Эпилог. ОПАСНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

Эпилог. ОПАСНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ

Зеленый змей дернулся, лязгнув всеми своими сочленениями, и замедлил ход. Потом еще раз дернулся и встал. Теперь уже, похоже, надолго. Судя по тому, что состав загнали на запасной путь, слухи об оползне, повредившем где-то железнодорожное полотно, имели под собой некоторое основание. В это время года в здешних краях оползни не редкость. В здешних краях многое не редкость.

Тело Алекса, лежавшее большой нелепой куклой на жесткой вагонной полке, с первым толчком мотнулось и чуть не слетело на грязный пол. Но сидевшая рядом Женя, все еще не верящая в столь глупую, скорую смерть своего недавнего попутчика, схватила его за одеревеневшие в последней судороге плечи и не дала упасть.

Прошло уже почти десять минут с момента его кончины, и соседи по купе оставили попытки оживления. Бригада скорой помощи уже выехала и вот-вот должна была нагнать поезд, затерявшийся на запасных путях среди бесконечных товарных составов с рудой, углем, нефтепродуктами и кто его знает с чем еще. Бергалов убежал куда-то в поисках начальника поезда, Федор Иванович тоже ушел в неизвестном направлении. Рядом с мгновенно закоченевшим телом осталась только Женя. Глуповато-любопытные физиономии изнывающих от скуки пассажиров вагона то и дело всовывались в пространство плацкартного купе — и тут же исчезали, испуганные страшной гримасой на недавно смуглом, но выцветшем лице Алекса.

Бергалов перед уходом попытался было закрыть его разинутый и перекошенный рот — но тот словно заклинило, и заслуженный деятель искусств Алтайского края вдруг испугался что-нибудь сломать в этом уже непонятно кому принадлежащем мертвом биомеханизме.

Женя тоже была бледна. Тонкие губы сжались, а расширенные зрачки не отрываясь смотрели в стекленеющие глаза Алекса. Жизни в них не было, но... виделось девушке начало уходящей в беспредельность тонкой нити с неведомым смыслом на ином ее конце. В наступившей с остановкой поезда тишине ощутила юная шаманка, как та незнакомая сила, что вошла в нее десять минут назад, когда ее руки ласкали камень артефакта, вновь оживает и разворачивается, словно пробуждающаяся змея, скользит обжигающим холодом по позвоночному столбу, пульсирует жидким пламенем в голове, бьется, ищет что-то... Кого-то. Миг — и грань самовосприятия преломила сознание Жени, ставшей Змеей, устремленной за ускользающим возлюбленным. Не в силах сдержать рвущийся к цели поток энергии, Женя со стоном пала на окостеневшую грудь Алекса и впилась в перекошенный последним криком рот глубоким поцелуем. Она не понимала своих ощущений, но теперь уже точно знала, что будет дальше. Извиваясь всем телом, ведьма намертво вцепилась в исчезающий кончик тонкой нити. И — чудо! — хлынувшая из нее нескончаемым потоком энергия наполнила эту слабую и ненадежную связь живительной силой. Уже не различая себя и вырастающую в бесконечность, с каждым мгновением все более разбухающую энергетическую артерию, воссоединяющую ее с любимым, змее-женщина, трепеща от восторга, ощущала стремительное приближение чего-то ужасающего своей мощью. Сверхструна то ли артерии, то ли пуповины яростно вибрировала и сокращалась, раздирая пространства и времена, разлучившие змееженщину и Великого Дракона. С ревом ворвавшись в Мир Страданий, Он заполнил собой все его пределы, сплетаясь с вечной своей подругой во всеразрушающем Танце Освобождения...

Со звуком сработавшей вхолостую мышеловки защелкнулись челюсти Алекса. Лицо его налилось краской, а в глазах заплясало пламя безумия. В том же пламени сгорала юная шаманка, в беспамятстве срывавшая одежду с обоих корчащихся на полу купе тел, сдиравшая ее, словно омертвевшие змеиные шкуры.

Страшные, нечеловеческие звуки безумной оргии вкупе со взрывной волной чуждой энергии гнали стадо обезумевших от ужаса пассажиров прочь из вагона, как можно дальше от эпицентра Со-Бытия. Сгрудившись в тамбурах, они выпрыгивали из поезда и, толкаясь, протискивались в соседние вагоны, заражая остальных пассажиров, уже ощутивших смутную тревогу, вирусом своей неуправляемой паники.

Неожиданно появившийся Федор Иванович, с боем пробившись сквозь месиво тел внутрь вагона, делал отчаянные попытки сдержать творящийся там беспредел. Невероятно, но за последние четверть часа он заметно постарел, и теперь определение «старец» было в отношении него вполне уместным.

Заняв величественную позу над воющим, хрюкающим, шипящим и бьющимся в экстазе двуединым существом, старец-ведун воздел руки и начал нараспев произносить слова древней молитвы-заклинания, призывающей самых могущественных богов и духов Вселенной, дабы усмирить Хаос и остановить Разрушение. Но не успел он пропеть на древнерусском праязыке и нескольких слов, обращенных к владыке Велесу, как извивающийся в судороге страсти клубок тел издал очередной хриплый протяжный стон, взбрыкнул нижними конечностями — и чья-то смуглая (или грязная?) пятка нанесла мощный удар в область жизненно важных органов старца.

Ойкнув на полуслове, он взвыл, перекрыв стоны яростного совокупления, и повалился на пол, схватившись обеими руками за причинное место. Следующий удар одной из четырех ног вследствие ее спонтанного и неожиданного распрямления пришелся Федору Ивановичу прямо в висок и надолго выбил старца из Яви.

Возможно, это было начало гибели Мира Грязи. Возможно, волны Хаоса, разбегающиеся из эпицентра, могли вот-вот опрокинуть устои Мира и обрушить его внутрь себя. Но этого не случилось. Вероятно, те несколько слов заклинания, которые успел произнести Федор Иванович, все же развернули Первочеловека ликом Велеса в Явь, и узрел он творящееся там безобразие.

Так или иначе, но в вагон стремительными шагами вошел Бергалов. Лицо его, озаренное нездешним светом, было хмуро и полно решимости. Огромные изогнутые рога почти явственно венчали его уродливый череп, а с плеч словно бы ниспадал плащ из лохматых шкур. Вслед за Велесом-Бергаловым, еле поспевая, семенил начальник поезда, за ним редкой цепочкой следовали милиционер, врач и два санитара.

Перешагнув через неподвижное тело старца, человекоорудие бога схватило огромными руками-клешнями все еще продолжающее дергаться в непрекращающемся экстазе тело дочери и, легко подняв его, кинуло на боковую полку. Тело Алекса было подхвачено под мышки и усажено на полку внутри отсека, уже неоднократно явившую ему сегодня свое казенное гостеприимство. С брезгливой гримасой набросив дорожное полотенце на эрегированный фаллос Алекса, богочеловек грозно нахмурил брови и вопросил громовым голосом, от которого бросило в дрожь даже бывалых санитаров:

— Ты что творишь, змееныш?! В глаза смотреть, в глаза!

Глаза Алекса бессмысленно вращались, а тело совершало непроизвольные движения всеми членами. Он был явно не в состоянии сконцентривать внимание в каком-нибудь одном мире, пребывая одновременно во множестве.

— Значит, так: составим протокол. Только сначала парнишку связать надо. Ишь как его колбасит. Это какой же дрянью они обдолбались? — сказал милиционер, высовываясь из-за плеча Велеса-Бергалова и пытаясь его оттеснить.

— Сгинь, перунова отрыжка! Не до тебя сейчас! — проревел Велес-Бергалов и легким движением плеча отбросил стража порядка на несколько метров.

Но тот явно не желал оставлять инициативу в не заслуживающих, на его взгляд, большого доверия руках.

— Эй, папаша, потише! Я понимаю ваши чувства, но все будет по закону. Сейчас в протокольчике все и оформим: и изнасилование, и употребление наркотиков, и нарушения общественного порядка, и порчу имущества, и избиение пассажиров. — Милиционер сочувственно кивнул в сторону Федора Ивановича, возле которого уже хлопотал врач. — Как там со стариком — что-нибудь серьезное?

— Приходит в себя. Переломов нет, но наверняка сильное сотрясение мозга. Надо бы его обследовать и понаблюдать. В больницу сейчас поедем, дедушка! — Последние слова доктора были адресованы приоткрывшему глаза и пытавшемуся сесть Федору Ивановичу.

В течение разговора телоохранителя и телоцелителя тело Бергалова, заполнявшее почти весь проем между полками отсека, оставалось неподвижным и молчаливым. Растопырив руки и низко склонив голову, словно изготовясь бодаться, оно нависало над прекратившим непроизвольные движения телом Алекса. Стороннему наблюдателю не дано было узреть той беспощадной битвы, что разгорелась меж двумя носителями тел, скрестившими пылающие мечи взглядов. Протуберанец красно-бурого огня встретился с зелено-синим пламенным клинком. Сторонним наблюдателям, как мы уже сказали выше, видна была лишь массивная спина Бергалова, да еще босая ступня, служащая логическим завершением смуглой, покрытой редким черным волосом правой ноги Алекса.

И все же страшное напряжение, сковавшее противоборствующие стороны, вдруг стало настолько ощутимым, что сами собой смолкли, завязли в нем все звуки, а слова, готовые сорваться с языка, обратились в липкую патоку безмолвия и законопатили рты говоривших. Легкое посапывание свернувшейся калачиком на боковой полке Жени, неожиданно успокоившейся и уснувшей, только подчеркивало, обрамляло звуковым пунктиром глубину воцарившейся тишины.

Тяжелыми каменными валунами пали в омут молчания слова Велеса, произнесенные инфернально низким басом:

— Пойми, Дракон, ты лишний в нашем мире. Вернись в исторгшие тебя небес кромешные глубины. Заклинаю Одним, Двумя и Одним, Тремя, Двенадцатью и Пятью!

Слова эти, не успев затихнуть, отозвались неясным движением и вспышками света. Рогатая фигура Велеса пошатнулась, словно не в силах сдержать возросшего напора, а утратившее часть поддержки тело Бергалова сделало несколько неловких шагов, отступая из отсека купе в проход вагона.

В этот миг стоявшему за ним милиционеру почудилось, будто обнаженное тело Алекса парит в пространстве в позе лотоса, источая сияние. То ли охнув, то ли крякнув, лейтенант пал на колени и хотел было перекреститься, но забыл, бедолага, какой рукой совершается знамение. А в следующий миг и передумал, разглядев, что Алекс всего лишь сидит, скрестив ноги, на столике купе спиной к окну, подсвеченный сзади случайным лучом фонаря обходчика.

Казалось, Алекс слегка улыбался. Длинные темные волосы, обрамлявшие узкое восточное лицо, в луче фонаря обрели ненадолго золотистый ореол, а трехдневная щетина в сочетании с сияющими голубыми глазами придавала облику изрядную иконописность.

Попятившийся Бергалов едва не сел с размаху на мирно спящую Женю, но устоял на полусогнутых ногах, щеря в гримасе тридцать два золотых зуба. Затем, распрямившись и издав нечленораздельный рык, вскинул руки над головой. Он не стал произносить заклинаний и не бросился на Алекса с кулаками. Нет. Вместо этого он сдернул с третьей полки уже знакомый нам чемодан и, прижимая его к животу, щелкнул запорами. Не церемонясь особо с содержимым, Валерий Анатольевич громыхнул артефактами и вытащил пачку зеленоватых бумажек в банковской упаковке. Отслоив несколько купюр, он сунул их в нагрудный карман лейтенанта, потом рывком поднял его с колен и придал импульс в сторону выхода из вагона. Примерно то же он затем проделал с начальником поезда, врачом и санитарами, попутно кратко, но убедительно порекомендовав забыть все произошедшее. С Федором Ивановичем вышла заминка, и после недолгого препирательства старик все же остался в вагоне. Он затаился на боковой полке соседнего отсека, исподлобья глядя на Алекса.

— В нашем мире нет твоей власти, Дракон. Знание твое здесь никому не нужно! Тем более на Тройе. Здесь я и Бог, и царь! Я воплощаю все мечты и устремления людей! — произнес Бергалов-Велес, вернувшись в купе и встав напротив Алекса. Левой рукой он продолжал сжимать пачку долларов, а правой — извлеченный из кармана дорогой эксклюзивный мобильник.

Ничего не ответил Алекс. Все так же невозмутимо улыбаясь, сидел он на столике. Взгляд его обращен был на спящую Женю.

Бергалов же завершил свою тираду поднятием правой руки и нажатием клавиши телефона. Хотя его жест и не выглядел эффектным, он возымел весьма быстрые и неожиданные последствия. Впрочем, неожиданными они оказались только для единственного оставшегося в вагоне вменяемого зрителя — я имею в виду Федора Ивановича.

Не прошло и пяти секунд после телефонного вызова, как в обоих концах вагона возникли словно бы ниоткуда серые фигуры. Четверо подтянутых молодых людей в безупречно сидящих дорогих серых костюмах и в очках-хамелеонах на неразличимо схожих невыразительных лицах быстрыми бесшумными шагами приблизились к отсеку с двух сторон и выстроились за спиной Бергалова. При их появлении Федор Иванович, стараясь казаться как можно менее заметным, мгновенно закутался с головой в одеяло, оставив лишь маленькую дырочку для наблюдения. Пришедшие, однако, не обратили на него никакого внимания.

Бергалов-Велес торжествующе захохотал, а затем произнес, ернически улыбаясь и подмигивая:

— Ну что, Дракон, сейчас ты отправишься восвояси. А твоего симбионта ждет центральный Охренитель и новое воплощение — в виде клетки моего тела. Действуйте!

Последнее слово было обращено уже к четверым серым.

Разбуженная отцовским хохотом Женя села на полку и, поджав ноги, попыталась прикрыться обрывками своей одежды. Девушка явно утратила понимание происходящего. Но Алекс тут же ощутил ее возвращение в Явь. Легко спрыгнув со столика, он направился к подруге, по пути растолкав группу в серых костюмах и отодвинув в сторону Бергалова. Вскользь коснувшись толстой денежной пачки в его руке, он кивнул улыбнувшемуся оттуда в ответ Златобогу.

Все беспокойство Федора Ивановича, отчаянно потевшего под теплым одеялом, вытеснил единственный животрепещущий вопрос: почему? Почему серые, всегда на порядок превосходившие в стремительности действий жителей планеты, сейчас стоят, неловко переминаясь с ноги на ногу, и ничего не предпринимают? Почему могучий Бергалов, доселе надежно одержимый планетарным владыкой, вдруг замер, бессильно опустив руки, тупо уставившись в пространство пустыми глазами? И что происходит на соседней боковой полке, к которой несколько минут назад приблизился Алекс?

Чтобы увидеть, старцу пришлось бы пошевелиться и высунуть голову из-под одеяла. Но он не спешил делать столь отчаянный шаг. Одеяло представлялось ему хоть и жаркой, однако вполне надежной защитой — от серых, от Алекса, от Бергалова, от Жени, да и от всего пугающего мира Яви-Нави. Старец не понимал, что в последние полчаса утратил почти все древнее Знание, поддерживавшее жизнь бессмертного ведуна. Федор Иванович стремительно и неуклонно впадал в старческий маразм.

<.. >

[Здесь заканчивается описание событий, напрямую связанных с материалом второго тома и призванных по -мочь его наилучшему пониманию. Последующие события описаны в третьем томе, посвященном миссии Алекса в Мире Страданий, кругу Умной Веди и иным практикам Бессмертия.

Ниже приведено нечто вроде небольшого напутствия, данного Алексом его российским последователям во время недавнего общения в интернет-конференции.]

Избежав ложного бессмертия, которым в ближайшие годы будут обременены жители тюремной планеты, важно не поддаться соблазну и не впасть в иной вариант псевдобессмертия, занявшись бесконечным серфингом на волне гойной силы. Конечно, с помощью магии или науки можно неопределенно долго странствовать на этой волне по ложным мирам — отражениям Порченого Мира. Но существование между Явью и Навью ведет к утрате связи с Источником Жизни — к утрате единственного шанса выбраться из Мира Страданий. Выход означает не утрату, а обретение полноты Многомирия (Мультиверсума). Вам, русскоязычным практикам, следует накрепко запомнить, что Истинное русское Бессмертие — не в победе Израиля над Богом и Егория над Змием. Нет! А Истинная Любовь — не в смешении Света с Тьмой. Не в сером мареве. И не в многомерной мережке, сотканной из драгоценностей ваших душ. Не верьте, что существует формула, соединяющая Бессмертие, Любовь и Свободу.

Не верьте мне!

Верьте Себе.