ГЛАВА XXVI

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА XXVI

…Известный знаток каббалы Папюс предлагает иной расклад карт Таро. В его таблице соответствий букв, цифр и карт мы найдем то, что ищем. Каббала подразделяет 22 буквы древнееврейского алфавита на три категории: три первые буквы — материнские, семь — двойные, двенадцать — простые. «Фе» — двойная! Вспомним: в имени Воланда была двойная «В». По-немецки — двойная «V» — «фау», то есть русское «эф». Но двойная «эф» Воланда, по Папюсу, соответствует некостюмной карте «Звезды». Не «Звезда», а именно «Звезды»! И при этом Папюс дает астрологический знак соответствующий этой карте — Меркурий! «Звезда Меркурия» — два близнеца — «Звезды» Таро…

Двойная звезда?

Известно, что Таро имеет несколько «художественных» модификаций. В одной из них эта карта называется «Звезда». В единственном числе, но… Изображена женщина с двумя кувшинами (Близнецы?), один она выливает в море, другой — на землю. Над головой женщины — восемь звезд. Историк оккультизма Курт де Гебелин полагает, что центральная, самая яркая звезда — Сириус. А семь остальных — планеты…

Если даже африканское племя догонов знало о том, что Сириус — двойная звезда, излишне спрашивать — откуда об этом знали создатели Таро. Нам важно то, что двойная звезда Сириус — символ Воланда. Но карта эта — некостюмная, значит…

— …Значит, Воланд — не человек! — заключил Скептик.

Или — человек с Двойной Звезды.

Есть розенкрейцеровская легенда: давным-давно, в незапамятные времена, собрались вместе семь Великих Архонтов. Впереди была страшная эпоха. И надо пронести Тайное Знание через несчетные века.

«Пусть это сделает добродетель!» — предложил один из Архонтов.

«Добродетель можно победить, купить или обмануть», — возразил другой.

«Тогда поручим это пороку! — предложил третий. — Порок вечно сопутствует человечеству».

И они придумали азартную игру — карты Таро — в которой зашифровали Высокие Знания.

…«Маг» Воланд посещает «Красный Вавилон». Он един во всех лицах. Не случайно писатель настойчиво подчеркивает цвет глаз всех своих героев: зеленый. Отсвет сияющего, как изумруд, глаза Воланда! Все они — его воплощения.

— И — Маргарита?! — удивился Скептик.

Разумеется: недаром в самом начале на Маргарите — черные перчатки с раструбами — такие же как у Воланда в конце романа. А перед балом ей надевают тяжелую ладанку с черным пуделем. Тот же пудель украшает набалдашник воландовской трости — перечитайте первую главу! Он — и «Рыцарь», и «Шут», и «Король», и «Королева». И «Жрица» — Гелла… Это косвенно подтверждает текст: в конце романа мы с изумлением узнаем, что чекисты, расследовавшие это загадочное происшествие, пришли к выводу, что главным в шайке был… Коровьев! И, якобы, именно он — мощнейший гипнотизер! — проделал все фокусы в Варьете и других местах. Создание магической квазиреальности — хлеб индийских факиров. Но именно в Индии корова — священное животное!

Воланд — маг.

Вот она, «лишняя» карта Воланда! В древней Иудее магов звали волхвами. Они приходили с востока — из зороастрийской Персии. Так сказать, «иностранные консультанты по магии».

ВОлхв РоЛАНД — Воланд: «Волшебная страна»!

Это можно легко проверить, открыв роман на той странице, где впервые появляется Воланд. Помните — Берлиоз поучал Бездомного? Случайно ли, что из всех новозаветных историй Булгаков выбрал эту: «…необходимо, чтобы ты, вместо рождения и, скажем, прихода волхвов, описал нелепые слухи об этом рождении…»

«Рождение» и «волхвы»!..

Маги — священная каста в странах Древнего Востока. Они — не только волшебники и пророки, но и жрецы, ученые, астрономы. В Вавилоне была даже должность — «царь магов». По-шумерски: «Раб-Маг»…

Ра-Мег.

Раб-Маг.

…Москва, сто лет жившая в мессианском предощущении себя «Третьим Римом», стала вторым Вавилоном. Не в этом ли смысл посещения Воландом-Бартини «пролетарской столицы»? Так сказать, инспекция на месте…

Только два измученных праведника — мастер и его возлюбленная — оправдывали погрязший в грехе Город. Они вознесены «на покой» — и над Москвой нависла тьма Кармы. И сгинул великий город — «ушел в землю и оставил по себе только туман».

…Туман — оккультный символ забвения. И — тайны…

Шифр? Безусловно. Здесь очень важны детали, подробности. Вот Воланд«…остановил взор на верхних этажах, ослепительно отражающих в стеклах изломанное и навсегда уходящее от Михаила Александровича солнце…»

В конце романа — снова вечер, и снова солнце крошится, отражаясь в московских окнах: «…Воланд, Коровьев и Бегемот сидели на черных конях в седлах, глядя на раскинувшийся за рекой город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон…»

А чуть ниже — опять: «…Воланд указал рукой в черной перчатке с раструбом туда, где бесчисленные солнца плавили стекло за рекой…»

Еще ниже: «…покинутый город С монастырскими пряничными башнями, с разбитым вдребезги солнцем в стекле…»

Луна — тоже отраженный свет. В начале и в конце книги в глазах отрезанной головы Берлиоза рассыпается изображение луны.

Настойчивость автора просто поразительна: он словно боится, что читатель пропустит нечто важное! Образ человечества, как разбитого зеркала, отражающего свет Ормузда, мы найдем в «Зенд-Авесте». Там же — образ цепи. Например, звезды зороастрийцы считали видимыми звеньями грандиозной невидимой цепи светил. Вспомним аллегорическую картину Бартини — взрыв Сверхновой: сияющую звезду удерживает в пространстве золотая цепь! Отсюда — один шаг до астрофизических штудий профессора Козырева, с которым Бартини был хорошо знаком.

…Писатель, напророчивший гибель Москвы, вызвал у некоторых патриотов сложные чувства. Те же чувства заставляют изворачиваться самым немыслимым образом ученых булгаковедов — особенно москвичей. И совершенно напрасно. Есть очень малоизученный вопрос — влияние Волошина на творчество Булгакова. Одна из самых странных волошинских идей — о воздействии художественного творчества на то, что мы называем действительностью. Волошин призывал писателей выплеснуть на страницы книг то, с чем не хочется столкнуться в жизни. Господство в России реалистической литературы — причина того, что«…поднимается иная действительность — чудовищная, небывалая, фантастическая, которой не место в реальной жизни, потому что ее место в литературе». «Эпоха ужасов и зверств всегда следует за эпохами упадка фантазии, бессилия мечты», — писал Волошин своей будущей жене М. Сабашниковой.

Булгаковская Москва — действующая модель Содома — уходит в землю. В «реальной» столице жизнь продолжается (см. «Эпилог»).

«Любимый город может спать спокойно…» Только ученику мастера не спится в ночи полнолуния.

…Когда выломали закрытую изнутри на замок и щеколду дверь, то увидели: Бартини лежит на пороге ванной. На виске — кровоподтек: падая, ударился об косяк.

«…Он упал навзничь и, падая, рассек себе кожу на виске об угол доски бюро. Когда отравленные затихли, Азазелло начал действовать. Первым долгом он бросился в окно…»

Один из тех, кто зашел тогда в квартиру на Кутузовском проспекте, вспомнил: на столе стояли две чайные чашки с ложечками и сахарница. Он кого-то ждал. И — окно… Оно было распахнуто. В таком контексте горящий газ и вода, которая хлестала из крана в ванне, приобретает несколько иной смысл: церемониал!

Бартини пишет, что есть два вида людей — изобретатели и приобретатели. Мир Света и Тени — Ормузд и Ариман! Эти имена зороастрийских богов Добра и Зла встречаются на первых же страницах «Цепи».

…Время от времени Ормузд рассыпает на Землю жемчужные ожерелья душ Посвященных. Они — Вестники Света. Имя «Маргарита» — «жемчужина». Из Персии образ жемчужины — совершенной души — проникает в Индию. «Гимн о жемчужине», аллегорическая притча о духовной трансмутации — это уже II–III век н. э. Тот же таинственный символ мы встречаем и в трактатах александрийских алхимиков — например, в знаменитой «Книге Клеопатры».

Зороастрийцы знают: весь мир родился из космической Воды и Огня. Это у них — ритуал зажигания огня на холмах и башнях, «вечный огонь» в домашнем алтаре. Душа бессмертна. Это религия нравственной чистоты. Человек должен быть «прозрачным» для лучей Ормузда — «не дающим тени», и в этом смысле — невидимым. Золотой век человечества — впереди. Огонь — символ жизни и смерти, начало и конец всего. Отсюда тянутся ниточки к Андромеде (Персей!) и «Агни-Йоге» у Ефремова, к его «Темному пламени». К «Блистающему миру» Грина и волошинским фокусам с огнем. И, конечно — к Булгакову…

«— Тогда огонь! — вскричал Азазелло, — огонь, с которого все началось и которым мы все заканчиваем.

— Огонь! — страшно прокричала Маргарита…»

«Мастер и Маргарита»… Поставим рядом две начальные «М».

ММ — словно четыре языка пламени над городом: подвал мастера, «торгсин» на Смоленской, дом Грибоедова и «нехорошая квартира» № 50… С четырех концов горит Москва, отражаясь в зеркале одноименной реки. Но и огонь у Булгакова — особенный: «…загорелось как-то необыкновенно, быстро и сильно, как не бывает даже при бензине…»

Огонь и вода. Красная комната, «водяная» комната… Бартини даже прожил — 77 лет, ровно столько же, сколько Зороастр — великий пророк грядущего Света.

— Загадочный, таинственный… А по-моему, Бартини — просто большой ребенок! — заявил бывший работник Технического управления Минавиапрома. — Большой гениальный ребенок! Каждая новая идея завораживала его. Он пытался делать много дел сразу, но это получалось плохо — летели планы, сроки, заказчик терял терпение… Потом проект забрасывали, чтобы он не мешал заниматься новой идеей — и тоже, заметьте, гениальной… Без шуток — его конструкции были на грани возможного, в каждую он вкладывал все самое передовое. Одному Богу известно, откуда что бралось — это же работа целых институтов! А доводить до металла, до серии — страшная нервотрепка! Особенно, когда никому ничего не надо. Для этого не нужно быть Бартини — вполне достаточно быть Туполевым или Яковлевым… Трудно подсчитать ущерб, который нанес советской авиации этот человек! Ведь после Бартини эти идеи долго никто не брал — неприлично-с! Даже когда их уже вовсю использовали западные фирмы. Да разве так можно работать — никакой преемственности конструкций, ни одной похожей формы!..

Форма…

В завещании Бартини просит собрать и систематизировать свои работы по авиации. Зачем? И почему он вообще занимался самолетами?

По той «легенде», которой Бартини придерживался на допросах в 38-м, его настоящий отец — барон Людвиг Формах. В «Цепи» Бартини вывел себя под именем Ромео Форми.

Форма.

Форма Вселенной. Или — самолета…

«Ни одной похожей формы!..»

В бумагах покойного конструктора нашли список его проектов. Рядом с некоторыми пунктами поставлены едва заметные точки. Обозначены следующие разработки: «Сталь-7», ДАР, Р, А-55, А-57, Т-210 — всего шесть наименований.

Шесть…

«Сталь-7» — необычное крыло типа «перевернутая чайка». Спереди — растянутая буква W.

ДАР. «Изюминка» конструкции — кольцевой центроплан. Буква О.

Р. «Летающее крыло». В плане напоминает бумеранг. Буква L.

А-55. Форма в плане — как буква А.

А-57. Предполагалась установка ядерного двигателя. Ядро — нуклон. Буква N.

Т-210. Фюзеляж в плане — сильно сплюснутая буква D.

WOLAND.

…Потратить годы на эту цельнометаллическую шараду — задумать, рассчитать и даже попытаться построить! Какая титаническая игра! Так можно жить, лишь имея в запасе вечность…

«Нет ни одной похожей формы!..»

Форма сообразна цели. На примере эволюции земных машин видно, «как меняется облик всех, летящих к своей цели». И эта цель существует — независимо от того, осознаем мы ее или нет. Течет и меняется все — корабли, комбайны, ткацкие станки, пылесосы… Но метаморфоза самолета обнажена до бесстыдства. Стриптиз идеи. Почти сто лет самолет продирался сквозь воздух, и ледяные струи беспощадно срывали все лишнее, выступающее в поток. Вылизывали, обжимали, заостряли, плющили… Все, прежде отдельное, срослось так, что уже не разберешь, где кончается крыло и начинается фюзеляж…

Возрастает сложность «начинки» — упрощается форма. Нечто подобное природа проделала с рыбами и птицами. Сегодня из этого уже выжато все возможное — но есть другие пути. Например, силовое поле вокруг самолета — то, над чем Бартини думал еще в 20-е годы…

— Тогда не нужен самолет! — вставил Скептик.

…Или — телепортация. «Сконцентрироваться где-нибудь в другом месте…» Эту часть бартиниевских рассуждений коллеги помнят плохо. Неудивительно: предлагалось трансмутировать сам человеческий организм, а в дальнейшем — вообще отказаться от физической оболочки! Форма упрощается до полного исчезновения.

«Эволюция машины — действующая модель эволюции живой природы, — утверждал Бартини. — Техносфера повторяет тот же путь, но — ускоренно».

Модель эволюции? Или — модель модели? Иначе говоря — не является ли все живое супертехникой, машинами невообразимо высокого класса сложности, способными к репродуцированию и совершенствованию в рамках заданной концепции? То, что мы боязливо называем «Природой», славно поработало — теперь наша очередь поиграть в песочнице!..

— Дурная бесконечность!.. — пробормотал Скептик.

…Ребенок на берегу реки лепит бегемотика. Инженер-дизайнер лепит пластилиновый макет будущего автомобиля. Самореализация. Игра. Берем сырой песок — лепим бегемота. Берем титан, магний, литий, сталь, композиты — «лепим» космолет. Мы придаем форму рассеянной («косной») материи — и тем самым противостоим энтропии, хаосу бесформенности. Материя «умнеет» — и этим она обязана нам Так же как мы обязаны тем, кто тысячелетия напролет играет с нами.

— Земля — Диснейленд высших существ? — грустно уточнил оппонент. — Берем десяток прогрессоров — «лепим» социум…

Скорее это похоже на нашу литературу, театр, кино… Они облекаются в нас, входя в наши мысли, в плоть и кровь. Наша боль — их боль. Они вольны выбрать страну и эпоху, воплотиться в неандертальца или в аббата, стать наложницей, мытарем, вождем мирового пролетариата. Они — играют…

— …И всякий раз переигрывают Историю?! Делают бывшее небывшим?..

Даже Бог не способен изменить то, что было. Но можно — разветвить, сделать «отводку». Это будет уже другая история. «Параллельная». Или, если угодно — альтернативная…

«…Я шел по Отражениям в поисках места, которое я бы точно знал. Когда-то, правда, оно было уничтожено, но в моей власти было воссоздать его, потому, что Амбер отбрасывает бесконечное число Отражений. Любое дитя Амбера может путешествовать в них. Если хотите, можете называть их параллельными мирами, пересекающимися вселенными или плодом воображения расстроенного мозга. Лично я называю их Отражениями, так же, как и все, кто обладает способностью управлять ими. Мы выбираем нужную нам вероятность и просто идем, пока не достигнем ее…»

Роджер Желязны, «Хроники Амбера».

…Они строят и разрушают свои песочные замки на берегу великой Реки Времени. Воплощаются, играют, ссорятся, плачут, смеются, творят, реализуют себя… Еще более высокие существа созидают миры словом, мыслью. У нас — свой путь. А пока надо научиться преодолевать сопротивление среды, шаг за шагом приблизиться к пониманию того, что все мы — единая цепь, которая удерживает Вселенную от бесформенности и хаоса.

…Земля — детский сад грядущего человечества. Старшие группы играют с малышами. Иногда малышам кажется, что игры слишком жестоки. И что мир не стоит даже слезинки ребенка… Но те, кого мы называем Учителями Человечества, уже много веков и на разных языках говорят нам одно: смерти нет! Есть только одна настоящая опасность — покой. Можно отстать. Потерять скорость и «остаться на второй год». Это похоже на школу, на детсад, на театр — но это ни то, ни другое, ни третье… «Земля — инкубатор душ», — говорил Бартини.

За инкубатором нужно присматривать. Чего-нибудь смазывать, ремонтировать, поддерживать режим. И главное — контролировать созревание:

«— Но меня, конечно, не столько интересуют автобусы, телефоны и прочая…

— Аппаратура! — подсказал клетчатый.

— Совершенно верно, благодарю, — медленно говорил маг тяжелым басом, — сколько гораздо более важный вопрос: изменились ли эти горожане внутренне?

— Да, это важнейший вопрос, сударь…»

Открыты текстом — смысл миссии Воланда: «изменились ли эти горожане внутренне?» Инспекция инкубатора.

— Снесла курочка яичко, да не простое, а золотое!.. — ядовито промурлыкал Скептик.

В свите Воланда присутствует фигура, которую в эпилоге чекисты объявляют главной — Коровьев.

Воланд — Коровьев.

Короволанд.

Отбросим первую букву: ОРОВОЛАНД.

ОР ОВО ЛАНД.

«Золото» (франц.), «яйцо» (лат.), «земля» (нем.).

«Золотое Яйцо Земли» — ясный символ планетарного Инкубатора.

Круг опять замкнулся. А ведь в тексте был еще один намек: Воланд и его свита совсем не случайно проживают в квартире ювелира Фужере. Все булгаковеды дружно догадались: это знаменитый Фаберже, чьи золотые пасхальные яйца, инкрустированные драгоценными камнями, известны коллекционерам всего мира.

«Яйцо» по латыни — «овум». Овал… Помните — золотая овальная рама на цепи, которую надели на шею Маргарите?

Овал, овум, овод…

«Мы — жизнь и молодость, мы — вечная весна, мы — будущее человечества!..»

Это — «Овод». Книга, которую вот уже сто лет по какому-то тягостному недоразумению считают «революционным романом». Но припомним: кто искалечил душу и тело Овода? Что вспоминает он с содроганием? К кому обращены последние слова Монтанелли? Там нет народа — есть только чернь, толпа, побивающая камнями того, кто несет свой крест…

«Мы — будущее человечества!..»

И Джемма, прикалывающая на платье розу…

— Позвольте, но причем тут Бартини?! — не выдержал Скептик.

Настоящее имя Овода — Артур Бертон. Бертон и Мартини любят Джемму. Бертон, Мартини… — Бартини?! «Овод» написан в 1897 году. Этот же год — в паспорте Бартини. В «Красных самолетах» несколько раз упоминается Джемма — первая любовь юного Ро. А хорошо знакомым нам числом 19 пересыпан весь текст «Овода»!

Вот совершенно «лишние» цифры в начале первой главы: «…Небольшого роста, хрупкий, он скорее походил на итальянца с портрета шестнадцатого века, чем на юношу тридцатых годов из английской семьи…»

Тридцать в каббалистической арифметике эквивалентно трем. 16+3=19.

В начале второй главы точно обозначен год — 1846-й. Зачем? Суммируем: 1+8+4+6=19.

В момент исчезновения Артуру было 19 лет — и автор не устает повторять это снова и снова! Число 19, как мы помним, «равно» десяти, декаде. Но числовой эквивалент имени Артур также дает декаду! К тому же в книге есть множество «параллельных» подробностей: внебрачное рождение, уход от отца, некие «революционные» дела…

«Перечитайте „Овода“!» — с лукавой усмешкой посоветовал Бартини Казневскому, когда тот попытался выяснить что-то из его биографии.

Игра наверху — игра внизу: «биография» Бартини оказалась калькой с розенкрейцеровского романа!

Но — допустим…

…Любимая девушка Овода и Ромео Форми — Джемма — «гемма», «гамма», «гимель»… Третья буква древних алфавитов, ясный астрономический символ планеты Земля — третьей от Солнца. Любимая планета «принца»: в «Цепи» маленького Ромео очень настойчиво, хотя и в шутку называют принцем.

«— Посети планету Земля, — отвечал географ — у нее неплохая репутация…»

— «Маленький принц»?!. — изумленно воскликнул Скептик. — Уж не хотите ли вы сказать?..

Самая удивительная сказка XX века — не что иное как инструкция по духовной трансмутации человека. Обряд инициации: мистический полет через сферы семи планет — и освобождение от физического тела. Перечитайте — что говорит пилоту мальчик с золотыми волосами («золотая голова»!):

«— Но это все равно, что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального…»

Это же розенкрейцеровская алхимия!

«…Трогательней всего в этом спящем Маленьком принце его верность цветку, образ розы, который лучится в нем, словно пламя светильника…»

Вот оно, тайное пламя «трижды романтического» Экзюпери: роза и четыре шипа — крест! Странно, что Бартини никому из пишущих не говорил о том, что встречался с автором «Планеты людей» — в Москве, в середине 30-х годов. Об этом рассказала своей дочери новосибирская знакомая Бартини, расчетчица из Сибирского института авиации. И не рассказала даже — упомянула вскользь…

Почему же о той встрече молчал Бартини? Может быть эта строчка утвердит нас в догадке: «Дует западный ветер — тот самый, что иссушает человека за девятнадцать часов…»

Первая строка седьмой главы «Планеты людей». Какая нелепая точность: ровно девятнадцать часов! Но и булгаковский Бегемот провел в пустыне именно девятнадцать дней. Совпадение? Откройте седьмую главу «Ночного полета»: в трех первых абзацах — три числа. Номер главы — 7. Второй абзац (16.45) — 7. Третий (632+7.25) — 7. Итого: 777!

Факт посещения писателем Москвы подтверждает и БСЭ: «В 1935, побывав в СССР, С.-Э. написал ряд очерков, полных дружелюбного внимания к социалистич. действительности…»

Вряд ли «дружелюбному» писателю-летчику не показали гордость Страны Советов — авиацию. А уж итальянский конструктор-коммунист, работающий над тем, «чтобы красные самолеты летали быстрее черных» — превосходный пропагандистский факт!

…Итак, два загадочных человека встречаются в Москве — и через десять лет появляется «Маленький принц»…

— «После того» еще не означает «вследствие того»! — напомнил критик.

Сравним два текста.

И. Чутко: «Бартини скрытен, отвечает лишь на некоторые вопросы, остальные спокойно пропускает мимо ушей. Повторять вопросы бесполезно: он их опять пропустит…»

Антуан де Сент-Экзюпери: «Маленький принц засыпал меня вопросами, но когда я спрашивал о чем-нибудь, он словно и не слышал».

Должно быть, это — очень важная примета, если писатель продублировал ее в самых последних строчках: «Если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы, уж конечно, догадаетесь, кто он такой…»

Какая прекрасная аллегория: «мальчик с золотыми волосами»! Он — сверхчеловек. В розенкрейцеровской космологии — существо, достигшее высшего, седьмого, состояния — Периода Вулкана.

«…У него было два действующих вулкана. На них очень удобно по утрам разогревать завтрак. Кроме того, у него был еще один потухший вулкан…»

Но совпадают даже незначительные детали: Маленький Принц на всех рисунках, кроме самого первого — «парадного» — изображен с длинным белым шарфом. И. Чутко пишет о том, что Бартини постоянно кутал шею в шелковый белый шарф. В «шараге» — обматывал вафельным полотенцем. Шарф виден и на «итальянской» фотографии молодого Роберто. «Его могучая шея была несколько раз обвернута старым шерстяным шарфом…» — это уже о Бендере.

Загадочная сказка французского пилота оказалась гороскопом личности. Но кто же посетил нашу Землю?

— Конечно, Бартини…

Допустим.

В начале было слово. И слово было: «барашек». «Нарисуй мне барашка!» — просит мальчик с золотыми волосами. Золотые волосы и царское одеяние — это, безусловно, Лев. Астрологический символ. Астрологи знают, что еще в Древнем Египте «барашком» именовали тридцать шестую часть зодиакального круга — ровно десять градусов. Таким образом, каждый знак имел три «барашка» — столько и нарисовал летчик! Но один оказался слишком стар, другой — молод, значит Экзюпери указывал на второго — среднего — «барашка». На языке зодиакальной номенклатуры это — 15 градусов Льва. Одна из четырех точек (15 градусов Тельца, 15 — Льва, 15 — Скорпиона, 15 — Водолея), известных каждому астрологу, как «врата схождения Аватар». Таинственные дни, предпочтительнее для воплощения в человеке некоего высшего существа. 15 градусов Льва приблизительно соответствуют 8 августа. Плюс-минус пять-шесть дней. Прибавим девять месяцев к максимуму — получим 14 мая. День рождения Бартини. Телец. «Золотой теленок»…

— Вы хотите сказать, что родители Бартини…

Да. Они многое знали.

…В 1993 году издательство Латвийского общества Рериха выпустило роман «Две жизни». Автор — Кора Антарова. Машинописные копии ходили по рукам давно — «в кругу людей, интересующихся идеями теософии и Учения Живой Этики» — так сказано в аннотации. Из предисловия можно понять, что автор — певица Большого театра — не считала это произведение своим: «Главные действующие лица романа „Две жизни“ — великие души, завершившие свою духовную эволюцию на Земле, но оставшиеся здесь, чтобы помогать людям в их духовном восхождении, — пришли к К. Е. Антаровой, когда бушевала вторая мировая война, и этот контакт продолжался многие годы…»

Контакт?..

— Есть контакт! — развеселился Скептик.

«Две жизни» — блистательная гармония «мыльной оперы» и глубочайшей оккультной мудрости. В общем, «роман воспитания». По сути, это рассказ о том, как под руководством Махатм три супружеские пары духовно готовятся выполнить долг своего нынешнего воплощения: дать жизнь Великим Душам, сходящим в физический мир Земли, помочь им акклиматизироваться.

И. Чутко: «В детстве, в родительском доме, Роберто имел все, чего только могла пожелать его душа…»

И — полнейшую свободу, которую только можно себе представить!

…А настоящий автор романа — А. В. Барченко. Ученик Гурджиева и Успенского, председатель «Единого Трудового Братства», расстрелянный в лубянском подвале. Желающие могут самостоятельно повторить сравнительный анализ лексики и синтаксиса «Двух жизней» и романа А. Барченко «Из тьмы», особенностей построения сюжета и так далее…

Цепь… Золотая цепь посвященных. А ведь они не очень-то и скрывались: Грин, например, как-то обмолвился, что литература для него — чисто внешнее занятие!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.