Глава 23 Символ жизни

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 23

Символ жизни

Солнце вижу, а не вижу солнца – то знаю, что оно есть. А знать, что есть солнце, – это уже вся жизнь.

Митя в “Братьях Карамазовых” Ф. Достоевского[702]

– Что же, будет мне вопрос, когда Солнце встает, ты не видишь круглый огненный диск, похожий на гинею?

– О нет, нет, я вижу бесчисленный сонм небесных сознаний, восклицающих: “Свят, свят, свят есть Господь Бог Всемогущий!”

Уильям Блейк, “Видения Страшного Суда”[703]

Анна Франк в дневнике постоянно упоминает, какой душевный подъем она испытывала при виде старого каштана около небольшого домика, где ее семья скрывалась от нацистов, особенно в моменты, когда дерево освещалось утренним солнцем: “Пока я могу видеть это безоблачное небо и солнечный свет – я не должна грустить”[704]. Солнце, само по себе или как воплощение всего лучшего в природе, воодушевляет человека. Это самый распространенный из символов, часто появляющийся в геральдике (солнце сияющее, с расходящимися лучами, или солнце с человеческим лицом), одна из популярных эмблем разных институций, от нефтяных корпораций до Смитсоновского института. Только в Британии символ солнца используется в четырехстах девяноста семи торговых марках: для сравнения, триста шестьдесят шесть используют корону и двести тридцать девять – британский флаг.

Интересно, в какой мировой культуре наиболее развит солярный изобразительный ряд. У многих стран солнце помещается на государственном флаге: Антигуа, Аргентина, Бангладеш, Берег Слоновой Кости, Македония, Малави, Намибия, Непал, Никарагуа, Нигер, Руанда, Тайвань, Тунис, Уругвай, Филиппины и Япония, а также менее известные страны – Казахстан, Кыргызстан и Кирибати. Кандидат на роль нового флага Австралии изображает черного кенгуру, прыгающего через солнце, а несколько стран имеют на флаге изображение солнечных лучей. Флаг Индии содержит золотое колесо, символизирующее 24 ч в сутках, а Овальный кабинет гордится огромным ковром с желтыми солнечными лучами.

Японский флаг произошел от стяга с восходящим солнцем, впервые представленного при дворе в 701 году. В 1870 году знакомый нам алый на белом рисунок, известный как хиномару, солнечный флаг, был официально принят. Японский императорский флот (армия тоже, но до 1945 года) имел свою эмблему, где солнце изображалось с шестнадцатью лучами, – Кекудзитсу-ки. Однако среди нескольких сотен семейных японских гербов пятьдесят один содержит изображение звезд, семнадцать – луны и только семь – солнца, словно даже чистейшие аристократы Японии чувствовали себя недостойными близко приближаться к столь возвышенной сущности.

Европейские королевские дома не испытывали таких сомнений. Третьего февраля 1461 года в разгар войны между Ланкастерами и Йорками (известной как Война Алой и Белой розы) будущий король Эдуард IV (1442–1483) со своей армией подошел к Мортимерс-Кросс, деревушке в южном Шропшире, готовый дать бой противнику. Эдуард, которому было всего восемнадцать лет, только что узнал, что его отца и младшего брата взяли в плен, насмехались над ними и казнили. Его люди были измотаны в боях и деморализованы. И тогда с наступлением зари на небе появились три солнца, которые затем неожиданно слились в одно.

Хилари Мантел в романе “Волчий зал” живописует происшедшие события: “ [Эдуард мог увидеть] три солнца, три облачных серебряных диска, лучащихся в морозной дымке. Их свет воссиял над пустыми полями и мокрыми лесами валлийского приграничья, над усталым, давно не получавшим жалованья войском”. Наблюдаемое явление, скорее всего, было ложным солнцем, паргелием, возникающим в результате рассеяния света ледяными кристалликами, хотя могло быть и многократным отражением утреннего солнца от заболоченных земель на восток от стоянки войска. Как бы то ни было, солдаты в ужасе отпрянули от этого зрелища, но Эдуард по какому-то наитию воскликнул: “Это добрый знак, три солнца означают Отца, Сына и Святого Духа!” При этих словах вся его армия, насчитывающая от 5 до 10 тыс. человек, преклонила колени в молитве – а затем поднялась и в бешеном штурме одержала победу. “Жизнь Эдуарда обрела крылья и воспарила: в потоке лучезарного света он узрел свое будущее”[705]. В дальнейшем Эдуард повелел вплести солнце с человеческим ликом в свои королевские штандарты.

Праздничные фейерверки на Гранд-канале в Версале, устроенные Людовиком XIV в честь одной из военных побед (R?union des Mus?es Nationaux / Art Resource, N. Y.; Chateaux de Versailles et de Trianon, Versailles, France)

Королевской особой, полнее всего отождествлявшейся с солнцем, был, конечно, Людовик XIV, le roi soleil (Король-Солнце, 1638–1715). В 1653 году в возрасте пятнадцати лет он появился перед двором в золотом парике, вышитой тунике и головном уборе, украшенном розовыми и белыми перьями и инкрустированном рубинами, – это все нестерпимо блистало в солнечных лучах, а солнца поменьше сверкали на его подвязках и пряжках его туфель на высоких каблуках[706]. Девять лет спустя он поставил конный балет между Лувром и Тюильри для 5 тыс. приглашенных гостей. В открывающей представление экстраваганце участвовала группа аристократов в костюмах, символизирующих великие цивилизации. Сам Людовик был одет римским императором – в золотой плащ и с солнечной эмблемой на щите. Следом за ним ехали персы под предводительством брата короля, чей щит был украшен лунной эмблемой и девизом Uno soli minor (“Меньше только солнца”). Восемь лет спустя Мольер вывел Людовика под именем Аполлона в “Блистательных любовниках”, где король, вновь разукрашенный как солнце, появляется на сцене в опере, кульминация которой взрывается вулканами и фейерверками.

В другой раз, за несколько часов до восхода солнца 18 августа 1674 года, Людовик провел свиту через дворцовые сады на каменистый островок 20 м в поперечнике, где был установлен двадцатипятиметровый обелиск, увенчанный сферой раскаленного света. Барельеф на обелиске изображал короля, переправляющегося через реку во главе своей армии. Внизу с одной стороны растянулся поверженный лев, а с другой – покорный орел[707]. Вся экспозиция медленно горела, пока поданный сигнал не вызвал гром фейерверка – вдоль канала в небе распустилась королевская лилия под грохот сотен пороховых зарядов. Двойной триумф, солнца и суверена, светила справедливости, был полным.

Отождествление себя с солнцем было политически дальновидным ходом, поскольку отбрасывало квазибожественный блеск на Людовика, ведь Солнце было небесным телом, ассоциировавшимся с Аполлоном, богом мира и искусств, равно как и символом военной славы, что вполне отвечало амбициям монарха-воина. Решение Людовика было с радостью воспринято современными хронистами. Историк отец Клод Франсуа Менетрие торжествовал:

Какое более великое и героическое усилие можно было бы вообразить, нежели деятельность солнца, освещающего весь мир и работающего без устали над поддержанием всего, что находится на его поверхности? Что может быть более достойно короля, который взял на себя эти величайшие обязанности, как только стал управлять своими землями?[708]

И разумеется, стоит вспомнить Версаль – этот выдающийся дворец, который Людовик сделал своей главной резиденцией. Солнце было не единственным принятым там символом, но все остальные отступали перед ним в тень. Оформление повсеместно сочетало изображения и атрибуты Аполлона (лавр, лиру и треножник) с королевскими портретами и эмблемами. Большие апартаменты короля превозносили этого наихристианнейшего монарха как солнце, а салон Аполлона был назначен главной комнатой апартаментов.

Еще одним общим местом у короля и светила оказалось то, что и звезда, и институция королевской власти девальвировались с течением времени. Начиная как минимум с XIX века уменьшающееся влияние дневного цикла на ежедневную жизнь развитого мира и развитие научного знания все больше демифологизировали солнце. Потеряв статус божества с божественными же способностями, оно стало ассоциироваться с новым, менее персонифицированным пантеоном: оно превратилось в часы, отмеряющие наше существование, в повелителя погоды (позднее открытие), регулятора времен года, оно обладало властью над жизнью и смертью, но опосредованно, не будучи антропоморфным божеством, к которому люди могли бы взывать или которое могли бы умиротворять. А по мере того, как мы начинали его иначе воспринимать, его символическая ценность также менялась.

Солнце всегда играло важную роль в религии. У иудеев семисвечная менора исходно символизировала горящий куст, который Моисей увидел на горе Синай, то есть свет Господень, но в более поздних интерпретациях ветви светильника обозначали пять известных тогда планет, Луну и Солнце. В Японии усердно молящиеся знают, что лучшее время для медитации – перед восходом и после заката. Для описания Преображения Господня евангелисты не нашли лучшего сравнения, чем с блеском солнца и белизной его света – подходящий образ для перехода Сына Господня из плотского мира в духовный.

Тысячи лет индийские женщины, желающие забеременеть, стояли обнаженные в воде, подставляя свои тела солнцу (Michaud / Rapho / eyedea)

Солнце появляется и в видениях. В период между 13 мая и 13 октября 1917 года “прекрасная госпожа, сказавшая, что спустилась с небес” якобы шесть раз явилась трем молодым пастухам около города Фа?тима в окрестностях Лиссабона. Дети рассказывали о “пляшущем солнце”, выделывающем курбеты в небесах, – несомненном орудии Бога. Фатима стала одним из важнейшим пунктов христианского паломничества, и в один из дней, 13 октября, при скоплении более 25 тыс. паломников было засвидетельствовано, как атмосфера приобрела оранжевый оттенок по мере потускнения солнца, затем облака внезапно разошлись, и яркий свет, подобно гало, стал исходить из сумрака[709]. Солнце начало вращаться и менять цвет, а затем быстро сместилось восточнее.

Фрэнк “Вольный Ездок” Рейнолдс, секретарь Сан-Францисского отделения Hells Angels. На фестивале Human Be-in на стадионе Polo Fields в парке “Золотые ворота” в 1967 году (крупное контркультурное событие, собравшее 20 тыс. человек) Фрэнк только и делал что безотрывно смотрел в небо. Фотограф Лэрри Кинан, документировавший это добровольное испытание, написал: “Когда я встретил Вольного Ездока несколько недель спустя, он рассказал мне, что сжег глаза, глазея на солнце под кислотой” (photo by Larry Keenan)

Начиная с 1960-х в западных кругах связанной с употреблением психоделических веществ культуры стали появляться другие солнечные видения. Например, отец ЛСД Альберт Хофманн (1906–2008) заинтересовался механизмами, посредством которых растения превращают солнечный свет в вещества, трансформирующие психическое состояние человека. “Все происходит от солнца”, – говорил он и называл ЛСД вратами в новые формы сознания[710]. Хофманн изучал галлюциногенные вещества, обнаруженные в мексиканских грибах. Певец и автор Донован написал одну из первых психоделических песен, Sunshine Superman, а хиппи-мюзикл “Волосы” заканчивался номером Let the Sunshine In. Этим люди и занимались.

Конечно, подогретые наркотическими веществами солярные празднования не уникальны и не свойственны какой-либо отдельной группе или стране. Мирча Элиаде описывает мифологию десана, небольшого племени, обитающего в экваториальных лесах вдоль реки Ваупес в Колумбии. Культура этого племени находится на архаическом уровне, выше всего ставится охота, а религиозная мифология строится вокруг творческих способностей Отца-Солнца. “Для племени десана душа – светящийся элемент, обладающий способностью излучать свет, дарованной солнцем при рождении каждого человеческого существа”, – пишет Элиаде. Эта связь укрепляется психоделическим наркотиком яге?, употребление которого приводит участника ритуала в подземный мир, населенный светящимися существами. “Употребление яге? называется словом, которое означает “пить и видеть” и интерпретируется как возвращение… в тот изначальный момент, когда Отец-Солнце начал акт творения”. Свет, согласно Элиаде, также связан с сексуальностью – еще один аспект мифа о сотворении мира, подразумевающий появление душ из семени, порождаемого божественным светом:

Если все, что существует, живет и размножается, является порождением Солнца и если “духовность” (интеллект, мудрость, ясновидение и т. п.) имеет характер солнечного света, то отсюда следует, что каждый религиозный акт имеет в то же время смысл, связанный с “семенем” и “видениями”. Сексуальные оттенки смысла световых ощущений и галлюцинаций кажутся логическим следствием последовательной солнечной теологии[711].

Солнечные мифы поддерживают, утешают и воодушевляют. В зависимости от личного вкуса они могут делать и что-то большее. Всегда существовало множество невинных и практичных способов получать от солнца вдохновение. Колесо, которое мы впервые находим на пиктограмме из Урука в Месопотамии около 3500 года до н. э., тому пример. Те, кто занимается йогой, приветствуют солнце. Тед Хьюз требовал от своего издателя, чтобы тот издавал его стихи только в те дни, когда этому благоприятствовало магнитное поле Земли. Мата Хари (1876–1917), голландская танцовщица, расстрелянная французами за шпионаж в пользу Германии, взяла свое сценическое имя из малайского названия для солнца (буквально “глаз дня”). Игра в поло произошла от соревнований монгольских кочевников, которые гоняли человеческую голову взад и вперед по полю – занятие, у которого, как считается, солярное происхождение. Похожий вариант игры появился в Персии в V веке до н. э. – конные всадники гоняли “огненный шар” по “небесному полю” в процессе “солнечной игры”.

Я отдаю себе отчет в том, что приведенный выше список может показаться спорным, но с солнцем все именно так. Оно проникает в самые странные и некатегоризируемые области. В оставшейся части главы разбирается четыре из них: как солнце затрагивает язык, а также обычные символы – светлые волосы, золото и зеркала.

Слова, связанные с солнцем или возникшие под его влиянием, отражают культурные установки. Имена этносов или названия мест часто несут в себе солнечный элемент. В Персии такие имена, как Афруз, Афшид, Далилей, Дорий, Фаример, Джала, Джаантаб, Хоршид, Куршид, Мераса, Мершид, Шамс, Шидоуш и Талайе, находятся в употреблении и несут оттенки значения “солнце”, а также множество других со значениями “свет” или “блеск”. В санскрите Асья означает “восход”, а Джаядитья – “победоносное солнце”. Оба имени Рави и Равиндра означают “солнце”: слог “ра” во многих языках используется одновременно для человеческих имен и значимых концептов, связанных с солнцем. В японском само слово Nippon (“японский”) означает “источник солнца”.

В северном полушарии чем дальше на север или на запад углубляешься в Старый Свет, тем меньше вероятность встретить подобные соответствия. Позиционные обозначения, связанные с солнцем, до сих пор используются в навигации, но географические термины Orient, Occident, Levant уже отмерли. Впрочем, вся европейская культура настолько прочно укоренена в Средиземноморье, что до сих пор сохраняется множество подобных метафор, особенно в английском, и отнюдь не из-за климатического сходства, а потому что английские авторы любили вводить новые “солнечные” обороты. Некоторые принадлежит перу Шекспира – например, to burn daylight в значении “растрачивать время”, встречающееся и в “Ромео и Джульетте”, и в “Виндзорских насмешницах”.

Уличный язык активно использует солнце в самых разных значениях. Леденящее кровь выражение “гарлемский закат” – рана, нанесенная бритвенным лезвием, – впервые было введено в оборот Рэймондом Чандлером в 1940 году, позднее использовалось в стихах Шеймаса Хини. Sundowner (букв. “закатник”) обозначает как бродягу в австралийских бушах, являющегося на ферму под вечер в поисках пищи и крова, так и строгого морского капитана (произошло от требования к команде возвращаться на борт корабля до захода солнца). Когда наступает время выпивки, по-английски говорят: “Солнце над нок-реей” – в территориальных водах и вообще северных широтах солнце оказывалось над нок-реей (одной из горизонтальных рей парусного корабля) в районе полудня, хотя время выпивать, конечно, наступало еще раньше[712].

Вокруг солнца строятся и многие пословицы и поговорки: “Солнце плавит масло, оно же укрепляет глину”, “Солнце не светит по обе стороны изгороди”. “Летит прямо на солнце”, – говорят англичане про человека, который с энтузиазмом делает все для собственного уничтожения, а “луч солнца” означает веселого жизнерадостного человека. Sunfisher – сленговое обозначение необъезженного коня, а “выставить попону на солнышко” – дать лошади отдохнуть после скачки.

Происхождение многих слов и выражений установить достаточно легко. Например, солнечное сплетение называется так потому, что нервные окончания расходятся из центра в области желудка, как лучи, пронизывая все тело, а Арчи Гудвин (герой детективов про Ниро Вульфа) называет точные факты “невыгорающими на солнце” (англ. sunfast), потому что они стойкие, как невыцветающий краситель. Но некоторые могут поставить в тупик кого угодно: например, англичане про страшно нервничающего человека говорят, что он “прогуливается по Солнцу”. В мире права со словами обращаются по-своему: sunshine law (“закон солнечного света”) запрещает правительству принимать указы без определенного временного срока, отводимого на рассмотрение проекта общественностью; слово daylight (дневной свет) является юридическим термином, который оговаривает, что период между восходом солнца и его заходом считается частью дня, а не ночи – это важный момент при квалификации преступления как ночной кражи или дневной. Одним из самых странных наименований для солнца стало выражение Spanish faggot, которое можно найти в “Словаре просторечий” Гроуза (1811), – возможно, оно появилось из-за того, что с XV века и до конца правления короля Карлоса I (1500–1558) на испанских монетах (и монетах доминионов) штамповалось изображение фашин (faggot) – неплотных связок стрел, что напоминало солнечные лучи.

Если выбирать цвет, символизирующий солнце, это, конечно, желтый. “Гляньте на это желтое солнце!” – восклицает Нелли Форбуш, героиня мюзикла “Юг Тихого океана”. Разумеется, солнце может быть любым от оранжевого до красного или белого, но желтый – его основной цвет. И даже с таким сужением диапазона число оттенков, которые способно принимать солнце, всегда бросало вызов человеческой изобретательности. Разнообразие солнечно-желтых колеров в магазинах красок варьируется от оттенков, отсортированных по времени суток и погоде (“разгар полудня”, “начало восхода”, “солнечный ливень” и т. д.), до золотых оттенков (“кошачье золото”, “золотое озеро”) и таких, вероятно, “солнечных” цветов, как “желтая кирпичная дорога” и “метиска” (не спрашивайте, что это значит). В свете такого ассортимента не стоит удивляться тому, что британский художник сэр Терри Фрост (1915–2003), взятый немцами в плен при оккупации Крита в 1941 году, проводил время за экспериментами с желтым и насчитал триста восемьдесят один его оттенок. И все они входят в солнечный гардероб.

Непосредственно человеческие существа смогли приблизиться к солнцу только цветом своих волос. Женщины в Древнем Риме обесцвечивали волосы с помощью негашеной извести и древесной золы, ревнуя мужей к германским рабыням-блондинкам. Светлые волосы обычно образуют гораздо больше прядей, чем темные или рыжие, поэтому блондинки продолжительное время считались более способными к деторождению. В своей культурной истории видов Джоанна Питман указывает на то, что большинство сказочных героинь – блондинки, от Красавицы из “Красавицы и чудовища” до Золушки, Златовласки и Рапунцель. “Мужчины в [Древней] Греции были заворожены светлыми волосами”, которые символизировали фантазию и богатство. Она добавляет также, что “главным эпитетом для Афродиты в сочинениях Гомера было “золотая”[713].

Светлый цвет волос, пишет Питман, сопровождался предубеждением в Темные века, манией в Возрождение, мистикой в елизаветинской Англии (сама Елизавета обладала золотисто-каштановой шевелюрой), закладывал мифы в XIX веке, служил идеологиям в 1930-е в гитлеровской Германии (где на самом деле только 8 % женщин были натуральными блондинками) и в сталинской России (там блондинки были так же редки) и, наконец, стал сексуальным завлечением в 1950-е с их голливудским восславлением гламурных, но не слишком умных блондинок. Как пишет Чандлер в “Долгом прощании”, “блондинки бывают разные, слово “блондинка” теперь звучит почти комически” (и это написано в 1940 году)[714]. В начале 1960-х Калифорния запустила моду на загорелых красавиц блондинок, этих золотых девочек воспевали Beach Boys. Сейчас мы возвращаемся в мир бесчисленных оттенков красок, но смысл остается неизменным: желтый, какого бы он ни был тона, является цветом солнца и в качестве такового вызывает восторг и поклонение.

Подобно тому как желтый является цветом солнца, так и золото является его металлом. Культуролог Хью Олдерси-Уильямс замечает: “Слово gleam (блестеть) происходит от индоевропейского корня ghlei-, ghlo– или ghel– со значением “светиться, мерцать, сверкать”; от этого же корня происходит и слово yellow (желтый)”[715]. Питман проводит это соответствие еще дальше: “Золотой цвет издавна утвердился в классических канонах красоты и власти. Почти за две тысячи лет до Гомера, во времена протоиндоевропейцев, этот цвет был связан с поклонением Солнцу и огню, с почитанием желтой богини зари”[716]. Эта ассоциация без изменений выдержала столетия. И вот Джеймс Джойс соединяет солнечные лучи, светлые волосы и золото в совершенную сцену, над которой в ярком утреннем свете размышляет Лео Блум: “Стремительные жаркие лучи солнца примчались от Беркли-роуд, проворные, в легких сандалиях, по просиявшему тротуару. Вон она, вон она стремится навстречу мне, девушка с золотыми волосами по ветру”[717]. Слова Джойса были ближе к истине, чем он сам думал. Золото обнаруживается в человеческих волосах (практически единственная часть человеческого тела, где оно может содержаться). В среднем, и это не обрадует даже парикмахера, его концентрация составляет около восьми миллиардных частей на 1 г, у взрослых больше, чем у детей, а у мужчин больше, чем у женщин[718].

Связь солнца с золотом легко понять, и дело здесь не только в цвете. Задолго до появления алхимии золото считалось самой совершенной вещью на Земле, и это неразрывно связывало вещество с великой звездой[719]. Как восклицал алхимик в “Соборе Парижской Богоматери”, “золото – это солнце, уметь делать золото значит быть равным Богу”[720]. Золото – единственный металл, который никогда не тускнеет, и потому оно – подходящий символ для чистоты; оно может быть расплющено таким тонким слоем, что у него не остается никакой прочности, оно приближается к чистейшей эфемерности[721]. Часто из-за его редкости и ценности оно ассоциируется не столько с божественной сущностью, сколько с царской.

Золото ценилось всегда и в любой культуре. В 624 году до н. э. коринфский тиран Периандр пригласил знать на ужин и велел солдатам сорвать с женщин все золотые украшения и накидки с золотой вышивкой – эти трофеи оплатили десятилетия его правления. В 560 году до н. э. в Лидии (сегодняшняя западная Турция) были отчеканены первые золотые монеты, а в 1284 году Венеция ввела золотой дукат, который стал самой популярной монетой в мире. Колумб, отправляя золото своей королеве, ликовал: “О великолепное золото! Кто обладает золотом, тот имеет сокровище, которое позволяет ему получить все, что он хочет, диктовать свою волю миру и даже помогать душам попасть в рай”. Инки считали золото “слезами солнца” (или, более грубо, его потом) и использовали только в церемониях, хотя Атауальпа собирался купить свою свободу у испанцев, наполнив камеру золотом до потолка, а Монтесума II послал Кортесу солнцеподобный золотой диск размером с колесо повозки. Легендарный город Эльдорадо был назван так в честь его короля, “позолоченного человека”, про которого хронист XVI века Гонсало Фернандес де Овьедо (1478–1557) писал, что тот ходит “всегда покрытый золотым порошком, подобным соли”[722].

Прочное, ковкое и красивое, золото создавало целые города как из-под земли буквально за одну ночь, от Сан-Франциско до Йоханнесбурга. Кроме всего прочего, оно еще и крайне редкое – одна унция вещества стоит более 900 долларов. За все время существования человечества на Земле из-под земли было добыто всего примерно 300 тыс. т золота; из него можно отлить куб со стороной в 30 м. Но, по оценкам, около 8 трлн т растворены в одних только океанах, а еще больше – в земной коре. Что касается Солнца, около 1 / 10 000 000 000 его массы состоит из золота, что дает 1 320 000 000 000 000 т – достаточно, чтобы покрыть Шотландию слоем золота толщиной в 800 м.

В эссе, которое Джон Мейнард Кейнс написал в 1930 году по поводу возвращения золотого стандарта на международные рынки, он рассматривал ассоциации, которые вызывает у нас этот металл. До появления бумажных денег, обеспеченных драгоценными металлами, утверждал он, было естественно выбрать металл как наиболее подходящий ценный ресурс. Цитируя Фрейда, он говорил, что в глубинах нашего подсознания таятся те причины, по которым золото “удовлетворяет нашим сильным инстинктам” и служит символом. “Волшебные способности, которыми египетские жрецы в древности наделяли желтый металл, никогда полностью не исчезали”[723]. Золото, так сказать, выполняет функции солнца на Земле. Золото на латыни aurum (отсюда химическое обозначение – Au), что родственно греческой “золотой богине зари” Авроре.

Неудивительно, что самая красивая монета, когда-либо отчеканенная в Соединенных Штатах (известная как “двойной орел”, потому что в два раза превышала стоимость десятидолларовой монеты, “орла”), содержала целую унцию двадцатидвухкаратного золота. Эта монета находилась в обращении до 1933 года, когда в качестве меры противодействия Великой депрессии президент Франклин Рузвельт запретил частное владение золотом. Монета была выпущена вновь в 2009 году, слегка меньше, чем оригинал, но с тем же содержанием золота – ровно одна унция двадцатичетырехкаратного золота; на одной стороне изображена Свобода, шагающая навстречу зрителю, с солнцем, золотящим купол Капитолия позади, а на другой – летящий орел над сверкающим солнцем. Как ни переворачивай монету, всегда выпадает солнце[724].

Пятеро цыганят приветствуют солнце. Середина 1950-х годов (Tziganes, Frans de Ville, 1956)

Зеркала отражают солнце и являются одним из его значимых символов. Египтяне неизменно стилизовали свои зеркала под солнечный диск – слегка сплюснутый круг, символизирующий солнце, каким оно часто появляется над горизонтом. Эта божественная связь превратила зеркало в религиозный символ, оно использовалось в этом качестве во время празднеств и церемоний, а также помещалось в захоронение, часто прямо на лице или на груди, чтобы обеспечить присутствие Ра[725]. У китайцев зеркала свисали с потолка в храмах, отражая мудрость небес и притягивая солнечный огонь. В других культурах зеркала были связаны с солнцем посредством языка – например, ацтеки называли одного из своих солнечных богов Тескатлипока, что означало “дымящееся зеркало”.

Но конечно, японцы отличались от всех других выделенным положением и широким распространением образного ряда своих солнцеподобных зеркал. Согласно легенде, когда японская богиня солнца Аматерасу пряталась в темной пещере, зеркало, висевшее на дереве снаружи, послало ей отражение ее собственного света, подбодрив ее покинуть пещеру. Вслед за этим она послала своего внука на Землю, чтобы создать “колыбель солнца”, Ниппон, отдав ему зеркало для передачи потомкам (снарядив с ним целую армию зеркальных дел мастеров). В этом мифе отождествление зеркала с отражением бестелесного духа божественного света превращает его в земное воплощение Солнца и тем самым в наиболее ценное сокровище из всех императорских регалий.

Отполированное золото хорошо отражает свет, и некоторые ранние римские зеркала облицовывались им, но обычно все же использовались другие отражающие поверхности – бронза, олово (смешанное со ртутью) и, наконец, серебро. В XVI веке ведущие венецианские зеркальных дел мастера стали подбивать стекло тонким листом отражающего металла, что на следующие триста лет стало главным методом изготовления зеркал. Современный метод – стеклянная поверхность с напылением серебра – вошел в обиход только с 1830-х годов, когда открытие громадных залежей серебра в Австралии, Центральной Америке и Европе (что снизило его стоимость по отношению к золоту до соотношения 1:5), а также изобретательность великого немецкого химика Юстуса фон Либиха (1803–1873) сделали его применимым на практике. До того зеркала, особенно большие, стоили очень дорого. В том числе и по этой причине Людовик XIV создал один из самых известных зеркальных залов – Зеркальную галерею в Версале стоимостью в 654 тыс. ливров. Семнадцати окнам, выходящим в сад, соответствовало семнадцать огромных зеркал вдоль стены, все были сделаны в парижской мастерской; эта была попытка превзойти все, что делалось в Венеции, она утверждала величие Франции и ее короля. Когда в 1628 году галерея демонстрировалась восхищенному двору, она вызвала оглушительный успех: “Это воистину ослепительное собрание несметных богатств и источников света, тысячекратно умноженных многочисленными зеркалами, так что взору открывается блестящее зрелище, более ослепительное, чем море огня. Прибавьте к этому блеску еще и блеск разряженных придворных дам и кавалеров, чьи драгоценные украшения горят огнем…”[726] Всего там было триста шесть панелей, переходящих друг в друга, так что каждая казалась частью большего листа. Галерея не только служила символическим центром королевства во время старого режима, но и сыграла свою роль после революции – в 1919 году именно здесь был подписан Версальский мир. В своей истории зеркал историк Сабин Мельшиор-Бонне связывает галерею с небесным светилом.

В Версале все словно находилось во власти чар зеркала, не только сам королевский дворец, чье отражение повторяло все красоты на гладкой, зеркальной поверхности вод; не только симметричность архитектурного решения, при котором все детали либо удваивались, либо, если сказать иначе, как бы расщеплялись надвое; и не только повторяемость движений в зеркалах, нет, прежде всего эта магия зеркального отражения ощущалась в правилах этикета, в соответствии с коими придворные должны были отвечать одинаковыми реверансами… Двор сам себя воспринимает как некое театральное зрелище, каждый хочет видеть всех, видеть себя и быть увиденным всеми, каждый пребывает в состоянии восхищенного нарциссического ослепления, и все взгляды сливаются воедино в одной точке – в глазу Короля-Солнца, распределяющего свои лучи в соответствии со своей волей.

Современному наблюдателю, стоящему посреди галереи в яркий солнечный день, может показаться, что комната погружается внутрь самого солнца, а свет безостановочно отражается между бесчисленными зеркалами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.