ГЛАВА 9

ГЛАВА 9

В тени высоких скал сидела старуха и оплакивала свое горе. Бесконечно раскачивалась она всем телом и бросалась на бесплодную почву. Слезы пробороздили глубокие канавки на ее вымазанных грязью морщинистых щеках, а глаза покраснели и опухли. Светившее солнце, казалось, принадлежит другому миру, а длинные тени, отбрасываемые скалами, лежали у входа в ее пещеру, как прутья темницы, заключавшей ее душу.

За пещерой река Ялу неустанно струила свои воды с высокогорий Тибета в Индию, образуя священный Ганг, а потом дальше, к могучему морю. И каждая капля ее была как душа, устремляющаяся в вечность. Воды ревели, вздымаясь между высокими скальными берегами, перекатывались через пороги в глубокие-глубокие омуты и, бушуя, неслись дальше.

Дорога между горной стеной и бушующим потоком была гладкой, ее хорошо утрамбовали людские ноги на протяжении столетий. Красно-коричневая глина, возможно, напомнила бы западному наблюдателю шоколад, такой коричневой и гладкой она была. Огромные камни, разбросанные в беспорядке по обеим сторонам тропы, тоже были красно-коричневые, а этот цвет говорит о насыщенности породы железной рудой. В прозрачном озерке, питавшемся тоненькими ручейками, сочащимися с гор, поблескивали крупинки золота. Золота из сердца гор.

Высокий мужчина с маленьким мальчиком степенно ехали по вьющейся у скал дороге. Маленькие пони устали, весь день брели они из небольшого ламаистского монастыря, крыши которого, сверкающие под лучами солнца, еще можно было разглядеть далеко на западе. Мужчина в шафрановой мантии ламы огляделся в поисках подходящего места для ночлега.

Вход в пещеру неясно вырисовывался сквозь скрывающие его цветы рододендронов. Лама сделал знак остановиться и слез с пони. Второй пони тут же остановился рядом, и мальчик от неожиданности перелетел через голову животного. Отвязав мешок, Лама шагнул в пещеру.

Раскачиваясь взад-вперед, старая женщина громко стонала, поглощенная своим горем. «Что с тобою, Мать?» – мягко спросил Лама. Вскрикнув от ужаса, женщина вскочила на ноги и при виде Ламы упала лицом наземь. Он осторожно нагнулся и помог ей подняться. «Мать, – сказал он, – сядь рядом со мной и расскажи мне, что привело тебя в такое отчаяние. Может, я смогу тебе чем-то помочь».

Наощупь вошел ученик, держа перед собой мешок с вещами. Не заметив каменного выступа, он споткнулся и растянулся на полу. Старая женщина взглянула вверх и внезапно рассмеялась. Лама вывел мальчика наружу, сказав ему: «Мы будем ночевать в другом месте, присмотри пока за пони». Повернувшись опять к старухе, он сказал: «Теперь расскажи мне, что привело тебя в такое отчаяние».

Старая женщина сцепила руки и сказала: «О, Святой Лама, вот моя история, помогите мне. Только вы можете сказать мне, что делать».

Лама сел рядом с ней и ободрительно кивнул ей, говоря: «Да, Мать, возможно, я смогу помочь тебе, но сначала ты должна рассказать мне о своих трудностях. Ты ведь не из нашей страны, правда? Не пришла ли ты из страны чая?»

Старуха кивнула и ответила: «Да, мы перебрались в Тибет. Мы работали на одной из чайных плантаций, но нам там не нравилось, некоторые западные люди обращались с нами очень плохо. Мы должны были собирать так много чая, а они все говорили, что в нем слишком много палочек. Поэтому мы пришли сюда и стали жить здесь у дороги».

Лама внимательно выслушал и сказал: «Но расскажи мне, что еще ты знаешь».

Старая женщина сцепляла и расцепляла руки, казалось, она была в чрезвычайной нерешительности. Потом она сказала: «Со мной жили мой муж и двое сыновей. У нас неплохо получалось помогать торговцам переходить вброд через реку немного ниже по течению, потому что мы хорошо знали, где находятся камни, по которым нужно переходить, и мы расставили их так, чтобы точно знать, как по ним переходить, чтобы не упасть в реку и не попасть в порог. Но вчера мой муж и сыновья полезли вверх по стене ущелья. Там птицы отложили много яиц, и мы хотели насобирать их».

Она остановилась и опять принялась плакать. Лама положил ей руку на плечо, чтобы успокоить. Он мягко надавил рукой у основания шеи. Ее рыдания тотчас утихли, и она возобновила свой рассказ.

«Они набрали много яиц и положили их в небольшую кожаную сумку, и тогда – я не знаю, что точно произошло – мой муж, по-видимому, потерял равновесие, из-под его ноги покатился камень, и он упал вниз. Он покатился по скалам».

Она начала было опять рыдать, но потом встряхнула головой, словно отгоняя плохие воспоминания, и продолжила:

«Мой муж перевернулся, падая, и ударился головой о те камни. Несчастный, – сказала она, – это всегда было его самое слабое место. Раздался ужасный хруст и шлепок – хлоп! – а потом такой звук, будто наступили на связку хвороста».

Лама доброжелательно кивнул и жестом предложил женщине продолжить.

«Но сыновья мои на скале тоже были в опасности. Один из них попытался схватить сумку с яйцами из рук отца и тоже оступился. Второй сын попытался схватить яйца или брата – я не знаю, что – и упал тоже, и начался небольшой обвал. Оба мальчика упали, и они ударились о камни вот там, хлоп, хлоп, вот так!»

Она опять взорвалась истерическим хохотом, и Ламе потребовалось некоторое время, чтобы привести ее в чувство. Наконец она снова могла продолжать свою историю.

«Но как они ударились! Я никогда этого не забуду. Сначала был этот мокрый шлепок, а потом хруст и раскалывающийся звук, и вот я потеряла мужа и двух сыновей, и даже яйца все разбились. И теперь я не знаю, что делать. Жить здесь так тяжело».

Она остановилась и издала полный муки крик. Потом сказала:

«Проезжающий торговец помог мне немного их распрямить, хотя это и оказалось непросто. Они превратились просто в мягкую массу, их можно было складывать, как одежду. Наверное, ни косточки не осталось целой. Потом мы с торговцем стояли там, спустилась стая стервятников, и мы ужаснулись, как они за них взялись. Вскоре, казалось, быстрее, чем это возможно, ничего не осталось от моего мужа и двух сыновей, кроме голых костей, и они были разбиты на мелкие-мелкие кусочки».

Лама мягко похлопал ее сзади по шее, потому что она опять начала поддаваться истерике. Он мягко держал ее шею и легонько надавливал на нее. Женщина выпрямилась, и кровь вернулась к ее щекам.

«Ты рассказала мне достаточно, – сказал Лама. – Не терзай себя».

«Нет, Святейший Лама, мне лучше выбросить все это из памяти, если бы вы только согласились меня выслушать».

«Хорошо. Тогда расскажи мне все, что ты хочешь рассказать, а я буду тебя слушать», – отвечал Лама.

«Не знаю, как долго стояли мы с торговцем, глядя, как стервятники обчищали поломанные кости. Потом – мы ведь не можем оставить кости разбросанными на дороге, правда? Мы собрали все кости в корзину и бросили их в реку. Все они покатились через порог. Теперь у меня нет ни мужа, ни сыновей, ничего у меня нет. Вы, тибетцы, верите в Священные Поля, мы – в нирвану, но я так мучаюсь от отчаяния, так напугана. Мне осталось только тоже покинуть этот мир, но я боюсь». Лама вздохнул и пробормотал, наполовину для себя: «Да, все хотят попасть на Небесные Поля, но никто не хочет умирать. Если бы только люди могли помнить, что, хотя они проходят через Долину Тени Смерти, им не встретится зло, если они не будут его бояться». Он обернулся к старой женщине и сказал: «Но вы ведь еще не собираетесь покидать эту Землю. Чего же вы так боитесь?»

«Жизни! – ответила она отрывисто. – Жизни. Ради чего мне жить? Нет мужчины, который будет заботиться обо мне. Как я буду жить, что я буду есть, что может делать в этой стране одинокая женщина, старая женщина, которая уже не нужна мужчинам? Что я могу сделать? Я бы рада умереть, но я боюсь смерти. У меня никого нет. И когда я умру – что тогда? Моя религия, которая отличается от вашей, учит, что, когда я перейду в другую жизнь, если она действительно есть, я соединюсь со своей семьей и мы будем снова вместе. Но как это может быть, ведь если я проживу еще несколько лет, члены моей семьи станут старше и отдалятся от меня. Я просто в отчаянии. Я боюсь, и я не знаю, чего я боюсь».

Она импульсивно протянула руку и схватила руку Высокого Ламы. «Вы можете сказать мне, с чем я встречусь после смерти?» – спросила она дрожащим голосом.– «Можете ли вы мне сказать, почему я не должна броситься со скалы и умереть, как умер мой муж, как умерли мои сыновья? Вы можете мне сказать, почему я не должна этого делать и как я объединюсь с ними? Мы были бедными, простыми людьми, но мы были по-своему счастливы все вместе. У нас никогда не хватало еды, но мы выживали. А сейчас я – одинокая старая женщина, не имеющая ничего. Почему, Святой Лама, я не должна покончить со своим горем? Почему я не должна отправляться к своей семье? Можешь ли ты сказать мне это, о Святейший Лама?»

Она обратила к Ламе умоляющий взор. Полный сочувствия, он взглянул на нее и сказал: «Да, Мать, очень может быть, что я помогу тебе информацией. Но прежде скажи мне, ела ли ты сегодня что-нибудь?»

Не говоря ни слова, она покачала головой. Ее воспаленные глаза наполнились слезами, а губы дрожали от переполнявших ее переживаний.

«Мы попьем чаю и поедим тсампы, – сказал Лама, – тогда у тебя прибавится сил, и мы сможем поговорить о тех вещах, о которых я знаю, что они истинны».

Он поднялся и, подойдя к краю пещеры, позвал мальчика.

«Собери немного дров и разожги огонь, – сказал он. – Сначала мы выпьем чаю и съедим тсампы, а потом мы с тобой будем разговаривать с Матерью. Нам нужно исполнить свой долг и попытаться принести ей утешение с помощью истинной религии».

Мальчик отправился на поиски дров. Здесь не было недостатка в дровах, и, бродя между больших камней, он думал о том, как было бы хорошо, если бы столько же дров было и в Долине Лхасы, лежавшей в тысячах футов выше. Он бродил вокруг, собирая самые сухие сучья, и насобирал солидную кучу дров.

Немного выше, на гребне одной острой скалы, он увидел нечто привлекшее его жадный интерес. Он осторожно взобрался приблизительно на пятнадцать футов и протянул руку за странным предметом, который там находился, – какой-то блестящей вещью с прикрепленными к ней черными нитями. Схватив ее, он в ужасе отпрянул и скатился вниз по склону. В руке у него была часть скальпа одной из жертв. Скатываясь по склону, он зацепился за рододендроновое дерево, которое и остановило его падение. От его падения поломалось много веток, и за это он тоже был благодарен дереву, это значительно облегчило его работу. Оп перевернул в руке предмет, который он сжимал, несмотря на падение. Черные волосы, клочок кожи и обломок черепной кости. Бросив дрова, он изо всех сил помчался к реке и забросил это в сторону края порога. Потом опустил в воду руки, чтобы помыть их, потряс ими в воздухе, чтобы высушить, и побежал обратно собирать дрова.

С обильной ношей возвратился он к пещере и сложил возле нее большую кучу сучьев и маленькую кучу дров покрупнее. Взяв кремень и кресало, он стал выбивать искры, пытаясь поджечь дрова, на которые попала вода с его еще влажных рук.

Лама и старая женщина выглянули из пещеры. Лама улыбнулся, глядя на старания мальчишки, а старуха, в желудке которой заурчало от голода, проговорила: «Чик, чик, чик» – и бросилась к куче дров, забыв о своем горе. Теперь она превратилась в хозяйку очага, показывающую этому мальчику, как нужно зажигать огонь. Она быстро достала из своих небольших запасов сухих дров и выбила целый рой ярких искр. Став на колени, она стала сильно-сильно дуть, и дрова вдруг вспыхнули языками пламени, которые жадно потянулись к куче с тонкими сучьями. Сияя от удовлетворения, она поспешила назад к пещере за уже наполненным водой котелком.

Мальчик угрюмо посмотрел ей вслед, размышляя, почему это всегда женщины вмешиваются, когда мужчины отлично что-то могут сделать сами? Почему женщины всегда вмешиваются и, пожиная плоды тяжелого труда мужчины, забирают себе всю накопленную таким образом хорошую карму? Он раздраженно пнул ногой камешек и потащился наверх между скалами за новой порцией дров. «Не знаю, насколько небрежно эта старуха обращается с дровами, – подумал он, – а потому запасу-ка я их побольше».

У основания одной нависающей скалы он обнаружил чашку и маленькую шкатулку для косметики, а также разодранный кусок ткани. Увидев это, он решил, что это дьявольская западня. Размышляя об этом, он вспомнил, что что-то где-то было украдено, и он сочинил целую историю. «Ара! – подумал он. – Они добывали деньги тем, что воровали, тайно проносили украденное в Индию и там продавали западным людям как сувениры». Он засунул за пазуху чашу, кусок ткани и шкатулку и, расставив руки, взял в охапку большой пучок дров и поплелся неверной походкой вниз, не видя перед собой дороги.

Старуха опять суетилась у костра и, как и предполагал бедный мальчик, накладывала в него столько дров, словно их для нее собирала целая община монахов, а не один маленький мальчик. Он бросил кучу принесенных дров прямо возле нее, в тайной надежде, что она споткнется и упадет в огонь, и тогда ему не придется так тяжело работать. Затем мальчик повернулся и подошел к Ламе, доставая чашу, шкатулку и клочок ткани.

«Это мое, мое, это принадлежало моему мужу!» – закричала женщина, вскочив на ноги так быстро, как будто она собиралась взлететь. Она бросилась к мальчику и отобрала у него вещи, жадно глядя на них. «Это единственное, что есть у меня, чтобы напоминать о нем». Сказав это, она спрятала вещи на грудь и повернулась к огню. Слезы полились из ее глаз.

Мальчик угрюмо посмотрел на Ламу и проворчал: «Надеюсь, она не станет бросать все это в тсампу. Мне никогда не нравилась такая тсампа».

Лама повернулся и опять вошел в пещеру, чтобы погасить свое веселье, угрожавшее разрушить его серьезный вид.

Вскоре Лама, мальчик и старая женщина сидели каждый сам по себе и ели тсампу и пили чай, поскольку у членов святых орденов в Тибете есть правило есть в одиночестве или только в компании самых близких людей. Их скудная трапеза вскоре закончилась, и Лама, мальчик и старая женщина почистили свои чашки мелким песком, сполоснули их в реке и положили их обратно в карманы своих одежд.

Тогда Лама сказал:

«Подойди, Мать, сядь у огня и давай посмотрим, что можно сделать, чтобы обсудить и решить твои проблемы».

Он повернулся и бросил горсть щепок в шипящее пламя. Мальчишка угрюмо смотрел на то, как быстро уходят дрова. Лама взглянул на него с улыбкой и сказал:

«Верно, хорошо бы принести пару связок дров, нам нужен будет здесь огонь. Без тебя никак!»

Мальчик развернулся и побрел в поисках дров и всякого другого, что может еще подвернуться. Лама и старая женщина начали разговор.

«Мать, – сказал Лама, – твоя религия и моя имеют разную форму, но все религии разными дорогами ведут Домой. Не имеет значения, во что мы верим и как мы верим, главное – что мы верим, потому что истинная религия с той умственной и духовной дисциплиной, которую она требует от своих последователей, – единственное спасение и для ваших людей, и для наших».

Он остановился и взглянул на нее, затем продолжил:

«Значит, у тебя были плохие мысли о том, чтобы убить себя, так? Понимаешь, это не решение. Если ты убиваешь себя, совершаешь самоубийство, ты только увеличиваешь свои проблемы, а не решаешь их».

Старая женщина подняла на него глаза, потому что он был высокого роста, а она – очень маленького. Она смотрела на него, стиснув руки. Заламывая руки, она сказала:

«О да, говорите со мной. Я темная, я ничего не понимаю, ничего не знаю. Да, я думала о том, чтобы убить себя, бросившись в реку, чтобы разбиться о камни порога внизу так же, как муж и сыновья разбились о камни, упав со скалы».

«Самоубийство не является ответом, – сказал Лама. – Мы пришли на эту Землю, чтобы учиться, чтобы развивать свои бессмертные души. Мы пришли на эту Землю, чтобы встретиться с определенными условиями, возможно, тяготами бедности, возможно, с искушениями, которые появляются у богатых. Нельзя думать так, что деньги и собственность могут освободить человека от беспокойств. Богатые тоже умирают, богатые тоже болеют, богатые тоже подвергаются преследованиям и страдают от массы проблем, которые не известны бедным. Мы приходим на эту Землю и выбираем свое место в жизни в соответствии с той задачей, которую мы должны выполнить, и если мы совершаем самоубийство, если убиваем себя, то становимся подобны разбитой чашке. А если ты разобьешь чашку, Мать, как ты будешь есть? Если ты разобьешь кремень и кресало, где ты возьмешь искры, чтобы поджечь дрова? Как ты сможешь тогда выжить?»

Старая женщина молча кивала, как будто полностью соглашаясь, и Лама продолжил:

«Мы пришли на эту Землю, наперед зная, какими будут наши проблемы, зная, какие трудности предстоит преодолеть, и если мы совершаем самоубийство, мы нарушаем условия, которые сами же себе создали для своего совершенствования».

«Но, Лама! – воскликнула женщина вне себя от боли. – Может, мы и знали, какие условия выбрали для себя, пока были на Другой Стороне, но почему же мы не знаем этого сейчас, когда мы на Земле, и если мы не знаем, почему мы здесь, как можно обвинять нас в том, что мы не делаем того, что мы должны были бы делать?»

Лама улыбнулся ей и сказал:

«О, как часто задают этот вопрос! Все спрашивают одно и то же. Обычно мы не знаем, какую задачу мы должны выполнить на этой Земле, потому что, если бы мы знали это, мы отдали бы всю свою энергию на выполнение этого – не важно, насколько это бы приносило неудобства другим. Мы должны выполнять свою задачу и одновременно помогать другим. Во все времена мы должны жить в соответствии с правилом: „Поступай так, как ты хотел бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе“, и если в эгоистичной поспешности выполнить собственную задачу мы нарушаем права других, то этим мы только создаем себе дополнительные задания, которые нам предстоит выполнить. Поэтому для большинства людей лучше, когда они не знают, какую задачу им нужно выполнить, – не знают, пока находятся на Земле».

Крик мальчика прервал разговор: «Смотрите! – кричал он. – Что я нашел!»

Он появился, держа в руках золотую фигурку. Она была такая тяжелая, что ему приходилось идти очень осторожно, чтобы не уронить ее себе на ноги.

Лама поднялся и, вставая, бросил взгляд на старуху. Она стояла позеленевшая, с открытым ртом и выпученными глазами. Это было воплощение совершенного ужаса. Лама взял фигурку у мальчика. Перевернув фигурку, он посмотрел на метку на основании.

«Ага! – сказал он. – Это одна и фигурок из небольшого монастыря вон там наверху. Туда ворвались грабители, и это одна из тех вещей, которые они унесли».

Он обернулся и посмотрел на старуху, которую душил страх.

«Я вижу, Мать, что ты ничего не знала об этом. Я вижу, что ты подозревала, что твой муж и сыновья делали что-то, что не должны были делать. Я вижу, что, несмотря на подозрения, ты ничего не знала наверное и не принимала в этом участия. Поэтому не бойся. Тебя не будут наказывать за грехи, совершенные другими».

Он обернулся к мальчику и сказал:

«Тут должно быть еще золото, а также драгоценные камни. Мы пойдем туда, где ты нашел это, и поищем кругом, чтобы найти остальные пропавшие предметы».

Старая женщина долго заикалась и запиналась и наконец выдавила из себя:

«О Великий и Святейший Лама, я знаю, что мой муж и сыновья что-то делали у подножия вон той скалы, – показала она. – Я не знаю, что они там делали, я не спрашивала, но я видела их вон там, недалеко от того места, где они упали».

Лама кивнул, и они с мальчиком отправились туда вместе.

«Это там, где я нашел эту штуку. Она торчала из песка, поэтому я подобрал ее».

Они опустились на колени и, взяв плоские камни, принялись копать песчаную почву. Вскоре они наткнулись на что-то твердое и, осторожно опустив руки в землю, нащупали большую кожаную сумку, в которой, к их восторгу, лежали драгоценные камни и кусочки золота. Они копали и перебирали песок руками, чтобы убедиться, что в земле ничего не осталось. Наконец они нашли все украденные предметы, и Лама был удовлетворен. Они поднялись и пошли назад к огню, у которого все еще сидела старая женщина.

«Завтра, – сказал он, – ты отнесешь все это обратно в монастырь. Я дам тебе письмо к настоятелю монастыря, и он выдаст определенную сумму денег как награду за возвращение этих предметов. Я ясно дам ему понять, что ты невиновна. И с этой суммой денег ты сможешь отправиться к вашему прежнему дому в Ассаме, где, возможно, у тебя остались родственники или друзья, с которыми ты сможешь жить. А сейчас давай поговорим о других твоих проблемах, потому что духовные вещи важнее вещей материальных».

«Святой Лама, – сказал мальчик, – может, нам выпить еще чаю, пока вы будете разговаривать? Я очень хочу пить после всей этой тяжелой работы и волнений. Я бы выпил еще чаю».

Лама засмеялся, и отправил мальчика к реке за водой, да – они выпьют еще чаю.

«Мать, – спросил Лама, – что же еще так беспокоит тебя? Ты что-то говорила про соединение со своей семьей».

Старая женщина вздохнула, испытывая горе и страх, и сказала:

«Святейший Лама, я потеряла мужа и сыновей, и даже если они ограбили храм, все равно они мои муж и сыновья, и я хотела бы знать, встречусь ли я с ними в другой жизни».

«Конечно, – сказал Лама. – Однако много непонимания существует из-за того, что люди на этой Земле думают, что все в мире происходит одинаково. Люди не любят перемен. Они не любят ничего незнакомого. А на Другой Стороне – все по-другому. Здесь на Земле у тебя был муж, а потом появился сын – ребенок. Позже у тебя родился еще один ребенок. Дети подросли и стали маленькими мальчиками, потом молодыми юношами, они все время росли, а не оставались такими же. Это потому, что ты пришла на Землю и они пришли на Землю, чтобы все вы были вместе. Но твой сын на этой Земле может не оказаться твоим сыном в следующей жизни. Человек приходит на Землю, чтобы сыграть определенную роль, выполнить определенное задание. Здесь ты женщина, но на Другой Стороне ты можешь стать мужчиной, а твой муж окажется женщиной».

Старая женщина ошеломленно глядела на Ламу. Было видно, что она не воспринимает сказанных им слов. Это было выше ее понимания. Заметив это. Лама продолжил:

«В Ассаме, когда ты была девочкой, возможно, ты видела представления, посвященные Матери-Природе, связанные с культом плодородия. Актерами были знакомые тебе люди, и все же, когда они выходили на сцену, они были похожи на других людей, они были накрашены и одеты, чтобы выглядеть как другие люди, чтобы выглядеть как боги и богини, и ты не могла узнать, кто они на самом деле. На маленькой сцене исполняли они свои роли, становясь в разные позы и меняя выражение лица, а потом исчезали со сцены, чтобы вскоре вновь появиться среди вас как обычные люди. Они уже не были богами, богинями или демонами, играющими в спектакле, они были просто знакомыми тебе мужчинами и женщинами, твоими друзьями, соседями и родственниками.»

То же происходит, когда мы приходим на эту Землю. Вы проживаете роль, вы – актеры. Люди, которые пришли как твои муж и дети, были актерами. В конце спектакля, в конце вашей жизни, вы вернетесь обратно и станете тем, кем были до того, как пришли на эту сцену-Землю, и люди, которых вы встретите на Другой Стороне, – это люди, которых вы любите, потому что вы можете встретить только тех, кто хочет увидеть вас и кого хотите увидеть вы. Вы можете встретить только тех, кого вы любите. Ты не увидишь своих сыновей как маленьких детей, ты увидишь их такими, какими они есть на самом деле. И все же вы будете семьей, ведь люди приходят группами, и что есть семья, как не группа?