Глава IV Страхи скипидарыча

Глава IV

Страхи скипидарыча

Чем все закончилось, Деснин не помнил, так как очнулся уже в поезде.

— Алло, твоя станция, подъезжаем, — трясла его за плечо проводница.

Деснин с трудом присел на полке и пробормотал:

— А как я здесь…

— На такси прямо к поезду подвезли. Денег сунули. Сказали высадить здесь.

— Где «здесь»?

— У Василькова. Сам все твердил спьяну. Давай, шевели костями-то. Стоим две минуты.

Деснин ступил на полустанок, пригляделся. Действительно, его ссадили у Василькова — в Печужске. Уже смеркалось, а до самого Василькова было еще топать и топать, причем предстояло пройти через кладбище. Впрочем, это нисколько не пугало Деснина, особенно после того, как он заправился пивом в единственном еще не закрывшемся ларьке.

«Вот ведь, — соображал пьяными мозгами Деснин, шагая по улицам райцентра, отходившего ко сну, — хотел к Юльке ехать, а занесло сюда. Опять этот Скипидарыч пристанет. А что я ему скажу? Мокрый мертв, а до правды я так и не докопался. Все только еще сильнее запуталось. Прав Вован. Не в свое дело я влез. Расскажу, что знаю, Скипидарычу — и домой. Все, хватит с меня».

Когда Деснин вышел за пределы города, стемнело окончательно. Поле перед кладбищем он пересек без проблем, но у входа на погост стало вдруг жутковато. Ладно хоть светила полная луна, и в ее тусклом свете было отчетливо видно почти прямую дорожку, усыпанную галькой. Однако когда Деснин прошел уже две трети пути, луна скрылась за облаками. Теперь были видны лишь смутные силуэты крестов. Где-то поблизости промелькнула неясная тень. Почему-то вспомнились слова Скипидарыча о развороченных могилах и прочих загадочных случаях на кладбище. Совсем не по себе стало. Деснин сделал несколько шагов наугад и вдруг почувствовал, что галька под ногами исчезла. Еще пара шагов — и земля стала уходить из-под ног. В следующее мгновение тьма вокруг стала совсем непроницаемой. Еле-еле брезжущий свет и вовсе померк. А еще мгновение спустя Деснин лежал ничком, уткнувшись лицом во что-то липкое. Облизав губы, он понял, что это обыкновенная грязь. Деснин уже собирался вскочить, страшно при этом ругаясь, как вдруг вспомнил, где он находится. Но почему так темно и куда он летел? Неужто прямо в преисподнюю? От этой мысли Деснин содрогнулся, и вкус грязи на губах показался ему каким-то подозрительным, с неким запахом серы. «Что за бред! — одернул сам себя Деснин. — Должно быть, я пролетел в какую-то могилу — только и всего». В пользу того, что он еще жив, свидетельствовало и засаднившее раненое плечо. Однако Деснин еще с минуту пролежал не шелохнувшись. «А что вот если перевернусь, а там все та же тьма?» — пришла в голову неприятная мысль. Наконец, он все же рискнул. Слава Богу, над ним было звездное небо, а он находился всего лишь в могиле и никак не глубже. Однако ничего себе «всего лишь». Могила, кладбище, ночь — довольно зловещие обстоятельства. Стараясь отогнать прочь дурные мысли, Деснин стал думать, как бы выбраться из столь неприятного положения. Поднявшись на ноги, он убедился, что могила выкопана на совесть — Деснин только-только дотянулся до ее края. Попытался подпрыгнуть и за что-нибудь зацепиться руками — ничего не вышло. Тогда Деснин решил пропинать в одной из стенок могилы нечто вроде ступенек. Пнул раз, другой, и вдруг почувствовал, что земля осыпается, причем не в одном месте, а сразу вдоль всей могилы. Пнул еще и услышал, как что-то хрустнуло, а нога его в чем-то застряла. В этот момент луна наконец-то вышла из облаков, и Деснин с ужасом понял, в чем застряла нога — в гробу. В нос ударил смрадный запах. Деснин отпрянул и упал, выворачивая вместе с ногой и доску гроба. Слава Богу, в темноте того, что скрывалось за доской, почти не было видно, но воображение дорисовало картину. Хоть и был Деснин неробкого десятка, все же мурашки по спине побежали. Однако на этом кошмар не закончился. Деснин услышал шаги. Он метнулся в угол могилы и замер. Некто приближался. Волосы на голове зашевелились. Вот уже темный силуэт загородил луну. Деснин пригляделся и с ужасом заметил рога на голове.

— Авдотья, ты? — послышался вдруг знакомый голос.

— Скипидарыч! Слава Богу! — прокричал Деснин. — А я уж думал черт какой с рогами идет.

— Ты кто? — удивленно спросила тень.

— Деснин я.

— Коля?

— Да я, я! Чего у тебя на башке-то — напугал.

— На башке? Ничего. Разве вот ружье из-за спины торчит.

Тут только Деснин заметил, что «рог» и в самом деле один.

— Ну, это, вытаскивай меня отсюда, что ли, — попросил он.

— Держи, — протянул Скипидарыч ремень от ружья.

— Ну, здорово, Скипидарыч. Чего это ты с ружьем по кладбищу бродишь? — первое, что спросил Деснин, оказавшись на поверхности.

— А как же без ружья-то? Без ружья никак, — пробормотал Скипидарыч. Казалось, что он был еще пьянее Деснина. — Хорошо, что это ты оказался, а не…

— А не кто?

Скипидарыч не ответил.

— А я-то уж думал ты как все — руки умыл. Хм, вернулся, — дед был явно рад встрече, — Ну, идем же, — повел он гостя в свою избушку.

— Тьфу ты, чёрт! Во гады, а! Опять свет вырубили, — ворчал Скипидарыч, тщетно щелкая бесполезным выключателем. — Где-то у меня свечка была. Щас найду. Чего стоишь? Присаживайся. Вообще-то не видно ни хрена. Ну щас, щас. А, вот она.

Скипидарыч зажёг свечу и поставил её на стол. Деснин доковылял до табуретки и бухнулся на неё.

— Чубайс диверсант, едрень фень, — по обыкновению ворчал Скипидарыч. — Все рубильником щелкает. Ладно у меня печка, а у кого плиты электрические? Вон в городе по вечерам целыми домами выходят на улицу и варят обед на кострах, на задворках, около мусорных баков. Бардак.

Только в неясном свете свечи Деснин присмотрелся к Скипидарычу. Тот был весь какой-то взъерошенный, и чего-то не доставало в его облике.

— А где борода? — наконец спросил Деснин.

— А, — махнул рукой Скипидарыч. Затем провел рукой по гладкому подбородку. — Сбрил. На спор. Вот — за пузырь.

Скипидарыч небрежно подхватил со стола бутылку, вскрыл и, выплеснув из стакана прямо на пол остатки чая, налил туда водки.

— Пей, — предложил он Деснину, поставив стакан на стол, с которого перед тем разогнал тараканов. Гость не возражал.

Скипидарыч также выпил, занюхав куском чёрствого хлеба. Сидели молча. Деснину было странно, что Скипидарыч тут же не накинулся с расспросами.

— А что ты за Авдотью посреди ночи на кладбище искал? — наконец спросил он сам.

— Да есть у нас тут одна бабка, — против обыкновения нехотя отвечал Скипидарыч. — Все могилу себе копает возле мужниной. Ей уж и председатель говорил, мол, не положено так, даже до милиции дело дошло, а она всё одно — придёт на следующий день и опять копает. А как кто отговаривать начнёт, она: «Помру я скоро, а хоронить меня некому. Вы уж схороните меня, родимые. У меня и гробочек готовенький стоит. Я уж и спать-то в ём прямо ложуся. Платьице новое с обувкой на ночь одену — и ложуся. Вот, могилку докопаю — вам токо донесть до неё меня останется да землицей засыпать. Я бы и сама это сделала, да ведь мёртвой буду. А вы уж сделайте это-то хоть, будьте добры. Не дайте моим косточкам по дороге валяться!» Так вот и ковыряется уж вторую неделю, едрень фень.

— Да уж, такую яму нарыла — я бы сам и не вылез, — посетовал Деснин.

— Ну так она с лестницей ходит. А я, как услышал, что кто-то возится, так и подумал: Авдотья совсем трюхнулась, по ночам копать стала.

— А чего ж ты на нее со стволом?

— Да не на нее. Я ж тебе говорил, что странные вещи на кладбище происходят. Я с чего и пью, потому что боюсь.

Скипидарыч налил себе еще, выпил и продолжал:

— Может, конечно, и хулиганы — молодежь вон каждые выходные с дискотеки городской пьяная в стельку возвращается. Может цветметчики вандалят, а может чего и похуже. А только стал я замечать, что некоторые могилы разрыты, правда, сверху дерном выложены. А все равно заметно. У одной такой я нашел вот это, — в трясущейся руке Скипидарыча появилась небольшая звезда.

— И что это?

— Пентаграмма — знак дьявола, — сказал Скипидарыч, подозрительно озираясь по сторонам.

— Ты в запое-то давно? — усмехнулся Деснин. — Какой дьявол, ты чего несешь?

— Смейся, смейся. А я знаю, чего говорю. Глянь-ка сюда, — Скипидарыч отодвинул занавеску на окне. Деснин выглянул на улицу. В свете луны были едва различимы очертания домов, над которыми возвышалась церковь.

— Ну и что? — спросил он, не приметив ничего особенного.

— Ничего не замечаешь?

— Да нет.

Тогда Скипидарыч сам выглянул в окно и, очевидно также ничего не приметив, сказал:

— Странно… Надо подождать немного.

— Чего ждать-то?

— Увидишь. А пока давай-ка ещё по одной.

— Знаешь, — говорил Скипидарыч, занюхивая водку рукавом, — церковью сейчас столько всякой нечисти пользуется, как с одной стороны, так и с другой. И всех принимают, обслуживают. Стоят вон на Пасху по ящику правители наши, подсвечники, едрень фень, да на камеру крестятся, иуды. И как это только Бог терпит? А может и не терпит? — Скипидарыч заговорщицки прищурился. — Может церковь-то сейчас и не дом божий? Может, в ней сейчас дьявол поселился?

Последние слова несколько протрезвили Деснина:

— Ты думай, чего болтаешь-то. Вроде и выпил немного — а уже чего плетёшь.

Скипидарыч налил себе ещё и выпил. Сидели, курили молча.

— Чужое мне все здесь, да и сам я чужой, — наконец вздохнул Деснин, — Вот не стало Никодима, и я как слепой котенок тыкаюсь во все стороны, ищу…

— Значит, не удалось пожить по-божески, как хотел? — перебил его Скипидарыч. — Два месяца не было и что-то стряслось у тебя, иначе бы не вернулся.

— Стряслось, — согласился Деснин и вкратце рассказал историю с Телепузиком.

Скипидарыч смотрел на Деснина с явным восхищением.

— Так их всех этих уродов, потому что богатство без чести — это уродство. Эх, жаль меня там не было, а то… Правильно, что всегда на Руси отношение к купцам и прочим дельцам было не очень, потому что собственность есть кража, еще Иоанн Златоуст сказал. А народ сказал: трудом праведным не наживешь палат каменных. Разве есть что общее у коммерции с достойной, честной жизнью? В общем, деньги — зло, и никаких но. Капитал…

— Скипидарыч! — взмолился Деснин, опасаясь, что собеседник вновь заладит свою нескончаемую проповедь.

— Слепой котенок, говоришь, — тут же переключился собеседник на другую тему. — А вот мир, Коля, глаза-то тебе и сковырнул, — Скипидарыч вздохнул и добавил: — Эх, кабы только мир — это еще ничего. Блаженны познавшие ад на земле, оно конечно, но… Я вот одного боюсь. Все мы на Христа грешим, уверяем себя, что ошибся он со временем пришествия Царствия Небесного. А вдруг не ошибся? Вдруг оно давно наступило, как Он и обещал, ведь не мог же Бог ошибаться! А коли наступило царствие небесное, то, стало быть, все праведники — Там, а мы, грешники, все здесь, в аду получается. Соответственно, кто у власти, кто хорошо живет — тот наибольший грешник: им в аду хорошо, как чертям. А у кого ничего нет — тот, стало быть, меньший грешник. У того только Бог и есть, потому что бедных мира сего избрал Он быть богатыми верой и наследниками Царствия. Христос неслучайно вовсе нищим был, когда явился на землю. А ведь кому, как не Богу, лучше знать, кем быть? «Блаженны нищие, ибо ваше есть царство Божие. Блаженны те, кто сейчас голодает, ибо вы насытитесь. Блаженны те, кто сейчас плачет, ибо вы будете смеяться. Горе вам, богатым, ибо вы сполна получили свое утешение. Горе вам, кто сейчас сыт, ибо вы будете голодать. Горе вам, кто сейчас смеется, ибо вы будете скорбеть и плакать». В общем, и последние будут первыми, а первые — последними, и вот Христос…

— Как-то ты все выдергиваешь из Писания, — перебил его Деснин. — И Христос у тебя революционером выходит каким-то.

— Ну так а что Гете говорил? — глаза Скипидарыча загорелись, — «Христианство было политической революцией, ошибочно сделавшейся революцией моральной. Единственный способ сохранения христианства — сделать его вновь социальным. Задача, поставленная Богом — совершенство человеческого общества». Не знаю, революционером был Христос, или нет, но уж точно не коммерсантом, не буржуем, потому что эти все от дьявола. Но, черт с ним, с революциями, меня лишь один вопрос волнует: Сын человеческий пришед, найдет ли веру на земле?

— Не найдет, — коротко сказал Деснин.

На сей раз Скипидарыч ничего не ответил. Он неподвижным взглядом уставился в темноту за окном.

— Ну-ка, Коля, глянь-ка.

Деснин выглянул в окно. Всё та же темнота. Всё те же неясные очертания домов, церковь, возвышающаяся над ними. Только на сей раз окна церкви были освещены изнутри едва приметным светом.

— Видишь? — взволнованно спросил Скипидарыч. — И это уже не в первый раз. Кто-то там бывает по ночам.

— И что?

— А ты знаешь, что Никодимовый череп-то не нашли? — вопросом на вопрос ответил Скипидарыч.

Деснин уже совсем ничего не понимал.

— Может, конечно, во время пожара какое бревно упало и раздробило на кусочки, а может… спёрли его.

— Да зачем? — спросил Деснин, а сам подумал: «Совсем дед тронулся».

— В этом-то и вопрос: зачем? А свет в церкви ночью — это что?

— Чего-то ты меня, Скипидарыч, совсем запутал.

— Да я и сам толком ни черта понять не могу, едрень фень. Только, сдаётся мне, всё это неспроста.

— Ты думаешь, что этот свет в церкви как-то связан со смертью Никодима?

— Вполне может быть.

— Скипидарыч, не темни. Скажи лучше сразу.

— Не буду я тебе ничего говорить, а то скажешь, что я совсем сбрендил. Хотя догадка у меня одна есть… Знаешь чего? Завтра, после вечерни, схоронись в церкви где-нибудь. Может сдастся, всё своими глазами увидишь. Только, если моя догадка верна, то… Я бы и сам давно проверил, но боюсь жуть. Вторые сутки не сплю, едрень фень. Это хорошо, что ты вернулся. Я тебя специально не расспрашивал ни о чем. Завтра все на свежую голову расскажешь, ладно? А то у меня сейчас соображаловка не работает. Спать давай.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.