НАЧАЛО

НАЧАЛО

Самый трудный вопрос — детский. Каждый из нас уже давно заметил, что, сталкиваясь с ними, мы обнаруживаем, что весь накопленный нами запас знаний становится абсолютно непригодным для формулировки возможных ответов. Находясь в положении взрослого — важного носителя непререкаемых истин, мы зачастую ничем не можем подтвердить своих прав на их утверждение, поскольку, требуя от ребенка подчинения сложным установлениям, исходящим от нас к нему, мы в большинстве случаев не можем объяснить ему даже самого простого, восходящего от него к нам.

Странная вещь — нам легче ответить, что такое трансформатор, чем объяснить, отчего у собачки есть хвост, а у нас — нет. Честно говоря, нам нечем кичиться перед детьми — может быть, мы и знаем что-то, чего они не знают, но мы при этом не знаем того же, чего не знают они. Каждый раз, когда их что-то интересует и они подключают нас к поиску ответа на свой вопрос, мы лихорадочно начинаем додумываться до тех истин, которые нам казались прежде очевидными. Интересно еще и то, что первая реакция на детский вопрос у нас такая бравадно-стартовая, снисходительно-доброжелательная: вот, мол, я сейчас тебе все расскажу, разложу по полочкам, и ты поймешь, как это просто. Затем, уже в следующее мгновение, мы застываем в паузе склеротика, бодренько поднявшего телефонную трубку и забывшего, зачем он этот дикий поступок совершил?

Откуда у нас эта спокойная уверенность в том, что мы что-то знаем, пока нас не потревожит ребенок и мы обескуражено не поймем, что не можем эти уверенные знания, не напрягаясь, сходу и прозрачно сформулировать? Дети постоянно показывают нам, что мы не знаем того, что мы знаем. Мы знаем очень много о том, чего мы совсем не знаем (например, о том, как надо руководить страной, как быть министром финансов, как снимать кинофильмы, кого брать в сборную по футболу, как бороться с преступностью и вести дела с иностранными державами и т. д.), но ничего не знаем о том, что знаем, — например, почему арбуз красный.

Чем конкретнее вопрос, интересующий детей, тем меньше шансов у нас быть с ними столь же конкретными. Наибольшая сложность этих вопросов состоит в том, что ребенок не спрашивает «зачем». Здесь мы с легкостью и мастерски объяснили бы все — простому гвоздю готовы найти тысячу оригинальных применений. Но им этого не надо. Для ребенка все то, что он видит перед собой, и без наших инструкций — исходно данное, а следовательно, потенциально необходимое и неоспоримо применимое. Ребенку интересно знать — «почему». Он ищет ПРИЧИНУ, а причина у всякого явления всегда только одна, конкретная, не может что-то одно возникать сразу по нескольким причинам. «Я задал простой вопрос, так дай мне на него простой ответ», — вот принцип, по которому дети хотят диалога. Они не оставляют нам никакого простора для маневра терминами или для давления сложностью своих знаний. Критерий у них простой: «Знаешь — объясни мне, и я тоже буду знать. А если ты не можешь мне объяснить, то откуда я знаю, что ты знаешь?» Такая позиция вынуждает нас быть конкретными, но это не облегчает нашего положения и не добавляет нам энтузиазма.

Мы не любим детских вопросов. А вот и зря. Потому что это именно тот вопрос, который нам сейчас, в начале пути, нужен. Потому что детский вопрос, несмотря на его трудность, — самый правильный вопрос, ибо его конкретность взывает к сути. Знаем ли мы ответы на детские вопросы? По большей части — нет. Следовательно, мы не знаем самой сути окружающих нас вещей, как экскурсовод палеонтологического музея, взявшийся проводить экскурсию в музее изобразительных искусств. Он может рассказать многое о мастерстве художников в точном изображении челюстей, конечностей, мышц и других анатомических принадлежностей персонажей картин и скульптур, однако назначение изобразительного искусства все-таки далеко от задач документальной фиксации физиологических признаков отдельных особей, пусть даже и в красочной, захватывающей форме.

Почему мы не ощущаем постоянной ущербности своих знаний? Как можно жить, не понимая чего-то главного о своей жизни? Почему не ищем сути всего, окружающего нас? Потому что, во-первых, когда мы в младенчестве докапывались до этой сути, взрослые нам не помогли — ничего не зная сами, заставили все принимать на веру. А ребенок очень доверчив. Ему сказали, что его зовут Коля, и он верит этому до конца своих дней. Ему отвечают на все его вопросы — «так надо», и он привыкает к этому ничего не объясняющему объяснению. Привычка становится жизненной позицией. Все, что есть вокруг, — «так надо», лишь бы был авторитет, который это произнес. Ему, авторитету, виднее, надо просто слушаться и верить.

Повзрослев, мы сталкиваемся с необходимостью самим давать ответы на свои «почему» и уходим от этого, как всегда уходим от всего сложного, если есть к услугам готовое и простое. А готовых ответов вокруг пруд пруди, и все они подтверждены авторитетом их массового признания. И мы послушно, по закону толпы, принимаем общепринятую версию и в этом гипнозе утвержденных кем-то для нас истин уже саму причину, которую искали ребенком, принимаем как исходно данное, потенциально где-то существующее, но не актуальное, потому что ее действие — где-то в прошлом — для нас уже реализовалось. А нас больше влечет розовое будущее или интригующее настоящее.

Однако, не зная причины того, почему все вокруг таково, каково оно есть, уверены ли мы в своей правильной ориентации среди окружающих нас проявлений этой самой причины? Почему мы повсюду видим заботливо сформированные для нас понятия, но ни одно из них не отвечает на детский правильный вопрос — почему? О причинах мы ничего не знаем. Да и не до них нам — надо занимать место под солнцем. Но если мы ушли от определения причины, то не ушли ли мы и от определения своего истинного места во всеобщем процессе, порожденном ею? И под тем ли солнцем это место?

Казалось бы, воспользуйся имеющимися знаниями, накопленными наукой, и ты все поймешь. Однако, скорее всего, это был бы совершенно неправильный путь — воспользоваться, так как научные знания есть абсолютный капкан незнания. Во-первых, наука — далеко не полный охват действительности. Наука обтекает явления и факты, не вписывающиеся в материалистическую концепцию мировоззрения, и дает урезанную картину мира — только те его части, о которых она может сказать нечто членораздельное. Остальное — за бортом. Но что, если это «остальное» не является таковым? Или, наоборот, все подвластное науке и есть «остальное», а совсем не главное? Авторитет науки пусть будет авторитетом для нее же, но не для нас. Так будет честнее, пока мы во всем не разберемся.

Во-вторых, наука все правильно описывает, но при этом ничего не объясняет. Система научных знаний — всего лишь система научных названий, за которыми не стоит ничего, кроме облегчения: наконец-то явление обозначено соответствующим образом и теперь узнаваемо, то есть все договорились, что «это» называется вот так, и теперь все уже могут ориентироваться во взаимных соображениях относительно дальнейшего движения научной мысли.

Простой пример: любой школьник перво-натвердо знает, что человек — это «разумное животное». «Человек — это разумное животное» — вот так выглядит это научное определение. Здесь есть только названия и никакого знания. Достаточно лишь задать несколько вопросов.

1. Дельфин, собака и обезьяна — разумные животные? Тогда почему они — не «человек»?

2. Есть собаки умнее некоторых людей, нельзя ли в данных частных случаях одних называть людьми (умных собак), а других — собаками (тупых людей)?

3. Если дело только в разумности, то можно ли сказать, что человек — это разумная рыба (тоже животное!) или разумная овца, пчела, шелкопряд и т. д.?

4. Если дело не только в степени разумности, а в различной физиологии, то в таком случае есть какие-то именно животные признаки, которые отличают человека от животных? Следовательно, человек — не животное, как другие животные? Или не совсем животное? Тогда что такое «животные», если нас ставят в их ряды, что у нас с ними такого общего, несмотря на различие?

5. Что такое разум? Ум и разум — одно и то же? Что значит быть разумным, то есть умным вообще или быть избирательно целесообразным, как животные? Разумное животное — это которое не делает глупостей или которое умеет думать? А чем отличается умение думать от умения приспосабливаться с помощью ума, и если ничем, то разве животные не с помощью ума приспосабливаются? Ах, это только высшие животные? А что такое — «высшие животные»?..

И так далее.

Теперь попробуйте точно так же разобрать такие положения, как «ток течет от плюса к минусу», задайте себе вопросы: что такое масса, энергия, инерция, тяжесть, и вы увидите, что здесь все только описывается, но нигде не говорится, в чем причина этих понятий, откуда они взялись и почему именно такие, а не другие. Наука знает, как они называются, как взаимодействуют, какие свойства проявляют, но на вопрос «почему» не отвечает. А нам ведь надо ответить на этот вопрос, если мы помним.

Ну, и в-третьих, до глубины души поражает этот парадокс относительно науки — научное объяснение есть всегда объяснение неизвестного путем уже известного. Интересно получается, не так ли? Причем само собой понятно, что и это «известное», через которое сейчас доводится данное неизвестное, тоже было когда-то неизвестным и тоже не могло объясняться иначе, как с помощью какого-то известного, которое также было ранее неизвестным и тоже составлялось из уже известного. Если пойти дальше по цепочке, то разве не логично, что мы должны в конце концов добраться до какого-нибудь самого первого известного, от которого пошли все наши знания? Тогда вопрос: а вдруг и оно было поначалу неизвестным, так как же оно стало известным? Что, если на данном этапе произошла ошибка, и теперь все наши знания тоже ошибка? Например, в математике каждое утверждение опирается на уже доказанное, на нечто самое известное, то есть на элементарное. Если найти это первое известное элементарное и завалить его, тогда рухнет вся математика? А может быть, оно, это известное, всегда было уже известным, и от него все идет правильно и безошибочно? В общем, если мы докопаемся до этого первого известного или неизвестного, то нам станет все ясно и мы найдем нужные нам ответы?

Возникает новый вопрос: а было ли вообще какое-то начало, где было или не было это известное или неизвестное, от которого все пошло? Возможно, никакого начала и не было, а все, действительно, — «так надо» и не больше? Вопрос не праздный, а основной: если есть всему начало, то имеется и какая-то установка на что-то, поскольку для этого начала должен быть повод, причина, все объясняющая, в том числе и первое известное (или неизвестное). А если нет всему никакой причины, то тогда вообще неважно, верно мы понимаем смысл происходящего вокруг нас или неверно, поскольку вообще никакого смысла вне нас нет. А если нет смысла вне нас, то сами мы как часть системы, не имеющей никакого смысла, в космическом порядке вещей не имеем никакого смысла. Следовательно, мир бессмыслен, и заниматься ответами на его вопросы просто глупо.

Пока мы идем традиционным путем и подошли к основному вопросу: было ли все, что есть вообще всегда и беспричинно, или все было не всегда, и если в таком случае все когда-то появилось, то какова была этому причина? С чего все началось? Почему все стало именно таким? А не могло ли все вокруг нас быть совсем другим, не таким, как сейчас? А может быть, всего могло вообще не быть? А если все вокруг когда-то появилось, то что будет со всем этим потом? И как это будет?

Вопросы интересные, но, находясь непосредственно в потоке текущей жизни, на них не ответить. Потому что события текущего потока порождены текущими причинами и имеют текущий смысл, не раскрывая в себе будущего. Говоря о непрерывном потоке причин, становится ясно, что понять смысл происходящего и увидеть его будущее можно только в том случае, если всему есть осмысленно направленный первотолчок. Был ли такой осмысленный первотолчок, и был ли вообще какой-либо первотолчок, откуда взялась первая причина всех причин? Простой смысл подсказывает — если поймем «откуда», то поймем и «куда». То есть надо влезть в самое начало, в причину всех причин, и посмотреть, с чего все началось и откуда все взялось. В любом случае это не самый оригинальный, но наиболее напрашивающийся метод поисков ответа на заданные нами вопросы.

Итак, откуда все вокруг взялось, включая и нас самих? Готовые ответы на это есть, и они в обобщенном виде дают две точки зрения на эту проблему. Одна из них идеалистическая, утверждающая, что все было создано Высшим и нематериальным, а другая — материалистическая, настаивающая на том, что все ничем и никем не было создано, а существовало всегда. Даже их названия уже подсказывают нам разницу — «идеалистическая» связана с идеями, а «материалистическая» — это что-то про материю. Какую же из этих концепций выбрать? Можно кинуть жребий или просто ткнуть пальцем, но хотелось бы выбрать осознанно. Чтобы выбрать осознанно, надо сравнить одно с другим. Чтобы сравнить одно с другим, надо разобраться, что есть что. Впрочем, не мы первые задаем подобный вопрос, до нас с этим уже основательным образом разобрались. Но если мы по-прежнему проявляем интерес, очевидно, что ответ был получен традиционным, ничего не объясняющим способом давления авторитета. Иначе мы не задавались бы этим вопросом по сию пору. Мы же не спрашиваем, бьет током или не бьет, если браться за провода голыми руками? Тот, кто с этим разобрался, нашел аргументы, чтобы доказать, что бьет. Или сам стал таким пассивным, но абсолютно неоспоримым аргументом.

Именно на неоспоримом уровне интересующая нас проблема до сих пор не решена, и мы ничем не рискуем, если попробуем решить ее самостоятельно. Как видим, размах нашего предприятия с самого начала претендует на определенную сложность. Но она вполне преодолима, если нам принять за основу тот главный принцип нашего поиска, который предполагает, что авторитетов для нас больше не будет, и мы будем искать истину самостоятельно. Здесь не надо комплексовать. Истина доступна всем, а не только дипломированным специалистам. Если при этом кто-нибудь будет обижен тем, что будут подвергаться сомнению очевидные и святые для них вещи, то мы заранее и искренне просим у них прощения и предлагаем перейти к телевизору — там можно переключать каналы.

***

Для начала возьмемся за материалистическую точку зрения как за наиболее распространенную и не сталкивающую нас с неопределенным и непонятным «Высшим», само присутствие которого в наших рассуждениях уже несло бы в себе дополнительную нагрузку его познания и определения. Как видим, нас опять тянет на простое, так уступим же своей природе и поговорим о материализме. Посмотрим на него с позиций учения. В таком случае, прежде всего бросается в глаза его анонимность! Разумеется, есть общепринятая версия, согласно которой, начиная с самых первых серьезных философов (с древних греков) и по сей день, существуют две линии в человеческой философской мысли. Одна из них — линия Платона (идеализм), а вторая — Демокрита (материализм). Выглядит это так, что люди с самых древних времен разделились во мнении о том, что же главнее относительно друг друга — сознание или физический мир? Платон, говорят нам, считал, что в основе всего лежит сознание, а Демокрит, по официальной версии, говорил ему: «Позвольте! Главное — физический мир, потому что он состоит из атомов!». Но когда мы ближе знакомимся с идеями и жизнью Демокрита, то видим, что этот «материалист» считал, что все создано (включая и атомы) некоей Первопричиной, которая создала и материю, и… богов, впрочем последние имеют в своей основе не тот атомный хлам, из которого состоит весь физический мир, а особый! Сам Демокрит был известен еще и тем, что молился богам каким-то особо изобретенным, «продвинутым» способом, предполагая таким образом добиться того, чтобы лично вокруг него побольше находилось хороших богов и поменьше плохих. Хорош материалист, нечего сказать!

Итак, мы должны отказать материализму сразу же в авторитете Демокрита, поскольку основной постулат материализма предполагает, что материя никем не создавалась, а Демокрит имел на этот счет совершенно иное мнение. А разговоры про атомы мы не должны принимать всерьез, поскольку сам Демокрит считал, что происхождение атомов также нематериальное. Этот человек догадался про атомы, но он никогда не говорил, что атомы были всегда.

Освободив заслуженного философа Древней Греции от нехорошего ярлыка, мы столкнемся с ситуацией, когда этот ярлык удивительным образом не на кого будет навесить. Из всех известных и великих философов, как и полагается свободно мыслящему человеку, ни один не был материалистом! Все или признавали разумное начало во Вселенной, или обходили молчанием причину возникновения тех первовеществ, которые они по-разному закладывали в основу физического мира. А то и запросто верили в существование Бога. Откуда тогда взялся вообще материализм? Загадка!

Долгое время нам напористо доказывали, что первые греки-философы были самыми настоящими материалистами и только Сократ начал откат здравой материалистической мысли Древней Греции от наукообразного материализма к фантазирующему идеализму. Но когда просто и без затей знакомишься с трудами этих первых «материалистов», то больше умиляешься их наивности и удивляешься их простоте, чем заражаешься какой-то научной здравостью или холодным отсутствием фантазии. Эти греки были любопытны, но данная черта характера вовсе не предопределяет материалистических выводов. Вот, например, Фалес. Его с придыханием называют основателем стихийно-материалистической школы в философии. Стихийности в самом деле много, особенно в том утверждении, что все в мире состоит исключительно из воды. Тут стихия бьет через край. А материализм? А материализм Фалеса ведет себя куда скромнее, потому что сам Фалес считает, что душа человека — совершенно особая субстанция и ничего общего с телом не имеет, а вокруг вообще полно богов, ступить некуда, и вся природа имеет в своей основе божественную сущность, то есть является проявленной формой богов. Не будет лишним и с Фалеса снять ярлык материалиста. Даже с приставкой «стихийный».

Поприветствуем Гераклита, на него материалисты просто молятся! Еще бы! По их утверждениям, он один из самых маститых и гениальных материалистов. А этот материалист утверждал, что все в мире происходит под управлением некоего Логоса — божественного закона, божественной необходимости. А как еще материалист должен отвечать? Куда ему, в самом-то деле, без богов? Кстати, весь мир состоит из огня. Почему? Потому что все в мире непрестанно движется, а такой способностью более всего обладает огонь. Следовательно, в основе всего — огонь, что и заставляет все в мире постоянно совершать движение. Никаких фантазий! А знаете, почему Солнце движется по строго определенному пути? Гераклит знает: потому что если оно начнет отклоняться от своей траектории, богини Эриннии (блюстительницы порядка) накажут его за это. И не только Солнце повинуется богам, но и все животные живут по божественным законам. Гераклит также утверждал, что все в мире — единство и борьба противоположностей. Причем все противоположности имеют общую основу. Что это за основа? «Бог есть и день, и ночь, зима и лето, война и мир, насыщение и голод (все противоположности)». Здесь если и бьет через край неоспоримая мудрость, то явно не материалистическая. Давайте и Гераклита избавим от сомнительных регалий материализма.

Относительно пифагорейцев наши выводы будут еще короче: эти считали, что душа бессмертна и переселяется из одного временного тела человека в другое его временное тело. Совершенно в духе материализма!

А сейчас всем полагается встать и обнажить головы — перед нами Эмпедокл! Иначе как с закатыванием глаз до положения счастливого полуобморока материалисты о нем не говорят. У Эмпедокла вообще не было никаких фантазий — он считал, что все в мире состоит из земли, воды, воздуха и огня. Сухой материализм. С небольшим штрихом — все эти четыре стихии, по Эмпедоклу, являются… божественными существами! Их соединение и рассоединение происходит под действием «любви» или «вражды» между ними. Причем дело усложняется тем, что огонь и воздух — мужские божества, а вода и земля — женские, но соединяются все четыре стихии как попало. То есть тут уже гомосексуальными связями все в природе чревато. Что ж, у природы свои законы, главное, что среди людей, по Эмпедоклу, все нормально, поскольку души людей — также божественные существа, а сам философ в своих рекламных стихах призывает к себе учеников, которых обещает научить останавливать ветер, вызывать дождь и воскрешать неудачников из мертвых. То есть повелевать материей с помощью силы разума. Совершенно не по-материалистически все это выглядит, и Эмпедокла мы также очистим в глазах потомства от этой клички.

Ну, кто там еще остался? Ксенофан? Может быть, не столько материалист, сколько (по утверждению материалистов) критик религии. И вот что мы находим у этого критика — существует Бог, совершенно не сходный с людьми, и этот Бог один, а не множество богов. И этот Бог правит всем в мире просто силой своего ума, причем безо всяких усилий. Хорошая критика религии. Мы за такую.

Остался Анаксагор. Не самый великий, но самый конкретный. Этот считал, что все состоит в мире не из атомов, а из бесконечно делимых частиц (гомеомерий), которыми управляет… всеобщий ум (нус). Опять материей управляет ум, но это почему-то называется материализмом. К тому же Сократ считал, что Анаксагор просто сошел с ума. Знаете почему? Потому что Анаксагор гордился тем, что может объяснять действия богов! Этого нельзя объяснить, считал Сократ, а тем более этим гордиться. Мы же просто приметим, что Анаксагор говорил о богах как о неоспоримых данностях жизни. Чисто по-материалистически. Но и без Сократа не ладно что-то в этом королевстве, поскольку сам Анаксагор считает причиной и основой мирового порядка не саму материю, а ум — полностью обособленное от всех материальных элементов явление, имеющее совершенное знание обо всем. Что здесь от материализма?

Что вообще во всех этих воззрениях от материализма? НИ-ЧЕ-ГО! Потому что материализм — это первичность материи, а не какого-то сознания, богов, ума, Логоса, божественных существ, мужских и женских божеств и т. д. Тогда почему так упрямо обзывают этих ни в чем не повинных людей материалистами? Ответов несколько. Во-первых, потому что так хочется. Материалистам хочется иметь за спиной своего учения хоть кого-то умнее себя. Во-вторых, потому что эти любознательные греки занимались в основном вопросами строения материи, то есть физического мира, и поэтому они материалисты. Интересная логика! Если следовать ее принципам, то сутенера надо называть богом любви, поскольку он постоянно соединяет одинокие сердца, криминалиста придется называть бандитом, ибо он как раз бандитами занимается, а психиатру ничего не остается, как согласиться на звание психа, так как психи — предмет его исследования.

Откуда взялся и развился в дикую силу материализм как мировоззрение? Какой великий ум дал ему жизнь?

Может быть, его придумал Карл Маркс? Тогда беда! Потому что Маркс был не философом, а экономистом. Кстати, если взглянуть и на это непредвзято, то он не был даже и экономистом! У него не было своего бизнеса, своей компании или фирмы, он не работал ни на одну из производственных единиц того времени как экономист! Откуда мы знаем, что он был экономистом? Благодаря каким его идеям какой финансовый трест или какая промышленная корпорация добились каких выдающихся успехов? Мы такого примера не знаем. Мы знаем только, что он в пух и прах разорился, играя на той самой бирже того самого капиталистического строя, за специалиста которого мы его держим! После этого он до конца жизни находился на содержании некоего Фридриха Энгельса, который его щедро кормил, поил, одевал и обувал. Однако Маркс — учитель всех левых экономистов! «Записывайтесь в группу по обучению плаванию! Наш тренер — лучший из всех! Он и сам совсем не умеет плавать и вас научит!»

Фридрих Энгельс вообще не имел никакого отношения к философии. Зато он претендует на звание успешного экономиста, потому что был весьма удачливым промышленником. Но вместо того чтобы писать книжки про то, как разбогатеть (что он хорошо знал), его патологически тянуло на недалекие книжки про то, как труд сделал из обезьяны человека, как люди перестали ложиться в кровать друг к другу по очереди и стали жить строгими семейными устоями и как пролетариату (который создавал ему, Энгельсу, богатства) сбросить иго капиталистов (таких, как он). В творческом запале, отдав необходимые наставления своим приказчикам и менеджерам по дальнейшему наращиванию капитала, он даже кидался на баррикады во время своих революционных командировок. В общем, чудил скучающий богатый человек с непонятной и подозрительной привязанностью к разорившемуся мещанину Карлу Марксу — и не больше.

Других серьезных людей у истоков этого учения мы не знаем, все остальные уже как-то пользовались готовым и только развивали что-то уже существующее, но непонятно из каких квалифицированных уст слетевшее. Причем вся эта компания была весьма подозрительна своим постоянным стремлением хоть где-нибудь сделать хоть какую-нибудь революцию или на худой конец убить под видом революционного террора пару-тройку каких-нибудь высоких чиновников. Материализм — дитя или незаконнорожденное, или мать просто не упомнит, который из всех милых был все же отцом, и не решается называть ребенка по отчеству. Но это просто к слову, ибо мы уже знаем, что наличие авторитетов не дает никакой гарантии в истинности ни одному учению. Нам авторитеты, собственно, и не нужны. Просто хотелось бы из всей когорты материалистов увидеть хоть кого-нибудь хоть сколько-нибудь адекватного понятиям о материалистических взглядах или взявшегося за свое дело. Иначе содержание этого учения сразу же вызывает недоумение своим странным генеалогическим древом.

А основное содержание этого учения звучит примерно так: все вокруг нас из чего-то состоит; это «что-то» для удобства называется материей; и относится к ней все, что можно увидеть, потрогать, измерить, укусить, вдохнуть и т. д. — в общем, все, что воспринимается нашими органами чувств или по результатам физических опытов. Материя первична по отношению к сознанию, то есть она главнее, и она это вторичное сознание (то есть младшее по рангу значимости для мира) строго собой определяет, каким ему быть и почему оно должно быть именно таким. Ну, а главное, из-за чего весь материализм затевается, звучит так: материя бесконечна; материя была всегда.

Итак, первое, что должен признать начинающий материалист в избранном для себя мировоззрении, огорошивает его своей абсурдностью и противоестественностью: у всего, что вокруг есть, — начала никогда не было! Это всегда вызывает шок недоверчивого недопонимания (слишком похоже на своеобразную дежурную шутку застарелых преподавателей) и реакцию отрицания у любого психически здорового разума — что за странность такая — предполагать, что все вокруг было всегда? Понять такое умом невозможно. Но авторитет учителей давит, и чтобы стать материалистом, приходится через это перешагивать с намерением идти куда-то дальше — к тем вершинам, откуда вещают наставники. Приходится это принять, не поняв, то есть поверить. Материализм, таким образом, представляется вопросом простой веры в самой своей первой основе, а никак не научно выведенным итогом! Но тогда вызывает мнительное подозрение сама научность материализма, если все его итоги основываются на ничем научно не обоснованной доброй воле начинающего и на способности его души к вере. Не очень серьезная с научной точки зрения база.

Однако многие доверчиво перешагивают этот психологический барьер, надеясь в дальнейшем своем продвижении понять то, что приходится пока принимать только на веру. Мы этим путем не пойдем. Он для нас несколько экстравагантен. Здравый смысл подсказывает нам, что принимать на веру очевиднейшую нелепость во имя будущих сомнительных успехов не стоит.

В самом деле — можем ли мы найти в окружающей нас действительности хоть что-то, что не имело бы начала? Явно не можем. Любой материальный объект измер?м, и, следовательно, любая его точка, от которой пойдет измерительный процесс, может считаться его началом в пространстве. Любое явление имеет момент возникновения и, следовательно, характеризуется началом во времени. Весь миропорядок обладает в каждой своей составной части началом каждого объекта и каждого явления. Если у всего миропорядка не было начала, то откуда оно взялось в столь обязательном порядке у всех его составных частей? Получается, неотделимый признак нашей реальности, присущий всем ее составным частям (обязательное наличие начала у всего), опровергается основным же принципом существования самой этой реальности (безначальностью)? Так же точно можно утверждать, что любая, отдельно взятая вода принимает форму сосуда, в который помещена, обладает текучестью и способностью растворять вещества, но вся вода в целом — не жидкость.

И на таком абсурде покоится все помпезное здание материализма! Единственный контрдовод у материалистов в оправдание краеугольного камня своей теории таков: безначальность нельзя понять из реальной действительности (!), но ее надо понимать, надо расти до этого понимания, совершенствовать познавательные способности и искать к этому пути. То есть не верить своим глазам, как следовало бы материалисту, а довериться красивой идее, как подобает хорошему идеалисту.

Возникает интересная для материалистов модель доказательства: объективная реальность, основа материализма, которая первична, по их же мнению, по отношению к разуму, то есть к субъективному, должна сначала отвергаться его свойствами (способностью разума перешагивать через очевидные характеристики объективного, нагло не замечая их), а затем с помощью этого же субъективного (разума) утверждать объективное (реальность) как первичное к субъективному же! Сначала материя как бы ни при чем, потому что она противоречит разуму (!), а затем, когда разум исхитрится что-нибудь для нее придумать оправдательное, она тут же выскакивает из-за его спины: «Я здесь стояла до вас, я первая, вы за мной будете». Здесь вторичное отрицает основные свойства первичного и из себя, вторичного, а не из свойств самого первичного доказывает первичность этого первичного по отношению к себе же.

Единственным выигрышем от утверждения бессмысленного может быть только блеф рискованной многозначительности, а польза запутанности состоит в неисчерпаемых возможностях приобретения авторитета научности. Того самого авторитета, который не позволяет нам козырно сплюнуть и, разведя по-крутому плечи, сказать: «Не надо нам доказывать, что круглое — это квадратное. Как это “все” могло быть “всегда”? Что за бред? Нас на это не купишь!» Мы, к сожалению, не можем сплюнуть, ибо это было бы ненаучно по отношению к научному! Потому что форма у этого бреда самая что ни на есть научная и очень по-научному сложная.

Однако бессмысленность, облаченная в форму научной сложности, должна иметь инструментом запутанности какую-то сложную научную идею. На простой идее тут не выедешь, простым сложного и непонятного не наворотить. Есть ли такая сложная и непонятная идея у материалистов? «Такая идея у материалистов есть!» — горделиво отвечают они. Суть ее состоит в том, что вся наша действительность представляется ими как — внимание! — «ряд событий во времени, не имеющий начала». Просто и мило, но в чем же научность и сложность? Здесь они оформляются научным понятием «реальной бесконечности», которое подводится в качестве базы вероятного доказательства того, что наш мир во времени не имел начала. Простому человеку вместить его совершенно невозможно, а следовательно, невозможно и высмеять, ибо как посмеяться над тем, чего не понимаешь, то есть не можешь идентифицировать как различаемый тобою, хотя бы и для смеха, объект?

Само же научное понятие реальной бесконечности, которое составляет, повторим, единственную основу научной базы материализма, гласит так: объект реально бесконечен, если часть какого-либо целого равна всему целому. Это одна сторона. Вполне научно, что и говорить. А вот другая сторона теории: реальная бесконечность – это завершенное целое, в действительности содержащее бесконечное число предметов. Это когда целое число имеет значение, но является одновременно и бесконечным числом. Число 100 одновременно выражает и сто единиц и бесконечное количество единиц. Тоже вполне научно. Не подкопаешься.

Что-нибудь понятно? Если попытаться осилить эту формулировку в чистом виде, то можно напрочь заклинить ум. Поэтому мы придадим ей удобопознаваемую форму, для чего подставим в предлагаемую нам формулу реальные значения из реальной действительности. Естественно, под «целым объектом» или «завершенным целым» здесь понимается как раз наша действительность, о которой мы и хотим знать — было у нее начало во времени или не было?

Итак, возьмем для примера какие-нибудь отрезки самого времени, допустим — дни. Попытаемся на них применить теорию реальной бесконечности. Что получается? По теории реальной бесконечности получается, что все количество дней, которое когда-то было, есть и будет во Вселенной, является завершенным целым, то есть имеет вполне определенное, конкретное число, но одновременно оно же, это определенное количество дней, еще и должно быть абсолютно бесконечным! У определенного «завершенного» количества дней не должно быть ни начала, ни конца. Как же они тогда «завершились»? Пора выливать себе на голову холодную воду. Без этих, периодически повторяющихся профилактических омовений, пожалуй, опасно дальше вгрызаться в реальную бесконечность.

Дни, конечно, — объект вполне материальный, но их все-таки в карман не положишь. Тогда возьмем простой пример из арифметики начальных классов — с яблоками, которые по карманам вполне можно рассовать. У Маши было десять яблок. В этом случае по теории реально бесконечного объекта число 10 должно быть, помимо числа, обозначающего десять яблок в кармане у запасливой Маши, еще и бесконечным числом бесконечного количества яблок в том же самом единственном кармане у той же самой пресловутой Маши в то же самое время! Где взять такой карман?

Вероятно, дело не в днях и не в яблоках. А если все равно, на чем с ума сходить, то вернемся к дням. Как мы помним, они первые нас поразили тем, что их количество можно пересчитать от первого до последнего, но одновременно в них нет ни первого и ни последнего, а есть только одна бесконечность дней с обеих сторон счетного ряда. Хотя первый и последний день обязательно есть, потому что можно посчитать их полное, законченное количество от первого и до последнего дня. Но при этом ни в коем случае нельзя предполагать, что есть какой-то первый или какой-то, не приведи Господь, последний день, потому что их количество абсолютно бесконечно. Однако если кто-нибудь задумает узнать точное количество всех этих дней, то он может посчитать их, начав с первого и закончив последним. Но при этом обязательно надо помнить, что ни первого, ни последнего… Кто-нибудь! Принесите еще холодной воды!

Похоже, азы реальной бесконечности мы уже успешно освоили. Но это не все ее парадоксы. Есть и хуже. Если взять, например, дни, которые прошли между 1 января 2001 года и 2 января 2001 года (читаем все внимательно!), то по понятию реальной бесконечности их количество будет равно вообще всему количеству дней, которые когда-то были, есть и будут во Вселенной! Вот как все научно, когда «часть равна целому»! Мы, конечно, понимаем, что в скучной компании с 1 на 2 января и не такое может показаться, но все же это будет скорее околонаучно, чем научно.

Единственное, что можно сказать о теории реально бесконечного объекта: не забывайте, друзья, хорошо отдыхать, если вы будете ее изучать, и не принимайте ничего близко к сердцу. И будьте скрытны. Люди не должны пугаться вас из-за таких пустяков.

***

Как получилось, что эта белая горячка может оформляться в виде научной идеи? Дело в том, что такая идея действительно существует, она действительно научна и имеет право на жизнь, но не в нашей реальности, а в математической. Реальная бесконечность используется математиками для оперирования в математической реальности, которую сами же математики создали исключительно для себя от избытка своего же мастерства. Эта идея неприменима к действительной реальности, как и многое другое, что есть в математике. Величие этой науки всех наук состоит как раз в том, что она, не имея реального объекта исследования, исследует самое себя, вырываясь на совершенно недоступные другим наукам просторы и покидая при этом реалии физического мира. В своих помыслах математика далеко отошла от задач математического описания действительности. Ей это давно уже неинтересно. Она все давно уже описала и не включает такую способность в число своих отличительных достоинств.

Приведем этому живой пример: участник математической олимпиады получает задачу следующего содержания – дано: ячейки, заполненные какими-нибудь предметами.

В каждой ячейке по одному предмету, заполнены все ячейки, кроме одной; доказать, что если все предметы одновременно передвинуть на одну ячейку, то одна из них так и останется незаполненной. Теперь, если конкурсант представит задачу в простом виде, как на нашем рисунке, а затем математически обоснует очевидную вещь, что при передвижении всех брусков одновременно на одну клетку, одна из них в итоге обязательно останется без бруска, то есть будет свободной, он получит низшую из положительных оценок – тройку.

Придраться будет не к чему, но ему скажут, что это частный случай, а если кто-то здесь все же хочет получить пятерку, он должен то же самое доказать для бесконечного числа клеток и брусков.

Как видим, вся наша реальная действительность для математики не более, чем частный случай. Ей бы в бесконечность – подальше от условностей физического мира.

Несводимость математической логики к законам реальной действительности можно показать и на простом примере алгебраического хода ее мысли:

(2 : 2) = (5 : 5)

2 (1 : 1) = 5 (1 : 1)

2 = 5.

Здесь тоже придраться не к чему, ведь мы использовали одно из восьми основных математических действий — вынесение за скобки. Но верить этому нельзя. Сами математики не согласились бы по таким расчетам получать зарплату даже во имя торжества одного из восьми основных своих действий.

Математически можно описать любой процесс. Например, можно математически описать модель стекла как металлорежущего инструмента. Но стекло физически металл резать не будет. Иными словами, в математике, как в кино, возможно все, но в жизни этому часто просто нет места. В эпоху квантовой физики, например, мы наблюдаем не столько физику, сколько математику, поскольку физикам ничего непонятно в мире элементарных частиц и они создают различные математические модели этого неразличимого мира. Вернер Гейзенберг, самый честный из физиков, горько сетовал по этому поводу: «Истинная физика в настоящее время заменена ширмой математических операций». Реальная бесконечность – такая же математическая ширма, этакий теоретический изыск по типу «а что если допустить…».

Вне всяких сомнений, реально бесконечного объекта в природе быть не может, а «ряд событий во времени, не имеющий начала», в виде которого материализм представляет себе весь наш материальный мир, как раз и есть тот самый реально бесконечный объект, которого в природе быть не может. Следовательно, Вселенная — это обычный милый нам реальный объект, а не какой-то там свихнувшийся реально бесконечный, и у Вселенной тоже должно быть Начало, как у любого реального объекта, ибо она сама — совокупность реальных объектов, имеющих начало. Материалисты просто выдернули из математики нечто созвучное их понятиям, и подставили математику в виде того самого авторитета, который не принято опровергать.

Впрочем, мы не собираемся спорить с материалистами. Методы их полемики нам известны и хорошо иллюстрируются анекдотом о том, как тренер по футболу убеждает ректора университета в правильности своего принципа комплектации будущей команды: «В нападение поставим геологов, те привыкли все время что-нибудь искать, так пусть ищут пути к чужим воротам. В полузащите у нас будут математики. Они хорошо отнимают и делят, так пусть отнимают мячи у противника и делятся ими с нашими нападающими. Защитников нам поставят приемные деканатов и ректората, уж эти, будьте уверены, никого не пропустят. А в воротах у нас будет стоять специалист с кафедры диалектического материализма. Это наш козырь!» «Почему материалист — козырь?» — удивляется ректор. Ответ тренера: «А тому, даже если гол забьют, все равно не докажут!»

Используем свое право добровольного выбора и скажем, что нас такое «научное» объяснение отсутствия Начала не устраивает вследствие абсолютной неубедительности и излишней научности. Однако это одновременно не означает, что не стоит ознакомиться и с другими доводами материалистов, даже если они будут такими же фантазиями, как реальная бесконечность в реальном мире. Хотя бы потому, что такие доводы есть, и даже если все они без исключения окажутся выдумками, то это будет не столько оспаривать материализм, сколько подтверждать наш здравый смысл, только во имя него мы и пойдем дальше по пути рассмотрения некоторых материалистических версий. Здесь нам, в частности, помогут разработки великого Уильяма Крейга относительно модели Большого Взрыва.

***

Итак, в качестве подстраховывающей предыдущую фантазию, в настоящее время нам предлагается менее запутанная, но зато более физическая теория Большого Взрыва. Она основывается на новейшем открытии факта расширения Вселенной. Наблюдением и опытами доказано, что Вселенная ускоренно расширяется во все стороны, не меняя пропорций и взаимопропорций своих объектов. Если представить ее схематично в виде окружности, получится картина некоего ряда постоянно увеличивающихся во времени в своем диаметре кругов, что и дало повод предположить наличие происшедшего когда-то взрыва, в результате которого Вселенная возникла и продолжает свое расширение в направлении, заданном этим взрывом и под действием его энергии. Однако такая картина Вселенной представляется нам не совсем корректной. В ней процесс наблюдается только в одну сторону — расширения.

А что, если посмотреть в сторону, обратную расширению, запустить кинопленку назад? Мы, естественно, увидим, что окружность как модель Вселенной будет приобретать все более малый и малый диаметр и обязательно когда-нибудь сведется в точку!

Точка тоже должна уменьшаться, следуя общей логике процесса, но до каких пределов может происходить это уменьшение? Нейтральная к спорам философов физика дает ответ: до состояния бесконечной плотности. Таким образом, Вселенная когда-то представляла собой бесконечно плотную точку. Но ведь состояние «бесконечной плотности» соответствует понятию «ничто»: если у тела есть хоть какой-то объем, то оно уже не бесконечно плотно, а если оно бесконечно плотно, то значит, у него нет объема, а если у тела нет объема, тогда его попросту нет! Следовательно, Вселенной когда-то не было, а значит, не было ничего. А как из «ничего» могло само получиться «что-то»? Как могло вообще взорваться «ничто»? К тому же, взрыв — он и есть взрыв. Все, что попадает в поле его воздействия, действительно разносится во все стороны от эпицентра, но разносится беспорядочно и хаотично! Как могло «ничто» взорваться, и не просто взорваться, а образовать при этом своим взрывом материю, и не просто материю, а строго упорядоченную, существующую по своим основным законам-константам? Предположить такое аналогично утверждению, что в результате взрыва пустого места образовалось определенное количество шрифтов, а сами шрифты уложились в гранки так, что получился англо-русский словарь! Резонно предположить, что даже если взрыв и был, то сначала должно было возникнуть то, что взорвалось. Даже у взорвавшейся когда-то Вселенной опять должно было быть Начало. Тем более что и сами физики говорят совершенно недвусмысленно, что материальная точка — это абстракция, она опять же придумана для удобства, но на сей раз не математиками, а физиками. Следовательно, модель Большого Взрыва сама приводит нас к тому, что до взрыва не было ничего, а в таком случае когда-то должно было появиться нечто, подразумевающее под собой Начало.