Полет фантазии

Полет фантазии

Отмена крепостного права в 1861 г. заставила, наконец, крестьян обзавестись фамилией. Это стало обязанностью писарей, которые, вряд ли обрадовавшись такому повороту дела, особо себя не утруждали: ни о какой фантазии речи не шло, писари просто записывали, если была, уличную фамилию (часто исказив по причине небольшой грамотности) или вписывали в документы отчество или дедичество, а то и вовсе записывали всей деревне фамилию бывшего владельца. Оттого далеко не каждый Оболенский, Нарышкин, Шереметев является потомком аристократического рода. Куда большая вероятность, что это потомок крепостного. Совершенно невозможно, чтобы человек по фамилии Князев происходил из княжеской семьи. Скорее, какой-нибудь писарь людей князя Н. записывал как Князевых, а людей княгини К. — как Княгининых. Сенаторов — вероятнее всего, потомок крестьянина, принадлежавшего некому сенатору, хотя остается ничтожная вероятность, что эта фамилия произошла от практически неупотребительного календарного имени Сенатор. Владыкин — вряд ли потомок человека по имени Владыка, пожалуй, его предок пахал землю какого-нибудь архиерея, владыки. И совершенно невозможно понять, были ли родоначальники фамилий Писарев и Попов сыновьями писаря или попа либо же просто писарскими или поповскими работниками.

Фамилия у крепостного могла возникнуть или измениться в результате самодурства помещика. Актриса П. А. Стрепетова рассказывала, что своей фамилией она обязана капризу помещика, у которого ее дед был крепостным. Помещик просто приказал: «Будьты отныне не Григорьев, а Стрепетов». Аналогичным же образом переменил фамилии своим крепостным актрисам Шереметев. Были Кучерявникова,

Ковалева, Чечевицина, Кочедыкова — стали Изумрудова, Гранатова, Яхонтова, Аметистова. Актеры же стали именоваться Милорадовым, Кремневым, Сердоликовым и т. п.

ПРИМЕЧАНИЕ

Граф Нарышкин пошел еще дальше. Каждого из своих музыкантов он наделил названием музыкальной ноты, так что когда два музыканта из его хора попали однажды в полицию, то на вопрос, кто они такие, ответили: «Я нарышкинский Ц», «Я нарышкинский Фис».

Варвара Петровна Тургенева, мать писателя, развлекалась тем, что давала своим слугам фамилии министров и придворных. Например, ее дворецкий носил фамилию Бенкендорф.

Один ярославский оригинал называл своих крепостных фамилиями приближенных Наполеона: Даву, Фуше, Бернадот… Одного из своих отпущенников он назвал Коленкуром — эта фамилия впоследствии обрусилась до Коленкорова. Этот же помещик или подобный ему дал фамилию предку красного командарма — Блюхер, по фамилии немецкого генерала наполеоновских времен.

Удивляться тут нечему: цари, «первые русские помещики», поступали точно так же. Например, Екатерина II дала своему парикмахеру фамилию Рибопьер. Этот парикмахер казался ей особенно миловидным, когда смеялся, и она говорила ему по-французски: «Ри, бо Пьер» — «Смейся, красавец Пьер». Она же могла фамилию изменить. Некоему Арсению Мациевичу было высочайше приказано забыть свое имя и фамилию и называться Андрей Враль и Андрей Бродяга.

Не отставал от нее и сын, император Павел I. Своего камердинера, уроженца Кутаиса, который был взят в плен в войне с Турцией, он назвал Кутайсовым и впоследствии дал графский титул. Не понравилась ему фамилия одного кадета Приказный — он тут же велел ее переменить на фамилию стоящего рядом М. Н. Муравьева. (Надо полагать, этот господин не очень обрадовался новому родственничку.)

И Николай I, тоже услышав, что фамилия смотрителя Малого театра в Москве — Караколпаков, заявил: «Не может быть таких фамилий». И вот вам, пожалуйста: вместо Караколпакова — Востоков.