ПОДАРОК ВЫСОКОГО

ПОДАРОК ВЫСОКОГО

Руны найдешь

И постигнешь знаки,

Сильнейшие знаки,

Крепчайшие знаки.

Хрофт их окрасил,

А создали боги

И Один их вырезал

«Речи Высокого»

Эти тайные знаки от века будоражили воображение как высоколобых ученых, так и простых обывателей, встречавших их подчас в самых неожиданных местах: на руинах древних построек, на боках обомшелых менгиров, одиноко стоящими вдали от людского жилья, на камнях, случайно вывороченными плугом из земли, на бревнах плавника, приносимых морскими течениями. Их угловатые очертания смотрели на мирных наследников великих героев с клинков прадедовского оружия, с выпуклых боков изрубленных острым железом щитов. Они украшали собой семейные реликвии, дошедшие через многие поколения, и даже стены старых христианских церквей — храмов новой религии, надолго стершей их из людской памяти.

Руны древнего скандинавского алфавита были настоящей загадкой, едва ли менее притягательной, чем египетские пиктограммы. Причина этого в первую очередь в том, что их значение отнюдь не исчерпывается простой алфавитной функцией. За каждым знаком, мало того, за каждым их сочетанием стоят сложные символы, понятия, используя которые можно воссоздать картину мира, каким его себе представляли германские мыслители дохристианской эпохи. Руны были и остаются их посланием потомкам.

Именно это свойство делало их незаменимым элементом религиозных и магических обрядов. Они присутствовали везде, где необходимо было оперировать сложными понятиями, выходящими за пределы обыденного, философскими категориями. Использовались они и для гадания. Римский историк Тацит в посвященной северным соседям империи книге «Германия» пишет, что это происходило достаточно часто: «Нет никого, кто был бы проникнут такою же верою в приметы и гадания с помощью жребия, как они. Вынимают же они жребий безо всяких затей. Срубленную с плодового дерева ветку они нарезают плашками и, нанеся на них особые знаки, высыпают затем, как придется, на белоснежную ткань. После этого, если гадание производится в общественных целях, жрец племени, если частным образом — глава семьи, вознеся молитвы богам и устремив взор в небо, трижды вынимает по одной плашке и толкует предрекаемое в соответствии с выскобленными на них заранее знаками. Если оно сулит неудачу, повторный запрос о том же предмете в течение этого дня возбраняется, если, напротив, благоприятно, необходимо, чтобы предреченное, сверх того, было подтверждено и гаданием по полету птиц». При этом, сколь можно себе представить такого рода гадание, задачей гадателя было подчас не просто толкование, но и интерпретация смыслового значения рун в соответствии с текущим моментом, то есть фактически моделирование ситуации. Так что руны могли служить, помимо прочего, еще и инструментом для непрямого, скрытого насаждения определенных моральных норм или для того, чтобы исподволь донести до подданных волю правителя. Это было весьма действенное тайное оружие в руках людей, наделенных знанием, умеющих с ним обращаться, — истинно магический инструмент.

Собственно, сакральное значение рун заложено в самом их названии: одно из значений слова «руна» — тайна. Именно в этом значении используется оно, например, в «Прорицании вельвы»: «Встречаются асы / на Идавель-поле <…> / и вспоминают / о древних событьях / и рунах древних / великого бога». То есть о тайнах, которые он познал во время ритуального жертвоприношения и передал людям. Вот, как описывает это в своей Эдде Снорри Стурлусон: «Один отправился в Утгард, Страну Зла, к Мировому Древу. Там он вырвал глаз и принес его в жертву, но этого показалось мало Стражам Древа. Тогда он отдал свою жизнь — решил умереть, чтобы воскреснуть. Девять дней он висел на суку пронзенный копьем. Каждая из восьми ночей Посвящения открывала ему новые тайны бытия. На девятое утро Один увидел под собой начертанные на камне руны-буквы. Отец его матери, великан Бельторн, научил его вырезать и окрашивать руны». Тайные знаки, принесенные верховным богом из небытия, поднятые им от подножия Мирового Древа были квинтэссенцией открывшихся ему тайн. Был ли Один реальным, но мифологизированным историческим персонажем, действительно составившим древнегерманский алфавит, или руны были коллективным творением, ясно одно: это не просто буквы, а зашифрованная философская система.

Справедливости ради необходимо сказать, что и наши славянские предки не были чужды культуры использования рунических письмен. По крайней мере если верить «Сказанию о письменах славянских» болгарского монаха Храбра и писаниям немецкого летописца Титмара Мерзенбургского. Впрочем, провести четкую границу между славянами и германцами на ту пору было не так просто. Славянские князья мало чем отличались от скандинавских конунгов, культура русичей и варягов, как ни любят отрицать это убежденные западники, была весьма сходна, так что и существование сходного алфавита тоже вполне можно допустить. Особенно по прочтении соответствующего пассажа Аль-Масуди о «таинственных черточках», имевших волшебное значение и служивших славянам для прорицания.

Но, как это ни печально, подобные утверждения относятся к категориям «возможно» и «предположительно». Для тех, кто каждый день пользовался рунами, даже мыслил категориями рун, они были настолько само собой разумеющейся частью окружающего мира, что говорить о них что бы то ни было специально не было никакого смысла и никакой необходимости. Поэтому подробных сведений об этих священных знаках, о том, пользовались ли ими конунги Валдамар и Ярислейф[6], до нас не дошло.

Предки не оставили нам также никаких разъяснений, никаких инструкций к их таинственному наследству. Поэтому все, что известно нам о руническом письме, основывается главным образом на изучении предметов и памятников, на которых изображены древние знаки: могильных и памятных камней, оружия, инструментов и украшений, амулетов и оберегов. Утешает, что предметов этих к нынешнему дню найдено достаточно много — порядка шести тысяч. То, что рунические памятники столь многочисленны, объясняется тем, что руны были в ходу никак не меньше тысячи лет, техникой их начертания владели многие, и как следствие выполненные этими знаками надписи сохранились на территории от Гренландии до Константинополя, то есть повсюду, куда заносило морских бродяг — викингов.

Некоторые сведения о том, как пользоваться скрытой в рунах силой, можно получить и из скандинавских саг. Так, области применения этих письмен в общем очерчены в эддических «Речах Сигрдривы»: врачевание, раскрытие обмана, охранные заклинания и пр. А некоторые методы работы с ними описаны в «Саге об Эгиле», посвященной жизни великого скальда и эриля[7]. Есть сюжеты связанные с рунами и в более поздних исландских сагах, например в «Саге о Греттире». Там вырезанные на дереве и окрашенные кровью письмена используются в злых целях — для навлечения проклятья на голову врага. Подтверждения того, что руны и впрямь использовались подобным образом, иногда попадают в руки археологов: любовные амулеты из олова и свинца, заклинания от болезней, подобные знаменитой лечебной палочке из Рибе[8]. Однако сведения эти настолько отрывочны, что свести их в стройную систему можно, лишь скрепив изрядным числом предположений и допущений.

Впрочем, о чем можно говорить с определенной уверенностью, так это о том, что до нас, вероятно, дошли далеко не все руны, существовавшие изначально. Дело в том, что, хотя некоторое количество знаков было общеизвестным — достаточным, чтобы посулить горе и многие беды тем, кто посягнет на украшенный письменами предмет, — пользоваться всем массивом знаков могли лишь избранные. Судя по всему, язык рун был своего рода тайным шифром эрилей. Причем шифром достаточно сложным: до сих пор многие надписи не дешифрованы, а некоторые считаются рунической абракадаброй. Исследователи признают, что в них есть закономерности, свойственные вполне самостоятельному языку, но заявляют, что «язык старшерунических надписей не может быть отождествлен ни с одним из древнегерманских диалектов». Из двух сотен надписей, выполненных знаками Старшего футарка[9], дешифрованы, таким образом, далеко не все.

Несколько проще обстоит дело с символическим значением рун. В нашем распоряжении есть определенное количество скальдических песен, созданных специально для запоминания тайных знаков, «Лейденская рукопись», «Сент-Галленская», «Abecedarium Nordmannicum», «Венская рукопись». Однако беда всех этих источников в том, что созданы они были слишком поздно, когда эпоха рун уже катилась к закату. Поэтому многие рунологи предполагают (и с ними отчасти можно согласиться), что до нас дошли отнюдь не все символы. На деле их было множество, несколько сотен или даже тысяч, но нам остались лишь самые распространенные, часто употребляемые или — в качестве варианта — наиболее известные за пределами сообщества эрилей. В пользу этого утверждения говорит то, что во всех известных нам системах идеографической письменности — древнеегипетской, шумерской, китайской, японской — число знаков на порядки превышает число известных нам рун. С одной стороны, конечно, можно говорить об исключительности нордического алфавита, однако, с другой, можно принять и утверждение о тайных рунах, утраченных вместе с древней религией. Да и утверждение американского рунолога Ральфа Блюма о существовании так называемой пустой руны — знака отсутствующего знака, — посвященной Одину, наводят примерно на ту же мысль.

Надо сказать, что легенда о божественном происхождении рун, окружающий их ореол тайны, вера в их могущество были надежной защитой тайного языка от дилетантов. Согласно бытовавшим в те времена поверьям, неправильно начертанные знаки были не только бесполезны, но и опасны. Так, в «Саге об Эгиле», например, описывается болезнь женщины, вызванная перепутанными рунами. Чтобы исцелить недуг, эрилю пришлось уничтожить дефектную надпись и создать новую, без путаницы.

Как следствие большинство надписей, выполненных не принадлежавшими к сообществу эрилей, отличаются простотой: «Я начертал руны, происходящие от высших сил» или «Хадувольф поставил три руны[10]»

Часто они не несут особой смысловой нагрузки: писавшему было довольно того, что он сопричастен, как это называлось много позже, «великому деланию» — настоящему волшебству.

Вероятно, желание простых смертных получить доступ к великой тайне стало одной из причин появления упрощенных вариантов рунной азбуки, с меньшим числом знаков, с более примитивным начертанием. Ими-то и оперировали «люты гости», посещавшие земли от Йорсулаборга до Винланда[11], — викинги, бывшие в те времена таким же бедствием, как моровое поветрие или саранча.

Вероятнее всего, именно они занесли руническое письмо на Британские острова. В конце концов, расстояние от их владений на Оркнеях до Британии не так уж и велико и вряд ли контакты двух культур ограничивались грабежами и набегами, как это рисуют историко-приключенческая литература и голливудские фильмы. Попав на острова, Футарк изменился: появились новые руны, в именах и значениях которых чувствуется сильное друидическое влияние. Новый вариант алфавита принято называть нортумбрийским или англосаксонским.

Однако в Скандинавии английское нововведение не приняли. Напротив, рунический строй все упрощался, постепенно теряя сакральное значение. Сперва появилось несколько различающихся начертанием вариантов так называемого Младшего футарка, затем — бесствольные хельсингландские и пунктированные руны. Но и они не выдержали победного шествия христианства, хотя и просуществовали достаточно долго. Латинские буквы просто вытеснили их.

Христианская церковь, расширяя границы своего влияния на север Европы, тайным знанием германских мудрецов пренебрегла. Она безжалостно уничтожала все элементы культуры, так или иначе связанные или даже просто перекликающиеся с язычеством и верой в древних богов. Понятно, что под удар попали и руны как нечто, во-первых, связанное с именем главы скандинавского пантеона Одина, а во-вторых, слишком сложное, чтобы священники «белого бога», озабоченные решением насущных проблем текущего дня, стали разбираться в них как следует[12]. Тут сыграл свою пагубную роль типичный миссионерский подход — стремление на всякий случай уничтожить все непонятное, все, что потенциально может оказаться опасным.

Чем шире распространялось по Северной Европе новая вера, тем более настороженным становилось отношение непосвященных к рунам. И раньше-то сам процесс письма казался многим чем-то сродни магии, а теперь, когда посланники Рима громогласно осуждали все языческое и предавали огню и железу древние капища, знатоки рун и вовсе причислялись к колдунам и волшебникам[13]. Все меньше становилось эрилей, способных «сплетать руны» — составлять рунические заклинания, соединять несколько знаков в один — «биндеруну[14]», придавая ему новое, более точное значение. Только в лежавшей далеко за пределами власти Рима Исландии скальдическая культура, обломки традиций эрилей сохранялись еще несколько столетий после того, как в 1100 г. был разрушен последний скандинавский храм древних богов в Упсале. Поднятые Одином из тьмы знаки постепенно забывались, стирались, зарастали мхом. Некоторое время руны сохранялись в качестве обычных знаков письменности, альтернативных латинице (так называемые руны Валдамара[15]), но и в этом качестве они прожили совсем недолго. Эпохе скальдов пришел конец. Громогласная латынь Ватикана вытеснила молчаливые идеограммы Севера.

Но окончательно выбросить сакральные знаки из жизни Германии и Скандинавии католическим священникам не удалось. Они сохранялись в начертании гербов старинных германских родов, в амулетах, которыми невежественные крестьяне Средневековья — наследники куда более просвещенных бондов темных веков — пытались оградиться от инфернального зла, жившего по большей части в их собственных головах. Сохранялись даже в текстах Священного Писания, переведенных с латыни на языки местного населения. В доказательство этого постулата один из крупнейших на начало XX в. специалистов по древне-германской письменности Эдмунд Вебер приводит цитату из готского перевода Евангелия от Марка: «Вам дано ведать руну Царствия Божия[16]».

Кое-какие элементы рунического наследия сохранились благодаря стараниям людей, склонных к занятиям магией. Правда, для таких занятий нужно было иметь очень и очень высоких покровителей, способных защитить взыскующих тайного знания от карающей руки церкви и инквизиции. У каббалиста Иоанна Буреуса такой защитник был — шведский король Густав Адольф. Благодаря добрым отношениям короля и книжника до нас дошло много описаний рунических камней Скандинавии, в том числе и тех, что считаются ныне утерянными. Только записи ученого XVII в. остались от камней, подчас намеренно разбивавшихся священнослужителями или использовавшихся фермерами в качестве строительного материала. Письмена на камнях и скалах всегда занимали ученых, и тем из них, кто находился под покровительством монархов или дворян, в должной мере сильных, чтобы оспаривать решения церкви, удавалось изучить предмет своего интереса достаточно тщательно[17]. Хотя, конечно, ни о каких систематических исследованиях в те времена не было и речи.

Другое доказательство живучести древних знаков до сих пор можно увидеть на стенах старых домов и хозяйственных построек крестьянских усадеб Германии. Так называемую руну «Хагал»

— (в начертании — косой крест, перечеркнутый вертикальной линией), часто толкуемую создателями рунических оракулов как «ограда», «крепость», «защита[18]», еще в первой трети минувшего века использовали как защитный знак, оберег, при этом зачастую не имея представления о ее тайном значении. Дело в том, что, хотя часто о «Хагал» говорится как об отдельной, самостоятельной руне, на деле это творение опытного эриля, «биндеруна»: слитые воедино

— «Альгиц» (или в немецкой традиции «Ман»), означающая «защищенность», «закрытость», и

— «Тейвац» (в германской традиции «Тюр»), символизирующая защиту активную, с оружием в руках. Символическое значение того знака, который они образуют в слиянии, как нельзя лучше отвечает задачам оберега, но знали ли, мягко говоря, не слишком образованные крестьяне, что они рисуют или вырезают на стенах своего жилища? Скорее всего — нет. Однако «Хагал» пережила века, подчас соперничая в частоте использования с крестом. Церковь смотрела на такие рецидивы язычества с неодобрением, однако жестоко за них не карала — ей хватало иных забот. Религиозные войны, Реформация и контрреформация, могучим валом прокатившиеся по северу Европы, начисто смели все, что не уничтожил торжествующий католицизм.