Глава четвертая

— Видите ли, — сказал вернувшийся в свои имя И фамилию Алексей Васильевич Чебрак. — Земле от нас не отвертеться. В мире все меняется, а в современном тем более, и доказательством тому моя «Вспышка», являющаяся не чем иным, как проявлением термоядерного синтеза в теле человека и, что самое забавное, только в женщине.

— Все понятно, — кивнул Волхв, директор ФСБ России. — Дальше понимать уже некуда.

Он впервые столкнулся с феноменально-гениальным безумием Алексея Васильевича и поэтому с молчаливым упреком посмотрел на Веточкина и Стефана Искру, как бы говоря: «Что вы мне подсунули?» — но те делали вид, что все идет хорошо. В кабинете главы ФСБ присутствовали директор СВР, министр обороны вместе с генералом Дождем из ГРУ, министр финансов и, страшно подумать, куратор силовых ведомств администрации президента, Славиков Баскунчак Петрович, более известный в среде силовиков как Бас Петрович, тембр его голоса был похож на шаляпинский.

— Хорошо, «Вспышка» — это понятно даже во втором определении. — Славиков солидно помолчал и поинтересовался: — Ну и что нам приготовили женщины?

Директор СВР переглянулся с руководителем ГРУ. Становилось ясным как Божий день неоправданно высокое финансирование научной программы ФСБ в ущерб финансированию СВР и Министерства обороны, но Дождь отвел глаза, ибо приблизительно знал о деяниях Чебрака и поэтому не торопился с выводами, несмотря на явное безумие ученого, для финансирования работ которого Волхв запросил у Министерства финансов шестьдесят миллионов долларов в год. «Просил бы больше, — мысленно усмехнулся Дождь, — все равно больше миллиона не дадут». Чебрак утверждал, что он обуздал термоядерный синтез без всяких тороидальных магнитных камер наподобие «Токомака У» в Курчатовском центре и что не обязательно сталкивать ядра водорода друг с другом для высвобождения колоссальной энергии, все это можно обнаружить в… — «Прости меня, Господи», — вздохнул Дождь -…женщине определенной и весьма загадочной формации. Одним словом, Чебрак явно нуждался в услугах психиатра.

Игорь Петрович Гляделкин, эксперт РАН, был явно раздражен и разочарован тем, что на столь высоком уровне выслушивается человек, которому место в психиатрической лечебнице. Как и все талантливые ученые, совершившие одно крупное открытие, он считал, что ученые, о которых он ни разу не слышал, не могут быть учеными. «Надо перебираться в США, — принял Гляделкин окончательное решение. — Россия для меня бесперспективна».

— Вы ведете себя, как американский ученый, — хихикнул Чебрак. — Вы недостаточно чувствуете хаос, чтобы понимать меня, и недостаточно изощренны, чтобы стать таким, как я…

— Мы слушаем, слушаем, — благодушно напомнил о себе Бас Петрович и, выразительно посмотрев на директора ФСБ, уточнил: — Тем более что я сегодня же доложу президенту о результатах работы отдела модификаций на бюджетные деньги.

— А все уже сказано, — огорошил присутствующих Алексей Васильевич и, подойдя к демонстрационному столикутележке, который прикатил с собой, сдернул с него покрывало.

На стерильно-белой поверхности столика стоял куб несовместимого с реальностью черного, живого, как бы шевелящегося цвета, и в глубине этой разгневанной и оскорбленной черноты угадывалось нечто, напоминающее яростный и беспощадный свет. Все присутствующие в кабинете, кроме дремлющего на стуле Стефана Искры, замерли и поняли, что беспощадный свет в разгневанной черноте не принадлежит земному миру, он где-то в непредставимой запредельности. А Игорь Петрович Гляделкин проникся к Алексею Васильевичу симпатией, осознав вдруг, что он такой же маленький десятисантиметровый айрини.

— Алексей Васильевич, — добродушно и вместе с тем начальственно произнес Волхв. — Объясните досконально, что это такое, люди ведь не подготовлены к восприятию вашего открытия, как мы.

— Конечно, Михаил Григорьевич, — вежливо поклонился Чебрак своему начальнику и, указывая рукой на излучающий запредельную энергию куб, сказал: — Если это выйдет из-под контроля, оно уничтожит Солнечную систему, а сейчас способно заменить собой все атомные и обыкновенные электростанции земного шара на протяжении нескольких тысяч лет.

Алексей Васильевич насмешливо и даже пренебрежительно стал обводить взглядом лица властных и неординарных людей, находящихся в кабинете. В душе ученого звучала величественная музыка гордыни, но неожиданно он вздрогнул, столкнувшись взглядом со Стефаном Искрой, и ощутил себя слабым, никчемным и маленьким. «В чем дело, что случилось? — заметалась в нем пугливая мысль. — Я же его фактически создал и, видит Бог, совсем не таким». Он почувствовал себя ущемленным и несчастным, ибо привык доверять своему собственному чувству, а оно ему говорило, что перед Стефаном Искрой его интеллект почти ничто.

Отдел модификаций, несмотря на иронию Баса Петровича, на деле сумел стать основным отделом ФСБ России. Все остальные структуры, официальные и не очень, работали на него.

— ОМ, — сразу же после удачной демонстрации достижений отдела сказал Волхв Тарасу Веточкину и Стефану Искре, — должен работать так, как будто это Соединенные Штаты Америки.

Нельзя сказать, что руководитель ОМа и его начальник отдела кадров удивились словам директора ФСБ, но Тарас Веточкин на всякий случай поинтересовался:

— Вы имеете в виду размер нашей зарплаты в долларах или запрещаете брать на службу курящих и уступающих места женщинам в метро мужчин?

— Разве в Москве есть и такие подонки? — удивился последнему Волхв и, отключив правительственную связь, чтобы не мешала беседе, продолжил: — Соединенные Штаты — государство, действующее в стиле вампир, оно высасывает со всего мира идеи, жизнь, душу, пророчества, нефть, полезные ископаемые и делает из этого кофе без кофеина, сахар без сахара, женщин с силиконовыми грудями и мужчин, мечтающих превратиться в женщин. Я уже не говорю о том, что они собираются лететь на Юпитер, проводить модификационные опыты по геноконструированию нового человека-киборга и забодали весь мир своими долларами. Флаг им в руки, одним словом, молодцы, — похвалил Волхв Америку. — Но Россия на всякий случай должна иметь что-то наподобие маленьких тисков, чтобы при надобности и по-приятельски, — уточнил глава ФСБ, — можно было зажать в них американцев. А то…

Тут на столе Волхва мелодично затренькал городской телефон. Так как по городскому телефону могла звонить только жена, он взял трубку и дипломатично спросил:

— Это кто?

— Я, — ответил ему гулкий, словно космическое эхо, голос, — Бог. — И сразу же в трубке раздались обычные земные гудки.

— В общем, — Волхв положил трубку и завершил инструктаж, — вы должны действовать как США, но эффективнее. Самые умные люди, глобальные открытия, выгодные тайны, продуктивные идеи и хорошие деньги для их претворения в жизнь должны стекаться в наш ОМ.

— И деньги, конечно же, не бюджетные? — решил уточнить Веточкин, хотя знал ответ.

— Конечно, нет, — строго посмотрел на него Волхв. — Я же сказал, все как в США, то бишь в ЦРУ. — И он широко улыбнулся, давая понять, что разговор окончен.

Оставшись в кабинете один, Волхв согнал с лица улыбку и с возмущением взглянул на телефон. В кабинет заглянула секретарша.

— Михаил Григорьевич, к вам из ГРУ, космонавты.

— Давайте. — Волхв щелкнул тумблером, переключаясь на кодированную связь «Миус».

— Михаил, — услышал он низкий настороженный голос начальника службы космической разведки, своего старинного приятеля полковника Грюнвальда. — У меня к тебе нетелефонный разговор.

— Да ладно тебе, — успокоил его Волхв, — вполне телефонный. Ты же не из иностранного посольства звонишь?

— Ну ты скажешь, — перепугался Грюнвальд. — Я на «Миусе».

— Тогда говори.

— Слушай, — настороженно прокашлялся полковник, — тебе по игрушке звонили?

Игрушкой назывался телефон, «подключенный» к миру лучом «Ольга».

— Звонили, — ответил Волхв, — угрожали, и весьма авторитетно.

— Слушай, штатовский «Полет эльфа» еще вчера сверзился с орбиты, что-то там у них замкнуло, и ляпнулся в Австралии, а наша «Ольга» ушла в свободный полет, мы ведь не отключали ретрансляторный универстикс.

— Ну, — насторожился Волхв, — дальше.

— Ты же знаешь, я обязан игрушку слушать во время соединения.

— Ну, — поторопил его Волхв, — дальше.

— Так вот, — прокашлявшись, осторожно сообщил ему Грюнвальд. — Звонить тебе мог только он.

— Кто? — впервые в жизни растерялся Волхв.

— Бог, — уверенно сказал Грюнвальд, и по его голосу можно было понять, что он взял в руки чашку горячего чая с ромом и с удовольствием сделал первый глоток.

Словно чудная космическая «лампочка» включался и выключался внутри Стефана Искры безмерно-расчетливый, оперирующий какими-то неизвестными головокружительными формулами понимания мир. Мир страшной и беспощадной доброты. Буквально несколько минут назад, во время встречи с Чебраком, когда «лампочка» другого понимания неожиданно вспыхнула в нем, он, вместо того чтобы почувствовать удивление, ощутил рост и трансформацию нервных волокон галапагосской гигантской черепахи, вживленных ему в печень Алексеем Васильевичем Чебраком. Они адаптировались к ней и изменили ее функции не только в лучшую, но и в более сложную сторону. В печени Стефана Искры развилось чувство океана. Объяснить он этого не мог, но, даже сидя за рулем автомобиля и сворачивая с Цветного бульвара на Малую Сухаревскую улицу, знал, что в данную секунду в районе волнистой низменности Атлантического океана, на которой расположена цивилизация нен, контактирующая с планетой Тьиви, приближенной к звезде Сириус из созвездия Большого пса Южного полушария, родилось седьмое свечение эфирной волны, высшее и последнее достижение цивилизации нен, и поэтому она, просуществовав семьдесят миллионов лет в режиме стабильного процветания, самоликвидировалась, выполнив свою миссию. Это почему-то радовало Стефана Искру и его галапагосскую печень. А также свет космической «лампочки» позволил ему увидеть в Алексее Васильевиче то, о чем тот сам не ведал: гибкую и высокоорганизованную интеллектуальную волю глубинного народа айрини, вздумавшего вытащить планету Земля и ее вынужденных обитателей из пут хорошо продуманной и безукоризненно осуществленной Катастрофы нахлеста времени на безвременье и внедрения чрева жизни в чистую радость Смерти. Айрини хотели это сделать против воли существ, пришедших из клио-вселенной и планетарно-блуждающего облака Рааай. Еще Стефан Искра точно знал, что Бог есть, но не такой, каким его представляют на Земле. И действительно ему нравилось, удивляло и восхищало то, что и при «включенном» свете, и без него он как был, так и оставался, теперь уже без отклонений в УЖАС, чекистом и солдатом.

Тарас Веточкин сидел за столом и разговаривал по телефону. Увидев заглянувшего в кабинет Стефана Искру, он помахал ему рукой, сообщил в трубку:

— Стефан, — и передал ее Искре: — Хромов на проводе.

— Здравствуй, полковник, — поздоровался Стефан Искра. — Мне сказали, что вам никто не пишет.

— Здравствуй, генерал, — хмыкнул Хромов. — Я опер, а оперу в России пишут все, когда петух в одно место клюнет.

— Давно не виделись, полковник, — не выходил из роли Стефан Искра. — Есть о чем поговорить.

— В двадцать ноль-ноль у меня, — коротко бросил Хромов. — Жена в Севастополе у сына.

— Есть, в двадцать ноль-ноль.

— Кстати, — заявил Веточкин Хромову в трубку, — пока вы там в домино круглые сутки режетесь, ФСБ работает.

— Кто тебе это сказал? — не на шутку изумился Хромов.

— Оперативник, — Веточкин взял со стола папку и потряс ею в воздухе, как будто бы Хромов мог его видеть, — по фамилии Андреев. — Он помедлил и уточнил: — Фамилия в интересах следствия изменена.

— Хороший псевдоним, как у моего тезки-писателя, — похвалил неведомого оперативника Хромов и поинтересовался: — Видимо, опять карманника по дороге на службу задержал?

— Почти, — согласился Веточкин. — Пиво пил вместе с господином Литовченко Сергеем Ивановичем в Самаре.

— Прям так, — удивился Хромов, — с самим Сержем Липецким, застрелившим Колюню Песочного и Тимура Иркутского, а также жахнувшим из пистолета «беретта» своего подельника Хосу Кутаисского, чтобы не делиться с ним бабками, взятыми в обменном пункте на Кутузовском, где они убили кассира и охранника, и вот так в Самаре и пиво, да?

— Представляешь, — тоже удивился Веточкин, — какие у нас оперативники неразборчивые: пьют пиво с кем попало, вместо того чтобы делом заниматься. Он даже… — Веточкин раскрыл папку и стал перебирать бумаги, — адрес его берлоги в Самаре указал. Вот: Соколовский переулок, 28, частный сектор, сплошные проходные дворы. Может, подождать, пока он в более или менее приличный район переберется, с хорошими подъездными путями?

— Это пустяки, — отмахнулся Хромов. — Нам зарплату резиновыми сапогами выдали. Сейчас хлопцы партию в домино закончат, сапоги натянут и сбегают. Самару посмотрят, заодно и Сержа на Москву посмотреть пригласят.

— Это конечно, — согласился Веточкин. — Самара хорошо, а Москва так и вовсе бы глаза не глядели. Да, чуть не забыл, вы Сержа к нам, по дороге в МУР, заведите на пару минут, а то Андрееву не с руки было его приглашать. В Сочи парнишка спешил, море хотел увидеть.

— Все вы там на Лубянке прохиндеи, — печально заключил Хромов, — любите жар руками сыщиков загребать. Кстати, — оживился он, — тебе фамилия Кузьков, Коперник Саввич, ни о чем не говорит?

— Леонид Максимович, — сразу стал серьезным и официальным Тарас Веточкин, — с этим по телефону нельзя. Когда встретимся?

— В двадцать ноль-ноль, — напомнил ему сидящий в кресле Стефан Искра.

— У меня на квартире. Я сейчас Миронову тоже позвоню, — уточнил Хромов.

— В девятнадцать пятьдесят девять, — безапелляционно заявил Веточкин и положил трубку.

Заместитель Генпрокурора, куратор правоохранительных органов Южного административного округа России, государственный советник юстиции высшего класса Миронов Сергей Антонович говорил по телефону:

— Если у нас полностью извести коррупцию, то Россия будет называться не Россией, а Германией. Я знаю, что говорю, я историк, в смысле юрист, и авторитетно заявляю, что, если бы в России не было коррупции, мы не победили бы централизованное наступление масонов в лице Наполеона и Гитлера. А если бы у нас не воровали, а? Если бы все было тип-топ? Где бы мы были, я спрашиваю, если бы привыкли к изобилию, удобству и хорошим дорогам? Вы можете представить наших солдат, протестующих против отсутствия туалетной бумаги и дезодорирующих гимнастерок во время войны? У нас воруют лишь с любовью к родине. Если бы не коррупция, — Миронов поднял палец и ткнул им в сторону пола, — мы бы уже давно были в безлико-синтезированной семье государств Шенгенского соглашения и шли бы в смертельный капкан глобализации с гордо поднятой головой. Все.

— Я тоже так думаю, — сообщила Миронову голосом Генпрокурора телефонная трубка. — Все, и никак иначе. С сегодняшнего дня вы в отпуске.

— А с кем это я говорю? — всполошился Миронов, приподнимаясь в кресле. — Бросай шутить, Ниточкин.

— Успокойтесь, Сергей Антонович, — вновь заговорила трубка голосом Генпрокурора, — это я, ваш дорогой начальник. Отдохнете, полечитесь, а там посмотрим, куда вас получше послать на пенсию по инвалидности. — Дипломатично отстранив Миронова от юридической карьеры, Генпрокурор отключил связь с его кабинетом.

— Подставила? — сурово спросил Миронов у трубки, держа ее перед лицом на расстоянии вытянутой руки. — Тварь безмозглая.

Он аккуратно, с каким-то нежным отвращением, положил трубку на место. Вышел из-за стола и стал ходить по кабинету, заложив руки за спину и напевая лицемерную песню обосновавшихся в Москве провинциалов: «…Ах как хочется ворваться, ах как хочется вернуться в городок…» Если бы все провинциалы осуществили это желание, то в Москве остались бы одни домашние животные, тараканы и закон о регистрации иногородних граждан.

Миронова действительно подставили. Его вызвал на телефонный разговор о масонах и коррупции прямо из кабинета Генпрокурора, по его указанию, делопроизводитель Ниточкин, с которым Миронов иногда играл в шахматы после службы, а выслушивал его монолог сам Генпрокурор, до которого дошли слухи о неадекватности Миронова. В последнее время об этом уже говорили не таясь. Миронов и сам чувствовал, что с ним не все ладно, и даже получал от этого удовольствие. После нейтрализации биочипа, вживленного ему в мозг Алексеем Васильевичем Чебраком, к нему стали возвращаться дооперационные странности, но не отягощенные головной болью. Чебрак таки был великим доктором, и, прежде чем вживить экспериментальный биочип, он удалил опухоль… В кармане Миронова, отрывая его от дум, затренькал мобильник.

— Привет, — буркнул Хромов. — Как дела?

— Меня сняли с должности, — пожаловался Миронов и уточнил: — Ни за что.

— Это хорошо, — успокоил его Хромов. — Там скоро всех снимут, включая Генпрокурора. Сегодня у меня дома в двадцать ноль-ноль собираемся. Разговор есть. Придут Веточкин и Стефан Искра.

— Ну да, — согласился Миронов. — Приду, конечно.

Судя по безмятежному выражению лица, Миронову действительно было наплевать, сняли его с должности или нет, что косвенно подтверждало его психическую неадекватность и прямо указывало на правоту Генпрокурора, отстранившего его от должности куратора в частности и предполагавшего отстранить его от юридической деятельности — в общем.

Веточкин и Стефан Искра остановились возле исторического гастронома России и почти одновременно посмотрели на часы. Было 19 часов 10 минут.

— Нужно что-нибудь купить, — предложил Веточкин, — коньяк, например.

— Да, — кивнул головой Стефан Искра, — коньяк.

Покинув салон скромного «жигуленка» красного цвета, они направились в гастроном. Вокруг них был центр Москвы, наполненный энергетикой бессонницы, которая приснилась крепко спящему существу Иальт, настоящему покровителю Москвы, но Москва об этом не знала. «И не узнает, — решил Стефан Искра, — если я не скажу». Существо было субтильно-белесой формы в стиле спирального, мозаично-агрессивного секси. Оно имело прямую связь со звездой второй звездной величины Альфард из созвездия Гидры и осуществлялось в Москве под видом частичной женщины пульсирующе-фаллосной ориентации. Если на Москву взглянуть с высоты космоса глазами горной волосатой гадюки Нкуб, кошмара Кордильер или, на худой конец, через прибор «Боярушка» новосибирского НИИ неовизуальной космогонической оптики, можно увидеть красновато-серебряную, горизонтально раскинутую, светящуюся паутину. Глаза волосатой гадюки Нкуб могли бы видеть, что все действующие женщины Москвы, точнее, их параллельные двойники, нанизаны на один красновато-серебряный гибкий луч, они как бы сидят на нем верхом, свесив ноги, и слегка напоминают бусинки орнаментального ожерелья на раскаленной вольфрамовой нити. Существо Иальт, покровитель Москвы, было субстанционым вампиром диффузно-туманной нежности. Стефан Искра не считал Иальта достойным внимания. По его мнению, в Солнечной системе все, исключая Юпитер и Луну, да и то она была не от Солнца сего, не заслуживало особого внимания. Вот если только…

В это вечернее время зал знаменитого гастронома был многолюден. Мало кто знает, что центр Москвы — излюбленное место прогулок эмпирически-вдохновенных женщин, очень опасных для обыкновенных людей, очень проницательных и по-настоящему, разнузданно, свободных. Эмпирически-вдохновенные москвички, а попросту ведьмы, принадлежали другой, странствующей звезде, Лисоокой Ундине, которую астрономы Земли фиксируют то как звезду второй звездной величины Кастор из созвездия Близнецов, то как звезду второй звездной величины Беллатрикс из созвездия Орион, то как звезду второй звездной величины Денеб из созвездия Лебедь, и, видимо, будут открывать ее, как новую звезду в новых созвездиях, до тех пор, пока существуют звезды и полюбившие их астрономы. Аолиэтный лаоэр Стефан Искра воспринимал эмпирически-вдохновенных женщин как своих подданных, ибо сине-оранжевая Лисоокая Ундина была отправлена в путь из его пронизывающего все миры мира. Проявляя к ведьмам равнодушную благосклонность, он подарил им встречу с собой и на это время перестал считаться со Стефаном Искрой, супертелохранителем и сотрудником ФСБ. Аолиэтный лаоэр открыл ведьмам «свет своих очей», и они сразу же синхронно повернули в его сторону головы со всех сторон гастрономического зала и, раскинув руки крестом, пошли к снопу света, возникшему в виде стелы посреди зала, в который обратился лаоэр Стефан Искра, теряя по пути сознание. В центре этого чистого луча был виден, словно застигнутый врасплох, фантом леопарда, выдавленный из забвения и мышечно-нервной ткани, вживленный в тело Стефана Искры Алексеем Васильевичем Чебраком…

Оказывая милость своим звездным подданным, аоэлитный лаоэр проигнорировал земные обстоятельства. А они были весьма шумными. На пульт дежурного по городу обрушился шквал вызовов. «Вооруженные бандиты осуществляют массовый грабеж Елисеевского! Там огонь и смерть!» — взывали звонившие. В гастроном в срочном порядке был отправлен отряд ОМОНа.

— Господа, тихо! — орал Веточкин на омоновцев с автоматами, держа в одной руке взведенного «мишеньку», а в другой удостоверение генерала ФСБ. — Это наш сотрудник в режиме эксперимента.

— Надо дома, в своих лабораториях испытывать! — таким же ором огрызался примчавшийся на ЧП замминистра внутренних дел Окоемов. — Ничего себе эксперименты в центре Москвы! — Но команду «отбой» омоновцам все же дал.

— Это накладка, — словно издалека донесся до Стефана Искры голос Веточкина. — Можно подумать, у вас не бывает.

— В чем дело? — спросил Стефан Искра. Ему казалось, что он только что вынырнул из моря. — Война, что ли?

— Ага, — раздраженно и обрадованно воскликнул Веточкин, с тревогой глядя в лицо друга, — война! — Он вытер пот со лба и уточнил: — Ядерная.

Окончательно вышедший из режима «включенного света» Стефан Искра стал внимательно оглядывать зал гастронома. На полу в разных концах зала лежали упавшие в обморок женщины с раскинутыми в стороны руками и устремленными в потолок испуганно-влюбленными лицами. Лишь юная продавщица из отдела чая лежала поперек прилавка, слегка повернув лицо вбок. Между лежавших женщин ходила старуха, которой на вид было где-то от ста двадцати до ста двадцати пяти лет, и, восхищенно цокая языком, разглядывала их. Время от времени она поднимала голову и пристально смотрела в сторону Стефана Искры, показывая ему поднятый кверху большой палец, демонстрируя свое уважение и восхищение. За старухой ходил здоровенный омоновец и, боясь до нее дотронуться, строгим голосом канючил:

— Бабуля, ну свали отсюда, ради Бога, а то как дам пинка, будешь неделю спутником Земли работать. Нельзя тут посторонним находиться, сколько раз тебе говорить.

Но старуха не обращала на него никакого внимания, продолжая цокать языком и демонстрируя Стефану поднятый вверх большой палец. С улицы послышались звуки сирен «скорой помощи». Сквозь плотный слой начальства и омоновцев продирался полковник Хромов.

— Зачем ты их застрелил, Тарас? — деловито спросил пробившийся Хромов, кивая на разлегшихся в зале дам. — Да еще в таком людном месте? — Он с интересом посмотрел на юную продавщицу, начавшую подавать признаки жизни, выраженные легкими движениями из стороны в сторону. — Места другого не нашел?

— Леонид, что ты несешь? — укоризненно возмутился Веточкин. — Это не я, они сами.

Две бригады «скорой помощи» уже суетились возле женщин. Веточкин отметил, что дамы были сочно-активного возраста, и для приведения их в чувство хватало нашатырного спирта на ватке. Юный фельдшер, не зная, как подступиться с ватой к носу юной продавщицы, лежащей поперек прилавка, крутился возле нее и в конце концов потянулся к лицу, но поскользнулся и упал, успев в падении поднести ватку к нужному месту. Реанимированная девушка задвигалась так активно, что поднявшийся было фельдшер вновь упал на нее, судорожно схватившись руками за талию. Бедная девушка, почувствовав на себе тяжесть недвусмысленного мужского тела и не видя, что она защищена от насилия целым взводом омоновцев, звонко закричала и ринулась в сторону своего рабочего места. Вместе с ней зашевелился и сконфуженный фельдшер, и они вдвоем сползли с прилавка на большие бумажные пакеты с развесным китайским чаем. Дикий хохот, вырвавшийся из двух десятков молодых омоновских глоток, заставил витринные стекла опасно задрожать.

— Знаете что? — сердито тараща глаза на троицу друзей, произнес Окоемов. — Быстрее исчезайте. А вы, полковник, — он кивнул головой Хромову, — снимите с них подробные показания и завтра предоставьте мне. Думаю, — Окоемов почесал затылок, — завтра все доложат министру. — Но, тут же спохватившись, уточнил: — Думаю, что я сам же и доложу. Так что исчезайте!

Тарас Веточкин, Стефан Искра и прикрывавший их с тыла Хромов, под удивленные взгляды омоновцев и уже не лежащих, а сидящих на полу зрело-активных дам, направились к выходу из гастронома с видом покупателей, разочарованных в ассортименте товаров. Уже на самом выходе Хромов оглянулся, встретился взглядом с пристально-благоговейными глазами старухи и удивился. Старуха показывала ему поднятый вверх большой палец, мол «все хорошо, полковник», и глаза у старой перечницы были большие, молодые и чувственные.

— Не смотри, — дернул его за рукав Стефан Искра. — Ты не я, она тебя убьет в одну секунду.

— Кто она? — удивился Хромов.

— Актонидия, московский инкуб, — ответил Стефан Искра, — сгустившееся привидение.

— А ну повтори, — заинтересовался Хромов. — Я такой кликухи не слышал, гастролерша, что ли?

— Ну, ты даешь, полковник, — укоризненно посмотрел на Хромова Тарас Веточкин и сел на водительское место. — Будто не знаешь, что Москва без привидений как Питер без белых ночей.

После трехчасового совещания в Кремле, которое проводил президент России, директор ФСБ вернулся в рабочий кабинет и углубился в изучение «аналитической записки», составленной по результатам работы Службы внешней разведки, Главного разведывательного управления МО и службы «Аккор» ФСБ за последние две недели. Внимательно изучить записку посоветовал сам президент.

— Появилась новая сила, — предупредил он разведчиков. — Постарайтесь ее понять и определить качество, все слабые и сильные стороны…

Волхв придвинул к себе папку с аналитикой и углубился в чтение. Аналитические выкладки разведки в корне отличаются от обобщенной, упрощенной и некачественной аналитики средств массовой информации. Они пестрят частностями, деталями, предположениями, несистематизированным фактическим материалом, а то и просто цифрами, формулами и шизоидными теориями отдела по связям с наукой возглавляемого им ведомства. Этот отдел неафишированно вел академик Корзун, лауреат Нобелевской премии.

Начало записки неприятно удивило Михаила Григорьевича. Она начиналась с информации МВД. Это было слишком и слегка напоминало щелчок по носу.

«МВД России: Савоев Вячеслав Иванович был объявлен в розыск как пропавший без вести при загадочных обстоятельствах Таганрогским уголовным розыском. Его автомобиль обнаружили брошенным неподалеку от станицы Сущенковской, в которой расположен историко-археологический музей «Танаис». Первые сообщения о Савоеве поступили от местного участкового капитана Федюшина, встретившего Савоева бродящим по степи без цели и смысла. Позднее появились предположения, что какая-то цель все-таки была, но в чем она заключалась, выяснить не удалось. После проведенного расследования установлено, что капитан Федюшин и все жители станицы Сущенковской подверглись мощному психологическому воздействию. Они утверждают, что житель станицы, некий Трофимов Михаил Серсемович, до встречи в степи со старшим оперуполномоченным Савоевым был ущербным, с элементами всесторонней инвалидности, человеком, а после встречи с ним обрел завидную физическую мощь и яркие интеллектуальные способности. Якобы (со слов потерпевшего Трофимова М. С.) после наложения на него рук Савоевым он понял, что у него в области сонной артерии и лобной части головного мозга расположены сжатые рукой Бога скопления галактик из закрытой звездной системы Смерть и что на Земле живут уже однажды умершие на Юпитере люди, которые там именовались богами, изгнанными из божественного мира. Несмотря на явные признаки психического заболевания, станичный пастух в совершенстве владеет французским языком, и прибывшая в «Танаис» группа ученых из Сорбонны не отходила от него ни на шаг, конспектируя его рассуждения об истории Приазовья и недопустимости археологических раскопок хазарских курганов, а жена французского ученого Мирабеля Кюсе, Анет Женьев, все время прижималась к Трофимову грудью и приглашала в Париж. На всякий случай оперативниками Басенком и Баркаловым Трофимов задержан и подвергнут экспресс-освидетельствованию в психиатрической больнице Дарагановка. Главврач больницы, Хрущ Екатерина Семеновна, заявила, что определяет его в стационар, ибо, по ее мнению, он сексуальный маньяк. Но санитар, бывший главврач больницы Левкоев, успел шепнуть старшему оперуполномоченному Баркалову, что Хрущ сама нуждается в длительном стационарном лечении, а Трофимова лучше всего оставить в покое. Что и было сделано…»

Волхв оторвался от чтения, взглянул на часы и вызвал секретаршу.

— Какие новости? Докладывайте.

— Кошмар какой-то! Оперативная группа отдела поиска опять накрыла торговца секретами в поселке Полярном под Мурманском. Он членкор, разработчик торпеды «Риф», и утверждает, что передавал зарубежному корреспонденту материалы, опубликованные в российской прессе. Стервец рогатый, за дураков нас держит. В российской печати сообщают: «Ученые России создали новый тип противолодочной торпеды «Риф», а он передает корреспонденту «Вашингтон пост», по совместительству майору ЦРУ, все данные о начинке «Рифа», и так всегда, вот уже третий случай.

— Что еще? — нетерпеливо перебил ее Волхв.

— ОМ устроил скандал в гастрономе на Тверской, — смущенно улыбнулась секретарша. — Наш Стефан Искра весь из себя такой феноменальный. Московские ведьмы, я их почти всех знаю, постоянные клиентки гастронома в это время, приняли его за леопарда, своего покровителя. Служба сопровождения, приставленная к ОМу, утверждает, что под его звериное обаяние попала даже одна актонидия, инкуб из 1917 года, бывшая балерина.

— Довольно, — откинулся в кресле Волхв и протестующе выдвинул руку ладонью вперед, — ни слова об ОМе. Там есть Веточкин, пусть он и занимается этим. — Волхв снова потянулся к «аналитической записке». — Вы свободны, Анна Сергеевна, спасибо. — Секретарша направилась к выходу, но Волхв, будто вспомнив что-то, остановил ее. — Анна Сергеевна, вы знаете что-нибудь о сжатых галактиках в теле человека?

— Конечно, — улыбнулась секретарша, поправляя очки «анаконда» кончиками пальцев. — Они находятся здесь, — она прикоснулась длинными, изящными пальцами ко лбу, — и здесь, — показала на шею в области сонной артерии.

Открывая дверь в приемную, Анна Сергеевна грустно улыбнулась каким-то своим мыслям и тихо прошептала:

— Очень жаль, конечно, что мы уже умерли на Юпитере.

Волхв продолжил чтение «аналитической записки». Если предыдущая была посвящена делам земным, жестоким и кровавым, связанным с ростом террористических тенденций в мусульманском окружении России и внутри ее, то эта была посвящена чудному свету ослепительной тайны.

«ГРУ МО России: Технической службой проверено сообщение МВД России о возможном психологическом воздействии на жителей станицы Сущенковской. К нашему удивлению, в районе этой станицы, на территории, примыкающей к археологическому заповеднику, действительно обнаружено тау-излучение парадоксальной концепции. И наша консультативная коллегия настаивает, что тау-излучение такой концепции может возникнуть лишь в том случае, если Атлантический и Тихий океаны «сжать» до величины атома водорода, поместить в замкнутую антивакуумную сферу и взорвать. Только в этом случае может возникнуть фон, аналогичный обнаруженному нами в станице Сущенковской. После заключения консультативной коллегии были задействованы группа «Рысь», оперативно-ликвидаторского класса, и группа «Окно» Службы космической разведки, диагностического класса, применившие системоаномальный прибор «Ласточка». Группа «Рысь» после автономного расследования причин исчезновения старшего оперуполномоченного Савоева Вячеслава Ивановича пришла к выводу, что в этом деле нет уголовных мотивов, поэтому все действия МВД, предпринятые по поиску Савоева В.И., прекращены, засекречены и приняты нами к производству. Житель Сущенковской Трофимов М. С. обследован прибором «Ласточка», который показал, что он действительно был подвергнут странному воздействию тау-излучением биологического вида. Если поверить, что это действительно так, мы имеем дело с явлением внеземного происхождения… Савоева В. И. необходимо обнаружить и отслеживать дальнейшие его передвижения всеми имеющимися возможностями государства, включая космические силы, не считаясь с затратами, но при этом ни в коем случае не пытаться каким-либо способом воздействовать на него. Группа «Рысь» полностью ориентирована на поиск капитана Савоева. Дело усложняется тем, что группа «Окно» обнаружила через спутниковую разведсистему «Сестрорецк-8» растущую мощную аномалию неизвестного происхождения с присутствием тау-излучения той же концепции, что и в станице Сущенковской, в районе села Нахапетово на берегу Азовского моря. Такая же аномалия зафиксирована «Сестрорецком-8» и в пустыне Аризона в одноименном штате США. Там находятся подземные ангары комплекса «Янки», где проводятся работы по созданию космического межпланетного корабля «Хазар». Судя по хаотичному диапазону аномалии, несмотря на всю бредовость этого вывода, она воспроизводится в одном человеке, и, следовательно, этот человек является носителем силы невероятного для Земли масштаба. Как ни странно, прибор «Ласточка», установленный в административном блоке на Хорошевском шоссе, зафиксировал растущую аномалию вышеназванной природы и у нас в Москве. Аномалия своей амплитудой чаще всего задевает здание ФСБ на Лубянской площади, что само по себе обнадеживает руководство ГРУ, и оно с нетерпением ждет более полную информацию по данному делу от руководства ФСБ…»

«Наша информация, — меланхолично подумал Волхв, переворачивая лист и приступая к чтению следующего, — называется "дуля с маком"».

«Служба «Аккор» ФСБ России: По данным запросам ГРУ о растущей грандиозной аномалии с признаками тау-излучения неземного происхождения в здании ФСБ на Лубянской площади ничего сообщить не можем, но можем посоветовать руководству ГРУ вести здоровый образ жизни, не пить много кофе, рано ложиться спать и рано вставать».

«Ни фига себе «аналитическая записка», — удивился Волхв. — Это получается, что ее составители в администрации президента специально не отредактировали текст? Дали понять, что мы не делом, а склокой занимаемся, так, что ли? Ждите, так я и выдам для всеобщей «аналитической записки» нашу сокровенную информацию. Президент знает, и довольно».

Волхв довольно усмехнулся и нажал на клавишу:

— Анна Сергеевна, где у нас сейчас Веточкин и аномальный Стефан Искра?

— На квартире у муровского полковника Хромова, мешают коньяк с водкой, идиоты, — доложила секретарша.

— Спасибо, — поблагодарил ее Волхв. — Можете идти домой, я еще поработаю.

Слава Савоев в своем нынешнем состоянии обрел статус бесподобности. Что это за состояние, объяснить можно, но понять вряд ли. Слава тоже не понимал, но чувствовал, что может не обращать внимания ни на какие земные обстоятельства, они сами стали к нему приспосабливаться, ибо у аолиэтного лаоэра не было земной судьбы, не было обязательств перед энергией вриля (энергия Вселенной), насыщающей все примитивные параллельности, дублирующие земную жизнь методом постепенного усложнения и доведения до шестимерности. Слава Савоев мог понимать Абсолют, в одном кубическом метре которого сокрыт энергетический потенциал, равный мощности взрыва сорока триллионов ядерных бомб звездного вещества апль, сгустки которого обитают в толще Атлантического и Тихого океанов. Там же, на дне океана, осуществляется цивилизация илли, существ которой аолиэтный лаоэр Слава Савоев пренебрежительно уважал. Илли, приспособившись к энергии звездного вещества апль, обрели такую форму отстраненного осуществления, что, вспыхни и исчезни Солнечная система, они по-прежнему плели бы тягучую нить совершенства, не заметив случившегося. Илли настолько самодостаточны, что даже не замечают Вселенную, и поэтому Вселенная не знает об их существовании. Обычная судьба звездных систем. В бесконечности они никому не нужны, они самодостаточны, их нет, но…

Слава Савоев, старший оперуполномоченный, открыл дверцу «Мерседеса-200» рядом с водителем и, повернув к нему голову, сказал:

— Спасибо, дружище, меня только до Ростова подбрось, а далее я сам доберусь.

— Ага, — кивнул мужчина, похожий на предпринимателя средней руки, и, открыв дверцу, попытался выброситься из автомобиля, мчащегося на большой скорости.

— Стой! — перепугался Слава, хватая водителя за плечо одной рукой, а второй удерживая руль. — Ты солому забыл подстелить. — Он без усилий втянул мужчину в салон и заодно захлопнул дверцу, ручку которой судорожно сжимала рука неудавшегося камикадзе. — Думать надо, — упрекнул Слава мужчину. — Не успел бы об асфальт шмякнуться, как на колеса «КамАЗа» намотался бы, что за нами следует. Кошелек в окно уронил, что ли?

— Так ты того… — Мужчина на удивление быстро пришел в себя и ухватился за руль. — Я топлю под сто пятьдесят кэмэ, никого не трогаю, вижу, ты голосуешь, я попутчиков никогда не беру, еду дальше, а ты мне вдруг говоришь: здрасьте, поехали в Ростов, а до Парижа я и сам доберусь. Циркач, что ли? — Он взглянул на Славу и засомневался: — Или привидение?

«Ну и ну, — подумал Слава Савоев. — Вот ведь чуть человека не убил. Теперь, оказывается, придется все учитывать, а я уже успел и забыть, что нужно дожидаться остановки автомобиля, а не садиться на ходу. Быстро же к хорошему привыкаешь».

— Да нет. — Он виновато пожал плечами. — Просто мне в Нахапетово, к родственникам, надо заехать.

Глава четвертая

Читайте также