Археология языка и реконструкция смысла
Археология языка и реконструкция смысла
Мировоззрение русского народа уходит во тьму веков и тысячелетий, к тому неведомому времени, когда пестроцвет современных этносов и языков был спаян в единой нерасчлененной этнолингвистической общности племен, обычаев, представлений об окружающем мире и верований. Есть все основания утверждать, что в самых глубинных истоках, на заре становления людского рода все без исключения языки имели общую основу — а следовательно, и сами народы имели общую культуру и верования. К такому выводу приводит анализ самого архаичного и консервативного пласта слов всех языков мира — указательных слов, и возникших позже на их основе личных местоимений всех модификаций. Удается выделить несколько первичных элементов, которые повторяются во всех без исключения языках мира — живых и мертвых, донося до наших дней дыхание Праязыка. Какая-то случайность здесь полностью исключена. О былом единстве языков однозначно говорится уже в Библии, аккумулировавшей в себе древнее знание Востока, Запада, Севера и Юга: «На всей земле был один язык и одно наречие» (Бытие II, I). В дословном научном переводе это звучит еще более точно:
«И были на всей земле язык один и слова одни и те же».[7]
И это не наивная легенда, а непреложный факт.
Неоднократно обосновывался данный тезис и с точки зрения языкознания. Наиболее убедительно это было сделано уже в наше время. В начале ХХ века итальянский филолог Альфред Тромбетти (1866–1929) выдвинул всесторонне обоснованную концепцию моногенеза языков, то есть их единого происхождения. Практически одновременно с ним датчанин Хольгер Педерсен (1867–1953) выдвинул гипотезу родства индоевропейских, семито-хамитских, уральских, алтайских и ряда других языков. Чуть позже набрало силу «новое учение о языке» советского академика Николая Яковлевича Марра (1864–1934), где неисчерпаемое словесное богатство, обретенное многочисленными народами за их долгую историю, выводилось из четырех первоэлементов. (После появления известной работы И. В. Сталина по вопросам языкознания марристская теория была объявлена лженаучной, а ее приверженцы подверглись преследованиям.) В середине века наибольшую популярность получила так называемая «ностратическая» (термин Педерсена), или сибиро-европейская (термин советских лингвистов), теория; в ней идея Праязыка доказывалась на основе скрупулезного анализа крупных языковых семей. (На эту тему было опубликовано несколько выпусков сравнительного словаря рано погибшего ученого В. М. Иллича-Свитыча.) Совсем недавно американские лингвисты подвергли компьютерной обработке данные по всем языкам Земли (причем за исходную основу был взят лексический массив языков северо-, центрально- и южноамериканских индейцев), касающихся таких жизненно важных понятий, как деторождение, кормление грудью и т. п. И представьте, компьютер выдал однозначный ответ: все языки без исключения имеют общий лексический базис. (См.: Приложение 1).
Обычно вывод о моногенезе языков вызывает скептическое неприятие специалистов. Однако гораздо более нелепой (если хорошенько вдуматься) выглядит противоположная концепция, в соответствии с которой каждый язык, группа языков или языковое семейство возникли самостоятельно и обособленно, а потом развивались по законам, более или менее одинаковым для всех. Логичнее было бы предположить, что в случае обособленного возникновения языков законы их функционирования также должны были быть особенными, не повторяющими (гомеоморфно или изоморфно) друг друга. Такое совпадение маловероятно! Следовательно, остается принять обратное. Здесь права Библия, а не ее противники. Как видим, аргументов в пользу языкового моногенеза более чем достаточно.
Всего известно свыше 30 самостоятельных языковых семей — точная классификация затруднена из-за неясности: на сколько обособленных языковых семей подразделяются языки индейцев Северной, Центральной и Южной Америк; в различных энциклопедиях, учебной и справочной литературе их число колеблется от 3 до 16 (причем ряд лингвистов вообще предполагает отказаться от традиционной классификации и перейти к группировке на совершенно ином основании). Языковые семьи не равномощны: например, на языках китайско-тибетской семьи говорит около миллиарда человек, на кетском же языке (обособленная семья) — около одной тысячи, а на юкагирском языке (тоже обособленная семья) — менее 300 человек (и кеты и юкагиры — малые народности России).
Одной из самых больших, разветвленных и всесторонне изученных является индоевропейская языковая семья (рис. 12). Еще в прошлом веке было доказано (и это стало одним из блестящих триумфов науки), что все входящие в нее языки и, следовательно, говорящие на них народы имеют общее происхождение: некогда, много тысячелетий тому назад, был единый пранарод с единым праязыком. Отстаиваемая же в настоящей книге концепция позволяет пойти еще дальше и утверждать: пранарод, праязык и их общая прародина относятся не к одним лишь индоевропейцам, но ко всем без исключения этносам, населявшим Землю в прошлом и настоящем.
Скрупулезная реконструкция смысла исходных общеиндоевропейских и доарийских слов и понятий приводит к границе, которую не принято переступать в современной науке, что, впрочем, свидетельствует о недостаточной развитости последней. Несмотря на геологические, климатические, этнические, исторические и социальные катаклизмы, в результате которых исчезло множество народов, культур и цивилизаций, современному человечеству досталось бесценное богатство в виде языка и системы образов мифологического мышления. Стоит правильно подобрать ключ — и перед изумленным взором откроются бездонные глубины. Правда, придется отказаться от большинства бытующих стереотипов.
Что это означает применительно к языку? За последние два века своего существования сравнительно-историческое языкознание добилось крупных успехов в области систематизации языков и установлении родства между ними в рамках отдельных языковых семей, например, индоевропейской, досконально проследило эволюцию фонетических (звуковых), графических (алфавитных), морфологических (словосоставных), лексических (словарных), грамматических и иных форм различных языков. Дальше этого обычно не идут. Более того, исследовательское поле за пределами существующей традиционной границы считается запретной территорией. Но это — всего лишь Terra incognita, ждущая своих первооткрывателей. Действовать им придется решительно и не полагаться на эмпирическую ползучую приземленность традиционных методов.
Многого, скажем, достигли этимологи, чья задача: объяснять происхождение конкретных слов, раскрывать их генетические корни, устанавливать первичную структуру и сходство с лексическими единицами живых и мертвых языков. Этимология — скрупулезная наука: филигранной реконструкции подвергаются, к примеру, звуковой и словообразовательный состав слов с учетом чередования, трансформации и выпадения конкретных звуков. Но в большинстве своем этимологи не стремятся заглянуть далеко вглубь. Индоевропейское языкознание во временном плане доходит до языка священных ведийских текстов и санскрита. Связи же между различными языковыми семьями исследуются очень робко и без надежной исторической базы. Между тем, если исходить из концепции единого происхождения языков мира, — открываются совершенно новые пути осмысления разных языков и далеких друг от друга культур. На смену традиционной микроэтимологии, ориентирующейся на близкородственные языковые связи, приходит макроэтимология, исходящая из древней языковой общности. Для макроэтимологии традиционный морфологический и фонетический догматизм не играет большой роли, и она допускает лексические и морфологические модификации, незнакомые для микроэтимологии.
Что же такое археология языка и реконструкция смысла?
Нагляднее всего это видно на конкретных примерах. Знакомое и всеми любимое слово «весна» — казалось бы, такое русское-прерусское. Однако оно имеет общее основание с другими индоевропейскими языками и восходит к древним общеарийским корням. Достаточно взглянуть на производное от слова «весна» прилагательное «вешний», чтобы увидеть в нем индийского Бога Вишну и более общее русское понятие (Все)вышний, обозначающее высшее безначальное Божество, олицетворяющее главного властелина Вселенной (на что указывает его местоположение — в «вышине»). По-болгарски и сербохорватски «высокий» звучит как «више» (ср. русскую сравнительную степень «выше»). Не случайно также в эпических песнях Эдды верховный Бог древнескандинавского пантеона Один именуется Высоким.
Одним из первых, кто указал на взаимосвязь слов «вышний», «вечный», «вещий» и «вешний» с именем индоарийского Бога Вишну, был русский писатель и историк-любитель Александр Фомич Вельтман (1800–1870). Он обратил на это внимание в первой же своей исторической монографии «Индо-Германе, или Сайване» (1856 г.). Кроме этого, плодовитый автор-беллетрист опубликовал еще три собственно исторические книги: «Атилла и Русь IV–V в.» (1858 г.), «Маги и Мидийские Каганы XIII столетия» (1860 г.), «Первобытное верование и буддизм» (1864 г.), где содержится немало более чем смелых и полуфантастических предположений по истории Древней Руси. Интересно также, что и того же происхождения наименование вишни — прежде всего дерева, а затем уже и его ягод. Другими словами, вишня — это дерево Вишну. На юге России и на Украине вишня издавна была почитаемым деревом — в одном ряду с дубом, березой, ясенем, липой. Существовал обычай вырезать посошки и палочки из вишневого дерева. Считалось, что вишневая палка наделена особой волшебной силой, которая к тому же передается от деда к отцу и от отца к сыну.
Тождественность Вишну и Всевышнего однозначно проявляется и в смысловом (семантическом) плане. В переводе с древнеиндийского (ведийского) Вишну означает «проникающий во все», «всеобъемлющий». По индуистским воззрениям, он символизирует энергию, упорядочивающую Космос, и считается «владыкой существования и творения Вселенной»:
«Мир возник от Вишну и пребывает в нем. (Вишну) — творец существования и предбытия мира, он — мир».[8]
Именно таким образ Держателя Вселенной, возникший еще в пору индоевропейской общности, рисовался и протославянам. Каменное изваяние Прото-Вишну было обнаружено археологами при раскопках курганов в Днепропетровской области (рис. 13). Оно представляет собой низкорослого лысого и бородатого мужчину (одно из первоначальных воплощений классического Вишну — «лысый карлик»), испещренного со всех сторон петроглифами в виде следов (след — традиционный знак, божественное клеймо Вишну), фигурами людей в сексуальных позах, животных, смыслообразующих орнаментов и информационно насыщенных «черт и резов». В своей совокупности все это вместе взятое и олицетворяет Вселенную.[9]
Между тем у Керносовского идола имеются также хвост и звериные уши (или рога?). Данные аксессуары вполне подходят и к древнегреческому Божеству стад, лесов и полей — Пану, имеющему доэллинское и, скорее всего, общеиндоевропейское происхождение. Кстати, и имя Пан родственно имени Вишну, означая «все». Следовательно, Прото-Вишну тождественен Прото-Пану. Другое дело, что общеиндоевропейское Божество, олицетворяющее Вселенную, постепенно видоизменяло свои первоначальные функции — по мере расщепления первичной этнической общности и миграций праэтносов по всей территории Евразии. Если в индуизме Бог Вишну сохранил и преумножил верховные и властные функции в составе великой триады Тримурти: Брахма — Вишну — Шива, то в условиях других исторических условий и иной идеологической доминанты — Олимпийской религии, пришедшей на смену старым доэллинским верованиям, — Бог Пан, ранее олицетворявший «Все», превратился во второстепенное лицо Олимпийского пантеона, хотя никто не отрицал его глубоких корней, уходящих в первозданную природу. Естественно, менялись изображения или изваяния Божеств. Прото-Вишну так же мало походит на классические скульптуры вишнуистского канона, как Прото-Пан на образ скотьего Бога со свирелью в руке на известной картине Михаила Врубеля «Пан». Художественное воплощение нетождественно заложенному в него смыслу.
Нет сомнения, что понятие «(Все)вышний» перешло в христианскую традицию из глубокой древности. Этимологи выводят слово «весна» из древнеиндийского vasantas — «весна»; vasar — «рано» — откуда древнеисландское var — «весна», латышское и литовское vasara — «лето»). Фонетические и лексические закономерности в их историческом развитии лишь частично перекрывают закономерность формирования и передачи во времени (от поколения к поколению) смысла понятий, имеющих словесно-знаковую оформленность, но развивающихся по совершенно иным закономерностям. Филолог может и не заметить цепочку взаимосвязанных слов: «Вишну» — «вешний» — «весна». Но мимо этого не сможет пройти культуролог, который оперирует не фонетическими, а смысловыми закономерностями, имеющими происхождение более высокого порядка. Из этих соображений вытекает и следующий пример. Фамилия великого русского художника Сурикова происходит от слова «сурик» — краска темно-красного цвета. Но, в свою очередь, понятие «сурик» проистекает от имени древнеарийского красно-солнечного Божества — Сурьи (отсюда и наше Красное Солнышко). Бессмысленно искать какие-то аналогии между реальной личностью — Суриковым и Солнцем-Сурьей, но связь этих понятий очевидна, когда речь идет об археологии смыслов, показывающих их полное совпадение.
Ниже будут прослежены неслучайные параллели между древнеегипетской и древнеславянской мифологиями: Солнцебоги Хор (Гор) и Хорс, смертоносный гроб Осириса (Осиянного) и Святогора (Светогора), птица Феникс и Финист Ясный Сокол. Но есть еще один общий — более психологический, чем смысловой — аспект сходства мироощущений древних египтян и русских. На него обращал особое внимание Василий Васильевич Розанов (1856–1919). Он считал русский «трепет к звездам» чертой, ничего не имеющей общего с христианским миропредставлением («О звездном небе ничего нет в Евангелии»). Истоки русского народного космизма следует искать в Египте и Вавилонии: именно отсюда проистекают звезды на темно-синих куполах некоторых русских храмов, а также подвешенные лампады, имитирующие «висящие» звезды древневосточных святилищ.[10]
Итак, видим: единый праязык единого пранарода дал цепную реакцию, в результате которой возникло все лингвистическое многообразие. Значение и звучание многих современных слов (в том числе и в русском языке) уходит своими корнями в общий праязык. Наиболее приближенным к нему по времени и, главное, — уцелевшим по сей день (в виде литературных памятников и составленных на их основе словаря и грамматики) является санскрит (собственно древнеиндийским считается язык Вед). Руководствуясь им, а также другими источниками, нетрудно раскрыть корни многих современных понятий.
В санскрите одно из слов для обозначения понятия света: ruca («светлый», «ясный») и ruc («свет», «блеск»). В последующем языковом развитии «шь» и «ц» превратилось в «с» (чередование согласных и гласных звуков — обычное фонетическое явление даже на протяжении небольших временных периодов) и достаточно неожиданным (на первый взгляд) образом осело в столь значимых для нас словах, как «русский» и «Русь». Первичным по отношению к ним выступает более архаичное слово «русый», прямиком уходящее в древнеарийскую лексику и по сей день означающее «светлый». От него-то (слова и смысла) и ведут свою родословную все остальные однокоренные слова языка. Данная точка зрения известна давно. Еще русский историк и этнограф польского происхождения, один из основоположников отечественной топонимики Зориан Яковлевич Доленга-Ходаковский (1784–1825), критикуя норманистские пристрастия и предпочтения Н. М. Карамзина, писал:
«Тогда б увидел и сам автор [Карамзин. — В.Д.], касательно Святой Руси, что сие слово не составляет ничего столь мудреного и чужого, чтобы с нормандской стороны, непременно из-за границы, получать оное; увидел бы что оно значит на всех диалектах славянских только цвет русый (blond) и что русая коса у всех ее сыновей, как Rusa Kosa i Rusi Warkocz [коса. — В.Д.] у кметей (крестьян) польских равномерно славится. <…> Есть даже реки и горы, называемые русыми».[11]
Таким образом, этноним «русский» и топоним «Русь» сопряжены с санскритским словом ruca и общеславянским и древнерусским «русый» со смыслом «светлый» (оттенок). Если открыть «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Даля на слово «Русь», то найдем там аналогичное объяснение: «русь», по Далю, означает прежде всего «мир», «бел-свет», а словосочетание «на руси» значит «на виду». У Даля же находим еще одно удивительное слово — «светорусье», означающее «русский мир, земля»; «белый, вольный свет на Руси». Здесь не только корневые основы, но и их значения сливаются в одно целое. О распространенности и укорененности понятия «светорусье» можно судить по «Сборнику Кирши Данилова», где эпитет «светорусские могучие богатыри» выступает как норма. Еще раньше (по письменной фиксации) сочетание слов «светлый» и «русский» употребляется в договоре князя Олега с греками 911 г., текст которого включен в «Повесть временных лет».
Классическая схема научного познания очерчена Львом Гумилевым. Любую проблему можно рассматривать по меньшей мере трояко: с точки зрения мышиной норы, с вершины кургана и с высоты птичьего полета. Современная этимология — в основном взгляд из мышиной норы. Этимологи копали глубоко и обильно, но при этом, как правило, не смотрели вдаль, воображая, что весь мир языка — сплошная мышиная нора. Мало кому хватает фантазии и воображения подняться хотя бы на вершину кургана и тем более достичь высоты птичьего полета. Макроэтимология же позволяет отвлечься от частностей, мелких деталей, нудных транскрипций, традиционных подходов, закостенелых схем, ползучего эмпиризма, — и, воспаряя ввысь, взглянуть на современную лексику с высот тысячелетий. Безусловно, вероятность погрешности в макроэтимологических изысканиях достаточно велика, но не настолько, чтобы отступить от научности, и не намного выше традиционных микроэтимологических выкладок, учитывая значительную вариативность и гипотетичность последних.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.