Глава 9 Распятие по-американски

Глава 9

Распятие по-американски

Было уже темно, когда мы ехали по мокрым от дождя улицам Портленда тем ноябрьским вечером. Целая кавалькада полицейских машин сопровождала наш «роллс-ройс». Вся эта процессия была похожа на президентский картеж. Там было, по крайней мере, пятьдесят мужчин, похожих на огромных гигантов в блестящих черных одеждах, шлемах и очках, несущихся на мощных «Харлеях». Все перекрестки были перекрыты. Мотоциклисты ехали с обеих сторон от машины и периодически совершали поразительные хореографические маневры, когда одна пара плавно сменялась другой. Делали они это, как профессиональные каскадеры.

Мы прибыли к зданию суда. Под оглушительные визги сирен Ошо вышел из машины и в сопровождении шести или восьми мощных телохранителей в штатском, как всегда спокойный (его никогда не трогало то, что происходило «снаружи»), мягко проследовал в зал суда. Я вышла с другой стороны машины и оказалась посреди безумства и хаоса. Меня окружила толпа толкающихся людей, среди них были журналисты и телевидение. Мне не разрешили войти в ту же дверь, что и Ошо, и на мгновение я остановилась, наблюдая за тем, как он растворяется в море серых и черных костюмов, заполонивших судебный коридор. Я протиснулась сквозь толпу и нашла другой вход. После долгих препирательств меня впустили, и я все же оказалась рядом с Ошо. Ошо сидел расслабленный и умиротворенный, наблюдая за разворачивающейся драмой с высоты птичьего полета.

Позже Ошо сказал:

– Правительство шантажировало моих адвокатов. Обычно власти не проявляют инициативу в организации переговоров, но прямо перед заседанием они позвонили моим адвокатам и настаивали на встрече, на которой было сделано множество разных намеков. Более того, они сказали открытым текстом: «У нас нет никаких доказательств вины Ошо. Мы знаем, и вы знаете, что если заседание пройдет по всем правилам, то вы выиграете. Но мы вынуждены отметить, что правительству невыгодно, чтобы дело решилось в пользу одного человека. Мы не допустим, чтобы личность одержала победу над властью. Судебный процесс может растянуться на десятилетия, а Ошо все это время будет сидеть в тюрьме. Вы же понимаете, что это большой риск для его здоровья». Нирен плакал, когда вышел с этой встречи. «Мы ничего не можем сделать, – сказал он, – мы бессильны. Нам стыдно просить вас признать себя виновным. Вы ни в чем не виноваты, но мы просим вас согласиться с обвинением, иначе вашей жизни грозит большая опасность».

– Они сказали мне, – продолжил Ошо, – что если я возьму на себя вину по двум незначительным пунктам, то меня освободят и попросту депортируют из страны. Я был готов остаться в тюрьме и умереть. Для меня это не было бы большой проблемой, но когда они стали говорить: «Подумайте о ваших людях», я решил, что к этому (к признанию вины, хотя я был ни в чем не виноват) не стоит относиться слишком уж серьезно.

Ошо обвинили в тридцати четырех нарушениях закона об иммиграции – с двумя из них он согласился. Что случилось с остальными тридцатью двумя? Судья, должно быть, сам был преступником, потому что пошел на переговоры, хотя какие могут быть переговоры, когда речь идет о преступлении? Разве преступление может быть бизнесом?

Даже эти два признанных обвинения были сфабрикованы. Первое заключалось в том, что Ошо прибыл в Америку с намерением остаться, а второе – что он помогал иностранцам заключать браки с американскими гражданами.

Ошо писал в министерство внутренних дел, запрашивая иммиграционный статус, несколько лет подряд, но так и не получил никакого ответа. Почему?

Его обвинили в том, что он устроил тысячи браков, по крайней мере, «один из них – точно». Это что, шутка? Один – «точно»! А что же стало с остальными тысячами? В любом случае у них не было доказательств даже относительно этого «точного» брака.

Я открыла рот от удивления, услышав, в чем обвиняют Ошо. Говорилось, что он приехал в Америку специально, чтобы построить общину, в которой могли бы медитировать многие люди, потому что ашрам в Индии стал для него мал. Оказывается, это было преступлением!

Ни один мускул не дрогнул на лице Ошо. Он казался спокойным и смиренным, и в то же время он выглядел королем. Его детская невинность и открытость сделали его неуязвимым. Он принимал все происходящее, но при этом не подставлял другую щеку. Противоположности встречаются там, где для их встречи достаточно пустоты. Однажды Ошо сказал:

– Мастер подобен небу. Кажется, что он есть, но на самом деле его нет.

Он сидел в зале суда так, словно сидит в Будда-холле и медитирует вместе с нами. Глядя на него, я думала, что если у человека нет личности и он больше не зависит от прошлых мыслей, то у него нет эго, которое можно было бы обидеть, у него нет «Я», которое можно было бы задеть или оскорбить.

Судья Леви обратился к Ошо:

– Вы признаете себя виновным?

– Я, – ответил Ошо.

И наш адвокат Джэк Рэнсом, который стоял рядом с Ошо, сказал:

– Виновен.

Так повторилось дважды. Позже, когда я спросила Ошо о его ответе, он засмеялся и сказал:

– Я так ответил, потому что ни в чем не виноват, просто я констатировал факт своего существования. А наш адвокат тут же сказал «виновен». Так это его проблемы – виновен он или нет.

Суд вынес приговор: десять лет тюрьмы с отсрочкой исполнения. Также Ошо будет находиться под надзором полиции в течение пяти лет, при условии, что он покинет Соединенный Штаты и не будет въезжать в страну в течение этого срока без разрешения верховного прокурора США.

Когда судья спросил, понимает ли Ошо, что не сможет приезжать в Америку в ближайшие пять лет, Ошо ответил:

– Конечно, но вам не стоит ограничиваться пятью годами. Ноги моей больше не будет в этой стране.

– Но ведь вы можете и передумать, – возразил судья. На что Ошо лишь молча улыбнулся. Потом я спросила его, почему он ничего не ответил.

– По той же причине, по которой Христос ничего не ответил Пилату, когда тот спросил его: «Что есть истина?» Этот бедняга-судья просто не знал, что у меня больше нет ума, чтобы передумать{ Англ. You may change your mind – передумать, дословно – «изменить ум». – Примеч. пер.}.

Ошо назначили штраф в полмиллиона долларов за два незначительных преступления, обычно за такое требуют не больше двадцати пяти долларов. Плюс ему необходимо было покинуть страну.

Хасья с помощью друзей в течение десяти минут предоставила деньги, и Ошо вышел из зала суда. Мы вновь покатили по мокрым улицам Портленда. По обеим сторонам дороги стояли люди и махали нам рукой, некоторые неприлично жестикулировали. В лужах отражались огни магазинов. Я выглянула в окно и увидела, что витрины красиво украшены перед Рождеством. Жизнь и так была слишком странной в последние несколько недель, но это! Это ханжество и лицемерие, называемое Рождеством, совсем меня доконало.

Мы поехали прямо в аэропорт, где у трапа самолета нас ждали несколько саньясинов и репортеров. У входа в самолет стояла Вивек. Поднявшись по трапу, Ошо обернулся и помахал рукой. Он стоял под дождем, его борода развевалась на ветру. Я была буквально загипнотизирована его мягкостью и красотой и парализована важностью момента. Прощай, Америка! Прощай, Мир! Дверь уже начала закрываться, когда я вдруг осознала, что тоже уезжаю. Я бросилась через толпу к трапу и в считанные секунды оказалась в теплом, полном народа салоне. Вивек опустила спинки трех кресел и устроила для Ошо импровизированную постель. Она приготовила подушки и одеяла. Ошо лег и закрыл глаза. Это необычное зрелище стало совершенно обычным в последующий год, когда время от времени самолет, перелетающий из одной страны в другую, был нашим единственным «домом».

Улетая из Америки, я чувствовала себя так хорошо, как не чувствовала себя уже очень давно. Мы открыли бутылку шампанского и отпраздновали это событие. Ошо тем временем мирно спал. Он спал в самолете от взлета и до самой посадки всегда и везде и просыпался с выражением лица ребенка, который впервые видит окружающий мир, и каждый раз он удивлялся, что все еще на Земле.

В самолете вместе с нами летели Вивек, Деварадж, Нирупа, Мукти, Хасья, Ашиш и Рафия. Это был маленький самолет – пилоты большого самолета, который мы ждали, отказались лететь, когда узнали, кто их будущие пассажиры. Поэтому большинство людей, включая и семью Ошо, осталось в Портленде, чтобы лететь коммерческими авиарейсами.

Мы приземлились на Кипре, поскольку у нас не было разрешения лететь над арабскими странами. В этот момент у них был какой-то мусульманский праздник, и нам все равно никто не дал бы разрешения.

Мы смешно смотрелись в кипрском аэропорту. Прилетев из орегонской зимы в невыносимую жару Средиземноморья, мы были одеты в сапоги, меховые шубы, шарфы и шапки. Ввосьмером мы были одеты в красное, а на Ошо были длинная роба и вязаная шапка (по словам журналистов – «усыпанная бриллиантами»). Его длинная серебряная борода прекрасно дополняла наш необычный вид. Представители администрации аэропорта пребывали в сильном волнении, не зная, что с нами делать. Ситуация усугубилась еще и тем, что какой-то репортер, непонятным образом проникший на территорию аэропорта, стал кричать: «Это же Ошо! Его только что депортировали из Америки». Мы целый час заполняли разные бумаги, и все это время Ошо сидел в грязном, дымном зале ожидания. Но тем не менее, нас впустили в страну. Мы взяли такси и отправились в «самый лучший» отель.

Было примерно два часа ночи, но мы были слишком взволнованы, чтобы спать. Поэтому мы сидели на балконе моего номера. Я смотрела на ночной город и плакала. Мне казалось, что я стала свидетелем распятия на современный лад. В моей памяти всплывали ужасные картины: Ошо в цепях, тюрьма, безумие, царившее в суде, и последние дни Раджнишпурама. Я думала обо всех тех прекрасных людях, с которыми прожила четыре года. Я знала правду, знала, что мы собирались построить в Америке, помнила невинность и радость жителей нашего города и чувствовала, что само существование обратилось против нас и что таким людям, как мы, нет места в этом жестоком мире.

– Почему ты больше нам не помогаешь? – спрашивала я вселенную.

На следующий день, получив разрешение на перелет над арабскими странами, мы отправились в Индию. Индия! Моя последняя надежда. Америка оказалась варварской страной. Страной, которая не поняла и не приняла Ошо. Но Индия была другой. Индусы знают, что такое просветление, они ищут истину и уважают святых людей. Пусть только из-за суеверного страха, но индусы уважают людей, слывших великими учителями, и, конечно, они знали Ошо. Он тридцать лет путешествовал по Индии, выступал перед огромным количеством людей. Порой на его лекции приходило до пятидесяти тысяч народу. Я была уверена, что Индия с распростертыми объятиями примет своего родного «Богочеловека». Отношение американцев к Ошо лишь укрепило мое мнение о том, что Запад не способен понять, что значит внутреннее богатство. «Индусы дадут ему землю и место, где он сможет жить», – думала я.

Мы приземлились в Дели в полтретьего ночи, опоздав почти на сутки из-за остановки на Кипре. К этому времени в аэропорт успели приехать тысячи людей. Атмосфера в аэропорту была накаленной, людям пришлось очень и очень долго ждать, и они устали. Когда мы подошли к стойке паспортного контроля, я взглянула на толпу, стоящую у выхода, и ужаснулась. Там были сотни журналистов, телевизионщиков и фоторепортеров. Они стояли на столах и стульях – целое море возбужденных, утомленных ожиданием людей, толкающих и пинающих друг друга. Каждому хотелось прикоснуться к Гуру. Нас встречали Лакшми и Анандо (женщина, с которой я познакомилась в белом тоннеле в Лондоне). Они прилетели из Америки на несколько дней раньше. Большинство из наших застряли на таможне. Ошо же с Вивек стали пробираться к выходу через ревущую толпу. Я последовала за ними, несмотря на то, что Вивек кричала мне: «Возвращайся, возвращайся». Я до сих пор не понимаю, почему она мне это кричала? Вернуться назад было невозможно. Люди тянули Ошо за одежду, одна женщина прыгнула на него сзади и повисла у него на шее, другие падали прямо к его стопам, задевали его, хватали, толкали и чуть не сбили с ног. Сзади напирали, репортеры прыгали перед Ошо, пытаясь задавать ему вопросы. Был только один путь через все это безумие – я не собиралась возвращаться к стойке паспортного контроля и наблюдать со стороны. Я хватала людей за руки, за волосы, за все, за что можно было ухватиться, и толкала их в сторону, расчищая таким образом Ошо дорогу. Анандо делала то же самое, даже Лакшми, несмотря на свой маленький рост, оказалась отличным борцом. Ошо улыбался всем и каждому. Сложив руки в намасте, он спокойно скользил среди беснующейся толпы. Когда мы, наконец, добрались до машины, потребовалось целых пять минут, чтобы открыть дверь из-за напора людей, и еще больше усилий нужно было приложить, чтобы удержать дверь открытой, пока Ошо садился в машину. Когда машина тронулась, я ощутила дрожь во всем теле и начала расслабляться. Мы в Индии – наконец-то Ошо в безопасности!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.