Боль планеты
Боль планеты
Тридцать два года тому была у меня статья «К природе». Треть века только подтвердила все зовы о природе, тогда сказанные. Но все спешит сейчас, потому и зов «К природе» уже успел превратиться в «боль планеты».
В 1901 году после поездок по Европе и России думалось:
«Сильно в человеке безотчетное стремление к природе (единственной дороге его жизни); до того сильно это стремление, что человек не гнушается пользоваться жалкими пародиями на природу — садами и даже комнатными растениями, забывая, что подчас он бывает так же смешон, как кто-нибудь, носящий волос любимого человека.
Все нас гонит в природу: и духовное сознание, и эстетические требования; и тело наше — и то ополчилось и толкает к природе, нас, измочалившихся суетою и изверившихся. Конечно, как перед всем естественным и простым, часто мы неожиданно упрямимся; вместо шагов к настоящей природе, стараемся обмануть себя фальшивыми, нами же самими сделанными ее подобиями, но жизнь, в своей спирали культуры, неукоснительно сближает нас с первоисточником всего, и никогда еще, как теперь, не раздавалось столько разнообразных призывов к природе».
И надо сказать, что требование заботливого отношения к природе и сохранения ее характерности нигде не применимо так легко, как у нас. Какой свой характер могут иметь многие европейские области? Придать характер тому, что его утратило, уже невозможно. А между тем, что же, как не своеобразие и характерность, ценно всегда и во всем? Не затронем принципа национальности, но все же скажем, что производства народные ценятся не столько по своей исключительной целесообразности, сколько по их характерности.
К сожалению, соображения бережливого отношения к природе нельзя ни навязать, ни внушить насильно, только само оно может незаметно войти в обиход каждого и стать никому снаружи не заметным, но непременным стимулом создателя.
Скажут: «Об этом ли еще заботиться? На соображения ли с характером природы тратить время, да времени-то и без того мало, да средств-то и без того не хватает».
Но опять же и в третий раз скажу, ибо вопрос о расходах настолько всегда краеугольный, что даже призрак его нагоняет страх, — средств это никаких не стоит, а разговор о времени и лишнем деле напоминает человека, не полощущего рта после еды по недостатку времени. Вот если будут отговариваться прямым нежеланием, стремлением жить, как деды жили (причем сейчас же учинят что-либо такое, о чем деды и не помышляли), тогда другое дело.
Чтобы заботиться о чем бы то ни было, надо, конечно, прежде всего знать этот предмет заботы.
Хотим ли мы знать нашу природу?
Этого не заметно.
Принято ли у нас знакомиться с нашей природой?
Нет, не принято.
Всегда особенно много ожидаешь и притом редко в этом ошибаешься, когда встречаешься с человеком, имевшим в юности много настоящего общения с природой, с человеком, так сказать, вышедшим из природы и под старость возвращающимся к ней же.
«Из земли вышел, в землю уйду».
Слыша о таком начале и конце, всегда предполагаешь интересную и содержательную середину и редко, как я сказал, в этом обманываешься.
Иногда бывает и так, что под конец жизни человек, не имеющий возможности уйти в природу физически, по крайней мере уходит в нее духовно; конечно, это менее полно, но все же хорошо заключает прожитую жизнь…
Люди, вышедшие из природы, как-то инстинктивно чище, и притом уж не знаю, нашептывает ли это всегда целесообразная природа, или потому, что они здоровее духовно, но они обыкновенно лучше распределяют свои силы и реже придется вам спросить вышедшего из природы: зачем он это делает, тогда как период данной деятельности для него уже миновал?
«Бросьте все, уезжайте в природу», — говорят человеку, потерявшему равновесие, физическое или нравственное; но от одного его телесного присутствия в природе толк получится еще очень малый, и хороший результат будет, лишь если ему удастся слиться с природой духовно, впитать духовно красоты ее, — только тогда природа даст просителю силы и здоровую, спокойную энергию.
Город, выросший из природы, угрожает теперь природе; город, созданный человеком, властвует над человеком. Город в его теперешнем развитии уже прямая противоположность природе; пусть же он и живет красотою прямо противоположною, без всяких обобщительных попыток согласить несогласимое.
Но ничего устрашающего нет в контрасте красоты городской и красоты природы. Как красивые контрастные тона вовсе не убивают один другого, а дают сильный аккорд, так красота города и природы в своей противоположности идут рука об руку и, обостряя обоюдное впечатление, дают сильную терцию, третьей нотой которой звучит красота «неведомого».
Так думалось тридцать два года назад. С тех пор много где «добрая земля» сделалась «кровавою землею». Много урожаев было уничтожено. Пустыни не перестали расти. Фермеры начали бросать родную кормилицу и потянулись в город, чтобы увеличить шествие безработных. А в услугу биржевых цен где-то топились в океане и сожигались гекатомбы зерна, кофе и других ценных продуктов. Где-то произошло падение скотоводства. Где-то еще истребились леса. Где-то мертвенные пески еще увеличили свое завоевание.
Город видимо одолел природу. Город на небе дымно начертал свои заклинания. Мы ошиблись, ожидая стоэтажных домов, — жилища города стремятся стать еще выше, чтобы соблазнить и приютить всех дезертиров природы. Молох — Биржа не однажды свирепо расправилась со своими почитателями. Но легкая, хотя бы и призрачная, нажива все-таки отвлекает смущенный ум человеческий от истинных ценностей. Город завлекает слабых духом и оставляет природе или старомодных староверов, или туристов, надменно толпящихся на избитых путях. Каждый может вспомнить вид леса, посещенного праздничными проезжими. Сор лежит грудами, и житель природы уныло шепчет: «Опять насорили!».
Стремительный, почти ослепительный проезд по природе еще не есть сотрудничество с природою. А сейчас, во дни Армагеддона, среди смущений и обуянности злобою, нужно осознать истинные ценности. Казалось бы, неистощима природа, но кастрат духа, робот, механика технократии может засорить даже великие пространства. И никто, срубивший дерево, и не подумает о насаждении нового.
Привлечь фермеров снова к земле, прежде всего, можно лишь общею культурою, которая напомнит об истинных ценностях. Тогда знание, просвещенность, широкая терпимость и примиренность снова напомнят о веселом труде, вместо веселого времяпрепровождения.
Чрезмерность городских скопищ станет ясной лишь для мирного духа, и сама машина заговорит под любящею рукою. Всякая несоизмеримость противна Высшему Творчеству. Но что же более несоизмеримо, как не гнойник гиганта города с пустынею, которая когда-то была цветущими пространствами, опоганенными невежеством.
Если не всегда способен человек на творчество, то ведь причинить боль он всегда может. И может он сделать боль не только людям же, не только животным, но и всей природе и целой планете. Велика ответственность человеческая; не гордиться, но священно принять ее должно человечество. Конституция человеческая по сущности своей позитивна, созидательна, и разлагающие элементы не что иное, как продукты невежества. Ведь оно, это темное невежество, засоряет ум, сушит сердце, засоряет и иссушает всю планету.
«Как прекрасно!» — было последними словами отходившего Коро. Он, возлюбивший природу, в минуту великого перехода удостоился узреть Нечто истинно прекрасное. Говорим о мире, о разоружении, но ведь в духе нужно перековать мечи на плуги.
«Да будет мир с вами, — заповедал нам Христос, — мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам».
«Мир всем существам, мир во всех мирах», — поет перед молитвой подвижник Индии.
«Познав Меня как могущественного Владыку миров и как Возлюбившего все сущее, мудрец обретает мир» (Бхагавад-Гита, пятая беседа).
«Там, где собрались избранные, — говорит Коран, — там раздается только одна песня, это песня мира».
«Пусть живет все живущее», — говорит Буддизм.
Каждая православная обедня начинается возгласом великой ектении: «О мире всего мира Господу помолимся!»
Все творчески прекрасное, все возвышенное заповедует о мире. Но это успокоение снисходит среди природы. Вот книга Востока «Мир Огненный» заповедует:
«529. Обычная ошибка, что люди перестают учиться после школы. Пифагорейцы и тому подобные философские школы Греции, Индии и Китая дают достаточно примеры постоянного учения. Действительно, ограничение лишь обязательными школами образования показывает явление невежества. Обязательная школа должна быть лишь входом в настоящее познавание. Если разделить человечество на три категории: на вообще не знающих школ, на ограниченных обязательным школьным образованием и на продолжающих познавание, то последнее число окажется удивительно ничтожным. Это показывает, прежде всего, небрежение к будущим существованиям. В упадке духа людям нет дела даже до собственного будущего. Пусть останется запись, что в настоящем, столь значительном году приходится напоминать, что пригодно было тысячу лет назад. Кроме начального образования, нужно помогать обучению взрослых. Несколько поколений одновременно существуют на земле и одинаково мало устремляются к будущему, которое им не миновать. Небрежность эта поразительна! Учения сделаны пустыми оболочками; между тем на простой праздник люди стараются приодеться! Неужели для торжественной Обители Огненного Мира не приличествует запастись одеждою Света? Не в ханжестве, не в суеверии, но в просветлении можно радоваться не только детским школам, но и объединению взрослых для постоянного познавания.
530. Правильно повторять о болезни планеты. Правильно понять пустыню как позор человечества. Правильно обратить мышление к Природе. Правильно направить мышление к труду — сотрудничеству с Природою. Правильно признать, что ограбление Природы есть расточение сокровищ народа. Правильно о Природе порадоваться как о пристанище от огненных эпидемий. Кто не мыслит о Природе, тот не знает приюта духа».
Зов о культуре, зов о мире, зов о творчестве и красоте достигнет лишь ухо, укрепленное истинными ценностями. Понимание жизни как самоусовершенствования во благо народное сложится там, где твердо почитание Природы. Потому Лига Культуры среди основной просветительной работы должна всеми силами истолковывать разумное отношение к природе как источнику веселого труда, радости мудрой, непрестанного познавания и творчества.
24 марта 1933.
Гималаи
Данный текст является ознакомительным фрагментом.