Глава 5. Знаки дороги
Глава 5. Знаки дороги
Утро понедельника не заладилось как-то сразу. Солнце упорно не желало вставать, небо от горизонта до горизонта сплошь затянули серые дыряво-перистые облака. Как всегда по утрам, мы с рассвета были в степи. Сегодня тренировка вестибулярного аппарата продолжилась: я училась держать энергетический баланс тела. Домна Федоровна ставила мне на макушку головы деревянную миску с водой, и в таком виде я должна была ходить, концентрируя энергию центра тяжести в районе солнечного сплетения. Однако, как я ни старалась, миска все время шлепалась оземь, вода расплескивалась, и скоро на мне не осталось сухого места. Знахарка хмурилась, объясняла секрет приема снова и снова, но результат был все время одним и тем же: миска ни в какую не хотела оставаться на моей голове, и с первым же шагом соскальзывала вниз. Наконец моя наставница нетерпеливо вздохнула, в который раз наполнила миску водой из ручья, поставила себе на голову, и, отрывисто бросив: «Смотри!», плавно шагнула вперед. Однако не успела она пройти и трех метров, как миска вдруг сдвинулась в сторону, съехала набок и упала, оставив мокрый след на рукаве целительницы. Домна Федоровна удивленно вскинула брови, подняла миску, повертела ее в руках:
— Вот это дела! Неужто старею?
— Не расстраивайтесь, Домна Федоровна! Наверное, посудина какая-то неправильная попалась…
— Всю жизнь была правильная, и вдруг стала неправильная? Нет, тут что-то другое. Ну, раз сегодня не ладится, пошли домой.
Калитвинский пес по кличке Автур (помесь кавказца с водолазом), обычно спокойный и тихий, бросился к нам из-за ворот с громким лаем. Едва хозяйка открыла калитку, он выбежал на дорогу, стал кататься из стороны в сторону и часто подтявкивать. Мы направилась в дом, но тут прямо за спиной раздалось гулкое сухое стрекотанье, словно палили из детского автомата. Вздрогнув, я обернулась. На дубе, росшем прямо за воротами, сидела сорока невероятно яркой расцветки. Ее оперенье было не просто черно-белым, оно сочетало в себе резко контрастирующие оттенки ослепительно снежного с блестящим, будто лакированным, иссиня-черным. Домна Федоровна вернулась к калитке. Подняла голову и долгим пристальным взглядом смотрела на сороку; сорока, в свою очередь, глядела на целительницу и трещала так, словно пыталась сообщить какое-то важное известие. Казалось, женщина и птица прекрасно понимают друг друга; я встряхнула головой, отгоняя мысли о колдовстве, и пошла на кухню готовить чай. Чайник засвистел, я заварила напиток так, как учила меня Домна Федоровна, дала немного настояться и разлила по чашкам. Накрыла на стол, и в этот момент вошла знахарка. Не глядя на меня, она направилась к плите, достала с полки пару чашек, налила чаю; взяла и тут же уронила на пол две чайные ложки. Подошла к столу, взглянула на него, подняла глаза на меня и застыла с чашками в руках. Выражение ее лица, все утро сосредоточенное и сердитое, резко изменилось. Глаза просияли, губы раздвинулись в улыбке, она задорно, звонко сказала:
— Завтракай живее, Дарья! Рассиживаться некогда: важные гости спешат!
Мы быстро расправились с завтраком и пошли в летнюю кухню. Знахарка поставила передо мной полмешка картошки и огромную, литров на пятьдесят, кастрюлю. Сама же растопила грубку, поставила на нее чан с водой и вышла из кухни. Минут через двадцать вернулась, я помогла ей снять с печи кипяток и вынести во двор. Здесь, прямо на траве, лежала крупная тушка только что обезглавленного гуся. Знахарка окунула его пару раз в горячую воду, села на скамеечку и стала быстро и ловко щипать пух и перья, сортируя их в разные кучки соответственно размеру. Дело спорилось быстро; хозяйка время от времени давала мне короткие указания, что надо делать. Я сходила на огород, нарвала зелени, мелко нашинковала два больших кочана капусты, нарезала соломкой не меньше килограмма моркови, протерла сквозь сито штук тридцать моченых бочковых помидоров.
В кухонных хлопотах мы провели весь день до самого вечера. Все это время в голове вертелись события странного утра, которые не терпелось поскорее разъяснить.
Но сесть и перевести дух мы смогли только после ужина. Я тут же воспользовалась моментом и спросила:
— Домна Федоровна! А вы мне не говорили вчера, что ждете гостей! И Федор молчал, и Алексей Петрович ни слова…
— А мы вчера и не знали, что будут гости, — абсолютно спокойно ответила она.
— Вам что, с утра кто-то позвонил?
— Никто мне не звонил… Да ты и сама это знаешь, мы же все утро вместе. Разве ты слышала звонок? Видела, чтобы я говорила по телефону?
— Тогда объясните мне, наконец, откуда вы узнали, что будут гости, и что их будет много — иначе зачем мы наготовили, как на свадьбу?
— А сорока на хвосте принесла.
У меня по спине пробежали мурашки. Неужели таки колдовство?
— Та самая, которая на дубе?
— Она.
— Эта сорока что, дрессированная? Вроде почтового голубя?
Знахарка рассмеялась:
— Нет, скорее, это я дрессированная.
Я непонимающе посмотрела на нее.
— Ну, с детства наученная знаки толковать.
— Что за знаки, Домна Федоровна? Какие-то особенные, тайные? Я их увидеть не могла?
— И ты видела, да только не знала, что это все значит. Вспомни, как утро началось. Миска с водой у тебя с головы сваливалась? Сваливалась. А у меня? То же самое. Пес на дороге катался, сорока над воротами стрекотала. Из рук ложки падали, кошка намывалась, а за завтраком на столе две лишние чашки оказались! Когда случайно ставишь одну лишнюю чашку, рюмку или тарелку, и то уже ясно: кто-то придет. Ну, а если две, значит, гостей будет много! Смотри, сколько знаков с утра нам с тобой было… приметы верные — гости важные едут, по делу неотложному.
— Домна Федоровна… Если честно, мне немного странно слышать от вас подобные вещи. Вы учите меня Казачьему Спасу и все время подчеркиваете, что это не волшебство и не мистика, а жизненная система, построенная на физических законах природы… Все эти приметы, якобы говорящие о том, что будут гости, отдают банальными суевериями. Ну вот скажите, какая связь между сорокой на дубе и упавшими ложками? Между лишними чашками чаю и лающей собакой? Под какой физический закон это можно подвести?
— Видишь ли, доня, в чем штука… Если ты увидала действие закона, который существует, но о котором ты не подозреваешь, это вовсе не значит, что тебе просто показалось. Вот скажи, тебе не кажется суеверием примета — если сегодня солнце садится в тучи, завтра будет дождь? А если оно при этом красное и большое, то вместе с дождем можно ожидать и сильный ветер?
— Ну, это как раз не суеверие, а естественные природные признаки, говорящие о перепаде атмосферного давления, которое и ведет к изменению погоды.
— Вот и здесь то же самое. Точно так же как надвигающийся грозовой фронт извещает о себе какими-то изменениями в окружающей среде, так и любые жизненные события предваряются особыми приметами. Пространство жизни едино для всей Вселенной и всех существ, ее населяющих. Однако это пространство разделено на уровни, плоскости, или планы существования — называй, как хочешь. Человек — это тоже план бытия, и он, в свою очередь, подразделяется на несколько других: интеллектуально-духовный, эмоционально-психический (или душевный), и, разумеется, физический, видимый. То есть, дух, душа и тело. Есть более общие уровни, включающие в себя, например, ближайшее окружение человека — семью, дом, повседневные занятия. Там, за границей этого ближнего круга, начинается другой круг бытия. При этом в каждом плане, в каждом жизненном круге обязательно отражаются изменения, происходящие во всех остальных. Все мироздание — это единый организм, и в любой его частице записана информация обо всем на свете, точно так же, как в малюхонькой клеточке содержится сложнейший генетический код всего организма, со всеми его признаками, от цвета волос до наследственных заболеваний. Меняется информация в одной части мира — тут же изменяются и все остальные его части. Древние недаром сказали: что наверху, то и внизу. Так и здесь. Привычный нам с тобой мир дома, наших занятий, обычного течения жизни сегодня столько раз нарушался! Всякий раз, когда все вдруг начинает идти не так, валиться из рук, это повод остановиться и прислушаться к пространству: что там происходит? О каких переменах возвещают перебои в привычном жизненном ритме? Ты пойми, что сознание — это лишь небольшая часть внутренних мыслительных и духовных процессов, так сказать, вершина айсберга. Скрытая часть, подсознание, всегда заранее знает о надвигающихся событиях. Вот и в нашем случае, подсознание — твое и мое — знало, что гости торопятся. И всеми способами пыталось достучаться до сознания, чтобы предупредить: скоро ближний круг пространства изменится. Отсюда неловкость, случайно налитые лишние чашки… Пес тоже почувствовал приближение гостей и сказал нам с тобой об этом на доступном ему языке. Сорока же — птица не домашнего круга, она посланец, прибывший к нам из другого мира, мира дороги, который начинается сразу за воротами. Так что видишь, весь секрет в том, чтобы знать иные, бессловесные языки, на которых говорит наше подсознание, говорят люди и животные — жестами, поведением, говорят вещи и погодные явления. Когда выучишься этим языкам, тогда и начнешь верно прочитывать знаки… Тем более, такие явные, как знаки дороги.
— Эти знаки дороги чем-то отличаются от всех других?
— Конечно. Путь-дорога — это особое состояние жизни, основа бытия. У всего сущего есть свой путь, и на уровне бесконечного Космоса, и на уровне клетки, и на уровне мельчайшей из известных человечеству частиц — нейтрино. Даже смерть — это дорога, недаром об умершем говорят: отправился в последний путь… Кстати, дорога смерти всегда посылает свои знаки тому, кто вскоре должен уйти из этой жизни. А также его близким.
Знахарка помолчала, и медленно, как бы неохотно, произнесла:
— Ты вот сама не знаешь, а перед тем как ко мне попасть, уже одной ногой на этой смертной дороге стояла.
Меня бросило в дрожь.
— И вы так спокойно об этом говорите? И только сейчас? Почему же вы не сказали мне это раньше?
— А потому что не надо тебе этого было знать раньше. Все узнается в свое время.
— Я не понимаю… вы поставили меня на ноги буквально за сутки. Разве умирающего возвращают к жизни так скоро? Почему вы считаете, что я должна была умереть?
— Пес перед тобой на дороге выл всю ночь. А ведь гроза была! Сколько я его в хату не загоняла, (в дождь собачка с нами спит, в доме), нипочем не шел! И дятел в окно стучал… Тебе-то самой никаких примет не было?
— Да вроде нет… Я себя как-то резко плохо почувствовала… Разве что галлюцинации за приметы считать…
— Так-так… И что ты видела?
— Курган я видела, а из него мертвые встают. Воины на конях… не то монголы, не то скифы….
— На конях?! Ой, доня… Ты точно в рубашке родилась… Не было такого случая, чтобы больному лошади снились, и он выздоравливал. Такой сон смерть предвещает скорую…
— Но вы ведь меня все-таки спасли! Значит, не все приметы сбываются!
— Я тебя, друг мой, отмолила… Тебя Петро привез, ты не дышала. На лавку положили, что труп. Я руку взяла, пульс слабый-слабый… Глаза закатились… Сразу стало понятно: какая-то сильная инфекция, организм прочищать надо, но при такой слабости ты бы все мои процедуры вряд ли вынесла. По хорошему, тебе дыхательный аппарат да под капельницы, но такого я не держу, давно людей приучила — в критических состояниях надо не ко мне, а по скорой в реанимацию. А тут как на грех дорогу размыло… Ну, думаю, видно, судьба ей у меня помереть. А потом как озарило — может, потому ко мне и попала, что только я помочь могу? Если так, надо скорее вытаскивать тебя со смертной дорожки, в жизнь возвращать! Перво-наперво я тебя раздела, одежку твою наизнанку вывернула, опять надела. В лампаде фитилек перетянула, с другого конца зажгла. Сама обувку с левой ноги на правую переодела, платок углом вперед повязала. Держу тебя правой рукой за левую и молитвы по-особому читаю: все слова в обратном порядке. Долго читала, рука затекла. Глаза чуть прикрою, вижу: стоишь ты на широкой дороге в темном саване, белым пояском перепоясана. Дорога длинная, за горизонт тянется, в ночное небо уходит. Я тебя за плечи обнимаю, идти назад уговариваю, а ты вперед смотришь, на это небо далекое, на звезды сияющие, и будто манит тебя туда. Вот человек на дороге показался, весь в облаке света, к нам быстро-быстро приближается, словно по воздуху летит. Стал он с нами рядом и мне говорит: беру у тебя душу смертную, а взамен даю дочь духовную. Снял с тебя поясок белый, а вместо него красный повязал, тут же саван твой в обычное платье превратился. Очнулась я, гляжу — ты задышала, пульс забился. Ну, я скорей тебе желудок, кишки промывать, затем вином кровь чистила. Часов двенадцать возилась, пока температура спала. А там заснула ты, и встала уже здоровая.
— Вот так дела… А что означают слова того человека на дороге?
— А означают они, что знание свое я тебе должна передать. Ты тогда ведь умерла, доня, одна жизнь у тебя закончилась. А теперь у тебя другая жизнь, и прожить ты ее должна с Казачьим Спасом, затем тебе она и дарована.
— Получается, у меня и выбора другого нет? А если я знание ваше воспринять так и не смогу, или пойму неправильно?
— Казачий Спас, Дарья, неправильно понять нельзя. Это поток Духа, если ты в него один раз вошла, он тебя будет сам вести всю жизнь. Теперь ты ничего сделать не сможешь, если Казачий Спас не позволит.
— Что ж мне теперь, можно расслабиться, ничего не делать и не думать ни о чем, раз все мои дальнейшие действия уже предопределены?
Целительница усмехнулась:
— Попробуй. Только тебе самой-то хочется такую расслабленную да ленивую жизнь вести?
— Совсем не хочется! Наоборот, чем больше я узнаю, тем больше учиться тянет, все понять поскорее… Это как будто крылья растут!
— Вот видишь. Так что учись, впитывай, наблюдай, делай выводы, задавай вопросы. Только не торопись, помни: поспешишь — людей насмешишь.