ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ УРАГАН НА МУСОРНОЙ СВАЛКЕ

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

УРАГАН НА МУСОРНОЙ СВАЛКЕ

Гипотеза Фрэнсиса Крика относительно того, что жизнь на Земле возникла благодаря ДНК инопланетных существ, странным образом согласуется с мифами индейцев-ягуа, живущих в перуанской Амазонии. Представители этого племени, регулярно использующие аяуаску для обретения трансового состояния, поведали французскому антропологу Жан-Пьеру Шомелю следующую историю: "В самом начале, до рождения на этой земле, наши отдаленные предки жили в другом месте, на другой земле…" [1205]

Как я уже отметил, схожей идеи придерживался и Крик. И хотя подобное предположение в устах нобелевского лауреата звучит несколько странно, ему это прощали — хотя бы потому, что он был Фрэнсис Крик. Кроме того, тот с самого начала дал понять, что это — не более чем гипотеза. Еще один, не менее прославленный ученый — астрофизик Фред Хойл — также выступал со схожей идеей и примерно в то же время. При этом ему, как и Крику, удалось сохранить свою научную репутацию [1206]. В соответствии с представлениями Хойла, споры жизни разносятся по Вселенной на огромных кометах. Таким образом, ему импонировала идея о случайном ее занесении на нашу планету. Крик же, как мы уже отмечали, склонялся к мысли о сознательном распространении бактерий с ДНК некими разумными существами. Однако оба ученых полагали, что жизнь, к моменту ее первого появления на Земле, носила слишком комплексный характер, чтобы допустить ее возникновение непосредственно на планете. Таким образом, и Крик, и Хойл считали, что первые и наиболее сложные шаги — от безжизненного к жизни — были сделаны где-то еще.

Эта история начинается около 4,5 миллиарда лет назад, когда масса земли сформировалась наконец в планету, вращающуюся вокруг Солнца. В течение следующих 600 миллионов лет она оставалась шаром из расплавленной лавы. Однако около 3,9 миллиарда лет назад планета остыла настолько, что на ней образовался тонкий слой коры [1207]. Судя по всему, примерно в то же время под атмосферой, состоящей из простых газов, начали формироваться лужи воды, обогащенной всевозможными минералами. И в этих озерцах "добиотического супа", благодаря случайному столкновению молекул, очень быстро сформировались простейшие формы жизни. Так, во всяком случае, считают некоторые ученые [1208]. Другие, в том числе и Крик, были не согласны с этим мнением. В частности, они утверждали, что "возражения против столь внезапного возникновения жизни носят поистине астрономический характер. Проще поверить в случайную сборку "Боинга-707" ураганом, залетевшим на мусорную свалку" [1209].

Однако в чем едины практически все ученые — это в том, что жизнь появилась, а затем и распространилась по планете практически сразу после появления "добиотического супа". Земная кора еще не успела сформироваться полностью 3,9 миллиарда лет назад, а уже 3,8 миллиарда лет назад — то есть спустя каких-нибудь 100 миллионов лет — планета была колонизована бактериями. В пользу подобного предположения говорят многочисленные, пусть и вторичные, свидетельства [1210]. На отметке в 3,4 миллиарда лет эти свидетельства становятся неопровержимыми, поскольку именно этим временем датируются наиболее древние из известных нам окаменевших остатков бактерий [1211]. Однако и эту дату отделяет от формирования земной коры каких-нибудь полмиллиарда лет.

Главный код

Крик был биофизиком, а не математиком. И поверить в возможность того, что жизнь смогла возникнуть "здесь, на Земле" менее чем за полмиллиарда лет, ему мешали чисто статистические выкладки. Фрэнсис Крик не возражал против концепции "добиотического супа", но он не мог понять, каким образом из этой массы, если не мгновенно, то в очень короткое время, могла возникнуть примитивная химическая самовоспроизводящаяся система — иными словами, первый вариант структуры ДНК/РНК [1212]. И эти возражения вовсе не были антиэволюционными. Как только система вступила в действие — а это, судя по всему, совпало с появлением жизни на Земле, — индивидуальный организм получил возможность унаследовать те адаптивные характеристики, которые в значительной степени повышали его шансы на выживание. И именно в это время дарвиновский естественный отбор начал взаимодействовать с ДНК, отдавая предпочтение тем или иным особенностям организма. Таким образом был создан тот механизм эволюционного развития, благодаря которому вся планета заполнилась постепенно мириадами всевозможных существ. Однако Крика беспокоил вопрос непосредственного возникновения самой системы. Все современные гипотезы на этот счет представлялись ему сомнительными. Ведь сколько бы ни было отпущено нам лет — полмиллиарда или даже больше, — в любом случае, возможность случайного появления столь сложной системы остается более чем гипотетической.

Для того чтобы понять точку зрения Крика, необходимо немного больше узнать о семействе молекул, известных как протеины. Ведь именно они лежат в основе структуры и метаболической деятельности всех живых клеток. Наконец, нам необходимо узнать немного больше и о самой ДНК.

"Молекула протеина — это макромолекула, которая состоит из тысяч атомов, — писал Крик. — Каждый протеин выполнен так, что все атомы в нем занимают свое, строго определенное место. Каждый тип протеина образует сложную трехмерную структуру, отличающуюся от других. Именно это позволяет им выполнять свою каталитическую или организующую функцию. Эта трехмерная структура… основывается на одной или нескольких "полипептидных цепочках"… Клетка образует их, соединяя вместе определенный набор маленьких молекул, известных как аминокислоты… Самое интересное, что для формирования протеинов используется всего лишь двадцать видов аминокислот, и именно этот набор прослеживается во всей природе… Каждый протеин подобен абзацу, записанному с помощью двадцатибуквенного алфавита. При этом природа каждого протеина определяется точным порядком букв… Животные, растения, микроорганизмы и вирусы используют один и тот же набор из двадцати букв… Набор этот настолько универсален, что формирование его вполне можно увязать с возникновением жизни на Земле [1213].

Второй химический язык, также возникший в глубокой древности, прослеживается в нуклеиновых кислотах — ДНК и РНК [1214]. Они относятся к числу естественных и синтетических компонентов, известных как полимеры, и представляют собой гигантские цепочки молекул, каждая из которых характеризуется повторяющимся набором всего лишь четырех химических элементов. Если говорить об РНК, то это — аденин, цитозин, гуанин и урацил (представленные следующими буквами: А, С, G и U). Первые три элемента — аденин, цитозин и гуанин — встречаются и в ДНК. Однако на четвертом месте стоит тимин (Т). Этот элемент настолько близок урацилу, что при постоянном взаимодействии между нитями ДНК и РНК, протекающем на клеточном уровне, не наблюдается никакой несовместимости[1215].

Оба эти полимера (при том что ДНК обычно выполняет функцию "командующего", а РНК обычно выступает в роли "передатчика") несут в себе всю генетическую информацию, необходимую для создания живого организма [1216]. Более того, и ДНК, и РНК с четырьмя их базовыми элементами остаются одними и теми же и выполняют одну и ту же функцию во всех живых существах — будь то слон или бактерия, собака или блоха, медуза или акация, капуста или бабочка, червь или человек. И так уже на протяжении четырех миллиардов лет. Единственное, что меняется, — это порядок букв А, С, G и Т в том генетическом коде, который вписан в ДНК каждого организма, ну и, конечно же, количество ДНК в разных организмах. Так, кишечная бактерия Е. coli состоит из одной-единственной клетки, внутри которой свернулась полумиллиметровая полоска полимера ДНК [1217]. В свою очередь, мы уже говорили о том, что каждая из миллиардов клеток, формирующих человеческое тело, содержит два метра той же самой ДНК. Совершенно очевидно, что нить подобной длины загружена гораздо большим количеством абзацев генетического кода, чем то, в котором испытывает потребность крохотная Е. coli. Но даже для того, чтобы закодировать простейшие формы жизни, необходимо большое количество информации. Mycoplasma geni— talium представляет собой мельчайшую из бактерий, известных на сегодняшний день науке. Но даже ей требуется достаточное количество ДНК, чтобы записать весь генетический код, состоящий из 580 тысяч букв. Что уж говорить о генетическом коде человека, который состоит приблизительно из трех миллиардов букв. И все эти буквы растянулись вдоль каждой из двухметровых нитей ДНК, свернувшихся во всех без исключения клетках человеческого организма [1218].

Настоящим научным прорывом шестидесятых годов XX века можно назвать работу, связанную с расшифровкой генетического кода. В итоге был создан своего рода маленький словарик, "в общих принципах похожий на азбуку Морзе" — как написал о нем Крик. Этот словарь "соотносит четырехбуквенный язык генетического материала с двадцатью буквами протеина, которые можно уподобить исполнительному языку" [1219].

Не погружаясь в самые глубины субмикроскопической алхимии, хотелось бы отметить, что комбинация любых трех "букв" ДНК побуждает клетки соединять аминокислоты таким образом, чтобы синтезировать из них определенного типа протеины. И именно это обуславливает конечный образ и набор функций каждого живого организма — строго в соответствии с унаследованным им кодом. Учитывая огромное разнообразие жизни на нашей планете, я не могу избавиться от изумления при мысли о том, что в каждом случае мы имеем дело с одним и тем же невероятно простым набором букв, перетасованным особым образом. Соответственно, лишь порядок расположения этих букв определяет разницу между геранью и жирафом, слоном и муравьем, человеком и обезьяной (точно так же, как это происходит в написанных словах). Однако все это, как отмечает Крик, сводится в итоге к чистой математике:

Поскольку язык нуклеиновых кислот содержит всего лишь четыре буквы, существует ровным счетом шестьдесят четыре триплета (4 х 4 х 4). Шестьдесят один из этих "кодонов", как их называют ученые, отвечает за образование той или иной аминокислоты. Три оставшихся кодона отвечают за "конечную цепочку" [1220].

Мы уже говорили о том, что живые клетки используют для создания протеинов лишь 20 аминокислот. И это порождает весьма существенную "двусмысленность" — когда большинство триплетов кодирует более чем одну кислоту, и при этом различные триплеты могут кодировать одну и ту же аминокислоту.

Кодоны, определяющие аминокислоты: ТТТ = фенилаланин (Phenyla Lanine); AAA = лизин (Lysine); AAG = лизин (Lysine); GCT = аланин (Alanine) (по Кэлледайну, 2004, с. 13)

Точно не известно, как именно клетки определяют правильную кислоту, когда в наличии имеется столько альтернативных возможностей. В то же время — я упоминаю об этом безо всякого подтекста — существует лишь две аминокислоты, которые ДНК считает настолько важными, что избегает в этой сфере любой двойственности. Так, за образование каждой из этих кислот отвечает по одному-единственному кодону. Первой из них является метионин. Второй — триптофан, исходная молекула для всех триптаминовых галлюциногенов [1221].

Чудо

Полагаю, читателю уже понятно из вышесказанного, что для жизни — во всяком случае, для жизни на этой планете — необходимы как нуклеиновые кислоты, так и протеины, представляющие собой необычайно сложные и объемные макромолекулы. Нуклеиновые кислоты нужны потому, что они несут генетический код и могут копировать сами себя — две вещи, на которые не способны протеины. С другой стороны, протеины необходимы для всех тех "строительных работ", которые протекают внутри клетки — в том числе для образования и дублирования самой ДНК. Без тех унаследованных инструкций, которые уже содержатся в ДНК — "возьми эту аминокислоту", "соедини ее вместе с той", "теперь остановись" и т. д., и т. д., — не будет синтезирована ни одна протеиновая цепочка и клетки не смогут выполнять свою работу. Но и ДНК, как мы уже отметили, не может быть сформирована в отсутствие протеинов. Таким образом, перед нами две стороны одной медали.

Что возмущало Крика-статистика — так это невозможность случайного возникновения даже одного-единственного протеина, сложенного из длинной цепочки аминокислот. И неважно, насколько питательным был тот самый "добиотический суп" и сколько миллиардов лет варились в нем все необходимые ингредиенты. Взяв за основу среднюю длину протеина в 200 аминокислот (некоторые протеины бывают намного больше), Крик высчитал, что шансы случайного его возникновения равны 1 к 260. То есть на одну удачную попытку — двести шестьдесят неудач. Для того чтобы в полной мере оценить эту цифру, стоит учесть, что количество всех атомов в видимой Вселенной (а не только в нашей Галактике) составляет 1 к 80 — скажем прямо, достаточно скромная пропорция, если принять во внимание шансы, противоречащие случайному образованию протеина [1222]. Насколько же менее правдоподобной будет гипотеза о том, что сама жизнь, которая даже на уровне бактерий отличается сложным клеточным механизмом и подразумевает использование множества протеинов, возникла на планете в результате случайного столкновения молекул!

Это ощущение удивительной слаженности и упорядоченности лишь усиливается при взгляде на двойную спираль ДНК. Вспомните хотя бы о том, что в каждой человеческой клетке — а каждая клетка составляет не более миллионной доли булавочной головки — находится двойная нить ДНК двух метров в длину и десяти атомов в ширину

[1223]. И фактор сжатия здесь намного больше, чем тот, который требуется для размещения двух метров в емкости уровня булавочной головки. Ведь нить ДНК располагается исключительно в ядре клетки, которое куда меньше самой клетки и составляет в диаметре лишь десять микрометров. В результате степень компактности может быть сопоставима лишь с той, которая требуется для размещения пятидесяти миль шнура в ящике для обуви. Две одинаковых полимерных ленты обычно перевиты таким образом, что напоминают двух змей — причем голова каждой из них обращена к хвосту соседки. Таким образом, каждая нить ДНК является "перевернутой" копией другой, соединяются же они у основания в строго определенном порядке (А — всегда с Т, С — всегда с G) [1224]. Ученые обычно называют их "главной копией" и "копией поддержки" — ведь если в одну из нитей вкрадется ошибка, клетка всегда сможет восстановить прежнюю схему, сопоставив "ошибочный вариант" с правильным.

Вследствие "перевернутой" симметрии спиралей молекулу ДНК нередко сравнивают с двумя змеями, которые обвились вокруг друг друга таким образом, что голова одной из них обращена к хвосту другой, и наоборот

Перевод информации с ДНК на однополосный "передатчик" РНК (по Кэлледайну, 2004, с.65)

Генетическая информация, хранящаяся в каждой клетке, записана с помощью тех химических элементов, которые составляют основу любой ДНК. Именно последовательность данных элементов и отвечает за синтез протеинов. Красота и сложность этой системы заключается в том, что инструкции по синтезу передаются не непосредственно из архива ДНК, но копируются вначале (технический термин — "переводятся") на одинарную ленту молекулы РНК, которая и инициирует процесс синтеза. Все это позволяет избежать прямого обращения к базе данных ДНК, которые хранятся в полной безопасности внутри двойной спирали.

"Знаменательно уже то, — замечает Крик, — что подобный механизм вообще существует в природе. Но еще более примечательным можно счесть то обстоятельство, что в каждой живой клетке — будь то животного, растения или микроорганизма — присутствует его версия" [1225]. И эта универсальность свидетельствует о том, что код ДНК так же древен, как и двадцатибуквенный протеиновый код, с которым он находится в самой тесной связи благодаря механизму "перевода". Без сомнения, и этот код, и вся система ДНК/РНК должны были присутствовать уже в самых первых организмах, от которых берет начало все многообразие жизни на планете. Однако вся эта система, по мнению Крика, "носит слишком сложный характер, чтобы можно было представить, будто она возникла в один момент. По-видимому, она должна была развиться из чего-то более простого" [1226].

Проблема заключается в том, что нет никаких признаков существования этой более простой версии. Иными словами, нет никаких свидетельств, подтверждающих тот факт, что подобное развитие имело место на Земле в период между 3,9 и 3,4 миллиарда лет назад — то есть от образования земной коры и до распространения первых бактерий, уже несущих в себе систему ДНК. Выводы в данном случае напрашиваются сами собой. Однако Крик, будучи сверхрационалистом и убежденным атеистом, признал лишь то, что "происхождение жизни на планете представляется мне едва ли не чудом, так много условий должно было сложиться для ее возникновения" [1227].

Не исключено, что та инопланетная теория, с которой выступил позднее Фрэнсис Крик, служила отражением подсознательного протеста против любой формы духовного объяснения этого "чуда". Крик не верил в сверхъестественное, однако факты убедили его в том, что четырехбуквенный "язык" ДНК совместно с двадцатибуквенным "языком" протеинов просто не могли возникнуть на Земле в результате случайных столкновений химических элементов. Складывалось впечатление, будто вся эта система была смоделирована и даже "создана" до того, как она впервые начала функционировать на планете. Но если создана, то кем? Крик, как убежденный атеист, пошел бы против собственной природы, если бы стал рассматривать возможность вмешательства того сверхъестественного существа, которого подавляющее большинство человечества именует Богом. Вместо этого ученый предпочел сценарий, главным действующим лицом которого стали разумные существа с иной планеты. Именно они разослали по Вселенной корабли с грузом ДНК, чтобы инициировать жизнь на доселе неживых планетах.

Музыка жизни

Не знаю, как вам, а лично мне кажется немного странной мысль о том, что наши тела представляют собой набор закодированных химических инструкций, наполовину унаследованных от матери и наполовину — от отца. Но если мы копнем еще глубже, то станет понятно, что и они, в свою очередь, унаследовали половину ДНК от своих матерей и еще половину — от отцов. И так далее, и так далее — вдоль всей цепочки поколений вплоть до начала жизни на Земле. Именно эти маленькие полимерные образования, составляющие своего рода "магнитофонную ленту" ДНК, как раз и являются тем бессменным фактором, который объединяет первых бактерий, появившихся около трех с половиной миллиардов лет назад, с виднейшими представителями человечества.

Мы уже говорили о том, что внутри каждой человеческой клетки свернуто по два метра подобной "ленты". И именно на ней записан весь набор генетической информации, необходимой для создания полноценного человеческого существа. А в качестве полимера эта лента родственна тем виниловым пластинкам, на которых издавали лучшие песни шестидесятых годов XX века. Однако информация, содержащаяся на ленте ДНК, носит несколько иной характер. Ее с полным правом можно сопоставить с вечно обновляющейся музыкой жизни.

Рост происходит благодаря делению клеток: каждая клетка разделяется на две новых, которые, в свою очередь, делятся дальше… Но прежде чем распасться на две, каждая клетка дублирует свою ДНК. И потому в новообразованной клетке также есть полный набор ДНК — а значит, и полный набор генов всего организма. Интересно, что в каждом определенном типе клетки активизируется лишь незначительная часть всех генов… Стоит немного поразмыслить, и становится понятным, что снабжение каждой клетки полным набором ДНК является, по сути, наиболее простым способом передачи информации во все необходимые места — даже при том, что это подразумевает огромную работу по постоянному дублированию этой самой ДНК [1228].

Интересно, что тема постоянного и даже переизбыточного дублирования будет всплывать у нас вновь и вновь. И прежде всего тут стоит вспомнить саму двойную спираль — оригинал и его копию. Не следует забывать и о роли РНК, которая тщательно копирует необходимые сегменты информации ДНК — с целью последующего синтеза протеинов. В итоге… получается так, что в любой клетке в любой момент времени оказывается задействованным лишь небольшое количество генов, тогда как подавляющая часть их просто находится "вне игры".

Прежде чем распасться на две, каждая клетка дублирует свою ДНК.

И потому в новообразованной клетке также есть полный набор ДНК — а значит, и полный набор генов всего организма (по Кэлледайну, 2004, с. 10, 65)

Например, клетки, из которых должны сложиться ткани глаза, используют лишь те гены, которые запрограммированы на создание глаза. Современные исследователи только стали приближаться к разгадке того, как, собственно, клетки узнают, к какому именно органу они принадлежат [1229].

Судя по всему, это является особенностью нормального функционирования ДНК, когда большая часть ее практически все время находится "вне игры". И лишь отдельные сегменты активизируются для синтеза протеинов. Более того, было бы ошибочным полагать, что единственная функция ДНК заключается в одном лишь образовании протеинов в соответствии с унаследованными инструкциями генетического кода. Даже внутри самих генов за синтез определенных белков отвечает менее одного процента базовых элементов [1230]. Проблема станет еще очевиднее, если мы вспомним о том, что сами гены составляют около 3 процентов ДНК. Цифры эти разнятся, и некоторые ученые говорят о 5 процентах, а некоторые даже называют цифру в 10 процентов. Но даже если брать за точку отсчета эту максимальную оценку, все равно останется справедливым утверждение, согласно которому "большая часть ДНК в наших телах выполняет функции, которых мы пока еще не в силах постичь" [1231]. Все, что мы знаем об этих вместительных хранилищах ДНК — хочу еще раз напомнить, что мы говорим о доле, составляющей 90–97 процентов от целого, — это то, что в них содержится огромное количество информации, записанной тем же языком, что и генетический код. Однако эти данные не связаны ни с синтезом протеинов, ни с какой-либо другой, известной нам функцией. Некоторые области такого "некодирующего" текста состоят из длинных цепочек основных элементов, вновь и вновь повторяющихся в строго определенном порядке. Иногда такая последовательность элементов встречается не одну тысячу раз — причем, на первый взгляд, совершенно бесцельно. Вполне понятно, что ученые долгое время называли эту часть ДНК "бросовой" — то есть излишней, не обладающей каким-либо значением и не выполняющей какой-либо функции. Они полагали, что все эти цепочки химических элементов уцелели лишь потому, что раз за разом дублировались при делении клетки.

Но тут встает вопрос естественного отбора. Зачем бы природе понадобилось сохранять такое количество ненужных данных, заботливо воспроизводя их в каждой очередной клетке?

На сегодняшний день ученым удалось по-новому взглянуть на эту проблему. Как оказалось, концепция "бросовой ДНК" не выдержала испытания временем. На самом деле эти "ненужные" части играют жизненно важную роль в регулировании клеточных процессов. И они столь же необходимы для здоровья и функционирования всего организма, как и хорошо изученные кодирующие секции. Однако я не собираюсь приводить здесь тех медицинских выкладок, которые стали результатом тщательного исследования "некодирующей" ДНК. На самом деле меня куда больше интересуют результаты других изысканий, также касающиеся информации, записанной на длинных и малоизученных цепочках этого полимера.

Послание Зипфа

Всем человеческим языкам присуща одна общая и несколько неожиданная тенденция. Она получила название закона Зипфа — по имени лингвиста Джорджа Зипфа, который открыл ее в 1939 году. Он изучал тексты на самых разных языках и организовывал слова в порядке их значимости. Как оказалось, существует точное математическое соотношение между уровнем значимости слова и частотой его употребления в тексте. И это справедливо для любого языка — будь то английский, японский, арабский, урду, коса и так далее. Вне зависимости от текста, стоило Зипфу вычертить диаграмму, которая сопоставляла частоту употребления слова и его значимость, и у ученого выходила прямая линия "с уклоном в –1 для каждого национального языка" [1232].

Для того, чтобы понять общий принцип, представьте книгу с любым количеством слов — в 60 тысяч, или в 114 тысяч, или какого-либо иного объема. И если наиболее частое слово — то есть слово со степенью значимости номер 1 — будет употребляться в этой книге 10 тысяч раз, то вы можете быть уверены в том, что десятое по частоте употребления (а следовательно, и по значимости) слово встретится в книге 1 тысячу раз, а сотое наиболее частое слово — только 100 раз. Разумеется, цифры будут варьироваться от текста к тексту — в зависимости от общей длины сочинения. Однако точная математическая пропорция между значимостью и частотой употребления слова останется все та же. В этом, вкратце, и состоит закон Зипфа [1233].

А вот и еще одна, даже более странная, вещь. В середине девяностых годов XX века исследователи из Бостонского университета и Гарвардского медицинского факультета изучили 37 последовательностей ДНК, в каждой из которых содержалось как минимум 50 тысяч парных базовых элементов, две более коротких последовательности и еще одну, с общим содержанием в 2,2 миллиона парных элементов. И там, где было возможно, изучались как кодирующие, так и некодирующие области ДНК [1234]. Ученые обнаружили, что во всех последовательностях существовали отчетливые узоры из трех, четырех, пяти, шести, семи и восьми парных элементов — своего рода отдельные "слова". И это побудило их применить к материалу два стандартных лингвистических теста. Один из этих тестов был основан на методе Зипфа. Все "слова" ДНК распределили в соответствии с их повторяемостью, после чего вычертили гистограмму, соотносящую значимость каждого слова с фактической частотой его употребления в "тексте".

Оценка кодирующих регионов показала, что они не подчиняются закону Зипфа. Этого-то как раз и следовало ожидать, учитывая, что подобные регионы представляют собой всего лишь коды, а не языки. И служат они всего лишь образцами для создания особых протеинов [1235]. "В кодирующих частях нет грамматики, — замечает по этому поводу ведущий специалист Эжен Стэнли. — Каждый триплет [базовых элементов] соответствует определенной аминокислоте [входящей в состав протеина]. Здесь нет никакой высшей структуры" [1236].

Что ж, вполне предсказуемо и весьма утешительно. Разумеется, в ДНК нет никаких разумных посланий, и она не пытается передать их нам с помощью своего языка. Ведь если бы это и в самом деле было так, то все принципы современного эволюционного знания оказались бы перевернуты с ног на голову. Однако далее произошло нечто неожиданное и "по-настоящему удивительное", как сказал об этом Эжен Стэнли [1237]. Это поистине непостижимое и удивительное открытие заключалось в том, что всякий раз, когда исследовались некодирующие регионы ДНК, они полностью подпадали под закон Зипфа [1238]. Если бы эти последовательности ДНК представляли собой книги, страницы которых оказались бы заполнены неизвестными нам буквами, то мы вынуждены были бы сделать вывод, что перед нами не просто мешанина из букв, но полноценный, организованный язык.

Сопоставление частоты употребления со значимостью "слов" в некодирующей ДНК позволяет вычертить гистограмму, характерную для обычных языков. Зато кодирующие части ДНК не соответствуют этому закону (по Эжену Стэнли, Science, 25 ноября 1994 года)

И Стэнли, не колеблясь, делает подобный вывод. По его мнению, некодирующие части ДНК заключают в себе "структурированный язык, который самым кардинальным образом отличается от кодирующей системы генов" [1239]. Таким образом, мы должны принять во внимание возможность того, что "бросовая" ДНК потенциально содержит некий вид послания" [1240].

Столь смелая идея получила дальнейшее подтверждение благодаря второму лингвистическому тесту, который эта группа ученых также применила к последовательностям ДНК. Этот тест был разработан в пятидесятых годах XX века теоретиком информатики Клодом Шэнноном. С его помощью можно отличить тексты, написанные на настоящих языках, от текстов, представляющих набор из букв. Происходит это благодаря количественной классификации любой цепочки последовательных элементов текста. Этот тест работает и является универсальным, поскольку "языки представляют собой множественные последовательности… Выявив подобные характеристики, вы сможете даже обнаружить типографскую ошибку. Что касается случайной последовательности букв, то она никогда не отличается подобной множественностью" [1241].

И вновь, когда тест применили к кодирующим регионам ДНК, они не выказали никаких особенностей человеческого языка — чего, собственно, и следовало ожидать. Генетический код не является и не может являться логической последовательностью, ошибки в которой легко исправимы благодаря соотнесению с целым. Напротив, все генетики прекрасно знают о том, что единственная ошибка, затронувшая пару основных элементов даже в одном из генов, способна настолько перетряхнуть весь код, что это приведет к самым катастрофичным последствиям для организма. И опять же, с помощью этого теста исследователи выяснили, что некодирующие секции ДНК "обнаруживают удивительное количество логической множественности — еще один признак того, что на этих загадочных лентах было записано нечто важное" [1242].

Иными словами, все эти неожиданные открытия позволяют нам выдвинуть поистине экстраординарную гипотезу. Не исключено, что химическая "запись", сделанная на так называемой бросовой ДНК, может не только обладать "всеми чертами человеческого языка" [1243], но и в самом деле представлять собой настоящий язык. В июне 2005 года я связался с профессором Эженом Стэнли из Бостонского университета и поинтересовался у него, по-прежнему ли он придерживается тех идей, которые были выдвинуты им в 1994 году, или же он успел отказаться от столь смелых выводов. И вот что сказал мне по этому поводу профессор Стэнли: "Будьте уверены, я не изменил своего мнения и не собираюсь менять его в дальнейшем!"

Загадочныйавтор

Как правило, чем более сложным является организм, тем больше содержится в нем некодирующих секций ДНК. Тем не менее существует большое количество достаточно простых организмов, в которых также имеется немало подобных секций. На самом деле эти длинные последовательности якобы бесполезного кода столь широко распространены среди всех категорий живых существ, что они вполне могут являться наследством наших наиболее отдаленных предков — тех первых одноклеточных бактерий, которые колонизовали Землю около четырех миллиардов лет назад [1244].

У нас гораздо больше общего с низшими животными и примитивными организмами, чем мы полагаем. Ученые из Австралийского национального университета изучили 1300 последовательностей ДНК коралла Acropora millepora. Результаты этого исследования были опубликованы в декабре 2003 года. Ученые обнаружили более 500 кодирующих и некодирующих областей, которые присутствовали в том числе и в ДНК человека [1245]. А в 2004 году исследователи из Калифорнийского университета доказали, что значительные отрезки кодирующей и некодирующей ДНК людей и мышей идентичны — и это невзирая на те 50 миллионов лет, которые отделяют нас от последнего общего предка на шкале эволюционного развития [1246]. "Для меня это оказалось настоящим потрясением, — отметил профессор Хосслер, руководитель Калифорнийского проекта. — Я считаю необычайно вдохновляющей саму мысль о том, что подобные сверхзаконсервированные элементы вообще существуют. Странно, что ученые не смогли обнаружить их ранее" [1247].

Однако мне гораздо более вдохновляющей представляется возможность, на которую указали еще Эжен Стэнли и его коллеги из Бостонского и Гарвардского университетов. По их мнению, на этих сверхзаконсервированных последовательностях, занимающих до 97 процентов нашей ДНК, может содержаться "особый вид послания". В противном случае, трудно представить, каким образом случайные химические процессы в одиночку могли создать столь сложную организацию, во многом похожую на человеческий язык. Но если это и в самом деле послание, а отнюдь не каприз природы, который лишь выглядит подобным образом, то кто, в таком случае, мог написать его? Для тех, кто чувствует себя неуютно при мысли о вмешательстве богов или духов в дела людей, самым оптимальным вариантом будет теория Фрэнсиса Крика, предполагающая сознательное распространение ДНК расой разумных существ. Не стоит, однако, забывать и о том, что Крик, который хоть и был одним из наиболее убежденных атеистов своего времени, увидел структуру ДНК в состоянии транса, вызванного приемом ЛСД. И он же в конце концов вынужден был прийти к заключению, что двойная спираль была доставлена на нашу планету на космических кораблях, созданных представителями высокоразвитой цивилизации.

Учителя внутри нас

Весьма странным представляется уже то обстоятельство, что гипотеза Крика в значительной степени соответствует мифологии индейцев ягуа, во многом созданной под воздействием аяуаски (о чем мы уже упоминали в начале этой главы). Но куда более странным можно счесть тот факт, что те представители западного общества, которые — независимо друг от друга — экспериментировали с аяуаской или чистым ДМТ, также могли наблюдать в состоянии транса образ ДНК. В восемнадцатой главе мы уже говорили о том, что многие из участников проекта Рика Страссмана наблюдали после инъекций ДМТ необычайно яркие видения, в число которых входили "нити ДНК" [1248] и "спирали ДНК" [1249]. А в девятнадцатой главе был описан случай с американским биологом: женщина увидела специфические последовательности ДНК, находясь под воздействием аяуаски. Наконец, в третьей главе этой книги я рассказывал о собственных видениях, также вызванных приемом аяуаски. В числе их были и "змеи, обвившиеся друг вокруг друга подобно Двойной спирали ДНК".

На самом деле эта тема кажется весьма типичной для тех, кто лично экспериментировал с такими галлюциногенами, как ДМТ, ЛСД, псилоцибин и аяуаска — то есть с веществами, ядром которых является триптамин. В 1961 году американский антрополог Майкл Харнер стал одним из первых представителей западной цивилизации, принявших участие в настоящей церемонии аяуаски. Произошло это в районе Амазонки, среди индейцев племени конибо. Харнер находился в то время в деревне, расположенной неподалеку от притока реки Рио-Укаяли. Выпив солидную дозу этого отвратительно-горького напитка, американец погрузился в состояние транса. Сопутствовавшие этому состоянию видения были на редкость красочными и удивительными. Так, Харнер познакомился с драконоподобными существами, которые прибыли на Землю, спасаясь от чего-то — возможно, от врага. Они путешествовали сквозь всю Вселенную, и странствие их длилось многие "эоны".

Эти существа показали мне, как они создали жизнь на планете. Сделано это было для того, чтобы скрыться внутри множества форм, замаскировав таким образом свое присутствие. И вот передо мной, с поистине невообразимой достоверностью, промелькнуло все великолепие создания растительных и животных видов. Я узнал, что эти драконоподобные создания находятся внутри всех форм жизни, включая и людей. Именно они были подлинными хозяевами планеты и всего человечества — так они объяснили мне. Мы, люди, были не более чем вместилищем для этих созданий. Вот почему они могли говорить со мной прямо изнутри меня. Оглядываясь назад, я мог бы добавить, что эти существа в чем-то были подобны ДНК, хотя в то время, в 1961 году, я и понятия не имел о ДНК [1250].

Много позже, в девяностых годах XX века, схожие мысли — опять же, после приема аяуаски — пришли и к Джереми Нарби. Впервые выпив этот напиток, он внезапно обнаружил себя в окружении двух гигантских удавов, достигавших в длину пятидесяти футов (150 метров). Я был напуган. Здесь эти огромные змеи, глаза мои закрыты, и я вижу удивительный мир из сияющих точек. И тут змеи заговорили со мной, пробившись сквозь хаос этих беспорядочных мыслей. Они говорили без слов и объяснили мне, что я — всего лишь человеческое существо [1251].

Как мне кажется, невзирая на внешнюю разницу, опыт Харнера и Нарби во многом похож на тот, которым был отмечен эксперимент Крика с ЛСД (приведший, как мы помним, к созданию теории о целенаправленном распространении жизни во Вселенной). Ведь все трое наблюдали в видениях систему контроля над человеческой расой, которая возникла не на Земле, внешне была похожа на змею и в данный момент находилась внутри нас. Крик назвал это двойной спиралью, поместил внутрь бактерий и направил к Земле с помощью космического корабля, прилетевшего из глубин космоса. Для Харнера это были существа, которых он отождествил с драконами. Но и они прибыли на Землю из космоса, пространствовав таким образом "эоны". Они нашли способ увековечить себя внутри тех жизненных форм, что существуют сейчас на планете, и могут считаться "подлинными хозяевами человечества". Нарби помещает на их место двух змей, отмечает, что двойная спираль ДНК напоминает ему "двух переплетенных друг с другом змей" [1252], и называет ее "необычайно развитой технологией… которая возникла где-то за пределами Земли" [1253]. Наконец он пишет книгу Космическая змея, в которой высказывает мнение о том, что ДНК может представлять собой разумную структуру и содержать определенного рода послание, достичь которого мы можем в измененном состоянии сознания [1254].

Полагаю, мы не можем скинуть со счетов возможность того, что подобные прозрения в тайны ДНК носят отнюдь не случайный характер — как не случайными были и те откровения относительно свойств и способов применения растений, которые получили под воздействием аяуаски шаманы индейских племен. Если ДНК и в самом деле является технологическим изобретением, как считал Крик, то создатели ее должны были предполагать, что конечным результатом такой технологии станет появление высокоразумных существ. И если они желали оставить этим существам некое сообщение, то вряд ли они смогли бы найти более надежный способ, чем вписать его непосредственно в ДНК — в те ее сегменты, определенной частью которых будут обладать все без исключения живые организмы, но которые будут полностью собраны лишь в наиболее высокоразвитых созданиях.

Вот почему для меня представляют особый интерес так называемые "бросовые", некодирующие последовательности ДНК с их загадочной структурой, более всего напоминающей структуру языка. Вполне возможно, что это как раз тот случай, когда галлюцинации, наделяющие нас знаниями о ДНК и о растениях, о том, как исцелять болезни, и даже о природе реальности, являются не менее эффективным способом проникнуть в наследие, хранящееся в наших клетках, чем любые биоинженерные или генетические технологии. Иными словами, может быть так, что древние учителя человечества все время были вместе с нами (точнее — внутри нас). Однако приблизиться к ним мы способны лишь в измененном состоянии сознания.