Глава 32 О грехопадении и о фиговом листе

Глава 32

О грехопадении и о фиговом листе

МИРДАД: Вы говорили о Грехе и знать хотели бы, как человек стал грешником?

Вы заявили, что Человека создал Бог таким, каким является он сам, и это так на самом деле. Но тут же вы сказали, что грешен Человек. Так значит грешен Бог, и он является источником Греха? Здесь кроется ловушка, и не хотел бы я, чтоб вы в ловушку эту угодили. Поэтому я уберу ее с дороги вашей, чтоб вы могли ее убрать с дорог других людей.

Безгрешен Бог. Конечно, если Солнцу грешно делиться светом со свечой, тогда другое дело. Безгрешен также Человек. Ведь не грешно свече сгореть на Солнце и с ним соединиться вновь.

Грешно, когда свеча не дарит света, а если спичку к фитилю подносят, ругаться начинает, проклинает руку, что спичку поднесла. Грешно свече стыдиться света, и не хотеть сгореть дотла, и прятаться от Солнца.

И если человек Закон не соблюдает — нет в том греха. Грешно, однако, незнание закона покрывать.

Да, прикрываться фиговым листом грешно.

Ведь вы читали легенду о паденьи Человека. Слова ее наивны и скудны. А вот значение возвышенно и тонко. Тот человек, который родился из глубины божественной души, был как младенец, вял и флегматичен. И наделен он был способностями Бога, но, как все дети, ничего о них не знал и не использовал. Хотя таланты бесконечны.

И как зерно, что возлежит в красивой чаше, жил Человек в саду Эдема. Ведь в чаше зерно останется зерном, и никогда то чудо, что в нем хранится, миру не явится. Однако если в почву зерно то посадить, которая сродни его природе, то треснет кожица, и чудо совершится.

У Человека же нет почвы что сродни его природе, куда бы мог он посадить себя и так раскрыть свои таланты.

Лицо его ни в чем не отражалось, похожих лиц не видел он нигде. И слух его не слышал голоса другого. Ни с кем не билось сердце в унисон.

Один, совсем один был Человек в том мире, где каждый парой наделен, и путь свой знает, и по нему идет. Чужим себе тот Человек казался, себе был незнаком, не знал трудов он, забот не ведал, не знал он о дороге, что каждого ведет. И сад Эдема для него был колыбелью, в ней пребывал в блаженстве безучастном и ничего не жаждал он, ведь все, что нужно, имел вокруг себя.

В саду же том росли два древа — Древо Жизни и Древо Добра и Зла, он мог до них достать. И все же не протягивал он руку, чтобы сорвать плоды их и отведать. Ведь вкус его и воля, мысли и желанья, и даже жизнь его — все было в нем, но спало, спокойно часа ожидая своего. И сам себя раскрыть никак не мог он. Потому помощника пришлось ему создать, создать ту руку, что направляла бы его и помогла бы ему себя раскрыть. А материалом стал он сам.

Подумайте, друзья, откуда помощь могла придти бы, как не из себя, божественности полного? И это очень важно.

И Ева не была иным ведь чем-то, она его же плоть и кровь. И не другое существо, а сам Адам себе стал парой. Так стало два Адама — Он-Адам и рядом с ним — Адам-Она.

И одинокое лицо без отраженья приобрело себе и зеркало, и друга. И имя, что человек не вымолвил ни разу, наполнило теперь сады Эдема звучаньем сладостным, а сердце, что в груди до той поры молчало одиноко, теперь забилось громко в союзе двух сердец.

И так потухшее огниво, столкнувшись с камнем, вспыхнет. И так свечу, огня не знавшую, зажжете вы, но с двух сторон.

Одна из них свеча, фитиль — другая, а свет един, хоть кажется, что с разных он горит сторон. Вот так и семя то, что в чаше безмятежно пребывало, нашло себе ту почву, что любовно его взрастит и тайны все раскроет.

И так Единство, себя не знавшее, Дуальность породило, чтоб через напряжение и противостоянье себя познать оно смогло. И в этом образ верный человека и с Богом сходство и подобие его. Ведь Бог — Сознанье Высшее — то Слово произнес. И Слово, и Высшее Сознанье, в союз вступив, Святое Пониманье образуют.

Дуальность — то не наказанье, а лишь процесс, который порожден природою Единства, необходимый для раскрытия божественности в нас. Как глупо, и наивно думать по-другому! Как глупо верить, что подобный, огромной важности процесс, закончить можно за семь десятков лет! Да хоть за семь десятков миллионов лет!

Неужто Богом стать — такая малость?!

Неужто Бог жесток и скуп настолько, что, обладая вечностью в руках, он человеку дал лишь семь десятков лет, чтоб тот пришел к Единству и в сад Эдема он вернулся, осознавая полностью свою божественную суть?

Да, долог путь Дуальности, и глупы те, кто числом его хотят измерить. Ведь вечность даже звезд рожденья не считает.

Когда Адам бездейственный и вялый был разделен на половины, тогда он стал активным и движением наполнился, и к творчеству способности раскрыл, и сотворить он мог себя.

Какое действие он совершил, чтоб стать дуальным? Отведал плод Добра и Зла, тем самым разбив свой мир на части, как Бог его же разделил. И все вокруг вдруг стало не таким, как раньше — безразличным и невинным. Хорошим и плохим, полезным, бесполезным, приятным, неприятным вдруг стало все — два лагеря, стоящих друг напротив друга, меж тем, как раньше единым было все.

А змей же искуситель тот, что Еву уговорил отведать плод Добра и Зла, тот змей, я говорю, ни кем иным был, как голосом, идущим из глубин, а голос тот, влекущий и всесильный — то зов Дуальности самой, активной, но опыта лишенной, что хочет действовать и опыт получить.

А то, что Ева первой услышала тот глас и подчинилась, отнюдь не мудрено. Ведь для того и создана была, чтоб силы разбудить, в Адаме спящие.

И много раз вы с замираньем сердца историю читали, как тайком по саду Ева пробиралась. И нервы на пределе, а сердце, как птица в клетке бьется, готово выпрыгнуть наружу. Вот она крадется, оглядываясь, в страхе приседая, чтоб незамеченной пройти. И вот он, плод заветный — лишь руку протяни. И увлажнились уста ее, рука дрожит, едва касаясь плода. Следите вы за ней, дыханье затаив. Вот Ева плод срывает, и сладкий сок той мякоти, нежнейшей, ей губы оросил. Его кусает, чтобы отведать сладости мгновенной, которая проклятьем обернется ей вечным и ее потомкам.

И разве не желали вы всем сердцем, чтоб Бог ее предупредил, не дал бы ей совершить поступок безрассудный, чтоб появился в тот момент, когда она уже была готова отведать вкус плода? В истории он так не поступает. Он появляется потом, когда уж поздно, и что-то изменить уже нельзя. И разве не мечтали вы о том, чтобы Адам настолько смел и мудр был, чтоб не поддался Евы искушенью и не вкусил плода?

И все же Бог им не мешал, и вот Адам, не удержавшись, плод отведал сей. Ведь не хотел бы Бог, чтобы подобие Его да не подобно Ему было. Он сам составил план, он сам того хотел, чтоб человек пошел путем Дуальности и волю свою он обнаружил и свой план, и стал чтоб он единым с Пониманьем. Что ж до Адама, то не мог он удержаться, чтоб плод тот не вкусить, предложенный женой. То было просто неизбежно, ведь жена его тот плод отведала, а оба они единой плотью были, каждый за действия другого отвечал.

Разгневался ли Бог, разбушевался, из-за того, что Человек отведал плод с Дерева познания Добра и Зла? Бог запретил. Он знал, что так и будет, что Человек не сможет противостоять, да Бог и сам того хотел, но только знал он о последствиях и захотел предупредить, чтоб Человек, вкусив плода, был в силах выдержать то испытанье. Да так и получилось. Выносливым и стойким оказался Человек. И плод он тот отведал. И с испытанием столкнулся.

А испытаньем Смерть была. Ведь став активным, разделенным надвое, по воле Бога, не стало больше Человека единого, он умер, уступив другому место. Поэтому и Смерть — не наказанье, а фаза жизни, присущая Дуальности. Дуальность тенью наделяет всех. И вот Адам увидел в Еве тень свою, и Смерть их Жизни тенью стала. Но оба, и Адам, и Ева, хоть по пятам преследовала Смерть их, продолжили свой дальше путь без тени, поскольку в Боге жизнь они вели.

Дуальность — парадокс, рождающий иллюзию противоречий, как будто борющихся меж собой. Но, говорю я вам, на самом деле они нужны друг другу, неразлучны, друг друга дополняя, наполняя друг друга до краев. И вместе они стремятся к общей цели, создавая мир, единство, гармонию Святого Пониманья. Иллюзия рождается средь чувств и ощущений, и будет жить она так долго, как долго будут чувства жить.

И вот, когда Отец позвал Адама, уж после, как глаза его открылись, Адам ответил: «Слышал глас в саду Эдема Я и испугался Я, ведь Я был обнажен, и устыдился наготы своей, решил Я спрятаться тогда. А женщина, что создал для меня ты, дала мне плод, и Я его вкусил».

А Ева же была самим Адамом, его же плоть и кровь. Но вновь родившееся Я Адама решило, что оно другое, чем Ева, Бог и все созданья божьи, решило, что отдельно и независимо оно.

Но оно иллюзией являлось, другое, независимое Я. Обманом стала личность, от Бога отделенная, для только что открывшего глаза Адама. Личность та родилась, чтоб через смерть познал Адам себя, познал себя как Бога. Растворится, уйдет она, когда померкнет внешний глаз, а внутренний откроется и светом озарится. Хоть и сбила с толку иллюзия Адама, только все же влекла к себе, собой очаровала. Так притягательно иметь Я собственное для того, кто не имел Я никакого, кто ничего не знал о том, что можно Я иметь.

И личность иллюзорная Адама поймала его в сети, соблазнила, к себе звала. И, несмотря на то, что он стыдился ее, ведь слишком нереальной, неприкрытой она была, расстаться с нею он не изъявил желанья, в нее всем сердцем тут же он влюбился, со всей своей изобретательностью, вновь рожденной. И листья фигового древа связал он вместе, сделал он прикрытие себе, и им прикрыл он личность нереальную, ту личность, что была обнажена, чтоб не смогло всевидящее око Бога проникнуть в нереальность ту.

И вот Эдем, блаженное незнанье покинули Адама, листом прикрытого и разделенного на части, и пламя разгорелось между ним и Древом Жизни.

И Человек ушел из сада сквозь врата двойные, врата Добра и Зла. Вернется он назад через единство, через ворота Пониманья. И к Древу Жизни, уходя, спиной он повернулся, но Древо то увидит, возвратясь. Сбой долгий и тяжелый путь он начал, стыдясь себя и наготы своей и фиговым листочком прикрываясь, свой стыд чтоб никому не показать. В конце пути придет он снова к саду, но неприкрыт он будет в чистоте и наготою будет любоваться.

Случится то не раньше, чем испытанье он преодолеет и сможет через Грех освободиться от Греха. Ведь сам себя погубит Грех. И что такое грех, как не листок тот фиговый?

Да, грехом является ограда, что разделяет Бога с Человеком, что разделяет его Я на преходящее и неизменное.

Вначале был лишь фиговый листок, затем он превратился в кучу листьев, потом оградой плотной стал. С тех пор, как Человек свою невинность от Бога заслонил, он продолжает трудиться рьяно, возводя ограды все крепче, все надежнее, стараясь себя от Бога отделить.

Ленивые безмерно рады листы свои латать обрывками заплаток, что их трудолюбивые соседи случайно на дороге обронили. И каждая заплатка на одежде Греха грехом является сама, ведь служит, чтобы стыд увековечить, то чувство, что явилось самым первым и самым сильным чувством человека в момент, когда себя от Бога он отделил.

Заботится ли Человек о том, чтоб стыд преодолеть? Увы! Напротив, он стыд преумножает.

Его искусства и ученья все — не что иное, как прикрытие стыда, листочки фиговые.

Его империи, религии и государства, его национальности и войны — не что иное есть, как фимиам, курящийся для фиговых листов.

И кодекс чести, то, что истинно и ложно, законы справедливости, его бесчисленных законов свод — то разве не попытки стыд прикрыть?

И то, что он так ценит безделушки и правила навязывает там, где не должно их быть, да и попытки неизмеримое измерить — не заплатки ль на сотни раз залатанном листе?

И жажда удовольствий ненасытная, тех наслаждений, что полны страданий, и жадность до богатств, что душу точит, и жажда власти, что порабощает, и страстное желание величья достичь, достоинство преуменьшая — все те же фартуки из фиговых листов.

В своих попытках жалких наготу свою прикрыть надел он слишком много на себя. Со временем одежда так тесно к коже приросла, что кожей стала. И вот теперь ему не отличить, где он, а где одежда, что служила ему прикрытьем от стыда. Он задыхается и молит о прощеньи, желая скинуть груз одежд. И много делает он для того, чтобы придти к свободе, но, однако, не делает он главного, того, что помогло б ему свободным стать — он груз тот не бросает. Желая снять одежду лишнюю, цепляется он с силой за нее.

Грядет уж срок его освобожденья. И я пришел помочь вам одежды ваши снять, отбросить рваные обноски, передники из фиговых листов, чтоб помогли вы всем, кто тоже хочет от груза тяжкого освободиться. А я же путь вам укажу, но каждый должен сам пройти свой путь, как не было бы больно.

Не ждите чуда, что вас спасет от вас самих, и боли вы не бойтесь, ведь Пониманье обнаженное всю вашу боль развеет и в радости экстаз оборотит.

Лицом к себе вы повернетесь с Пониманьем, и Бог вас спросит: «Где же вы?» И вы не станете стыдиться, и бояться, и прятаться от Бога. Вы будете тверды, божественно спокойны. Произнесете вы в ответ: «Узри нас, Бог — вот наши души, наши существа и мы с тобой едины. Стыдясь, боясь, испытывая боль, мы долго шли извилистой тропою, дорогою Добра и Зла, что уготовил нам ты на заре Времен. Вперед нас побуждала Ностальгия Великая идти, а Вера Сердце поддерживала, груз же Пониманье с плеч наших сняло, и обмыло раны, и вновь в твое присутствие святое нас привело. Теперь обнажены мы от Зла и от Добра, от Жизни и от Смерти, обнажены от всех Дуальности иллюзий, обнажены от самых разных «Я», и «Я» божественное, всеохватное не нужно прятать нам. Без фиговых листов, что прикрывали нашу наготу, стоим мы пред тобой, стыдиться нечего нам, нечего бояться, ведь твоим светом мы озарены. Смотри, едины мы. Мы все преодолели».

И с бесконечною любовью Бог обнимет вас и тут же отведет вас к Древу Жизни.

Так учил я Ноя.

Так учу я вас.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.