УСТРОЙСТВО ЖИЗНИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

УСТРОЙСТВО ЖИЗНИ

Жизнь общества белой расы разворачивалась на уровне семьи, племени и рода. В состав семьи входили семь человек: мать, отец, трое детей, бабка по материнской линии и дед по мужской.

Семья – непосредственный отпечаток седьмы. Согласно законам седьмы, человек считался рожденным при наличии в нем сорока девяти чувств. Основная веха – возраст сорок девять лет (семь раз по семь). Именно этот срок позволял человеку говорить от имени своего «я». В противном случае он, ведя беседу, говорил о себе в третьем лице или называл свое нарицательное (условное) имя, никогда не используя личного и духовного – свято хранимых и тайных покровителей его тела и души.

Племя – общественное объединение, восходящее по седьме до седьмого поколения родословной. Представители будущего племени компоновались задолго до появления на свет младенцев от супружеского брака согласно седьме. Используя данные родителей, духовники – хранители генетического фонда вели особый подбор и программировали будущее поколение, опираясь в основном на духовные качества предшественников, не забывая и об их внешних и физических данных. Ведуны и ведуньи безошибочно комплектовали гармоничные пары. Единая стель на кострище, кровная клятва на огне пальца единили людей, создавая единый организм общины и общества в целом.

Род – близкое по крови сообщество, исходящее из восьмого поколения согласно законам седьмы. Моментом образования нового рода и признанием его являлся срок первого касания жрицей огня стопами ног центра трех сутуг (обручей) вновь возведенного гардара.

Для общества белой расы характерны общинные формы жизни. Одна из них – братина, строительный отряд юношей, занимающийся возведением зажель под руководством заря. По введению в зажель своих жен зажель преобразовывалась в селище, а братина, утратив изначальный вид существования, становилась общиной.

С момента прихода на столб юноша посвящался в члены одной неделимой «семьи», именуемой братина. Членов братины называли также лесными братьями или детьми пущи.

Под неусыпным надзором заря начиналось обустройство будущего селища. Юноша, прибыв на зажель, как бы утрачивал личность и казался слепым исполнителем распоряжений заря. Он должен беспрекословно исполнять все поручения, без чего невозможно преодолеть тяготы и лишения зажель. Постоянная забота, подстраховка, оказание помощи друг другу способствовали укреплению здоровья и обретению духа коллективизма. Поднять зажель в течение пяти – семи лет, в юношеском возрасте, от шестнадцати до двадцати трех лет, под силу лишь титанам, и каждый юноша вынужден стать им.

После возведения общего жилья, очага и кладбища приступали к застройке индивидуального жилья. Вековой бор, заложенный предшествующими поселенцами на этом столбе, приветствовал их своими огромными вершинами. Набравший силу ельник или сосняк вытеснял самосев лиственных пород; чахлый подлесок тонул в подушке белых мхов и хвое. Лишь заросли малины и редкий бурелом – единственная преграда для освоения этого участка земли. Корчевка – наиболее трудоемкая работа, ее старались избегать. Образующиеся при посадке леса широкие междурядья служили удобными площадками для лесоповала и транспортировки на место строительства; они позволяли сразу возделывать пашню, невзирая на гряды пней. По истечении пяти лет гряды с трухлявыми пнями и сгнившими корнями без лишних усилий вливались в общий оборот землепашества, и служили прекрасным удобрением.

Лесная подсека шла на топливо и сжигание, обеспечивая хороший сбор золы, которой пересыпали полосы. Этот вид возделывания почвы именовался подсечным.

Племена белой расы знали секрет добычи крицы (производства железа из железной руды) и с успехом использовали его в металлургии, изготавливая плотницкие инструменты. Топор мало отличался от современного по своей конструкции, но пила претерпела изменения. Мелкие клинообразные диски, обладающие стойким режущим свойством, в соединении нанизывались на цепочку или шнур, как ожерелье, до самых ручек. Пильщик, охватив контуром рук и шнура дерево, производил попеременные движения, что быстро подтачивало ствол или бревно. С помощью такой пилы вели лесоповал в паре; смазывание пилы в конопляном масле предотвращало осмоление дисков.

Возводимые строения – индивидуальное жилье – не создавались поспешно. Учитывались эстетические запросы будущей семейной пары. Никто из братины не знал, какое именно сооружение достанется ему после брачного обряда. Новые пары во главе с зарем входили в селище, и по его указу семьи занимали жилье.

Пригнанный в селище (хозяйство) скот – общее достояние племени, как и все добытое и возделанное, за исключением изб и вещей личного пользования. Так благодаря общественному труду и пользованию общественными средствами производства жили и развивались новые племена белой расы. Десятая часть всего произведенного отчислялась роду для содержания жителей старых, угасающих племен. Жилье, личность, личные вещи неприкосновенны в племени.

Первоначальную общую постройку жилья своих мужей женщины племени называли братиной, а впоследствии – светелкой, в которой долгими зимними вечерами под всевозможные песнопения сучили и пряли нить, выражали свое мнение, делились опытом. В дневное время это помещение предоставлялась девочкам, а впоследствии служило школой для томниц – девушек на выданье. Это место служило и для различных собраний племени.

Зажель – новостройка, возводимая юношами-сверстниками с четырнадцатилетнего возраста и длившаяся шесть-семь лет под руководством опытного мужа, наделенного должность ю за ря.

Место под строительство столбилось (указывалось) гардаром; при этом учитывалось, есть ли родник и какова сила белого столба вблизи него. Указанное место заселялось; количество жителей зависело от возможностей родника – источника воды: скольких жителей он способен обеспечить.

Каждый источник несет в себе энергетический заряд белого столба. Чем на более высокой ступени седьмы поколение, тем большей силой обладает столб – место, согласно которому растет энергоемкость вновь создаваемого поколения.

Так поселения концентрировались близ определенного гардара; каждый из них в свою очередь образовывал концентрический ряд вокруг географического центра всех поселений – аргаима.

Каждый член зажели обучался вести рукопашный бой, владеть всеми видами оружия и тактическими приемами боевых действий.

Когда окончено возведение зажели и полностью введены в оборот угодья и пахотные земли, возмужавшие юноши направлялись на кострище, где каждый из них, являясь как невесть, приобретал согласно седьме суженую.

После ввода жен в зажель поселение начинало именоваться селищем. Старые селища племен, откуда приходили на новый столб молодые люди, обрекалось на вымирание; земля при этом получала отдых от деятельности человека. Вновь возрожденные племена, которые вели оседлый образ жизни, в то же время являли собой момент полукочевого образа жизни в развитии поколений в целом. Название новых селищ образовывалось из первой части названия селений, выдавших своих дочерей, и второй части названия селений с мужской стороны.

Гой – так назывался юноша, возводящий на зажель селище для вновь зарождаемого племени (ср.: «гой еси» – побудительно-одобрительное приветствие, обращенное к добрым молодцам или дружине в русских былинах).

По истечении второго срока седьмы (14 лет) зарь передавал юношей родного племени новому зарю будущего племени, в котором те должны жить до скончания своих лет.

Под руководством этого заря гои, сверстники из разных племен рода, возводили общественное помещение, святыни и селище с индивидуальным жильем под будущие семьи.

В создание основы для строящегося племени входило освоение участков земли под посевные и огородные культуры, борть и сады, включая подсечно-полосный метод восстановления красных лесов (высококачественных хвойных посадок).

Юноши жили братиной. По завершении работ, срок их до семи лет, каждый гой наделялся на кострище невесть. С этого момента он утрачивал прежнее звание, гоя, и нарекался мужем; новое имя при этом давала ему жена. Фамилия, для всех единая, и проистекала от названия селища.

Гоям, посаженным на столб зажели, приходилось обеспечивать себя провиантом (но не одеждой и инструментами). По окончании возведения зажели они полностью подготовлены к ведению боевых действий.

В итоге род при создании новых племен получал готовый резерв воинства, строителей, землепашцев, охотников.

Селище – населенный пункт, выстроенный близ белого столба. Поселение поставляло в срок юных членов для образования новой жизни, само обреченное на полное вымирание. И лишь с исчезновением последнего обитателя территория земли заселялась новым племенем. Таким образом, постоянно действовал полукочевой образ жизни племен в рамках своего региона.

Расселение потомков по селищам напоминало спиралевидный путь с постепенным сжатием к центру. Чем ближе к центру располагались селища, тем большим энергетическим столбом они обладали. Центральную часть спирали занимал постоянно действующий гардар. Гардары образовывали спирали кущ, концентрируемых в аргаим.

Духовное развитие зависело от приближения к центру. Энергоемкость вия, зачатого в чреве матери плода (в спирали селищ), могла вместить в себя в соответствующем месте более мощное сея – посланца Мира Духа.

Случалось так, что в силу обстоятельств на одном и том же месте не могло вновь образоваться селище. Тогда там поддерживались на должном уровне боуи. Кладбища превращались в погосты – священные места общества.

Обитателями этих мест становились посланцы гардара; они вели аскетический образ жизни и посвящали себя Миру Духа.

Колодесь (коло) – вокруг, рядом, около; десь – конкретное место совершения свадебного обряда, предусматривающего коленопреклонение супружеской четы перед впервые встретившимися родителями, восседающими подле шатра, предназначенного молодоженам на период празднования. По центру веерообразно расположенных шатров устанавливался посох, представляющий вновь зародившееся племя или род. Этот посох и именовался колодесь. На нем нанесен маршрут следования к выстроенному селищу. Верхнюю часть Колодесь венчало фаллическое изображение. Супружеская пара и родители подходили к колодесь и последовательно, начиная с матерей охватывали его, оставляя место для охвата мужьям и сыну. Последний охват принадлежал молодой женщине. С этого момента начинался отсчет состоявшейся семьи, состоящей из трех матерей и трех отцов вместе с зачатым плодом, – семь «я».

Место, избранное для колодесь, располагалось близ источника воды с протокой (отсюда название перешло на колодец), в которую молодые женщины укладывали клочь (клок своих волос) в знак памяти о своих предках и водах, вспоивших их.

С момента касания супружескими парами посоха нового племени ведуньи из прежних селищ утрачивали власть над воспитанницами и передавали свои обязанности ведуньям вновь образовавшегося племени, а сами становились бабунями.

Невесть (будущие супруги) отправлялись на вновь выстроенное селище. Каждый нес пожиток и скарб. Сопровождающие гнали скот и несли птицу. Ведунья, возглавляющая процессию, опираясь на колодесь, первой входила в святилище огня племени и оставляла подле очага свою ношу. Здесь посох хранился до истечения последней жизни племени; лишь в редких случаях ведунья появлялась с ним в обществе.

Так как колодесь находился под присмотром бездетной Яги, в профанизированном народном сознании он превратился в сказочный атрибут ее тайнодействия. Пест Бабы Яги есть не что иное, как ритуальный посох – колодесь.

Столб – избранное место для возведения святилища огня племени, рода, кущи, гардара, аргаима. Он обладает «нервным узлом» земли, тесно связанным с зоной креста. Зона влияния столба именовалась пупа; она не заселялась.

Для усиления этого места устанавливалась трехгранная равносторонняя пирамида, именуемая гара. В центре ее возводился палец, вокруг которого монтировались в пол три разновеликих кольца – сутуги, возрастающих по диаметру от центра к периферии.

Ближнее к центру – «золотое», второе – «серебряное», а наружное – «медное». Это сооружение обладало неведомой силой, препятствующей достижению центра. Во время грозы зона становилась смертельно опасной и излучала конусообразное свечение, сужающееся к вершине пирамиды. Нередко с пода пальца срывался шарообразный сгусток энергии, именуемый расея, то есть сея света (ра). Он поднимался сквозь отверстие к вершине гара.

Палец племени имел иное обустройство. На заранее определенном месте под застройку зажель возводился столб в виде частокола из толстых стволов твердого дерева. Ошкуренные и обожженные в костре, тщательно просмоленные и одегтяренные столбы вкапывались верхней частью в землю. Образовывался двойной кольцевой цоколь будущего строения, который утрамбовывался глиной вперемешку с известью. В образовавшемся фундаменте предусматривалась емкость для хранения скрижалей (свода знаний), именуемая скрижалье.

Образованный дваран, проем между внутренней и внешней дверью, имел выход в верхнее помещение. Срубленное в лапу или шип, оно имело восемь углов. Вдоль стен крепились скамьи. По центру возвышался палец, над которым нависал болдырь, повторяющий конструкцию шатра, но в более суженной форме.

Помещение белилось известью, пол покрывался слоем белой глины. В помещении вершился тайный суд; сказанное не покидало пределов столба. Человек, прощенный судом, падал в ниц перед столбом очага, пачкая лицо его побелкой – белой глиной. «Обеленный человек» – значит прощенный.

Но столб выносил и карающие решения, и тогда виновному предлагался язын, ритуальный нож, изготовленный из капа березы, и он отдавался на суд наместника высшего пальца.

Палец – сооружение в святилище огня племени, на плоскости которого вздувался огонь, доставленный женщинами от кострища.

По прибытии с колодесь на столб селища подле святилища огня выстраивались молодые супружеские пары. После недолгого ожидания по приглашению ведуньи и огницы новые поселенцы попарно подходили к очагу и высыпали на под пальца, на груду холодных углей богате (горящие угли) из своего тлети.

Прислуга очага преподносила чете ритуальный нож-язын, изготовленный из березового капа. Этим ножом супруги слегка надрезали себе шупа – палец. Капли крови падали на пышущие жаром угли. Причастившись пальцу, они тем самым воздавали обет огню племени, заявляя о причастности к нему своей верностью. После этого ритуала супруги удалялись к семейным очагам, в дома, выстроенные их мужьями под руководством заря.

С момента жертвоприношения огню собственной крови племя считалось рожденным, а все его члены становились в кровную связь друг с другом.

В случае нарушения кровного обета виновный шел к ведунье и раскаивался в своем проступке. Ведунья оценивала степень вины и отсылала члена племени либо к очагу семьи, либо на вар пальца – суд племени.

Находясь подле пальца племени, его член вспоминал о прежде произнесенной клятве, после чего ритуальным ножом виновный надрезал себе палец. С помощью ножа, тайно напитанного змеиным ядом, вершился приговор. Жертва считалась прощенной, а душа свободной, если человек успевал достичь родника и перевернуть в нем гридню.

Удавалось это – тело нарушителя обета сжигалось на костре, что означало – он прощен. Но если гридня оказывалась неперевернутой, тело предавалось захоронению в земле, ниже по течению от этого родника.

Сутуга – обруч, изготовленный из металла. Три Сутуги вмуровывались в пол родового пальца. Устройство пальца кущи и аргаима не имело значительных отличий, только увеличивался диаметр плоскости, замкнутой кольцевым опоясом.

Три кольца, окружавшие палец, с их мощной энергетической защитой, – непреодолимое препятствие. Лишь посвященная жрица огня знала способ его преодолеть.

О волшебстве таинственных кругов ходили легенды и поверья. Мистическое отношение к кругу достигло и наших дней.

На голове жрицы огня – сутуга в виде змеи, удерживающей зениц – «глаза» змеи, которые изготовлены из горного хрусталя в виде собирающей линзы, предназначенной для добывания огня.

Огнище – сооружение по периметру пальца, обеспечивающее противопожарную безопасность от скатывания тлеющих углей с пода – плоскости очага.

Сплетенная из хвороста ракиты корзина обмазывалась с внутренней и внешней стороны глиной и укреплялась на плоскости пальца. Дно образовавшейся чаши выстилалось толстым слоем порошка из сухой глины, чтобы не обжечь основание пальца. Основное топливо для поддержания огня в очаге – выжженный уголь, получаемый в процессе тления древесины без доступа воздуха. Очаг пальца не служил для приготовления пищи и для других хозяйственных нужд, – эти функции отводились печи. Выражение «испить огненную чашу» относится к огнищу. Сохранить семейный очаг – значит обеспечить мир и покой всего ритуала, который касается огня, даруемого зоной креста через посредничество Солнца.

Болдырь – труба для дымоотвода; в отличие от монолитных устройств, с топкой в жилище, труба над пальцом, именуемая болдырь, отличалась особым складом. Ее своеобразие в опоре на переметах строения (бревнах, лежащих под крышей поперек стен), без соприкосновения с очагом. Изготавливалась она из хвороста ивы, в виде верши, направленной конусом вверх, за предел крыши. Хворост обмазывался глиняным раствором с внутренней и внешней стороны. Выходное отверстие регулировалось за счет заслонки, что обеспечивало оптимальные условия тяги и сохраняло тепло.

По мере надобности болдырь с внешней стороны белили глиной, как и все сооружение, включая палец. Основание пальца украшал борус, не подлежащий побелке. В устройстве болдыря существовала еще одна особенность при устройстве потолка, отделяющего шатровую крышу. Раструб болдыря с постепенным скатом подводился к стене; в ней предусмотрены волоконца – узкие задвижные окна, чтобы подавать слабый приток воздуха; в результате потолок как бы продолжение раструба. Болдырь украшался орнаментом.

Боров – изогнутый канал для дымоотвода в трубе; он предотвращал задувание ветра в трубу, спасал от влаги, прямого выброса пламени и тепла.

В кирпичной кладке русской печи боров играл основную роль в том, чтобы изолировать отток тепла во время топки; нередко его называют кувшином.

Устройство пальца требовало особого сооружения трубы: никаких помех для наблюдения за пляской огня на пальце со всех сторон святилища. Коленообразное сооружение в виде буквы Z изготавливалось отдельно и подлежало обжигу. Лишь после этого оно вмазывалось в трубу. Боров оснащался глиняными вьюжками, способствующими чистке дымохода и его перекрытию.

В период монголо-татарского нашествия враги нередко искали ночлег в избах. Тогда хозяева, жарко истопив печь, перекрывали боров плитой из известкового сланца, – выделения из него в сочетании с угарным газом смертельны. Вину за случившееся враги возлагали на насекомое – боров; его вслед за монголами стали называть караханом, что означает «черный хан». Такова история дошедшего до нас слова «таракан».

Враги, зная о наличии тайного покровителя домочадцев, живущего в трубе, стали взимать дань с дыма, то есть трубы (отсюда выражение «вылететь в трубу», то есть разориться). Населению пришлось отказаться от труб и топить избы по-черному, используя волоконце.

Бадь – сосуд для жидкостей, изготовленный в виде бочки трапециевидной формы, с широким основанием. Бадь изготовлялась из вербы, стягивалась обручем из корней вяза, соответствующим образом обработанных.

Бадья, всегда наполненная водой, стояла в доме, в недоступном для света месте. Вода из нее использовалась для хозяйственных нужд и в случае пожара.

Сухая бадь имела ту же конструкцию, но из твердых пород дерева, и не наполнялась водой. Эта жесткая конструкция имела дополнительные, стягивающие клинья. По внутреннему объему изготавливался водонепроницаемый сосуд из шкур буйвола, в виде кож, обработанных в квасцах и прополисе. Сосуд предназначался для лечебных ванн и купания детей.

Сухая бадь – гордость мужа. По ее размерам гость судил о дородности его супруги. В выражении «о, какая бадь!» заключался смысл «как прекрасна жена». Сухая бадь по форме действительно напоминает добрую жену, хранящую тепло домашнего очага. Температуру воды в бадь можно доводить до 60 градусов Цельсия и сохранять не подогревая долгое время. Прогрев самой воды осуществлялся за счет раскаленных в печи камней. Чтобы сохранить тепло, бадь укрывалась сверху холстом, пропитанным прополисом и воском. Когда ванна окончена, отточный канал отводил воду в заранее подготовленные емкости. Осушенную кожаную камеру вытягивали за петлю из бади и подвешивали для полного просушивания, не отделяя от краев деревянного каркаса.

Обыкновенная бадь (наливная) часто использовалась для содержания нерестовых рыб – их выпускали в запруды после паводков.

Бросо – семенной фонд. О неприкосновенности его знал каждый член племени и свято исполнял заповедь предков. Бросо в количественном отношении соответствовал страховому фонду. После сбора нового урожая страховой фонд подлежал замене и шел в употребление в текущем году. По мере обмолота создавался семенной фонд. Семенной и страховой фонды хранились раздельно – в разных амбалах (складах). Устройство амбалов над водной гладью, в пойме запруд, – гарантия от уничтожения фонда при пожарах и нашествии грызунов.

Прежде чем засыпать в закрома зерно, его сортировали сквозь решета из суровой провощенной нити, а также направляли по наклонным желобам; диаметр отверстий в них нарастал на пути движения зерна.

Амбалы обрабатывали гашеной известью, окуривали составом трав (полынь, пижма, багульник, цвет и стебли красной бузины). Семенной и страховой фонды зерна пересыпали золой лиственных пород – против паразитов злака. Злейшие враги злаковых культур – спорынья и головня. Засеянные полосы подлежали тщательному осмотру. Малейший признак, что на растениях паразиты, – и пораженные растения удалялись из посева и сжигались на костре. Растения-паразиты не только уничтожали урожай, подобно стихии огня, – головня могла уничтожить племя, а спорынья – испепелить урожай.

Замененный страховой фонд освобождали от золы по мере употребления. Промытое зерно проращивали, сушили, мололи, и оно шло на изготовление солода и яда.

В поокской земле широко культивировали овес, просо, бобы, горох. Но особое внимание уделяли гречихе. Ее называли гаруна за внешнее сходство зерна с храмом трехгранной пирамиды гара. Семенной фонд гаруны хранили особо. Считалось, что «цвет гаруны целит, молодит и бессмертье родит». Свежие стебли, листву и соцветие гречихи использовали в пищу. Особо полезным считалось сосать пережеванную кашицу из соцветий. Проделав эту процедуру несколько раз, человек уменьшал риск заразиться в течение года простудными заболеваниями.

Славились своим фондом и фруктовые сады. Яблоня считалась священным древом; она олицетворяла развитие рода. Начало ее плодоношения на тринадцатом – пятнадцатом году связывалось с началом зрелости девочек. Яблоневые насаждения культивировались долгие годы, и случалось нередко, что племена, которые прибыли на отдохнувшую землю, подавали на стол как праздничное угощение яблоки, взращенные далекими предками. В пересыпанных опилками отборных яблоках хорошо хранились семена. Изъятие семечек и их посадка поручались детям, ими руководил опытный садовник. Вкусив сочную мякоть яблока ранней весной, дети заостряли на вкусе внимание, сохраняя в памяти аромат на всю жизнь. Прививок на дереве не производилось; чистые сорта взращивались за счет искусственного опыления. С совершенствованием сортов яблонь связывался принцип вознесения по родословной седьмы.

Засев полос производился сохраненным семенным зерном, смешанным на одну треть с мелким речным песком. Взятая в горсть порция смеси рассеивалась сквозь пальцы. Этот способ посева и дал название высеваемому зерну – бросо. После засева пашни следом прогоняли мелкий рогатый скот – остриженный. Втоптанный копытами посев надежно укрывался от птиц.

Благога (благо богини га) – засеянная пашня с дружными всходами. Тяжелый суглинок поокской земли с трудом набирал плодородие; тучные земли смыты волной спешего (Балтийского) моря; поокские берега зияли белыми черепами известняка. Такие следы оставил после себя всемирный потоп. Лишь болота да тихие заводи копили плодородие.

С большим трудом население возводило террасы, используя ил и жёг леса, с надеждой ожидая всходов посеянных культур. Одомашненные буйволицы облегчали труд земледельца и служили приманкой для самцов из пущи.

На берегу реки росалки, купаясь в росах, возносили гимн ночному светилу и воспевали благога, засеянное в зажели их будущими мужьями. Заливные луга использовались под яровые и огородные культуры. Озимые посевы во избежание затопления произрастали на возвышенностях.

По мере угасания племени поля, которые ранее возделывались, использовали для культивируемой посадки леса. На этих участках высаживались хвойные породы вперемежку с ягодными кустарниками. Широкие междурядья возделывались под посев. Когда посадка окончательно приобретала формы жизни леса, остаточное население практически переходило на ягодное возделывание.

Ягодный сбор шел на мену – злаковые и крупяные культуры обменивали у населения молодых племен через ведунью или ягу. Ко времени полного угасания старого племени на возделывавшейся прежде пашне уже поднимался чистый бор, в котором возводили новую зажель. Чистый бор, оставленный последующим племенам, называли «велий благога».

Культура возделывания земли белой расой не допускала дербу (дикую поросль березняка, осины, черемухи) на возделываемой лесопосадке и использовала дикий подлесок как топливо. Впоследствии эта отдохнувшая земля подлежала подсечно-полосной обработке.

Случалось, что мор полностью истреблял поселения и дерба вступала в свои права. Осина и березняк властно вырывались на обработанный клок земли, превращая его в трудно поддающийся обработке участок. Такое место подлежало огненно-подсечной обработке с последующей корчевкой места.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.