ТАЙНА ПОЛА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТАЙНА ПОЛА

Истоки половой культуры, во многом проясняющие загадки и тайны пола, лежат в неком космическом законе половой жизни, именуемом седьмой (от слова «седьмой», «седьмица»: число «семь» – мерило возрастной эволюции человека и смены поколений, исчисляемой семью – и четырнадцатизначными циклами). Предметно седьма выступала в виде родословного оберега, передаваемого по наследству ведуньей, осуществлявшей контроль за совершенствованием генетического фонда и духовным развитием человека.

Этот оберег передавался от отца к младшему сыну, от матери к младшей дочери. Первуны (перворожденные) и вторы (вторые дети в семье) наделялись копией этого знака. Седьма хранила в себе информацию о его владельце и прямых предках из предыдущих поколений.

Изготавливался оберег из глины, в виде диска, несущего в орнаменте изображение животного или растительного вида. Тип орнамента говорил о профессиональной деятельности и духовной функции рода, передаваемой по наследству.

В зависимости от духовных достижений в седьму вводился штрих, указывающий на степень продвижения человека в области познания истины.

Обратная сторона оберега служила местом для отражения на нем родовых характеристик личности. Вписанные друг в друга круги и радиально исходящие из центра семь лучей ограничивали поля поколений. Очередная мета в седьме характеризовала личность и вводилась в отведенное поле, на произрастающую из центра малого круга спираль развития поколений. Меандрово-спиралевидный орнамент, украшающий многие древние предметы, в том числе и дискообразной формы, по всей вероятности, слепое отражение родословных спиралевидных меток седьмы. Метки ставились при достижении сорокадевятилетнего возраста. Эта дата характеризовала качества личности: человек считался рожденным лишь при выявлении в нем определенного количества чувств.

Право на учительствование давалось человеку, открывшему в себе сорок девять чувств.

То, как направлена спираль развития поколений, отражало принадлежность оберега полу. Так, развитие спирали от центра к периферии, против хода солнца сообщало о принадлежности ее женскому началу; противоположное – мужскому.

Владельцам седьмы при встрече достаточно мгновения, чтобы определить свою причастность к знаку и занимаемому месту в развитии родословного древа.

Началом зарождения седьмы считался отправной срок вступления личности на путь развития общества белой расы, признания ее законов и их исполнения.

Обожженному в огне слепку седьмы предстоял долгий путь служения обществу и поколениям.

Снятые с оберега копии вместе со срезанной прядью волос младенца укладывали в урны, на спящие уголья из семейного очага. Урна хранилась на воронцах, в специально выстроенном строении скрижалье, обеспечивающем ее сохранность от огня и влаги. Местоположение хранилища ведомо лишь ведунье и зарю.

С наступлением назначенного срока юноши под руководством заря полностью возводили селище и подготавливали пашню. Готовность селения к проживанию давало зарю право ввести своих подопечных на кострище. Там каждый из них устраивал свою кладь костру. Поджог кладей осуществлялся от костра ведуньи, зажженного ею от молодого огня, доставленного для этой цели несунами из гардара, от родового огня.

После этого, обнажив тела, принеся в жертву огню все свое одеяние, юноши удалялись в воды реки для омовения. В это время подле каждого костра ведунья выставляла урны хозяина костра и будущей, ему неизвестной невесты – невесть.

Услышав призывный клич властительницы кострища, из той же реки, но выше по течению выходили девушки, также нагие – пожертвовали платье поречной поросли. Прибывшие на кострище по указанию ведуньи занимали место у костров. Спустя некоторое время по кличу заря являлись к своим кострам юноши.

К великому удивлению, встретившиеся невесть (неизвестные друг другу юноши и девушки) казались друг другу знакомыми многие годы, хотя виделись впервые. И пленяющий запах тел, и внешность, понимание друг друга сливались в единый букет незримо выстраданной любви их нерушимого союза. Еще более неожиданным для них оказывалось, что в стоящих подле костра сосудах обнаруживали они свои седьмы, покоящиеся на срезанной в детстве пряди волос, среди спящих углей.

Поутру, воздав гимн Солнцу и объединив свои седьмы в один сосуд, бывшие невесть (теперь жены) наполняли освободившийся сосуд тлеющими углями своего костра и совершали над святилищем огня ритуальный обряд с использованием личной крови из перста.

Подбор супружеских пар начинался с момента появления младенцев на свет. Кущей и его служба формировали «крону священного древа», учитывая данные родителей. Тем самым предопределялся грядущий плод еще не состоявшегося б ра ка.

Способность читать данные человека по внешнему виду и скрытым характеристикам каждого (волосяному покрову, запаху пота, цветности радужной оболочки глаз, узору на пальцах рук и ног, состоянию ауры и ряду других признаков) позволяло кудесникам определить сочетание супружеских пар.

Кущей мог к сроку – достижению четырнадцатилетнего возраста – представить обществу будущее «запрограммированное» воинство: высокоинтеллектуальную прослойку, правительство и духовное жречество. Достижению этой цели способствовало закономерное заселение энергетических зон – белых столбов – вновь образовавшимся населением, способным воспринимать и наращивать энергетический потенциал ауры.

Каждая рассчитанная супружеская пара являла более сильный плод, а следовательно, и более энергетически насыщенное сея. Благодаря этому формировалась защитная покровная сеть, напоминающая соты, для земли и ее обитателей. Сформированный таким образом единый чувственный орган становился мембраной, которая заранее предупреждала о пробуждении космических аномалий, вызывающих резонанс в среде земных стихий.

Сочетание супружеских пар согласно седьме, полностью исключало близкие родственные браки. Союз родственных пар высоко чтился и считался царственным или священным браком только у лиц, достигших по седьме четырнадцатого и выше поколений. В этой связи становится совершенно понятным культовое отношение древних народов к кровнородственным бракам, особенно в среде высшей знати и в царских династиях. Однако очевидно, что древние египтяне, например, у которых кровнородственные браки особенно распространены, не обладали знанием законов седьмы и только слепо подражали механизму брачных сочетаний, не считаясь со ступенями полового отбора. Об этом свидетельствует весь контекст духовной культуры, функции религиозного жречества и психофизические качества царственных особ. При сочетании близких по родству супружеских пар до третьего поколения срабатывает зов крови: он порождает симпатическое чувство, воспринимаемое как любовь. Обманное пробуждение чувства на этом уровне разрушительно для здоровья, умственного и духовного развития.

Начиная с четвертого поколения родство супружеских пар усиливает антипатические чувства, переходящие порой в ненависть и коварство. И лишь с седьмого поколения начинают произрастать качества настоящей супружеской любви. По мере восхождения поколений по ступеням седьмы эта любовь приобретает все более прочный характер.

Четырнадцатое поколение седьмы имеет и свои слабости. В случае несостоявшегося брака избранные испытывают тяжелые душевные страдания. Преодолевая жизненные невзгоды, они продолжали вести мучительный поиск близкого по духу человека.

По достижении четырнадцатого поколения в седьме происходило видоизменение гербового орнамента. Его головная, главная часть подлежала коронации с сохранением родословной спирали, а орнамент седьмы в идентичном виде татуировался на плече, груди или спине носителя этого знака.

Достижение высших уровней седьмы связано с тяжелыми жизненными испытаниями. На каждом отрезке пути человека подстерегали опасности, связанные с риском поиска и выбора, – подобно герою русской волшебной сказки о Царевне-лягушке, образ которой представлял собой в действительности родовой герб седьмы в десятом поколении.

Не менее сложная ситуация возникала, если отсутствовал прямой наследник седьмы, то есть третьерожденный ребенок мужского пола – ашур. В этом случае ветвь пресекалась и седьма передавалась ребенку в своей семье, но противоположного пола, называемому мура.

Так как родительская сторона приобретала здесь другую ветвь, мета прямого владельца заключалась в круг, что означало преломленную ветвь. Повторение этого знака отражалось и в копиях владельцев.

Родословный оберег, утративший путь дальнейшего развития поколений по причине преломленной ветви, подлежал дарению полю с цветущим житом. Ведунья и детвора до семилетнего возраста, подхватив полотно с лежащей на нем седьмой (орнаментом рисунка вверх), обращаясь к колосьям, произносили заклинание: пусть прорастет корень этого оберега и добрая пашня понесет зародыш обновленной седьмы в грядущие поколения.

Затем, повернувшись к полю спиной, ведунья бросала седьму правой рукой через левое плечо и не оглядываясь начинала угощать детвору хлебцами из вкусного теста.

С датой посева седьмы совпадает христианское празднование Вознесения.

Строгая заповедь седьмы не допускала самовольных браков и посторонних половых связей. Она объявляла святость женщины через ее целомудрие и приверженность мужу по рождению до тридцатилетнего возраста троих детей: первуна, втора и ашура. Мужчину седьма обязывала сеять семя в добрую пашню, чтобы пожать «три семени».

Первун – перворожденный ребенок в семье; на него возлагались задачи быть помощником по воспитанию младших детей. Втора – рожденный вторым в семье ребенок.

Второе зачатие ребенка не самоцель или случайность для родителей: оно происходило на третьем году совместной жизни родителей, после рождения первуна, зачатого на кострище в ночь первуна.

Ведуньей и кудесником учитывалась родительская аура и сроки их рождения. Кудесник выстраивал канву, если это происходило на уровне племени, то есть в третьем – седьмом поколении, по вознесении седьмы. Зачатие в каждой супружеской паре исчислялось в отдельности и астрологически просчитывалось.

Заранее спланированный ребенок задолго до появления на свет уже ориентирован на супружество с назначенной ему невесть. Как только подтверждалась беременность, кудесники давали полную характеристику плоду в половом и качественном отношениях.

Вторы особо охраняемы: они несли скрытый генетический фонд от первого зачатия. Первый ребенок на основании данных, проявляемых уже в двух-трехлетнем возрасте, как бы обирал определенные качества родителей, оставляя в избытке не присущие ему. Эти не присущие первуну качества должны быть перекрыты или, наоборот, раскрыты во втором рождении – за счет родительской ауры.

Ашур – третий, младший сын. У белых рас считалось, что перворожденный сын (первун) унаследует родительскую силу. Втора – второй – одаривается их сознанием, а третий – ашур или трита – уносит сердце. Вместе с сердцем он наследует и седьму отца. Но это не значит, что его братья остаются без родословной. Просто седьма отца согласно учению чародея передается младшему, а старшие братья получают ее копию.

В случае утраты ветви по мужской линии оставшаяся без наследника седьма придавалась ржаному полю. Это происходило на третий вечер первого полнолуния лета. Зарь шел к полю в сопровождении ашур селища. Под пение детей-семилеток, подражающих пению птиц, он разламывал каравай хлеба, напоминающий его седьму, и одаривал ломтями детей. Дети поедали хлеб, а оставшиеся кусочки разбрасывали в колосящуюся рожь.

Мужчина тем временем, закрыв глаза и встав спиной к полю, бросал седьму в посев, взывая землю, чтобы она приняла на отдых его седьму и принесла столько сыновей, сколько колосьев в поле. Затем, окруженный детьми, возвращался в селище.

Это празднование еще бытует в наше время (под названием «лесенки»), но оно полностью утратило смысл и значение.

Ашур на восьмом году своей жизни посвящался в родительскую седьму. Каждый ребенок мог подержать в руках реликвию предков. Затем, взяв седьму, под присмотром ведуньи бережно укладывал ее в свою урну, на мягкий локон овна, представляющий собой прядь волос, срезаемых у ребенка в день его посвящения Солнцу, то есть когда его личико впервые после рождения открывается Солнцу.

Духовники считали любовь супружеских пар неотъемлемой частью в воспитании плода. Согласно учению чародея, любовное чувство коренится в цветовой гамме соприкасающихся аур половых партнеров.

Родительская аура должна выражать чистые цвета в отдельности и не давать серых и мутных оттенков при слиянии.

Как ни велики чувства взаимности и влечения мужчины и женщины с полярной аурой, брачные узы не создадут крепкой семьи. Аура плода приобретет грязный цвет независимо от сроков его зачатия и рождения. В этом случае ребенок, как правило, полностью наследует суммарную родительскую карму. Если рождение младенца ориентировано или совпадает со сроком рождения одного из родителей, то в целом он наследует ауру данного родителя. Такой человек не в состоянии наработать собственную ауру в течение своей жизни. В будущем женщина, наследующая такую ауру, обречена на преждевременное отторжение зачатого плода из своего чрева.

Следует знать, что влечение полярных аур особо велико. Доведенные до изнеможения чувством полового томления, разделив себя в объятиях любви, такие люди, как правило, рано или поздно расстаются.

Соседствующие по цветности ауры в спектральном отношении несут пограничные цвета. Плод насыщает себя цветностью родительских аур и наследует их качества. В таком сочетании у супружеской пары чувства плотского влечения выражены не столь остро. Более характерны для них чувство взаимопонимания и жертвование собой ради сохранения семьи. Очевидно, что чувственный порыв не может служить критерием любви. Напротив, свидетельствует, скорее, об аурической дисгармонии партнеров, о наличии в их энергетическом спектре испепеляющих сил, тяготеющих друг к другу.

Одноцветность родительских аур наиболее благодатна для них и будущего ребенка. При этом их ауры разгораются в более яркий светоносный цвет и любовь их со временем лишь возрастает.

Однако одноцветные, однополярные ауры имеют свойство не притягиваться друг к другу. Между мужчиной и женщиной в данном случае не возникает того, что принято называть «любовью с первого взгляда» или «страстным любовным порывом». Он появляется лишь со временем, да и то не спонтанно. Для того чтобы такой порыв возник, необходимо особое искусство сближения брачной пары.

Основа этого сближения закладывалась с момента рождения. Когда приближались сроки встречи, духовники готовили почву супружеской симпатии. Они начинали вадить – уточнять свой поиск, – прибегая к способу чар и обрядам. Если юноше, при неустоявшемся цвете его ауры, достаточно видеть образ женщины, чтобы воспринять запах ее тела, то девушке, с ее устоявшейся аурой, требовалось гораздо большее. Выход – в ее желании нести плод, что достигалось за счет функциональных действий молочной железы. Пробуждение материнских чувств преподносилось каждой томнице задолго до времени замужества; в противном случае она не допускалась росалить, то есть исполнять обряд росалок на девичьем поле.

Признаки готовности к материнству крылись в выделении секрета – прозрачной жидкости на сосках груди – в ответ на тест будущего супруга. Этот священный нектар обладает тончайшим, едва уловимым запахом, несущим в остаточном следе ауры стойкую память о назначенной юноше невесть, способной навечно пленить его сердце. Ткань, напитанная секретом груди томницы, преподносилась юноше, находящемуся на зажель, в виде гастинца. Таким гастинцем служил потник – женский головной убор, предназначенный для предохранения прически от распада: единственное для девушки-томницы средство утирания пота. Потник украшался вышивкой; в замысловатом орнаменте крылось тайное, известное лишь обладательнице пожелание. С данного момента потник становился оберегом для будущего отца ее детей. Шитье орнамента исполнялось личным, вырванным волосом невесть и именовалась вадь. Отсюда искусство симпатического сближения будущей брачной пары получило название «вадить».

Духовники, занимающиеся симпатическим подбором половых партнеров, провидели предстоящие ступени жизни и развития еще не появившегося на свет младенца. Своим прорицанием они настраивали родителей на осуществление сказанного. Те в свою очередь делились с детьми нареченным словом, дополнительно подтвержденным кудесником при рождении ребенка. Таким образом, человек как бы оказывался в тисках судьбы, на предрешенном пути, указанном свыше.

Закон седьмы точно указывал подбор супружеских пар. Но полуднице следовало выявить на месте, как расставить позиции подбора будущих супругов в семейную пару, не насилуя их чувств. Она не только корректировала выбор седьмы, но и являлась непосредственным проводником ее в жизнь. Еще задолго до вступления в брак, начиная с первых месячных девочки, она выявляла ее ауру, которая оставалась практически неизменной до конца ее жизни. Иной подход к юноше: импульсивность неустоявшегося характера сильно воздействовала на его ауру вплоть до тридцати лет. Лишь после наступления этого возраста мужчина входил в русло присущей ему ауры.

Много селищ обходили полудницы, чтобы подобрать супружеские пары и назначить их брак на стель кострища.

Как ни непредсказуема аура юноши, в ней всегда присутствовал доминирующий цвет; оставалось лишь раскрыть его возможности и направить в нужное русло. Большую помощь в этом оказывала его невесть.

Места наибольшего потоотделения человека обладают особенностью истечения ауры. Особо заметно такое движение над поверхностью головы и в зоне подмышек. Эти ориентиры помогали определить подбор пар.

Полудница под видом странницы обходила селища, отыскивая с помощью старой ведуньи томниц, которые наравне со своими родителями исполняли всевозможные работы. Девушке запрещалось утирать пот каким-либо предметом кроме потника, который повязывался на голову в виде косынки. Под различными предлогами полудница изымала у них эти косынки и метила их знаком седьмы матери. Через ведунью брала постирать белье ее будущего мужа и через нее же отдавала постирать мужское белье девушке. Странница тайно следила за томницей во время касания ею белья. Девушка остро реагировала на запах и, не сдерживая непонятно откуда нахлынувшего чувства, искала в себе разгадку: прижимала одежду к груди, лицу, втягивая запах неизвестного ей человека. В ней пробуждалась стихия продолжения рода. Нередко девушка «застирывала рубашку» и взамен отдавала новую, сшитую ею.

Ведунья провожала полудницу, довольная ее выбором, и обе переживали счастье будущей пары.

Далее путь полудницы лежал на столб, где возводились зажель, – туда, где трудился избранник томницы по седьме.

Никто не ведал о тайном посещении полудницей их зажель, кроме заря. Эта супружеская пара, сочетавшаяся в гардаре, направлялась на столб, чтобы организовать застройку и подбор супружеских пар. Черпая из разных источников сведения, они знали об интересующем их юноше больше, чем тот знал о себе.

В условленное время зарь приглашал юношу на свою половину братины, преподносил ему потник и стиранную рубашку от невесть. Полудница тайно следила за действиями юноши; внимателен к нему был и зарь. Реакция ауры срабатывала мгновенно – юноша попадал в ловчую сеть томницы. С ним предстояла еще долгая работа по воспитанию супружеских чувств.

Через некоторое время зарь снова приглашал к себе юношу, взяв с него обещание не разглашать сон, который предстоит ему увидеть. После этого поил его старым медом, в который предварительно добавлялось зелье, приготовленное полудницей. Проверенное веками питье оказывало нужное действие. Юноша не пьянел, – он входил в состояние забытья, смутно представляя окружающую обстановку, и все происходящее казалось ему сном. В это время являлась обнаженная полудница и предлагала испить другое зелье. С каждым новым глотком юноша все отчетливее ощущал запах нареченной ему девушки. В смутном видении красота обнаженной женщины обостряла непонятное чувство привязанности к этому запаху. Появлялось острое желание обнять и защитить объект, обладающий столь сладостным запахом.

Тело полудницы лишь атрибут, чтобы проявились его стремления. Искусственные меты (родимые пятна), нанесенные на тело полудницы, соответствующие родинкам нареченной девушки, концентрировали на себе внимание юноши, и он уже видел образ суженой.

Не брызгающая по сторонам, а плавная, обволакивающая аура свидетельствовала о его смирении и жажде поиска той единственной невесть, что назначалась родом.

Утром испытуемого встречала его братина, пытаясь узнать причину нахлынувшей вдруг на него тоски. Через некоторое время его сравнивали с тенью – так далеки оказывались его помыслы от насущных дел. В этом случае приглашалась целительница. Ею являлась томница, стиравшая ему рубашку. Они оставались наедине. А полудница по-прежнему тайно следила за реакцией и аурой их сердец. Если юноша спал и в это время в помещение входила девушка, Полудница могла видеть, как факелами тянулись друг к другу их свечения.

Молодые люди, встретившись впервые, уверяли себя в родстве друг с другом – столь сильна была взаимная привязанность.

Неминуемое расставание и неизвестность будущего начинали тревожить их, но никто не хотел говорить об этом, чтобы не ранить словом другого. При расставании полудница наблюдала проявление ауры: подобно дереву, пораженному бурей, искря, она разваливалась на две половины, тускнея при этом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.