Прошлые жизни

Прошлые жизни

Для того, чтобы увидеть прошлые жизни есть своя методика, мысленно скользишь по времени до момента своего рождения, после этого отсчитываешь: девять, восемь, семь… три, два, один и объявляешь сам себе — «прошлая жизнь». Если все сделано правильно, и ты готов к этому, то окажешься в своей прошлой жизни. В ней доходишь до рождения, снова делаешь отсчет, и идешь дальше в следующую жизнь, и так до тех пор, пока не дойдешь до пустоты, в которой тебя еще нет. Я не раз прошел по этому пути до начала, заново пережил все, и это мне немало дало для понимания себя и смысла жизни.

Первое мое воплощение было в маленького зверька, похожего на выдру, у которого имелась своя норка, вход в нее находился под водой. Это была неплохая жизнь. Я был маленьким веселым зверьком, рыбы в воде хватало, так что сыт был всегда. Мое убежище было безопасным, теплым и приятным.

Правда, прожил недолго, мой зверек пал смертью храбрых, когда две огромные хищные рыбы напали на него, причем одна отрезала путь к спасительному убежищу, а вторая загнала бедную выдру прямо той в пасть. А куда ему было деваться? Он привык всегда спасаться в убежище, туда и стремился. Откуда ему было знать, что там засада? Так и погиб, его просто разорвали на две части одним ударом челюстей.

Что было до этого маленького зверька, и воплощался ли я в растения и деревья, мох или грибы, мне неизвестно — не сохранилось ничего об этом в памяти, вероятнее всего зачатку души не хватало энергии и структурированного опыта. Так что был ли когда-то деревом или цветком, не знаю. Может и был. Деревья точно живые, у них есть своя программа жизни и свой интеллект, пусть небольшой.

После этого мелкого зверька я воплотился в зверька чуть больше, во что-то вроде броненосца, который совал свой длинный нос в муравейники, поедая длинным языком муравьев, выкапывая из земли корешки и червей, ловил мышей. Это животное прожило полную жизнь и умерло от старости в своей норе под вывороченным деревом. Мне было любопытно ощущать себя зверем, это несколько другое состояние, чем у человека. Долгих раздумий не имеется, все просто, на уровне инстинкта, хоть назвать животное глупым я не могу, иногда и оно начинало мыслить в меру своей способности к этому. Кстати, мне сегодняшнему человеку, ощущать себя животным было не совсем комфортно, мозг практически не развит, все происходит как-то само собой, такое ощущение, что ты несешься в автомобиле, который управляется кем-то другим. Впрочем, я и не мог управлять, потому что видел лишь свои воспоминания, сам зверь давно умер, я только вспоминал тогдашние его чувства и ощущения.

Наблюдая за своими перерождениями, мне стало понятно, что все движется от простого к сложному, от малых форм к крупным, душа становится больше, а так как со временем душа уже в малых животных не вмещается, то в следующей жизни я воплотился в огромного орла.

Иногда, когда скверно на душе, я вспоминаю ту жизнь, когда был гигантской птицей. Я снова вижу, как взлетаю со своей скалы, и парю высоко в синем небе над зеленой травянистой равниной, высматривая внизу добычу, и вновь вспоминаю ощущение полета. Летать чудесно, сразу все человеческое становится неважным, да и многое другое тоже — есть только небо и ты.

Гнездо у орла было устроено на громадной скале, добраться туда могли только те, кто умел летать. Орел кормился мясом, убивал мелких зверей, добивал подранков, и все было прекрасно. Погибла гигантская птица по-глупому. Птенцов надо было кормить, а еды стало мало, все мелкие зверьки куда-то попрятались из-за засухи, и пришлось напасть на крупного зверя. Так получилось, что когти вонзились глубоко и застряли. Вырваться орел не смог. Крупное животное похожее на дикого мустанга начало кататься по земле, ломая крылья птицы и ее хрупкие кости. Так и погиб орел на теле мертвой лошади. Последним воспоминанием осталось боль от ломающихся костей и горькое сожаление о птенцах, которые вероятнее всего погибнут.

Следующей оказалась жизнь кабана, который едва подрос, как нарвался на медведя, и гигантский хищный зверь переломил ему позвоночник одним ударом когтистой лапы. Как и кем выбирались животные для перевоплощения, я не знаю, как мне неизвестно, есть ли рай, где находятся души животных. Вспоминая звериные жизни, все-таки рискну предположить, что рая для животных нет, что воплощение в новое тело происходит сразу после смерти, и главным критерием выбора является размер души. То есть кто-то неведомый быстро подыскивает подходящий размер и отправляет душу вниз, а возможно это происходит само собой.

В тонком мире мне встречались сущности, которые произошли из крупных животных. По какой причине они не ушли вверх, а начали свою особую жизнь внизу, мне неизвестно. Таких сущностей немного, но они существуют. Все они происходят от крупных и разумных животных, вроде того же медведя, что убил кабана. Выходит и здесь происходят какие-то накладки, и тоже что-то не получается со следующим перерождением.

После смерти кабана первый раз оказался в теле человека.

В человеческих жизнях я по очереди воплощался в тела женщин и мужчин, поэтому считаю, такими и должны быть воплощения, чтобы в душе не создавались стереотипы мужского или женского поведения и жестко не фиксировались в памяти. Так как мы не мужчины и не женщины, а нечто большее — мы души, которые в них воплощаются, набираясь энергии и ума. Между воплощениями проходило по моим прикидкам примерно двести-триста лет, этого вполне хватает, чтобы забыть свой пол, и перестать себя ощущать Ваней или Мэри. Хуже бывает, когда это время сокращается, а это происходит тогда, когда душа приходит наверх с настолько маленькой энергией, что ее едва хватает, чтобы долететь до места, где происходит отправка вниз.

Держать такую душу наверху долго не станут, опасно это, погибнет, превратившись в лужу заряженных частиц, поэтому сразу отправляют обратно, вот и появляются на Земле мужчины, которые помнят себя женщинами, и ведут себя соответственно, и женщины, которые осознают себя как мужчины. Плохо это. Но в наш просвещенный век, когда никто не занимается развитием души, а вся сложившаяся цивилизация выстроена на ее убиении, это становится нормой.

Первым моим человеческим воплощением после смерти кабана, стал какой-то крестьянин из Азии. Помню небольшой домик с каркасом из стволов бамбука, с тонкими стенами из сплетенных циновок, в качестве материала для которых использовалась трава и лианы. В этом домике места хватало только на кровать, больше ничего не вмещалось, да и по-другому быть не могло — дом стоял на земле, а земля это то, что кормит: чем меньше земли, тем меньше еды, и неважно, чем она занята.

Жизнь была трудной. Помню, как ковырялся мотыгой на каменистом поле, как ждал и молил дождь, чтобы он прошел над моим полем, как любил жену терпеливо, без эмоций, словно обрабатывал свое поле. Моя женщина была молчаливой, некрасивой, незаметной тенью, которая возилась с небольшим очагом возле дома, готовя еду. По-настоящему очагом это было назвать сложно — ямка в земле, да пара плоских камней, на которых она толкла зерно, превращая в муку грубого помола. Около сорока лет я умер от какой-то болезни, не оставив потомства. С женой явно не повезло, но чтобы купить женщину лучше, не хватило денег. Впрочем, прожил свою жизнь так же, как и родители, которых помнил уже глубокими стариками, хоть сейчас понимаю, что им перед смертью было не больше сорока лет.

Следующая жизнь была очень короткой. Я воплотился в теле новорожденной девочки. Я видел ее глазами небольшой сарай, сбитый из досок, сквозь стены и двери которого виднелся грязный вонючий город. Почему-то из родителей имелась только мать, да еще приходила какая-то пожилая женщина, которая ей помогала. Она приносила уголь и еду, какие-то тряпки для меня, которые использовались в качестве пеленок, и молоко, по вкусу козье — его пила мать, иногда давала мне. Было холодно, сарай обогревался небольшой жаровней, она стояла под кроватью, на которой мы спали, больше в доме ничего не было, если не считать полок по всем стенам и огромного сундука у дверей. Размером сарай был невелик, чуть больше того дома, в котором я жил прошлую жизнь. Всегда было сыро, но тепло. По моим внутренним ощущениям место рождения находилось в Англии.

Девочка прожила недолго, умерла раньше, чем научилась двигаться, до этого могла только пить сосать материнскую грудь, плакать да смотреть по сторонам. Через щели были видны дома, мелькали прохожие, одетые в мрачное, темное рванье. Уютно было вечером, когда в густой плотной темноте светилась углями жаровня, а рядом слышалось тихое сопенье уставшей за день матери. Это была интересная жизнь, жаль недолгая.

Мать скоро умерла. Она металась в жару и прижимала девочку к горячей груди, чтобы та пила ее молоко — даже перед смертью хотела ее накормить. А потом отодвинулась, затихла, тело ее стало холодным и жестким. Откуда-то возникло ощущение, что рядом лежит не ее мама, а нечто чужое. Девочка лежала и смотрела в щели на дома и редких прохожих, хотелось есть и плакать, потом в сарай заглянул какой-то мужчина и тут же исчез.

А еще через какое-то время мертвое худое тело матери забрали угрюмые люди. Захватив стальными крюками, которые используют для переноса туш, они вытащили его на улицу и бросили на забитую покойниками телегу.

Похоже, шла какая-то эпидемия, возможно чумы. Девочку люди не забрали, видимо, решив, что заберет ребенка родня. Но, увы, никто не пришел. Она долго плакала, потом умерла от холода и голода. Сначала появилось какое-то оцепенение, затем возникло чувство утраты, а дальше все стало неважным.

Так что прожил я в этом воплощении едва ли пару месяцев, но это была странная жизнь. Раньше я даже не представлял, как много чувствуют и понимают младенцы.

В следующую жизнь моя душа попала в тело викинга, морского разбойника. Воины плавали вдоль берега какого-то северного холодного моря и нападали на прибрежные деревни, убивая мужчин, насилуя женщин, и выгребая из домов, сараев и амбаров все, что там находилось.

Занятие это считалось благородным. Мои товарищи по этой жизни и я сам считали себя крутыми и беспощадными воинами, а прибрежных жителей тупыми крестьянами. Мы были правы по праву силы, и нам было все равно, кого убивать и грабить. Дело крестьян возиться в земле, да ловить рыбу, наше — забирать все, что они вырастили и добыли. Старый закон — кто сильнее, тот и прав.

Я помню, как меня с пяти лет учили сражаться, сначала деревянным мечом, потом тупым бронзовым. Настоящий хороший железный меч я получил в возрасте пятнадцати лет и отправился на первую экспедицию.

Мы использовали парус — огромное полотнище, сшитое из овечьих шкур, помогая ему веслами, ели вяленое мясо, пили протухшую воду. Нас это не пугало и не расстраивало. Мы были славными воинами, и все должны были нас бояться. В первый же мой рейд мы напали на какую-то деревню, где деревенские мужики с дубинами и кольями пытались нас остановить. Мы убили их, изнасиловали всех молодых женщин, забрали все, что представляло хоть какую-то ценность, а потом уплыли дальше. Что меня поразило, так это то, что, когда викинги насиловали женщин, те улыбались им сквозь слезы. И только позже я понял, что для них это было первое настоящее приключение, что до этого вся их жизнь была предопределена до последнего мгновения. Едва они родились, как им уже определили мужей, а дальше их ждала только тяжелая работа, и ранняя смерть от какой-нибудь болезни. Викинги же, напавшие на деревню, были нечто новое, волнующее, интересное.

Раньше я относился к этим ребятам в шлемах с рогами совсем иначе, а вот заново в памяти прожив эту жизнь, понял, что были они обычными бандитами, грубыми, жестокими, самодовольными и безграмотными. Не было в них ничего романтичного и величественного.

Мы плавали от одной деревни к другой, убивали, насиловали, грабили, а потом у себя в селении пили бражку и хвастались друг перед другом, кто и сколько людей убил, и скольких женщин изнасиловал. У всех были крепкие руки в мозолях от весла и меча. Мы жили разбоем, и это считалась высшей доблестью. Кто больше награбил, тот и считался более славным воином.

Это жизнь закончилась для викинга, в теле которого попала моя душа, в двадцать с небольшим лет. На нашу разбойничью ватагу на небольшом галечном пляже навалились вооруженные люди. Похоже, это была хорошо спланированная засада, сначала нас отсекли от нашей лодки, чтобы мы не смогли уплыть, потом окружили. Мы отбивались, сколько могли, но нападавших оказались больше, и они были лучше вооружены. У них имелись длинные копья и луки, такое оружие мы обычно не использовали, да и не нужно оно нам было для грабежа. А тут нам, похоже, попались настоящие воины. Одни воины не давали приблизиться к себе на расстоянии удара мечом длинными копьями, другие безжалостно убивали нас из луков.

Строй наш рассыпался, и мне всадили копье в спину. Умирал я долго, может даже не одни сутки, надо мной кружились чайки, и одна из стала клевать на второй день мое тело. Это было неприятно, потом стало все равно, и я умер. Бесславная жизнь и такая же смерть.

Когда снова вспоминаешь прошлые жизни, они так и остаются в тебе, больше не теряясь, так сказать, переносясь из долговременной в оперативную память. И уже легко при желании снова перенестись в прошлые времена, и вспомнить, каким было небо, как скрипела мачта, и как пах бурей ветер, как воняла тухлая рыба, которую мы обычно ели.

Я не знаю, как устроена память души, но убедился, что в ней фиксируется каждая минута прошлой прожитой жизни.

Учили ли меня чему-то прошлые жизни? Думаю, нет, но что-то оставалось от них в моей душе. Возможно, передавались какие-то черты характера, какой-то опыт.

В следующей жизни я воплотился в девушку с милым личиком, пышными формами и русыми волосами — сельская красавица. Не сразу, конечно, стала такой, было и младенчество и детство, но основные изменения в жизни начались в тот момент, когда она округлилась и набрала стать. Правда, если смотреть из сегодняшнего дня, я понимаю, что другого будущего у нее и быть не могло, да и было оно неплохим в сравнении с судьбой ее деревенских подруг.

От деревни в гору шла дорога, а наверху над ней, упираясь острыми шпилями в голубое небо, высился замок, сложенный из огромных гранитных валунов, в котором жил местный барон. Ему доложили, что в деревне появилась симпатичная девушка. Увидел меня управитель, который приезжал в деревню разбираться с должниками, зашел в гости к нам, а отец меня заставил накрывать на стол, чтобы смягчить гнев большого человека. Тот осмотрел меня со всех сторон, задумчиво похмыкал и уехал, сказав отцу, чтобы ждал гостей.

Но на следующий день приехал не он, а сам барон. Правитель наших земель внимательно меня осмотрел, приказал собираться и забрал с собой, заплатив родителям какие-то деньги. Барон взял меня в жены. Это была для меня и моей семьи огромная честь — шутка ли породниться с господином этих мест!

Барон привез девушку в свой замок и поместил в отдельно стоящую башню, в ней эта милая барышня и прожила всю свою жизнь. Башня была закрыта снаружи, ей даже выйти во двор не разрешалось, она могла только смотреть в узкое окошко на небо, обрыв и небольшой двор. Как я понял, так барон охранял себя от измены, чтобы гарантированно иметь от девушки свое потомство.

Вместе с барышней жила семейная пара — служанка, делающая всю женскую работу, ее пожилой муж, который делал мужскую. Девушку кормили, поили, одевали во множество разных юбок, в кучу каких-то повязок вместо нижнего белья, которые закреплялись бронзовыми заколками, на ноги танкетки с множеством ремешков.

Мыли в большой деревянной бадье, покрывая кожу какой-то разновидностью глины — насколько я понял, мыло в те места не дошло, может еще и не изобрели.

Раз в месяц приходил барон, выполнял свой супружеский долг, причем делал это без какой-либо нежности, словно необходимую, скучную работу, и сразу уходил. Так шли дни за днями, девушка родила ему двух мальчиков, и они стали единственной радостью в ее жизни. К сожалению, как только им исполнилось по шесть лет, отец забрал детей из башни, чтобы воспитывать их по-мужски, как воинов и правителей. С тех пор он к ней не приходил, посчитав, что больше она ему не нужна. Время проводил в пирах, развлекался с наложницами.

У нее осталось одно развлечение — смотреть на своих детей в окно, как они играли во дворе, и это стало ее болезненной страстью. Мальчики постепенно росли, взрослели, превращались во взрослых мужчин.

Так она на них и смотрела из окна, пока в возрасте сорока лет, не простыла и не умерла от тяжелой пневмонии.

Барон не пришел на ее похороны, он пьянствовал со своими многочисленными гостями и наложницами, а меня похоронили, сбросив в сером холщовом мешке с обрыва в море.

Вот и все мои прошлые жизни. Я не был значительным человеком, жил простой жизнью тех времен, но помню все детали: что ел, что носил, что делал. И считаю, что от каждой жизни мне достались некоторые черты характера: терпение от того азиатского крестьянина, который день за днем обрабатывал свою землю, выращивая зерно, приступы яростного бешенства, от викинга смелость берсерка, от баронессы смирение. Может быть, я ошибаюсь, но по-настоящему происхождение разных характеров у людей не определено наукой, возможно именно из особенностей прошлых жизней черты и появляются.

В последней жизни я родился с верхним энергетическим уплотнением, которая дала мне эмпатию и телепатию. Полагаю, что достался этот дар от жены барона. Так она переживала за своих детей, которых учили владеть оружием во дворе, так тянулась мысленно к ним, так хотела их обнять и хоть чем-то помочь, что это сформировало в ее душе такую способность. Думаю, так и развивается обычно душа, постепенно, приобретая свои черты, свои способности, понемногу превращаясь в нечто большее. Наверное, при небольшой подготовке любой сможет увидеть свои прошлые жизни и даже будущие, обычно для этого нужно только желание.

Что касается кармы. Как-то мне пришлось смотреть чужие прошлые жизни. Ко мне обратилась милая юная девушка с вопросом, кем же она была в прошлой жизни. Я посмотрел. Первое ее воплощение было времен Наполеона, по крайней мере оружие и форма, которые я смог увидеть, были именно той эпохи. Первое ее воплощение было в мужчину. На самом деле я проскочил быстро по ее жизни, выискивая ключевой момент. А он заключался в том, что восемнадцатилетний парень, который служил во французской армии, потерял свою девственность.

Правда, произошло это не самым лучшим способом. Французы захватили какую-то деревушку, по некоторым приметам мне показалось, что это была Польша. И там два старослужащих, два зрелых человека отправили этого парня в дом, где находилась девушка, отца которой они только что убили. Они подтрунивали над его девственностью и предложили ему это исправить. В общем, девушку он изнасиловал. Причем далось ему это трудно, он был сам застенчивым и добрым пареньком.

Но он это сделал, озверев, причем сначала ему пришлось девушку избить, но он больше боялся того, что над ним будут смеяться его однополчане, чем божественного возмездия. Дальше судьба паренька сложилась не самым лучшим образом, через пару месяцев его убили в бою. Вроде ничего странного, но только в следующей жизни, в которой эта девушка уже воплотилась в женщину, в возрасте лет пятнадцати ее грубо и жестоко изнасиловали трое солдат, причем это привело к разрывам и кровотечению, которое ее и убило. Во второй жизни, проще говоря, ей пришлось пройти через то, что она сотворила с другой девушкой в первом воплощении.

Вот это и есть карма, жестокий урок понимания, чего не стоит делать.