Секрет светящихся существ

Секрет светящихся существ

Дон Хенаро развлекал меня очень долгое время какими-то предвзятыми наставлениями о том, как я должен управляться со своим повседневным миром. Дон Хуан сказал, что я должен относиться очень тщательно и серьезно к рекомендациям, которые делает Хенаро, потому что, хотя они и забавны, они не являются шутками.

Около полудня дон Хенаро поднялся и, не сказав ни слова, пошел в кусты. Я тоже собирался подняться, но дон Хуан слегка придержал меня и бесстрастным голосом заявил, что дон Хенаро попытается сделать со мной еще одну вещь.

— Что он задумал? — спросил я. — что он собирается делать со мной?

Дон Хуан заверил меня, что мне не нужно беспокоиться. — Ты приближаешься к перекрестку, — сказал он. — определенный перекресток, к которому приходит каждый воин. У меня мелькнула мысль, что он говорит о моей смерти. Он, казалось, отбросил мой вопрос и сделал мне знак ничего не говорить.

— Мы не будем обсуждать этот предмет, — сказал он. — удовлетворись тем, что перекресток, о котором я говорю, является объяснением магов. Хенаро считает, что ты к нему готов.

— Когда ты собираешься рассказать мне о нем? — Я не знаю. Ты воспринимаешь, поэтому это зависит от тебя. Ты должен решить когда. — А чем плохо, если прямо сейчас?

— Решить — не значит выбрать время наугад. Решить означает, что ты отрегулируешь свой дух, чтобы он был неуязвимым и что ты сделал все возможное, чтобы быть достойным знания и силы.

Сегодня, однако, ты должен решить маленькую загадку для дона Хенаро. Он ушел перед нами, и он будет ожидать где-то в чапарале. Никто не знает места, где он будет находиться, или того времени, когда нужно идти к нему. Если ты способен определить правильное время для того, чтобы покинуть дом, то ты будешь способен также провести нас туда, где он находится.

Я сказал дону Хуану, что не могу даже вообразить, чтобы кто-нибудь был способен решить такую задачу.

— Как может уход из дома в определенное время привести меня туда, где находится дон Хенаро? — спросил я.

Дон Хуан улыбнулся и стал мурлыкать мелодию. Казалось, он наслаждался моим возбуждением.

— Это проблема, которую дон Хенаро поставил перед тобой, — сказал он. — если у тебя достаточно личной силы, то ты с абсолютной точностью определишь правильное время, чтобы выйти из дома. Каким образом точное время будет вести тебя куда-либо, не знает никто. И однако же, если у тебя личной силы достаточно, то ты сам установишь, что это так.

— Но каким образом меня будет что-то вести, дон Хуан? — Этого тоже никто не знает. — Мне кажется, дон Хенаро разыгрывает меня. — Тогда лучше поберегись, — сказал он. — если Хенаро тебя надувает, что вполне возможно, то ты лопнешь. Дон Хуан рассмеялся своей собственной шутке. Я не мог к нему присоединиться. Мой страх относительно той опасности, которая свойственна манипуляциям дона Хенаро, был слишком реален.

— Не можешь ли ты дать мне какие-нибудь намеки? — спросил я.

— Здесь нет намеков! — сказал он отрывисто. — Почему дон Хенаро хочет это сделать? — Он хочет испытать тебя, — ответил он. — скажем так, что ему очень важно узнать, можешь ли ты принять объяснение магов. Если ты решишь загадку, то выводом будет, что ты накопил достаточно личной силы, и что ты готов. Но если ты провалишься на ней, то это будет потому, что личной силы у тебя недостаточно, и в таком случае объяснение магов не будет иметь для тебя никакого смысла. Я думаю, что мы должны дать тебе объяснение вне зависимости от того, поймешь ты его или нет. Это моя мысль. Хенаро более консервативный воин. Он хочет, чтобы все было в должном порядке, и не хочет давать тебе его до тех пор, пока не посчитает, что ты готов.

— Почему ты просто сам не расскажешь мне объяснение магов?

— Потому что Хенаро должен быть тем, кто помогает тебе. — Почему это так, дон Хуан?

— Хенаро не хочет, чтобы я рассказывал тебе почему, пока что.

— Разве мне повредит, если я узнаю объяснение магов? — Я так не думаю. — Прошу тебя, дон Хуан, расскажи мне тогда.

— Ты должно быть шутишь. У Хенаро есть твердые мысли по этому поводу, и мы должны чтить и уважать их.

Он сделал повелительный жест, чтобы утихомирить меня. После долгой успокаивающей паузы я вставил вопрос: « ну как я смогу решить эту загадку, дон Хуан?»

— Я действительно не знаю этого, поэтому не могу дать тебе совет, что делать, — сказал он. — Хенаро бесконечно эффективен в своих поступках. Он разработал эту загадку специально для тебя. Поскольку он делает это для твоей пользы, то он настроен только на тебя одного. Поэтому только ты сможешь выбрать точное время, чтобы выйти из дому. Он сам позовет тебя и будет вести тебя посредством этого зова.

— Каким будет его зов? — Я не знаю, его зов для тебя, а не для меня. Он будет касаться твоей воли непосредственно. Иными словами, ты должен использовать свою волю, чтобы узнать зов.

— Хенаро считает, что он должен сейчас удостовериться в том, что ты накопил достаточно личной силы и что он может заставить тебя включить твою волю, обратив ее в действующую единицу.

«Воля» — была другой концепцией, которую дон Хуан очень тщательно обрисовал, но не сделал ее ясной. Я понял из его объяснений, что воля являлась силой, которая исходила из района живота через невидимое отверстие ниже пупка. Отверстие, которое он называл «просвет». Воля намеренно культивировалась только магами. Она приходила к практикующим, окруженная загадкой и предположительно давала им способность выполнять необычные поступки.

Я заметил дону Хуану, что нет ни малейшего шанса, чтобы нечто столь неясное могло стать действующей единицей в моей жизни.

— Здесь ты ошибаешься, — сказал он. — воля развивается в воине, несмотря на любое сопротивление разума.

— Разве не мог дон Хенаро, будучи магом, узнать, готов я или нет, не проверяя меня? — спросил я.

— Конечно, мог, — сказал он. — но такое знание не имело бы никакой ценности или последствий, потому что оно никак не связано с тобой. Ты — тот, кто учится. Поэтому ты сам должен провозгласить знание силой, а не Хенаро. Хенаро интересует не столько его знание, сколько твое знание. Ты должен обнаружить работает или нет твоя воля. Это очень трудно сделать. Несмотря на то, что Хенаро или я знаем о тебе, ты должен самому себе доказать, что находишься в том положении, когда можешь провозгласить знание силой. Другими словами, ты сам должен быть убежден, что можешь использовать свою волю. Если это не так, значит ты должен убедиться в этом сегодня. Если ты не сможешь выполнить эту задачу, тогда заключением дона Хенаро будет то, что, несмотря на все, что он видит относительно тебя, ты еще не готов.

Я испытывал переполняющее меня волнение. — Нужно ли все это? — спросил я.

— Это просьба Хенаро, и она должна быть выполнена, — сказал он твердым но дружелюбным тоном.

— Но какое отношение имеет ко мне дон Хенаро? — Может быть сегодня ты это обнаружишь.

Я упрашивал дона Хуана, чтобы он вывел меня из этого невыносимого положения и объяснил все эти загадочные слова. Он засмеялся, похлопал меня по груди и пошутил насчет мексиканского грузчика, у которого огромные грудные мускулы, но он не может выполнять тяжелой физической работы потому, что его спина слаба.

— Следи за теми мышцами, — сказал он. — они должны быть не просто для вида.

— Мои мышцы не имеют никакого отношения к тому, что ты говоришь, — сказал я в скверном настроении.

— Имеют, — ответил он. — тело должно быть совершенством до того, как воля станет действующей единицей.

Дон Хуан опять отклонил направление моих расспросов. Я чувствовал беспокойство и раздражение. Поднявшись, я пошел на кухню и попил воды. Дон Хуан последовал за мной и предложил мне попрактиковаться в воспроизведении крика животного, которому дон Хенаро обучил меня. Мы пошли за дом, я сел на поленницу дров и ушел в воспроизведение этого крика. Дон Хуан сделал несколько поправок и дал мне несколько указаний относительно моего дыхания. Конечным результатом было состояние полной физической релаксации.

Мы вернулись на веранду и сели опять. Я сказал ему, что иногда чувствую раздражение к самому себе из-за того, что я так беспомощен.

— Ничего нет неправильного в чувстве собственной беспомощности, — сказал он. — все мы больше всего знакомы с ним. Вспомни, что мы провели целую вечность как беспомощные младенцы. Я уже говорил тебе, что в этот самый момент ты похож на младенца, который не может вылезти сам из колыбели и уж тем более действовать самостоятельно. Хенаро вынимает тебя из твоей колыбели, скажем, беря тебя на руки. Но ребенок хочет действовать, а поскольку он не может, он жалуется на жизнь. В этом нет ничего плохого, но индульгировать, протестуя и жалуясь — это совсем другое дело.

Он потребовал,чтобы я держался расслабленно и чтобы я задавал ему некоторое время вопросы до тех пор, пока не буду в лучшем состоянии ума.

На мгновение я потерялся и не мог решить, что спросить. Дон Хуан развернул соломенную циновку и сказал, чтобы я сел на нее. Затем он наполнил водой большую тыквенную флягу и положил ее в переносную сетку. Казалось, он готовился к путешествию. Он уселся опять и движением бровей велел мне задавать вопросы.

Я попросил его еще раз рассказать о бабочке. Он бросил на меня изучающий взгляд и усмехнулся.

— Это олли, — сказал он. — ты знаешь это. — Но что такое олли? — спросил я. — что это в действительности? — Невозможно сказать, чем в действительности является олли. Точно также, как невозможно сказать, чем точно является дерево.

— Дерево — это живой организм, — сказал я. — Мне это говорит немного, — сказал он. — я могу сказать также, что олли это сила, напряжение, я уже говорил тебе это. Но это мало что тебе сказало об олли. Точно также, как в случае с деревом, узнать, что такое олли, значит воспринять его. Несколько лет я старался подготовить тебя к монументальной встрече с олли. Ты, возможно, не понимаешь этого, но тебе потребовалось несколько лет подготовки для того, чтобы встретиться с деревом. Встретиться с олли — это то же самое. Учитель должен знакомить своего ученика с олли мало-помалу, крупица за крупицей. Ты с годами накопил большой запас знаний об этом и теперь ты способен собрать это знание вместе, чтобы ввести в свой опыт олли также, как ввел в свой опыт дерево.

— У меня нет ни малейшего понятия, что я делаю это, дон Хуан.

— Твой рассудок не осознает этого, потому что он не может принять возможность олли, начнем с этого. К счастью, совсем не разум собирает олли вместе. Это делает тело. Ты воспринял олли в большой степени и много раз. Каждое из этих восприятий откладывалось в твоем теле. Суммой всех этих кусочков является олли. Я не знаю никакого другого способа описать его.

Я сказал, что не могу осознать, как это мое тело действует само по себе, как если бы это было существо, отдельное от моего рассудка.

— Они не разделены, но мы их сделали такими, — сказал он. — наш рассудок мелочен, и он всегда в разногласии с нашим телом. Это, конечно, только способ говорить, но триумф человека знания состоит в том, что он объединил эти две части вместе. Поскольку ты не являешься человеком знания, то твое тело сейчас делает такие вещи, которые твой рассудок не способен воспринять. Олли — это одна из этих вещей. Ты не был безумен и ты не спал, когда воспринимал олли в ту ночь прямо здесь. Я спросил его о той пугающей идее, которую он с доном Хенаро поселил в меня, что олли является существом, ожидающим меня на краю маленькой долины в горах северной Мексики. Они сказали мне, что рано или поздно я должен прийти на это свидание с олли и бороться с ним.

— Это все способы говорить о тех загадках, для которых не существует слов. Хенаро и я сказали, что на краю той равнины тебя ожидал олли. Это заявление было правильным, но оно не имело того значения, которое ты хочешь ему придать. Олли ждет тебя, это совершенно верно. Но не на краю какой-либо долины, а прямо здесь или вон там, или в любом другом месте. Олли ждет тебя точно также, как ждет тебя смерть повсюду и нигде.

— Зачем олли ждет меня? — Затем же, зачем ждет тебя смерть, — сказал он. — потому что ты был рожден. В данный момент невозможно объяснить, какой смысл под этим скрывается. Сначала ты должен ввести олли в свой опыт, ты должен воспринять его в полную силу. Тогда объяснение магов сможет бросить на это свет. До сих пор у тебя было достаточно силы, чтобы прояснить по крайней мере один момент — то, что олли — это бабочка.

Несколько лет назад мы с тобой ходили в горы, и у тебя было столкновение с чем-то. Тогда я не мог тебе рассказать, что именно происходит. Ты видел странную тень, летающую взад и вперед перед огнем. Ты сам сказал, что она выглядела как бабочка. Хотя ты не знал, о чем ты говоришь, ты был абсолютно прав. Тень была бабочкой. Затем, в других обстоятельствах, что-то до безумия испугало тебя после того, как ты заснул опять-таки перед огнем. Я предупреждал тебя, чтобы ты не спал, но ты не обратил внимания на мои предупреждения. Этот поступок отдал тебя на волю олли, и бабочка наступила тебе на шею. Почему ты остался живой, навсегда останется для меня загадкой. Тогда ты этого не знал, но я уже считал тебя мертвым. Настолько серьезной была твоя оплошность.

С тех пор каждый раз, когда мы бывали с тобой в горах или в пустыне, даже если ты не замечал этого, бабочка всегда следовала за нами. Так что в общем и целом мы можем сказать, что для тебя олли — это бабочка. Но я не могу сказать, что на самом деле это бабочка в том понимании, которое мы вкладываем в бабочку. Называть олли бабочкой — опять-таки только способ разговора. Способ сделать эту безбрежность вокруг нас понятной.

— А для тебя олли тоже бабочка? — спросил я. — Нет. То, как каждый понимает олли — это личное его дело. Я заметил, что мы опять вернулись к тому, с чего начали.

Он не рассказал мне, чем в действительности является олли. — Нет необходимости приходить в замешательство, — сказал он. — замешательство — это настроение, в которое входишь, но из него можно также и выйти. В данный момент нет способа прояснить что-либо. Может быть позднее сегодня мы сможем рассмотреть эти вещи детально. Все зависит от тебя, или скорее от твоей личной силы.

Он отказался произнести еще хоть слово. Я стал очень озабочен из-за страха, что провалю испытание. Дон Хуан отвел меня за дом и усадил на циновку около оросительной канавки. Вода текла так медленно, что казалась почти застывшей. Он скомандовал мне сесть спокойно, выключить внутренний диалог и смотреть на воду. Несколько лет назад он раскрыл, по его словам, что у меня есть какая-то привязанность к водным массам. Чувство, которое в высшей степени было удобно для тех предприятий, в которые я был вовлечен. Я заметил, что у меня нет никакой особой любви к водоемам, но и нелюбви тоже нет. Он сказал, что как раз поэтому вода благоприятна для меня. Я был безразличен по отношению к ней. В условиях стресса вода не сможет захватить меня, но не сможет также и оттолкнуть меня.

Он сел слегка позади меня справа и велел мне отдаться и не бояться, потому что он тут, рядом со мной, и поможет, если возникнет нужда.

Я испытал секундный страх, а затем посмотрел на него, ожидая дальнейших инструкций. Он насильно повернул мою голову в направлении воды и приказал мне начинать. У меня не было ни малейшего представления относительно того, что он от меня хочет, поэтому я просто расслабился. Когда я смотрел на воду, я заметил бурунчики на противоположной стороне. Бессознательно я остановил свои несфокусированные глаза на них. Медленное течение заставляло их дрожать. Вода имела окраску пустынной почвы. Я заметил, что складки вокруг бурунчиков были похожи на развилки или овраги на гладкой поверхности. В какой-то момент эти складки стали гигантскими, и вода превратилась в гладкую плоскую охристую поверхность, а затем через доли секунды я крепко спал или может быть я вошел в состояние восприятия, для которого у меня нет параллели. Самым подходящим описанием этого было бы сказать, что я заснул и увидел очень ясный сон.

Я чувствовал, что могу продолжать оставаться в этом состоянии бесконечно, если захочу. Но я намеренно закончил его, включив свой внутренний диалог. Я раскрыл глаза. Я лежал на соломенной циновке, дон Хуан был в нескольких футах от меня. Мой сон был настолько великолепен, что я начал рассказывать ему его. Он сделал мне знак молчать. Длинной веточкой он указал на две длинные тени, которые какие-то сухие ветки пустынного чапараля отбрасывали на землю. Конец его прутика прошелся по очертаниям одной из теней, как бы рисуя ее. Затем он перепрыгнул к другой тени и сделал то же самое. Тени были примерно по тридцать сантиметров длиной и по три шириной. Они находились в двенадцати-пятнадцати сантиметрах одна от другой. Движения прутика выбили мои глаза из фокуса, и я обнаружил, что смотрю раскошенными глазами на четыре тени. Внезапно две тени в середине слились в одну и создали необычайное ощущение глубины. В тени, образовавшейся таким образом, была какая-то необъяснимая округлость и объем. Она почти походила на призрачную трубу, круглую балку какой-то неизвестной субстанции. Я знал, что мои глаза раскошены, и тем не менее они казались сфокусированными на одном месте. Поле зрения на этом месте было кристально ясным. Я мог двигать глазами не нарушая картины.

Я продолжал наблюдать, но оставался при этом настороженным. Я ощутил любопытный порыв отступиться и погрузиться в наблюдаемую сцену. Что-то в том, что я наблюдал, казалось, тянуло меня. Но что-то внутри меня пробилось на поверхность, и я начал полусознательный диалог. Почти мгновенно я осознал окружающее в мире повседневной жизни.

Дон Хуан наблюдал за мной. Он, казалось, был озадачен. Я спросил его, все ли в порядке, но он не ответил, а помог мне сесть. Только тогда я сообразил, что лежу на спине, глядя в небо, а дон Хуан склонился у меня над лицом.

Моим первым порывом было рассказать ему, что я в действительности видел тени на земле в то время, как смотрел на небо, но он приложил мне руку ко рту. Некоторое время мы сидели в молчании. У меня не было мыслей. Я испытывал редкое ощущение мира, покоя, а затем совершенно внезапно я почувствовал непреодолимое желание подняться и пойти поискать в чапарале дона Хенаро.

Я сделал попытку заговорить с доном Хуаном, он вздернул подбородок и сжал губы, как молчаливая команда не говорить. Я попытался организовать свои ощущения разумным образом, но моя тишина мне так нравилась, однако, что я не захотел трудиться над логическими соображениями.

После минутной паузы я опять почувствовал повелительную нужду встать и пойти в кусты. Я пошел по тропинке. Дон Хуан шел позади меня, как если бы я был вожаком.

Мы шли около часа. Я преуспел в том, что оставался без всяких мыслей. Затем мы пришли к склону холма. Дон Хенаро был там, сидя вблизи вершины каменной скалы. Он приветствовал меня с большим воодушевлением и вынужден был кричать свои слова. Он находился примерно в пятнадцати метрах от земли. Дон Хуан усадил меня и сел рядом. Дон Хенаро объяснил, что я нашел то место, где он прятался, потому что он направлял меня звуком, который издавал. Когда он произнес свои слова, я сообразил, что действительно слышал какой-то звук, который считал звоном в ушах. Казалось, он имел внутреннее происхождение, зависел от состояния тела и был ощущением звука столь неопределенного, что был вне области сознательных оценок и интерпретаций. Я считал, что в руке у дона Хенаро находится маленький инструмент. С того места, откуда я смотрел, я не мог различить его ясно. Он выглядел подобно еврейской лютне. С его помощью он производил мягкий неземной звук, который был практически неразличим. Он продолжал на нем играть некоторое время, как бы давая мне возможность осознать, то что он мне сказал. Затем он показал мне свою руку. В ней ничего не было. Он не держал никакого инструмента. Мне показалось, что он играет на каком-то инструменте из-за того, каким образом он прикладывал свою руку ко рту. Фактически звук производился с помощью его губ и края ладони между большим и указательным пальцем.

Я повернулся к дону Хуану, чтобы пояснить ему, что дон Хенаро одурачил меня своими движениями. Тот сделал быстрое движение и велел мне не разговаривать, а обращать полное внимание на то, что делает дон Хенаро. Я повернулся, чтобы взглянуть на дона Хенаро, но того уже не было. Я подумал, что он должно быть, уже спустился вниз. Несколько секунд я ожидал, что он появится из-за кустов. Скала, на которой он стоял, была любопытным образованием. Она более походила на огромную лестницу сбоку от еще большей скальной стены. Я должно быть отвел глаза от него всего на пару секунд. Если бы он забрался наверх, то я бы успел заметить его, прежде чем он достиг верха каменной стены. А если он спустился вниз, то его тоже можно было бы видеть с того места, где я сижу.

Я спросил дона Хуана о местонахождении дона Хенаро. Он ответил, что тот все еще стоит на каменной лестнице. Насколько я мог судить, на ней никого не было, но дон Хуан опять и опять утверждал, что дон Хенаро все еще стоит на скале.

Казалось, он не шутил. Его глаза были твердыми и смотрели в упор. Отрывистым тоном он сказал, что мои чувства находятся не на том проспекте, чтобы видеть, что делает дон Хенаро. Он приказал мне оборвать внутренний диалог. Я мгновение пытался это сделать и начал закрывать глаза. Дон Хуан бросился ко мне и потряс за плечи. Он прошептал, чтобы я удерживал глаза на каменной лестнице.

Я ощущал сонливость, и слова дона Хуана как бы доносились издалека. Автоматически я взглянул на лестницу. Дон Хенаро опять был там. Это меня не заинтересовало. Полубессознательно я отметил, что мне трудно дышать, но прежде чем я смог подумать об этом, дон Хенаро прыгнул на землю. Этот поступок тоже не возбудил моего интереса. Он подошел ко мне и помог мне подняться, держа меня за руку. Дон Хуан поддерживал меня за другую руку. Они зажали меня между собой.

Затем один только дон Хенаро помогал мне идти. Он прошептал мне на ухо что-то, чего я не понял, и я внезапно ощутил, что он дернул мое тело каким-то странным образом. Он ухватил меня так сказать за кожу моего живота и затащил меня на лестницу или может быть на другую скалу. Я знал, что какую-то секунду я был на скале. Я мог бы поклясться, что это каменная скала. Однако картина была столь мимолетна, что я не мог оценить ее в деталях. Затем я ощутил, что что-то во мне поднялось, и я полетел назад. Я испытал особое чувство тревоги или, возможно, физического неудобства. Следующее, что я понял — это что дон Хуан говорит мне. Я не мог его понимать и сконцентрировал свое внимание на его губах. Ощущение, которое я испытывал, было подобно сну. Я пытался разорвать изнутри обволакивающий меня пленкоподобный экран, который охватывал меня целиком, в то время как дон Хуан пытался разорвать его снаружи. Наконец я действительно лопнул, и слова дона Хуана стали действительно слышны, а их значение предельно ясно. Он командовал мне выйти на поверхность самому. Я отчаянно пытался восстановить свою трезвость, но безуспешно. Совершенно автоматически я удивлялся тому, что это так трудно. Я старался заговорить сам с собой.

Дон Хуан, казалось, осознавал мою трудность. Он просил меня приложить больше усилий. Что-то мешало мне вступить в свой знакомый внутренний диалог. Казалось, какая-то странная сила делала меня сонливым и безучастным.

Я вновь боролся с ней до тех пор, пока не начал выдыхаться. Я слышал, как дон Хуан говорит с мной. Мое тело невольно дернулось от напряжения. Я чувствовал себя так, как будто я был схвачен и втянут в смертельную битву с чем-то таким, что не давало мне дышать. У меня даже не было страха. Скорее какая-то неконтролируемая ярость овладела мной. Моя ярость достигла такой степени, что я рычал и визжал как животное. Затем мое тело было охвачено. Я испытал потрясение, которое мгновенно остановило меня. Я опять мог нормально дышать и сообразил тогда, что дон Хуан льет из своей фляги воду мне на живот и на шею. Смачивая меня.

Он помог мне сесть. Дон Хенаро стоял на лестнице. Он позвал меня по имени, а затем прыгнул на землю. Я увидел его падение на землю с высоты около пятнадцати метров и испытал невыносимое ощущение в районе живота. Такое же ощущение у меня бывало когда я падал во сне.

Дон Хенаро подошел ко мне и улыбаясь спросил, понравился ли мне его прыжок. Я безуспешно пытался что-либо сказать. Он опять позвал меня по имени.

— Карлитос! Следи за мной! — сказал он. Он взмахнул руками в стороны четыре-пять раз, как бы набирая инерцию, а затем прыгнул и исчез из виду, или я подумал, что он так сделал, или может быть он сделал что-то еще, для чего у меня не было описания. Он был в шести-пяти футах от меня, а затем исчез, как будто бы его втянула какая-то неконтролируемая сила.

Я чувствовал себя утомленным и безучастным. У меня было ощущение безразличия, и я не хотел ни думать, ни говорить сам с собой. Я чувствовал не испуг, а необъяснимую печаль. Я хотел плакать. Дон Хуан несколько раз ударил костяшками пальцев меня по голове и засмеялся, как если бы все, что случилось, было бы шуткой. Затем он потребовал, чтобы я разговаривал сам с собой. Потому что на этот раз внутренний диалог был отчаянно нужен. Я слышал, как он приказывает мне: «разговаривай, разговаривай».

Я чувствовал невольные судороги в мышцах губ. Мой рот двигался без единого звука. Я вспомнил, как дон Хенаро двигал своим ртом подобным же образом, когда устраивал свою клоунаду и хотел бы сказать, также как хотел сказать он: «мой рот не хочет разговаривать». Я попытался произнести какие-нибудь слова, и мои губы болезненно искривились. Дон Хуан, казалось, вот-вот свалится от смеха. Его радость была заразительна, и я также засмеялся. Наконец он помог мне подняться. Я спросил его, собирается ли дон Хенаро вернуться. Он сказал, что дон Хенаро достаточно общался со мной сегодня.

— Ты почти добился этого, — сказал дон Хуан. Мы сидели у огня у глиняного очага. Он настаивал на том, чтобы я поел. Я не был ни голоден, ни утомлен. Необычная меланхолия охватила меня. Я чувствовал себя оторванным от всех событий дня. Дон Хуан вручил мне мой блокнот. Я сделал отчаянное усилие восстановить свое обычное состояние, выдавив несколько замечаний. Мало-помалу я вернул себя назад в свой старый паттерн. Казалось, покрывало было поднято. Внезапно я вновь оказался в знакомом состоянии заинтересованности и ошеломленности.

— Хорошо, хорошо, — сказал дон Хуан, гладя меня по голове. — я тебе рассказывал, что настоящим искусством воина является уравновешивать ужас и удивление.

Настроение дона Хуана было необычным. Казалось, он почти был нервен, тревожен. Казалось, он хочет разговаривать по своему собственному желанию. Я решил, что он готовит меня к объяснению магов, и сам стал неспокоен. В его глазах был странный отблеск, который ранее я видел лишь несколько раз. После того, как я рассказал ему, что я думаю о его собственном состоянии, он сказал, что счастлив за меня. Что как воин он может разделять радость побед окружающих его людей, если это были победы духа. Он добавил, что к сожалению я еще не готов к объяснению магов, несмотря на то, что я успешно решил загадку дона Хенаро. Его замечание было то, что когда он вылил на мое тело воду, я уже практически умирал и все мое достижение было стерто моей неспособностью отразить последний из выпадов дона Хенаро.

— сила Хенаро была подобно приливу, который поглотил тебя, сказал он.

— Разве дон Хенаро хочет принести мне вред? — спросил я. — Нет, сказал он. — Хенаро хочет помочь тебе. Но сила может быть встречена только силой. Он испытывал тебя, и ты не выдержал испытания.

— Но я решил его загадку, разве не так? — Ты сделал прекрасно, — сказал он. — настолько прекрасно, что Хенаро должен был поверить, что ты способен и к настоящей задаче воина. Ты почти выполнил ее. Что приковало тебя на этот раз, было, однако, не индульгирование.

— Что же тогда это было? — Ты слишком нетерпелив, и в тебе слишком много насилия.

Вместо того, чтобы расслабиться и идти с Хенаро, ты стал сопротивляться ему. Ты не можешь победить его. Он сильнее тебя.

Затем дон Хуан по собственному почину дал мне несколько советов и предупреждений относительно моих личных отношений с людьми. Его замечания были серьезным добавлением к тому, что шутя говорил мне дон Хенаро ранее. Он был в разговорчивом настроении и без всякий упрашиваний с моей стороны стал объяснять, что имело место во время моих двух последних визитов сюда.

— Как ты знаешь, — сказал он, — ключевым моментом магии является внутренний диалог. Это ключ ко всему. Когда воин научится останавливать его, все становится возможным. Самые далеко идущие планы становятся достижимыми. Проходом ко всякому колдовству и волшебному опыту, который ты имел недавно, был тот факт, что ты мог остановить разговор с самим собой. Ты в полной трезвости ума видел олли, дубля Хенаро видящего сон и видимого во сне, а сегодня ты почти узнал о целостности самого себя. Это было задачей воина, которую, как ожидал Хенаро, ты мог выполнить. Все это было возможно из-за того количества личной силы, которое ты накопил. Началось это в прошлый раз, когда ты был здесь, и когда я уловил очень отличительный знак. Когда ты приехал, я слыхал, что олли бродит вокруг. Сначала я слышал его мягкие шаги, а затем я видел бабочку, смотрящую на тебя, когда ты выходил из своей машины. Наблюдая тебя, олли не двигался. Это для меня было лучшим знаком. Если бы олли был возбужден, двигаясь вокруг, как бы недовольный твоим присутствием, как это бывало всегда, то ход событий был бы совсем другим. Много раз я замечал олли в недружелюбном состоянии по отношению к тебе. На этот раз знак был хорошим, и я знал, что олли имеет для тебя кусок знания. Это и было причиной, почему я сказал, что тебе назначено свидание со знанием, свидание с бабочкой, которое откладывалось очень долгое время. По причинам для нас непонятным, олли избрал форму бабочки, чтобы явить себя тебе.

— Но ты сказал, что олли бесформенен, и что о нем можно судить только по его эффектам, — сказал я.

— Верно, — сказал он. — но олли являются бабочкой для тех наблюдателей, которые связаны с тобой, Хенаро и меня. Для тебя олли — это только эффект, ощущение в твоем теле или звук, или золотые крупицы знания. Тем не менее остается фактом, что избрав форму бабочки, олли говорит этим мне и Хенаро нечто очень важное. Бабочки это те, кто дают знание. Они друзья и помощники магов. Именно потому, что олли, находясь около тебя, избрал быть бабочкой, дон Хенаро сделал на тебя такую большую ставку.

В ту ночь, когда ты встретил бабочку, эта встреча, как я и ожидал, была верным знакомством со знанием для тебя. Ты узнал зов бабочки, ощутил золотую пыльцу ее крыльев, но самое главное, той ночью ты в первый раз осознал, что ты «видел», а твое тело узнало, что мы — светящиеся существа. Ты еще не полностью оценил это монументальное событие в твоей жизни. Хенаро продемонстрировал тебе с поразительной силой и ясностью, что мы являемся чувством, ощущением, а то, что мы называем нашим телом — это комок светящихся волокон, которые имеют сознание.

Прошлой ночью ты вновь находился под добрым влиянием олли. Я вышел посмотреть на тебя, когда ты приехал и понял, что мне нужно позвать Хенаро, чтобы он смог объяснить тебе загадку видящего сон и видимого во сне. Ты считал тогда, как ты всегда это делаешь, что я тебя разыгрываю, но Хенаро не прятался в кустах, как ты думал. Он прибыл для тебя, даже если твой рассудок отказывается в это поверить.

Эта часть разъяснений дона Хуана была действительно самой трудной, чтобы принять ее за чистую монету. Я не мог с ней согласиться. Я сказал, что дон Хенаро реальный и относится к этому миру.

— Все, чему ты был свидетелем до сих пор, было реальным и относилось к этому миру, — сказал он. — нет никакого другого мира. Твой камень преткновения это особая настойчивость с твоей стороны, и эту твою особенность нельзя вылечить объяснениями. Поэтому сегодня Хенаро обращается непосредственно к твоему телу. Тщательный просмотр того, что ты сделал сегодня, покажет тебе, что твое тело смогло объединить отдельные части мозаики прекрасным образом. Каким-то образом ты воздержался от индульгирования в своих видениях у оросительной канавы. Ты удерживал редкий контроль и отрешенность, как это должен делать воин. Ты ничему не верил и все же ты действовал эффективно, и поэтому смог последовать за зовом Хенаро. Ты действительно нашел его без всякой помощи с моей стороны.

Когда мы пришли к каменной лестнице, ты был наполнен силой и увидел Хенаро стоящим там, где стояли другие маги по той же самой причине. Он подошел к тебе после того, как спрыгнул с лестницы. Сам он был силой целиком. Если бы ты продолжал так же, как действовал ранее у оросительной канавы, то ты бы «увидел» его таким, какой он есть в действительности — светящимся существом. Вместо этого ты испугался, в особенности когда Хенаро заставил тебя прыгнуть. Одного этого прыжка должно было быть достаточно, чтобы вывести тебя из твоих собственных границ. Но у тебя не было сил, и ты упал обратно в мир своего разума. После этого ты, конечно, вступил в смертельную битву с самим собой. Что-то в тебе — твоя воля — хотела идти с Хенаро, в то время как твой рассудок противился этому. Если бы я тебе не помог, то ты сейчас лежал бы мертвый, похороненный на месте силы. Но даже с моей помощью исход в какой-то момент был сомнительным.

Несколько минут мы молчали. Я ждал, что он заговорит. Наконец я спросил: « дон Хенаро заставлял меня действительно прыгнуть на эту каменную лестницу?»

— Не принимай этот прыжок в том смысле, в каком ты понимаешь прыжок. Повторяю еще раз, что это только способ говорить. До тех пор, пока ты думаешь, что ты — твердое тело, ты не сможешь воспринять того, о чем я тебе говорю.

Затем он высыпал на землю пепел около лампы, покрыв участок примерно в два квадратных фута, и пальцем нарисовал диаграмму, имевшую восемь точек, соединенных между собой линиями. Это была геометрическая фигура.

Такую же фигуру он рисовал мне несколько лет назад, пытаясь объяснить, что когда я наблюдал четыре раза подряд падение одного и того же дерева, это не было иллюзией. Диаграмма на пепле имела два эпицентра. Один он называл «разум», другой — «воля». «Разум» был непосредственно соединен с точкой, названной «разговор». Через «разговор», «разум» был косвенно соединен с тремя другими точками: «ощущение», «сновидение» и «видение». Другой эпицентр — «воля», был непосредственно соединен с «ощущением», «сновидением» и «видением», но только косвенно с «разумом» через

«разговор». Я отметил, что диаграмма отличалась от той, которую я видел несколько лет назад. — Внешняя форма не имеет значения, — сказал он. — эти точки представляют собой человеческое существо и могут быть нарисованы любым способом, каким захочешь.

— Представляют ли они собой тело человеческого существа? — спросил я.

— Не называй это телом, — сказал он. — на волокнах светящегося существа имеется восемь точек. Маг говорит, как ты можешь видеть на этой диаграмме, что человеческое существо является прежде всего волей, потому что воля непосредственно соединена с тремя точками: ощущением, сновидением и видением. Затем человеческое существо является разумом. Этот центр действительно меньше, чем воля. Он соединен только с разговором.

— А что такое другие две точки, дон Хуан? Он взглянул на меня и улыбнулся.

— Ты намного сильнее теперь, чем был тогда, когда мы впервые говорили об этой диаграмме, но ты еще недостаточно силен., чтобы знать все восемь точек. Когда-нибудь Хенаро покажет тебе две другие.

— Каждый человек имеет эти восемь точек, или только маги? — Мы можем сказать, что каждый из нас приносит в мир восемь точек. Две из них — разум и разговор, известны каждому. Ощущение — всегда смутно, как бы оно ни было знакомо. Но только в мире магов полностью знакомишься со сновидением, видением и волей. И, наконец, на краю этого мира встречаешься с другими двумя. Восемь точек дают целостность самого себя.

Он показал мне на диаграмме, что в сущности все точки могут соединяться одна с другой косвенно.

Я опять спросил его о двух загадочных оставшихся точках. От ощущения, сновидения и видения, и намного более далеки от разговора и разума. Он ткнул пальцем, указывая, что они изолированы от всех остальных и одна от другой.

— Эти две точки никогда не бывают доступны разговору или разуму. Только воля может иметь с ними дела. Разум настолько удален от них, что совершенно бесполезно пытаться осмыслить их. Это одна из труднейших задач для понимания. В конце концов силой разума является все осмысливать.

Я спросил его, соответствуют ли восемь точек участкам человеческого существа или определенным органам.

— Соответствуют, — ответил он сухо и стер диаграмму. Он коснулся моей головы и сказал, что это центр разума и разговора. Конец моей грудины был центром ощущения. Район ниже пупка был волей. Сновидение было с правой стороны против ребер. Видение — с левой. Он сказал, что иногда у некоторых воинов и сновидение и видение были с правой стороны.

— А где остальные две точки? — спросил я. Он дал мне совершенно неудобоваримый ответ и расхохотался.

— Ты очень хитрый, — сказал он. — ты думаешь, что я сонный старый козел, не так ли?

Я объяснил ему, что мои вопросы создали свою собственную инерцию.

— Не пытайся спешить, — сказал он. — в соответствующее время ты будешь это знать, и тогда ты будешь сам по себе.

— Ты хочешь сказать, что я больше тебя не увижу, дон Хуан?

— Никогда, — сказал он. — Хенаро и я будем тогда тем, чем мы всегда были — пылью на дороге.

Я ощутил толчок у себя в животе. — О чем ты говоришь, дон Хуан?

— Я говорю о том, что все мы неизмеримые существа — светящиеся и безграничные. Ты, Хенаро и я связаны вместе целью, которая не является нашим решением.

— О какой цели ты говоришь? — Об учении пути воина. Ты не можешь уйти с него, но точно так же не можем и мы. До тех пор, пока наше достижение впереди, ты будешь находить меня или Хенаро. Но когда оно будет выполнено, ты полетишь свободно и никому неизвестно, куда сила твоей жизни понесет тебя.

— Что в этом делает дон Хенаро? — Пока что этот предмет не для тебя, — сказал он. — сего дня я должен углубить тот коготок, который вонзил в тебя Хенаро — тот факт, что мы есть светящиеся существа. Мы — восприниматели. Мы — осознание. Мы — не предметы, мы не имеем твердости, мы безграничны. Мир предметов и твердости — это только способ сделать легким наш проход по земле. Это только описание, которое мы создали, чтобы оно помогало нам. Мы, или вернее наш разум забывает, что описание это только описание и таким образом мы заключаем целостность нас самих в заколдованный круг, из которого мы редко вырываемся в течение нашей жизни.

В данный момент, например, ты занят тем, что вытаскиваешь себя из клещей разума. Для тебя является невероятным и немыслимым то, что Хенаро вдруг появляется на краю чапараля, и тем не менее ты не можешь отрицать то, что был свидетелем этого. Ты воспринял это событие как таковое.

Дон Хуан усмехнулся. Он тщательно нарисовал другую диаграмму на пепле и накрыл ее своей шляпой прежде, чем я успел ее скопировать.

— Мы — восприниматели, — продолжал он, — хотя тот мир, который мы воспринимаем является иллюзией. Он был создан описанием, которое рассказывалось нам с момента нашего рождения.

Мы — светящиеся существа — рождены с двумя кольцами силы. Но мы пользуемся только одним, чтобы создавать мир. Это кольцо, которое прицепляется очень скоро после рождения, есть разум и его компаньон — разговор. Они сотрудничают друг с другом и создают мир.

Поэтому, по существу, тот мир, который твой разум хочет поддерживать, является миром, созданным описанием и его догматическими и нерушимыми законами, которые разум выучивается принимать и защищать.

Секрет светящихся существ состоит в том, что у них есть другое кольцо силы, которым они никогда не пользуются — воля. Трюк мага это тот же самый трюк среднего человека. Оба имеют описание. Один — средний человек, поддерживает его своим разумом. Другой — маг — своей волей. Оба описания имеют свои законы, и эти законы объективны. Но преимуществом мага является то, что воля более захватывающа, чем разум. Предложение, которое я хочу сделать в данный момент состоит в том, чтобы с этого времени ты позволил себе воспринимать, поддерживать описание твоим разумом или твоей волей. Чувствую, что это единственный способ для тебя использовать свой повседневный мир как вызов и средство накопить достаточно личной силы, чтобы получить целостность самого себя.

Может быть в следующий раз, когда ты приедешь, у тебя будет ее достаточно. Во всяком случае, жди до тех пор, пока не почувствуешь, что внутренний голос говорит тебе делать так. Если ты приедешь в любом другом духе, то это будет тратой времени и опасностью для тебя.

Я заметил, что если я должен ждать такого внутреннего голоса, то я никогда не увижу его вновь.

— Ты бы удивился тому, насколько хорошо можно действовать, когда тебя припрут к стене — сказал он.

Он поднялся и поднял охапку дров. Несколько сухих палок он положил на глиняную печь. Пламя отбрасывало на землю желтоватые отблески. Затем он потушил лампу и сел на корточки перед своей шляпой, которая накрывала тот рисунок, что он сделал на пепле.

Он скомандовал мне сесть спокойно, выключить свой внутренний диалог и удерживать мои глаза на его шляпе. Несколько секунд я боролся с собой, а затем почувствовал ощущение парения или падения со скалы. Казалось, меня ничего не поддерживало, или я как бы не сидел вообще, или не имел тела.

Дон Хуан поднял свою шляпу. Под ней были спирали пепла. Я смотрел на них, не думая. Я видел, что спирали двигаются и ощущал их в своем животе. Пепел, казалось, собирался в груду, затем он взметнулся, развеялся и внезапно дон Хуан оказался сидящим передо мной.

Это зрелище мгновенно вернуло мой внутренний диалог. Я подумал, что должно быть заснул. Я начал прерывисто дышать и попытался открыть глаза, но мои глаза были открыты.

Я слышал, как дон Хуан говорит мне встать и подвигаться. Я вскочил и побежал на веранду. Дон Хуан и дон Хенаро побежали за мной. Дон Хуан принес свою лампу. Я не мог перевести дыхание. Я попытался успокоиться так, как я это делал раньше, выполняя бег на месте и обратясь лицом к западу. Я поднял руки и начал дышать. Дон Хуан подошел ко мне сбоку и сказал, что эти движения делаются только в сумерках. Дон Хенаро закричал, что для меня это сумерки, и они оба начали смеяться. Дон Хенаро побежал к кустам, а затем прыгнул обратно на веранду, как если бы он был привязан к огромной резиновой ленте, которая растянулась, а затем дернула его обратно. Он повторил это движение три-четыре раза, а затем подошел ко мне. Дон Хуан смотрел на меня пристально, хихикая как ребенок.

Они обменялись незаметными взглядами. Дон Хуан громким голосом сказал дону Хенаро, что мой разум опасен и что он может убить меня, если он не усмирен.

— Бога ради! — воскликнул дон Хенаро ревущим голосом. — убери его разум!

Они подпрыгивали и смеялись как два ребенка. Дон Хуан усадил меня под лампой и вручил мне мой блокнот.

— Сегодня мы действительно дурачим тебя — сказал он заговорщицким тоном. — не бойся, Хенаро прятался под моей шляпой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.