Мадам Блаватская

Мадам Блаватская

Перевод – К. Леонов

[ «Amrita Bazaar Patrika», 3 марта 1881 г. Переписано из Scrapbook Е.П.Б., том VI, стр. 24а, с любезного разрешения Теософического общества, Адьяр. – Составитель.]

Сэр. – Нам кажется, что редактор (или редактора?) этой лживой английской газетенки в Лахоре, «(не) гражданской и (скорее трусливой, чем) военной газеты» («Civil and Military Gazette»), – ввиду того, что она всегда готова нападать на беззащитных женщин, – снова затеял свою низкую игру. Я не читаю ее, но друзья в Лахоре сообщили нам, что на основании одной статьи, опубликованной в «New York World» неким членом Теософического общества, который цитирует из частного шуточного письма полковника Олькотта своему очень близкому другу (секретарю Теософического общества Нью-Йорка) следующие слова: «У меня нет ни цента, как и у Блаватской», – эта хулиганствующая газетка, настаивая на буквальном понимании этой фразы, напечатала целую колонку клеветнических инсинуаций, чтобы предупредить местных жителей, что мы – не более, чем всего лишь нищие авантюристы. Эти друзья убеждали нас ответить на этот выпад в той же газете, которая опубликовала его. Мой ответ таков: «Gazette» по-видимому всегда готова, – неважно, исходят ли эти клеветнические и идиотские измышления, направленные против нас, от ее редактора (или редакторов), или же извне, – открыть грязным обвинениям свои страницы, как если бы они были столь многочисленными в Индии сточными канавами, для того чтобы выносить публичные литературные помои. Такая цель вполне достойна этой газеты. Но я прошу любого джентльмена и честного человека в Индии, будь он местным жителем или британцем, решить, какое имя следует дать редакторам, которые будут нападать столь трусливым образом на женщину, которую они не знают, основываясь лишь на злобных слухах и сплетнях, распространяемых ее врагами? И не будет джентльменом тот, кто не скажет, что для меня было бы унижением просить их напечатать мой ответ. За прошедшие шесть месяцев мы в Теософическом обществе, и в особенности я лично, испытали многочисленные нападки без малейшего к тому повода со стороны десятков газет, хороших, дурных и неопределенного характера. Мелкие шавки тявкали на нас, подражая большим собакам. И все же ни полковник Олькотт, ни я не оглохли и не лишились дара речи от этой собачьей какофонии, и их злоба никогда не достигала уровня нашего презрения к ним, – и мы не мы ни разу не ответили ни единым словом на их поношение. Если бы полковник Олькотт и я были англичанином и англичанкой, никакой редактор в Индии не осмелился бы сказать и десятой части того, что было сказано о нас. Поскольку он американец, а я – русская, мы должны были понести наказание за то, что родились в наших странах. Если Теософическое общество в связи с исповедуемыми им воззрениями подвергается клевете и ненависти со стороны всех праведных христиан и особенно священников (поскольку они наиболее связаны с этой религией мнимого милосердия и благотворительности), то все же наши «языческие» взгляды не должны иметь никакого отношения к остальным людям. За исключением немногих изданий с большими тиражами, редактора которых, будучи джентльменами, никогда не оскорбляли нас, даже если и были противниками наших взглядов, – англо-индийские газеты ругали меня потому, что я по рождению русская, а полковника Олькотта потому, что в их глазах он виновен в двойном преступлении, – что он, будучи американцем, связал свою работу с дочерью моей, ненавистной им страны. Что же касается местных, туземных газет, – немногие из тех, которые имеют какой-либо вес, преступили когда-либо границы пристойности. Те же, что сделали это, показали тем самым, что их редакторы либо совершенно не понимают нас, либо лишь льстиво подлаживаются к мнениям «сахибов». Я предоставляю полковнику Олькотту делать все, что будет ему угодно, в этом частном вопросе. Но должна ли я оказать честь одной из таких газет и унизить себя прямым ответом ей? Должна ли я обращать внимание на осипший голос каждого шотландского редактора, который захочет смешать меня с грязью, пользуясь слишком широкими рамками закона о клевете? Никогда. Друзьям, которые слишком озабочены тем, чтобы я показала правду и доказала, кто я есть и насколько я бедна деньгами, я могу лишь предъявить мой американский паспорт и мои русские бумаги; отослать моих врагов за информацией к санкт-петербургской «Книге геральдики и дворянства»;[351] послать их к различным банкирам и другим уважаемым английским и местным джентльменам, которые могут доказать, что мои доходы, происходящие исключительно из законных и частных источников, были достаточно велики для того, чтобы покрыть все мои личные затраты и большую часть расходов Общества. Кроме того, здесь нет ни одной рупии, поступившей от какого-нибудь индуса или англо-индийца. Эти свидетельства, также как и книги Общества, докажут, что в то время как доход последнего от «вступительных взносов» и небольших пожертвований на библиотеку в течение целых двух лет в Индии составил всего лишь 1560 рупий (одна тысяча пятьсот шестьдесят), полковник Олькотт и я потратили на 31 декабря 1880 года сумму в 24 951 рупию (двадцать четыре тысячи девятьсот пятьдесят одну).

Никто не имеет права запускать свою руку в мой карман и считать мои деньги; и все же, чтобы дать моим друзьям прекрасную возможность для опровержения, надежное оружие против злобных инсинуаций «C. and M. Gazette», я советую им предложить ее редакторам пойти в «Союзный банк Симлы» и послать запрос в Аллахабад. Непосредственно перед тем, как полковник Олькотт написал ту шутку своему другу, в которой изображалась нищая Блаватская, – из 3200 рупий, которые я взяла с собой из Бомбея, я положила 2100 рупий в вышеупомянутый банк; а чек на полученные месяцем раньше из дома 2000 рупий был обменян для меня одним известным английским джентльменом из Аллахабада. Я не буду говорить о других полученных деньгах, – полученных, конечно, не от местных жителей, но о законных суммах, прошедших через английские руки, – ибо суммы в 5000 рупий достаточно для того, чтобы показать всю ложность лживых обвинений, выдвинутых против меня моими врагами.

В заключение я предлагаю редактору «C. M. Gazette» оставить свои трусливые, туманные намеки, и открыто выступить с позорным обвинением, которое попадает под закон о клевете, – если только он осмелится сделать это. Пока это не произойдет, я имею полное право воздерживаться от упоминания о нем, так как он не джентльмен. А если он заходит слишком далеко, то я все же достаточно доверяю беспристрастному принципу британской юстиции, чтобы поверить, что она будет защищать даже русскую, проживающую под тенью ее флага.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.