середине 20-х годов прошлого века гималайским ми-ге весьма заинтересовалось ОГПУ (то ли, чтобы подтвердить уже слегка пошатнувшуюся теорию Дарвина, то ли в предположении, что в жилах ми-ге — полно первосортной рабоче-крестьянской крови). Заинтересовалось настолько, что командировало в Центральный Тибет под видом странствующего ламы своего сотрудника Н.В.Валеро-Грачёва (этот секретный сотрудник ОГПУ, между прочим, немало времени провёл в тибетских монастырях) на поиски Снежного человека. Поймать ми-ге Валеро-Грачёву не удалось — ламы почему-то отказались ему в этом помочь, однако он доставил в Москву несколько старых скальпов Снежного человека, снятых с миге, погибших естественным образом, и предоставил своему начальству вполне убедительные доказательства его существования. (Об этой истории я уже упоминал в книге «Колесо времени».)

С тех пор где только не искали Снежного человека! И где только не находили!.. Но мы в глубине души всё ещё испытываем сомнения в том, что он существует, поскольку его до сих пор нет в нашей реальности.

С другой стороны, в нашей жизни немало таких явлений, которые мы не относим к разряду чудесных только потому, что никогда о них всерьёз не задумываемся. А если всё-таки задумаемся, да ещё попробуем проделать что-нибудь этакое...

Один мой знакомый — в недавнем прошлом «упёртый» материалист и стихийный «логик» с развитым комплексом «не верю!», — прознав (от меня же, глупца, кстати) о «волшебных» свойствах воды получать из внешнего мира информацию, а затем сохранять её и даже передавать, проделал несколько опытов на «заряжание» воды из-под крана при помощи собственного биополя, — разумеется, в тайне от жены, тёщи и приятелей. Убедившись окончательно, что у него получается эта, в общем-то, нехитрая биомеханика — вот ведь, получается же! — он теперь терзает всякого, кто рискнёт зайти к нему в дом, демонстрацией своих экстрасенсорных способностей. Встретив вас, человек воодушевляется, тут же лезет в холодильник, достаёт оттуда замороженные кубики воды — те, что без кодировки, и те, что с кодировкой — заставляет их сравнить на глазок и даже на вкус и т.д. На прощание пытается всучить гостю бутылочку с эликсиром собственного производства...

Такая, вот, метаморфоза произошла с мужиком. Кстати, теперь он углубился в книги по эзотерике и верит, кажется, вообще во всё, что каким-то образом подпадает под рубрику «Очевидное — невероятное» — даже и в то, во что верить не стоило бы.

Любой психотерапевт может вам сообщить, что существует в природе пять вещей, на первый взгляд, самых обычных, которые не должны бы, казалось, идти ни в какое сравнение, предположим, с теми же химическими препаратами, но которые, тем не менее, сами по себе способны оказывать на человека мощное терапевтическое воздействие, причём на любого человека. Механику данного эффекта можно по всякому истолковывать, но нельзя объяснить. На мой взгляд, все эти заурядные на обывательский взгляд вещи на самом деле магичны по сути своей; отсюда их благотворное влияние на нас. Правда, в нашем представлении (глубоко укоренённом у нас в подсознании) магия и обыденность, магия и рутина, иначе говоря, магия и то, к чему мы давно уже привыкли — это почти антонимы, как «вода и камень, стихи и проза, лёд и пламень». Между прочим, именно в силу этого глубоко ошибочного представления многие действительно сведущие в высоком искусстве люди вынуждены рядиться в шутовские колпаки. Я, кстати, таких знаю.

Ладно, перейду к «обычным» вещам. Это, во-первых, вода в самых разных аспектах и употреблениях. Мы можем её пить или принимать какие-то водные процедуры — предположим, купаться в море или всласть расслабляться в горячей ванне, — можем просто глядеть на морские волны или на размеренно убегающие воды реки, и, нисколько о том не задумываясь, мы самим фактом восприятия воды, во-первых, стабилизируем, а затем и оздоравливаем свою психику на глубинном уровне — на уровне нервной системы, на уровне подсознания.

У русских женщин в старину было принято ополаскивать голову после баньки дождевой водой. Считалось, что такая процедура укрепляет не только волосы, но и память, которая, судя по русской поговорке («память девичья»), и в прежние времена не считалась сильной стороной россиянок.

А в Уэльсе, например, в той же дождевой воде полагалось купать грудных младенцев, которые в результате данных процедур быстрее развивались и раньше начинали говорить. Так вот, сегодня учёные склонны признать целесообразность такого рода употребления дождевой воды, ввиду её особых свойств, которые определённо можно отнести к магическим. Дождевая, то есть конденсированная из паров небесных, вода очищена — причём не только химически, но и информационно, — и потому способна как бы смывать с нас и те, и другие загрязнения. (Правда, в нынешнем экологически неблагополучном мире даже вода в тучке небесной не застрахована от какой-нибудь бяки!)

Вообще-то, с водой нам следовало бы обращаться с особой осторожностью и почтением. Вот, например, подмеченная мною у многих кофеманов привычка — выпивать чашечку кофе «вприкуску» с сигареткой. Привычка эта, должен заметить, вовсе не так безобидна, как может показаться человеку неискушённому. Дело в том, что даже самый крепкий кофе всё-таки в основе своей состоит из воды; эта вода «считывает» информацию с дымящейся сигареты, а потом выпивается, будучи негативно заряжена... Делайте выводы.

Следующая «обычная» вещь, оказывающая на психику человека (и не только) глубокое позитивное воздействие, это — живая природа во всём её многообразии. Живописные пейзажи, деревья, цветы — вообще, растения, животные, а также лес, степь, море, солнце, звёздное небо — всё это доступные нам рычаги здоровья и силы. Причём естественные природные объекты могут использоваться нами и несколько иначе, чем мы привыкли (заварил травяной сбор и выпил, предположим, натощак). Особенно деревья, подружиться с которыми, оказывается, очень просто. (Между прочим, восточная магия выделяет дерево в отдельную стихию, пятую, и я, например, нахожу в этом определённый смысл, который, впрочем, выходит за рамки этой книги.)

Вслед за природой идёт тритий «кит» нашей естественной стабилизации. Это — так называемая телесная радость, особого рода кинестетическое ощущение, похожее на удовлетворение или даже на удовольствие, которое иногда наступает, когда мы всласть натанцевались, накупались, набегались по мелкому песку, гоняясь за мячом на пляже — в общем, удовлетворили своё тело чем-то таким, что нам нравится выполнять. Многим спортсменам хорошо знакомо это ощущение телесной (или мышечной) радости. (Вроде бы, тренировка была утомительной, но потом, слегка передохнув после неё, испытываешь своеобразное удовольствие.) Для некоторых из них оно служит важным естественным допингом в жизни, и, когда они уходят из спорта, в их жизнь врываются депрессивные состояния.

Оставшиеся два «кита» — это, во-первых, секс, доставляющий обоюдное психофизическое удовлетворение, то есть непременно удачный секс (и, кстати, состояние влюблённости — первая «острая» фаза любви), а ещё — какая-то любимая деятельность, к которой нас влечёт, что-то «для души». Обычно это называется «хобби» (правда, далеко не у каждого оно имеется).

В этой книге я не стану подробно останавливаться на всех стабилизирующих психику элементах — тем более что один из них больно уж интимен, другой — слишком индивидуален и т.п. Нам с вами хватит за глаза так называемой магии стихий, которая в наибольшей степени связана с естественными природными явлениями и, вообще, очень тесно соприкасается с теми реалиями, которые жизнь преподносит нам постоянно. Но о воде, конечно, мы побеседуем особо.

В общем, один из парадоксов нашей жизни заключается в том, что весьма значительная часть подлинной магии, которая в процессе нашего обучения восприятию мира — а этот процесс начинается ещё даже до нашего формального появления в нём — внесена в наши инвентарные списки (термин Кастанеды) как нечто вполне обычное и заурядное, так в них потом и значится, возможно, всю нашу жизнь, и очень трудно нам в этом разубедиться. Возможно, потому что мы никогда не даём себе труда задуматься всерьёз о таких вещах.

В то же время какие-то вполне реальные явления, которым по разным причинам в этих списках места не нашлось, мы будем упорно относить к разряду легенд, либо магии, а то даже и просто вымысла, несмотря на то, что можем иметь множество подтверждений этих явлений. Мы просто «чувствуем», что этого не может быть никогда — не должно быть!

Итак, давайте сообща попробуем взглянуть по-иному на некоторые обычные вещи, с которыми мы постоянно сталкиваемся в своей жизни. И постепенно перейдём к важнейшему разделу древнего магического учения, который представляется нам невозможным только до тех пор, пока мы серьёзно к нему не приглядимся.