ЧЕТВЕРТАЯ МЕДИТАЦИЯ
ЧЕТВЕРТАЯ МЕДИТАЦИЯ
Медитирующий пытается составить представление о «Страже порога»
Когда душа достигнет способности наблюдать что-либо вне чувственного тела, для нее могут наступить известные трудности в жизни чувств. Она может увидеть себя вынужденной занять по отношению к самой себе совершенно иное положение, чем к какому привыкла раньше. Она находилась к миру внешних чувств в таком отношении, что смотрела на него как на мир внешний, а на внутренние переживания – как на свою собственность. К сверхчувственному внешнему миру она не может отнестись так. Воспринимая этот внешний мир, она тотчас же как бы сливается с ним; она не может представить себя отделенной от него, как она представляет себя отделенной от внешнего чувственного мира. Поэтому все, что она может назвать по отношению к этому сверхчувственному внешнему миру своим внутренним миром, получает особые черты, которые сначала трудно бывает соединить с представлениями о внутреннем. Нельзя больше сказать: я мыслю, я чувствую, или: у меня есть мысли, и я слагаю их. Надо сказать: нечто мыслит во мне, нечто зажигает во мне чувства, нечто слагает мысли, так что они выступают совершенно определенно и оказываются присутствующими в сознании.
В этом чувстве может заключаться что-то чрезвычайно гнетущее, если характер сверхчувственного переживания дает уверенность в том, что на самом деле переживаешь действительность, а не предаешься фантастике и иллюзии. То, как оно проявляется, может показать, что сверхчувственный внешний мир хочет почувствовать себя, хочет помыслить себя, но что-то мешает ему осуществить это желание. В то же время испытываешь ощущение, что то, что так просится в душу, это и есть настоящая действительность, и что только она одна может объяснить все то, что дотоле переживалось как действительность. Это ощущение принимает еще и такую форму, что сверхчувственная действительность является чем-то, по ценности своей далеко затмевающим доселе ведомую душе действительность. Это ощущение потому имеет в себе что-то гнетущее, что приходишь к мысли: следующий шаг, который предстоит тебе сделать, ты должен захотеть его сделать. В самом существе того, чем ты стал благодаря своему внутреннему переживанию, заключена необходимость сделать этот шаг. Если бы этот шаг не был сделан, то тебе пришлось бы ощутить это как отрицание того, что ты есть или даже как самоуничтожение. Тем не менее может явиться и такое чувство, что ты не в состоянии его сделать или что если и попытаешься его по возможности сделать, то все-таки он будет несовершенным.
Все это превращается в представление: душе, такой, какова она теперь, предстоит задача, с которой справиться она не может; ибо, оставаясь такой, какова она сейчас, она не может быть принята сверхчувственным внешним миром, потому что последний не хочет иметь ее в себе. Таким образом, душа начинает чувствовать себя в противоречии со сверхчувственным миром; она принуждена сказать себе: ты не такова, чтобы мочь слиться с этим миром. Но только он может показать тебе истинную действительность, а также и то, как сама ты относишься к этой истинной действительности; таким образом, ты отлучила себя от подлинного наблюдения истины. Это чувство знаменует собой опыт, который получает все более и более решающее значение относительно ценности твоей собственной души. Чувствуешь, что всей полнотой своей жизни пребываешь в заблуждении. Однако это заблуждение отличается от других заблуждений. Последние мыслятся, это же переживается. Заблуждение мысленное устраняется, когда неверная мысль заменяется верной. Пережитое заблуждение стало частью самой душевной жизни; ты сам теперь – заблуждение; нельзя его просто исправить; ибо, как тут ни думай, а оно все же здесь, оно часть действительности, и притом – твоей собственной действительности. Такое переживание заключает в себе что-то уничтожающее для твоей собственной сущности. Ощущаешь, как твой внутренний мир мучительно отталкивается всем тем, чего страстно желаешь. Эта боль, ощущаемая на известной ступени душевного странствия, далеко превосходит все то, что можно испытать как боль в мире внешних чувств. И поэтому она может превысить все то, до чего человек дорос своей предшествовавшей душевной жизнью. Она может заключать в себе что-то оглушающее. Душа стоит перед жутким вопросом: откуда мне взять силы, чтобы вынести возложенную на меня задачу? И она должна найти эти силы в своей собственной жизни. Они состоят в том, что можно назвать внутренним мужеством, внутренним бесстрашием.
Чтобы сделать дальнейшие шаги в душевном странствии, необходимо прийти к тому, чтобы изнутри раскрылись такие силы выносить свои переживания, которые давали бы внутреннее мужество и внутреннее бесстрашие, – силы, каких вовсе не требуется для жизни в теле внешних чувств. Такие силы достигаются только через истинное самопознание. В сущности, только на этой ступени развития видишь, как мало на самом деле ты знал о себе до сих пор. Раньше ты отдавался внутреннему переживанию, не рассматривая его так, как рассматривают часть внешнего мира. Но благодаря тем шагам, которые привели к способности переживать вне тела, человек получает особые средства для самопознания. Он учится до некоторой степени смотреть на себя с такой точки зрения, которая является только тогда, когда находишься вне чувственного тела. И описанное угнетающее чувство само уже есть начало истинного самопознания. Переживание себя заблуждающимся в своем отношении к внешнему миру показывает человеку, какова в действительности его собственная душевная сущность.
Природе человеческой души свойственно ощущать такое откровение о самой себе как что-то мучительное. Только когда почувствуешь эту муку, узнаешь, как сильно вполне понятное желание считать себя, оставаясь таким, каков ты есть, за человека ценного и значительного. Пусть то, что это так, покажется тебе безобразным: необходимо стать лицом к лицу с этим безобразием самого себя. Раньше ты не чувствовал этого безобразия только потому, что никогда действительно не проникал своим сознанием в собственную сущность. Только в такое мгновение впервые замечаешь, в какой степени ты любишь в себе то, что теперь приходится ощущать как безобразие. Могущество себялюбия является в полном своем объеме. В то же время обнаруживается, как мало ты склонен отбросить это себялюбие. Трудность оказывается очень большой даже уже тогда, когда дело идет о свойствах души, касающихся обычной жизни, ее отношения к другим людям. Через истинное самопознание узнаешь, например, такие вещи: доселе ты считал, что относился к такому-то человеку доброжелательно, а на самом деле ты питал к нему скрытую в глубине души зависть или ненависть, или что-то подобное. Знаешь, что эти не обнаруживающиеся до сих пор чувства наверно захотят когда-нибудь проявиться. И понимаешь, что было бы совершенно поверхностным сказать себе: вот ты теперь узнал, как обстоит у тебя дело; так уничтожь же в себе зависть и ненависть. Ибо становится ясным, что при всех этих мыслях ты наверно окажешься очень слабым, когда жажда удовлетворить ненависть или изжить зависть вырвется из души с как бы первобытной силой. Такие частичные самопознания возникают у того или другого человека в зависимости от особого склада его душевного существа. Они появляются, когда наступает переживание вне чувственного тела, ибо только тогда самопознание становится истинным и не может быть больше затемнено желанием увидать себя таким или иным, каким было бы приятно оказаться.
Эти особые самопознания бывают мучительными, гнетущими для души. Но кто хочет приобрести способность переживать вне тела, тот не может избежать их. Ибо они наступают необходимо благодаря тому совсем особому отношению, в которое человек должен встать к своей собственной душе. Но нужны еще большие душевные силы, когда дело касается всеобщего и целого человеческого самопознания. Наблюдаешь себя с такой точки зрения, которая лежит за гранью прежней душевной жизни. Говоришь самому себе: ты смотрел на вещи и события мира сообразно твоей человеческой сущности и так судил о них. Попытайся представить себе, что ты не можешь их так рассматривать и так судить о них. Но тогда ты вообще перестал бы быть тем, что ты есть. У тебя не было бы внутренних переживаний. Ты сам был бы ничем. Так должен сказать себе не только тот, кто живет в повседневности и лишь изредка создает себе представления о жизни и о мире. Так должен сказать себе каждый ученый, каждый философ. Ибо и философия есть только наблюдение и обсуждение мира сообразно свойствам человеческой душевной жизни. Но такое обсуждение не может слиться со сверхчувственным внешним миром. Оно отвергается этим последним. А тем самым отвергается и все то, чем ты был до сих пор. Оглядываешься на всю свою душу, на свое «Я» как на то, что приходится сбросить с себя, если хочешь вступить в сверхчувственный мир. И все-таки душа не может не считать это «Я» своей подлинной сущностью, пока она не вступает в сверхчувственный мир. Она принуждена видеть в нем истинную сущность человека. Она должна сказать себе: через это мое «Я» должна я создавать себе представления о мире; это мое «Я» нельзя мне утратить, если я не хочу утратить самое себя как существо. В ней господствует сильнейшее стремление повсюду сохранить свое «Я», чтобы не потерять всякую почву под ногами. Душа должна по справедливости ощущать таким образом в обыденной жизни; но ей нельзя больше так ощущать, когда она вступает в мир сверхчувственный. Здесь она должна переступить через порог, за которым ей надлежит покинуть не только то или иное ценное достояние, но покинуть то, чем она была доселе для самой себя. Она должна быть в состоянии сказать себе: то, что считалось тобой доселе за твою основную правду, необходимо, чтобы за порогом сверхчувственного мира это могло явиться тебе самым жестоким заблуждением.
Перед таким требованием душа может содрогнуться и отступить. То, что ей предстоит сделать, она может ощутить в такой степени как отдачу себя, как признание ничтожества своей собственной сущности, что у этого порога она сознается себе в своем бессилии удовлетворить этому требованию. Это сознание может принимать всевозможные формы. Оно может проявиться совершенно инстинктивно, и человеку, который думает и действует в духе этого признания, оно может представиться чем-то совсем иным, а не тем, что оно есть на самом деле. Он может, например, ощутить глубокое отвращение ко всяким сверхчувственным истинам. Он может счесть их за мечтания или за фантастику. Он поступает так только потому, что в неведомых ему самому глубинах души он питает тайный страх перед этими истинами. Он ощущает, что он в состоянии жить только с тем, что открывают ему его внешние чувства и рассудок. Поэтому он избегает подходить к порогу сверхчувственного мира. И это избегание он облекает в такую форму, будто то, что находится за порогом, несостоятельно перед лицом разума и науки. Но дело в том, что он любит разум и науку такими, какими он их знает только потому, что они связаны с его «Я». Дело идет здесь о самой общечеловеческой форме себялюбия. Последнюю же нельзя взять с собою в сверхчувственный мир.
Но может случиться и так, что человек не остановится на этой инстинктивной задержке перед порогом; что он сознательно дойдет до него и потом повернет назад, потому что ощутит страх перед тем, что ему предстоит. Тогда нелегко ему будет изгладить действия, оказанные на его обычную душевную жизнь приближением к порогу. Они будут заключаться в последствиях, которые испытанное им бессилие быстро охватит всю его душевную жизнь.
Дальнейшее заключается в том, чтобы человек усвоил себе способность отбрасывать при вступлении в сверхчувственный мир все, что он ощущает в обыкновенной жизни как самую крепкую правду, и чтобы он научился ощущать вещи и судить о них по-иному. Но он должен также ясно сознавать, что когда он будет снова в мире внешних чувств, то он снова должен будет пользоваться и тем родом ощущений и суждений, которые имеют силу для этого мира. Он должен научиться не только жить в двух мирах, но и жить в обоих мирах совершенно различно. Находясь обычно в мире внешних чувств и рассудка, он не должен умалять значение здравого суждения по той причине, что в ином мире он вынужден применять иной род суждения.
Трудно для человеческого существа занять такое положение. Эта способность достигается продолжительным, усиленным и терпеливым укреплением душевной жизни. Переживая опыт, связанный с приближением к порогу, человек ощущает, что для обыкновенной душевной жизни – благодеяние не быть доводимым до этого порога. Ощущения, возникающие в нем, таковы, что об этом благодеянии нельзя думать иначе, как что оно проистекает от какого-то властного существа, защищающего человека от опасности пережить у порога ужасы самоуничтожения. За внешним миром, который дан в обычной жизни, сокрыт иной. У порога его стоит строгий Страж, способствующий тому, чтобы человек ничего не узнавал из законов сверхчувственного мира. Ибо все сомнения, всякую неуверенность относительно этого мира все же легче перенести, чем созерцание того, что надо оставить позади, если хочешь вступить в сверхчувственный.
Человек остается защищенным от описанных переживаний, пока сам не подойдет к этому порогу. Если он слышит рассказы об этих переживаниях от людей, которые подходили к порогу или переступили его, то это ничего не меняет в его защищенности. Напротив того, воспринятое таким образом может сослужить ему хорошую службу, когда он подойдет к порогу. В этом случае, как и во многих других, если человек имел возможность заранее составить себе представление о предстоящем ему поступке, то он может выполнить его лучше, чем если бы он ничего не знал о нем. В самопознании же, которое странник должен приобрести в сверхчувственном мире, ничего не изменится от такого предварительного знакомства. Поэтому, когда некоторые ясновидящие или лица, близко знакомые с сущностью ясновидения, утверждают, что об этих вещах вообще не надо говорить в кругу людей, не стоящих непосредственно перед решением проникнуть в сверхчувственный мир, то это не соответствует действительности. Мы живем теперь в такое время, когда люди должны все более знакомиться с сущностью сверхчувственного мира, если они хотят быть душевно на высоте предъявляемых им жизнью запросов. Распространение сверхчувственных познаний, а вместе с тем и познаний о Страже порога, принадлежит к задачам настоящего и ближайшего будущего.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Глава 4. Динамическая медитация и молчаливая медитация
Глава 4. Динамическая медитация и молчаливая медитация Первый вопрос:Динамическая медитация очень активна, энергична, она требует значительных усилий. Разве нельзя войти в медитацию, просто сидя в молчании?В медитацию можно войти, и просто сидя в молчании, но для этого
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Я смотрел на него, или, по крайней мере, чувствовал себя так, как будто я смотрю на него, потому что это самое трудное положение, в которое может попасть человек, когда его голова находится в одном месте, а его «глаза» — совсем в другом, на расстоянии
Глава четвертая
Глава четвертая О связи. Есть ли такое место, в котором собраны все люди со всеми желаниями, как один, — так, что каждый чувствует всех, как себя самого, а все —
Глава четвертая
Глава четвертая О хорошем и добром окруженииОкружение может влиять на нас плохо — мы это знаем. Оно же может воздействовать на нас хорошо.Все зависит от нас самих. Куда мы идем? Чего хотим от жизни? Какова наша цель?Устремляясь к новым видам наслаждений, можно развить в
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Медитация и йога
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Медитация и йога Наилучшая медитация – это та, которая продолжается во всех трех состояниях. Она должна быть столь интенсивной, чтобы не оставлять места для мысли «я медитирую».Выработать склонность смотреть через умолкнувшие лживые чувства и
Четвертая серия
Четвертая серия Испытание «Глухой» На этом испытании задание состояло в том, чтобы определить одну-единственную проблему в здоровье человека, самую важную. На первый взгляд это был самый обычный человек, внешне ничем не отличающийся от остальных людей, его звали
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Когда принимаешь душ, попеременно меняя горячую воду на холодную, то через некоторое время чувствуешь себя тем, кто ты есть на самом деле. Если говорить обо мне, то это очень опасно. Я телохранитель класса «солнечный убийца», хотя мой отец называет меня
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Московская осень начинается летом, а непосредственно осенью Москва погружается в нечто, напоминающее ярко оформленный и припадочно-оптимистичный насморк. Осень в Москве — это даже не время года, это какая-то суетливая, обескураживающая своей
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Неопределенность — это еще не самая большая неприятность в жизни человека. Самая большая неприятность для него он сам. Николай Стромов открыл шкаф и вытащил из него черные колготки своей жены. Уже бывшей. Она ушла от него две недели назад к местному
Глава четвертая
Глава четвертая 1Москвичи мерзли. Наступил май, отключили отопление, прошло два теплых дня, и начались сильные заморозки. Минус десять в московском мае — это то же самое, что плюс десять в Экваториальной Африке, жуткий холод.— Я приехал в свой город, холодный до слез, —
Глава четвертая
Глава четвертая 1— Видите ли, — сказал вернувшийся в свои имя И фамилию Алексей Васильевич Чебрак. — Земле от нас не отвертеться. В мире все меняется, а в современном тем более, и доказательством тому моя «Вспышка», являющаяся не чем иным, как проявлением термоядерного
Четвертая стадия
Четвертая стадия Стоп!Услышав «Стоп!», мигом замрите. Никаких движений. Будьте просто свидетелем – осознанно внимательным, пробужденным; ничего не делайте – никаких движений, никаких желаний, никакого развития – лишь молча наблюдайте, что бы ни происходило…