СУФИЙ

СУФИЙ

1

Кто такой суфий? Строго говоря, каждый искатель высшей истины на самом деле является суфием, независимо от того, называет он себя так или нет. Но когда он осуществляет поиск истины в соответствии со своей собственной точкой зрения, то часто сталкивается с трудностью понимания того, что другие люди, имеющие каждый свою точку зрения, пребывают тем не менее в поиске той же истины, которой доискивается и он, причем достигают успеха кто в большей, кто в меньшей степени. Это фактически и является точкой зрения суфия, и отличается она от других только постоянным стремлением понять и принять всех других людей через самого себя. Суфий стремится осознать, что каждая личность, следуя своим собственным путем в жизни, тем не менее встраивается в схему целого и в конечном итоге достигает не только личной, но и всеобщей окончательной цели.

Итак, каждый человек может быть именован суфием в том случае, если он пытается понять жизнь и если выказывает желание признать, что каждый человек способен найти такой же идеал и прикоснуться к нему. Если человек противостоит или затрудняет выражение великого идеала, если он не желает признавать, что встретится со своими собратьями, когда сумеет проникнуть в самую суть души, то он преграждает себе путь к осознанию беспредельности. Все верования являются лишь степенями ясности видения. Все они – часть одного океана истины. Чем вернее это будет осознано, тем легче будет увидеть истинные взаимоотношения между всеми верованиями, тем более расширится видение единого великого океана.

Ограничения и границы с неизбежностью присутствуют в жизни человека; формы и убеждения естественны и необходимы; однако все они тем не менее разделяют человечество. Именно мудрые встречаются вне границ.

Что такое вера суфия, и как в ее контексте рассматривается пришествие Мирового Учителя, или же, как некоторые это называют, «Второе пришествие Христа»? Суфий свободен от веры и неверия и все же оставляет за каждой личностью право на свободу иметь свое собственное мнение. Несомненно, что если индивид или определенное сообщество индивидов верит в пришествие некоего учителя или реформатора, то тот обязательно придет к ним. Подобным же образом в случае с теми, кто не верит, что придет учитель или реформатор, – он не придет к ним. Тем, кто ожидает, что Учитель будет мужчиной, послание будет передано мужчиной; тем же, кто ожидает, что Учитель будет женщиной, оно должно быть передано женщиной. К тем, кто призывает Бога, придет Бог. Тем же, кто стучит в дверь Сатаны, ответит Сатана. На любой зов есть ответ. Для суфия Учитель всегда присутствует, приходит ли он в одной форме или в тысячах форм. Он для суфия всегда Един, и Его Одного он узнает во всем и во всех. Во всех Учителях он видит одного лишь своего Учителя. Свое «я» внутреннее и «я» внешнее, царство земное и царство небесное, все сущее является учителем суфию, каждое его мгновение посвящено обретению знания. Для одних Учитель уже приходил и ушел, для других Учитель может еще прийти, но для суфия Учитель всегда был и всегда остается с ним.

Какова позиция суфия по отношению к Христу? Вопрос, заданный Самим Христом: «Что думаете вы о Христе?» – определяет ответ. Акцент ставится на «вы». Есть много суждений о Нем, и есть люди, выражающие эти суждения. Суфий не ограничивает себя выражением этих суждений. Имя его идеала – Христос, или Расул, как его называют по-арабски. Все, что центрировано в понятии Расула, заключено в понятии Христа, обе эти концепции по сути – одно. Все имена и функции, которые помогли сформировать концепции Христа, Пророка, Великого Священника, Царя, Спасителя, Жениха, Возлюбленного, – все они понимаются и принимаются суфием. Посредством постоянной медитации он осознает все эти аспекты Единого и за ними провидит Аллаха, или Бога.

2

Обращаясь к вопросу посвящения в суфийский орден, на первое место ставится наличие склонности знать нечто отличное от того, чему учат в мире. Человек чувствует желание отыскать нечто, но порой не знает что. Человек чувствует, что противоположности: добро и зло, правда и ложь, друг и враг – разведены не так далеко, как он привык представлять эти категории.

В то же время сердце его должно быть наполнено небывалым сочувствием, а чувство справедливости – заставлять взыскивать с себя, прежде чем судить других.

Наличие всего перечисленного показывает, что человеку можно отправляться на поиски проводника по этим неизведанным тропам.

Вслед за тем приходит чувство – особенно оно проявляется после прочтения или прослушивания чего-либо о суфизме, – что человек является по сути своей суфием, что он чувствует себя своим среди суфиев. Тогда может обнаружиться некое притяжение к духу Учителя, от рук которого ему, может быть, предстоит принять посвящение.

И, наконец, третье – это чувство, что приходит к человеку после внимательного прочтения книг, опубликованных суфийским движением, или же после разговора с Пир-о-Муршидом, и чувство это подсказывает, что данное послание – подлинное.

И тогда возникает вопрос: что имеется в виду под словом «посвящение»? Посвящение, или Байят в терминах суфизма, отражает прежде всего взаимоотношения между учеником и Муршидом. Муршид понимается как советчик на духовном пути. Он не дает ничего и ничему не учит ученика, мюрида, ибо он не может дать того, чем последний уже владеет: он не может научить тому, что всегда было известно его душе. Все, что он делает в жизни мюрида, – это показывает ему, как расчистить дорогу к свету внутри своего «я». Эта задача является единственным предназначением жизни человека на земле. Можно обрести цель жизни и без личного проводника, но попытаться это сделать – значит уподобиться кораблю, вознамерившемуся пересечь океан без компаса. Напротив, принять посвящение означает довериться духовному водителю в отношении духовных материй.

Следующий вопрос, который требуется разрешить, такой: если мне надлежит иметь личного наставника, то кого выбрать в качестве такового? Ни у кого на лбу не стоит печать духовности или совершенства, чтобы мы могли сказать: «Вот человек, от рук которого стоит принять Байят». Ни внешность его, ни слова не могут стать надежным свидетельством его ценности. Единственной вещью, на которую можно опереться, является зов души в сердце человека. Но даже и в этом случае следует хорошенько удостовериться, не зло ли это взывает к дьяволу, пребывающему в человеке, Бог ли это взывает к тому доброму, что есть в нем.

Есть три способа оказания доверия. Первый состоит в том, чтобы не верить человеку до тех пор, пока в свое время он не докажет, что он достоин доверия. Те, кто верят таким образом, на этом пути не приобретут ничего удовлетворительного, потому что будут все время, подобно шпиону, проверять Муршида и подвергать его испытаниям, будучи сосредоточены лишь на низшем. Таким образом, они смогут увидеть лишь несовершенное «я» учителя и никогда не смогут увидеть красоту его совершенного «я», пребывающего выше и вне пределов их взора.

Второй способ состоит в том, чтобы изначально доверять и продолжать доверять до тех пор, пока человек не проявит себя недостойным доверия. Те, кто доверяет таким образом, лучше подходят, чем первые, ибо их вера делает их взгляд более острым, и они имеют все перспективы развития при условии, что разум будет вести их на протяжении всего пути.

Наконец, третий способ доверять человеку состоит в том, чтобы иметь абсолютное доверие и продолжать доверять до тех пор, пока это не окажется правдой. Это вера преданных. Именно такие мюриды сотворяют Муршида. Именно такие поклоняющиеся сотворяют Бога. «Верою в скале открывается язык и говорит нам от Бога, но если нет веры, то даже Бог, Вечное Существо, мертв как камень». Слово Муршида бесполезно для сомневающегося ума, подобно тому, как лекарство не несет пользы недоверчивому больному.

Следовательно, для того чтобы принять посвящение в суфийский орден, требуется готовность согласиться с его учениями и установками; готовность перестать придавать значение различиям, существующим между мировыми религиями, но видеть во всех Учителях одно-единственное воплощение божественного Духа; а в-третьих, требуется, чтобы человек не практиковал какого-либо другого духовного тренинга. Поскольку иначе зачем ему надо было приходить к этому учителю? Это было бы подобно путешествию одновременно в двух лодках, стоя одной ногой в каждой лодке. Лодки когда-то поплывут в разные стороны, своей дорогой, и, хотя они встретятся в конце, путешественник утонет в море. Никто не может искать водительства у двух учителей, это объясняется лишь отсутствием должного терпения с одним или недостатком доверия к другому, что заставляет ученика продолжать держаться за первого.

Цели, которые надлежит иметь для принятия посвящения от Муршида, следующие: осознавать свое «я» внутри и снаружи; знать Бога и общаться с Ним – Единым, кому поклоняется мир; воспламенять огонь божественной любви – единственного, что имеет ценность; быть способным читать манускрипт природы и провидеть мир невидимый; учиться властвовать собой; возжигать светоч души своей и лелеять огонь сердца; и совершать путешествие через позитивное существование, приходя в этой жизни к цели, к которой каждая душа призвана прийти в конце. Лучше прийти к свету, чем быть всего лишь влекомым во тьме. «Слепой здесь слеп и в грядущей жизни».

Вот почему посвящение нельзя принимать из любопытства увидеть, что происходит в «тайном» ордене. Такой любопытствующий наверняка не будет способен увидеть всего того, что хочет, ибо умеет видеть только глаз искренности. Глаз любопытства поражен катарактой сомнения, он уже слеп. Кроме того, нельзя принимать посвящение с целью получения материальных выгод в своем ремесле. Посвящение не является ни научным процессом, ни инженерным изобретением, ни тем более деловым предприятием, это нечто иное – нельзя ни украсть, ни купить его. Это откровение, и в каждый миг оно дает новые побеги, похитить которые не дано ни одному вору. Единственный процесс обретения его – это праведность, а когда свет откровения сокрыт под спудом, даже кубок тайны Джам[4], украденный у Джамшида, не более ценен, чем обычная глиняная чаша.

Не следует принимать посвящение ради достижения счастья. Правда, что, обретая мудрость, человек получает определенные выгоды, поскольку быть мудрым гораздо лучше, чем быть невежественным. Но не за этим он пустился в путь. И тем не менее по мере своего продвижения по духовному пути суфий открывает для себя чудесное ощущение мира, которое неизбежно приходит к нему в постоянном присутствии Бога.

Многие люди разных вероисповеданий и убеждений описывают практику присутствия Бога, и все они говорят о счастье, которое ощущают, пребывая в Его присутствии. Поэтому не удивительно, что и суфий, если бы он захотел рассказать об этом, засвидетельствовал бы подобное счастье. Он не претендует на счастье большее, чем у его собратьев, ведь он тоже человек и подвержен всем недостаткам, которыми наделено человечество. В то же время другие могут подумать, что счастье его больше, чем он способен описать словами. Счастье, испытанное в Боге, не сравнимо ни с чем в мире, какую бы ценность это другое ни представляло, и каждый, кто испытает это чувство, поймет, что это так.

Не следует искать посвящения, если вы имеете установленные принципы, от которых не желаете отказаться. Можно обнаружить, что фундамент, вами построенный, не соотносится со зданием, которое теперь предстоит на нем возвести. Таков человек, что ходит от учителя к учителю, от одного метода к другому, будучи не в состоянии обрести то, что обретается только через стойкость. Имеющие желание учить не должны выступать в роли учеников, они должны приходить как учителя.

Есть ли какие-либо условия, налагаемые на потенциального посвященного? Не следует бояться принимать посвящение из-за того, что это означало бы предпринять нечто, что в дальнейшем будет невозможно выполнить. Если человек не хочет развиваться дальше определенной границы, он волен сам об этом заявить. Единственное, что происходит, когда человек получает посвящение, – это то, что с этого часа он становится братом всем членам суфийского движения, всем суфиям, пребывающим вне суфийского движения, всем знающим истину, независимо от того, называют они себя суфиями или нет, а также всем людям, независимо от их касты, верования, расы, нации и религии. Человек становится сотоварищем просветленных душ суфиев как живущих на земле, так и тех, кто перешел на другую сторону жизни. Таким образом, он связан с цепью Муршидов и Пророков и поэтому наделен способностью принимать свет, бегущий через этот поток, передаваемый цепью Учителей. Ему доверяет Муршид, ему доверяет Орден. Поэтому посвященный приносит клятву в своем сердце во благо использовать свои способности во всем, что он почерпнет из учения и практики суфиев, не применяя ничего в корыстных целях. На протяжении тысяч лет эти учения держались в тайне, почему же они должны быть вынесены за пределы Ордена без разрешения на то Пир-о-Муршида?

Можно задаться вопросом, почему учение окружено покровом секретности. Если оно верно, то почему бы не сделать его всеобщим достоянием? Это придает учению окраску весьма спорной секретности. Ответ, как ни странно, весьма прост. Определенная секретность необходима, поскольку концепции суфия могут быть истолкованы неправильно и применены ненадлежащим образом, если станут достоянием широкой публики. Искренний ученик не станет говорить о них без должного рассмотрения своих слушателей. Следующий аспект состоит в том, что, когда учитель не будет полностью зависеть от своих учеников, он сам предпочтет выбирать их. Если человек хочет научиться лучше всех играть на скрипке и сделаться выдающимся мастером в этом деле, то он примется искать прославленного виртуоза. Но что до последнего, то он может и не пожелать тратить на него свое время, он занялся бы им, если был бы уверен, что ученик станет верно выполнять все, что ему будет сказано, и достигнет чего-то, подобного уровню мастерства своего учителя. Те наставления, которые учитель дает своему ученику, представляют, естественно, секрет, это его личное дело, ученик может позже передать его собственным ученикам, но он не должен разносить и распространять его повсеместно без разбора. Такого же рода и упомянутая секретность. К сказанному можно добавить, что каждая школа, дающая посвященному специальное личное наставление, подразумевает, что к ее учению будут подходить с надлежащим уважением. Все учения могут быть перевернуты с ног на голову и покажутся нелепыми. Если так, вольно или невольно, поступать с суфийскими учениями, это не поможет ученику. Определенное лекарство полезно больному в определенное время, но это отнюдь не значит, что оно должно применяться каждым больным на свете. Не принесет пользы никому и то, что точные копии этого лекарства будут размножены и распределены среди всех людей без разбора. Если же возникнет нужда в том, чтобы объявить его, доктор не станет удерживать информацию.

Когда возникнет необходимость объяснить суфийские учения, Муршид объяснит их. Книги, опубликованные суфийским движением, излагают многие учения так, что нельзя сказать, будто они держатся в строгом секрете. Но самые сокровенные мысли, к которым привык суфий, естественно, не выражаются в словах без разбора, подобно тому, как обычный человек не станет рассказывать о своих личных делах незнакомцу.

Плод должен достигнуть определенной стадии спелости прежде, чем его вкус станет сладким. Так и душа должна пройти определенный этап развития прежде, чем она будет применять мудрость с мудростью. Развитая душа проявляет аромат в своей атмосфере, цвете, выражении самообладания, сладостности своей личности подобно тому, как цветок распространяет свой аромат и как плод, созревая, меняет свой цвет и становится сладким.

Возникает вопрос, почему пробужденные не пробуждают других от сна заблуждений. Ответ таков, что малых детей, все счастье которых состоит в крепком сне, не рекомендуется будить. Дети растут во сне. Если они не будут ложиться вовремя спать, они могут заболеть и тогда, позже, когда станут взрослыми, не смогут вполне соответствовать своему назначению в жизни. Детство нуждается в большем количестве сна, и дети должны спать. Такова же природа незрелых душ. Это дети, какими бы старыми ни казались их тела. Их причуды, их радости, их восторг направлены на вещи незначительные в жизни, как и жизнь детей сосредоточена на сластях и игрушках. Вот почему пробужденные идут медленно и тихо, чтобы звук шагов не помешал глубокому сну спящих. По пути они пробуждают только тех, кто беспокойно ворочается в своих кроватках. Тем они, эти путники на духовной тропе, тихо дают руку. По этой причине духовный путь называется еще мистическим путем. И нет ничего плохого в том, чтобы разбудить лишь немногих, оставив многих спать, но, с другой стороны, какая великая доброта заключается в том, чтобы дать выспаться тем, кто нуждается в сне.

На стадии мюрида посвященный должен избегать чудотворства, заявлений о том, что он знает что-то или владеет чем-то, что неведомо его ближним, изгнания бесов, общения с духами, определения характера, предсказания судьбы, он должен избегать казаться чересчур умным в разговорах на духовные темы, ища одобрения у других. Кроме всего прочего, ханжество, показная праведность, а также поучения и советы, даваемые другим прежде, чем советующий до конца понял свое «я», так же опасны, как давать другому то же самое лекарство, которое доктор прописал ему.

Во время ученичества надлежит прививать навык дисциплины, которая способствует формированию идеального мюрида. Самоотрицание является ведущей религией, и это может быть постигнуто только через дисциплину. Она так же необходима ему на пути ученичества, как солдату в бою. В отсутствии таковой мюрид удержит все, что хочет сокрушить, принимая посвящение. «Мастерство состоит в служении, только слуга может стать мастером».

Также необходимо уважительное отношение к Муршиду. Это должно соблюдаться не для поднятия престижа учителя в его собственных глазах или в глазах окружающих. Это необходимо для того, чтобы научиться уважительному отношению как таковому, направляя его прежде всего на того, кто достоин этого. Мюрид может оказаться в состоянии развить в своей природе аналогичное уважение ко всем окружающим, подобно тому, как девочка, играя в куклы, получает урок материнства. Уважать кого-либо означает вычесть ровно столько же тщеславия из самого себя – тщеславия, которое представляет собой не что иное, как вуаль между человеком и Богом.

Во время мюридства желательны трезвость и уравновешенность ума, серьезные привычки, соблюдение регулярности во всем, упорство, стремление к уединению, сдержанное поведение, непредвзятость манер, чистая жизнь, непрерываемые ежедневные духовные медитации.

Суфий учится у двух миров: внутреннего и внешнего. Внутренний мир эквивалентен тому, что в народе известно под названием «мир иной», потому что широко распространено убеждение, что время – это всезначимый фактор, что жизнь наша проистекает сейчас и мы проживаем другую жизнь в другое время. Суфий знает, что это не так. Мир вовне имеет два аспекта: социальный мир, в который мы помещены, и более великий мир, являющийся предметом истории, прошлой, настоящей или пророческой. Во внутренний мир можно войти только самому изучающему, хотя он может узнать о нем из «эзотеризма» – предмета, который также включает в себя два аспекта: аспект сил ума и аспект божественного света. Последний представляет собой реальную цель исследования для суфия, это его шехина, это его святая святых.

3

Является ли суфизм религией? Из всего вышесказанного должно быть ясно, что религия суфия неотделима от религий мира. Люди напрасно ломают копья вокруг имен и жизнеописаний спасителей, называя свои религии их именами, вместо того чтобы объединиться друг с другом в лоне истины, которую дает им учение. Эту истину можно проследить во всех религиях, независимо от того, что одна община называет другую языческой, или неверной, или безбожной. Такие люди претендуют на обладание единственно верным писанием и объявляют свое место поклонения Богу единственным обиталищем Бога. Суфизм – это имя, данное определенной философии людьми, которые не приемлют философии, следовательно, она не может быть реально обозначена как религия, – эта система содержит религию, но сама не является религией. Суфизм – это религия, если кому-то хочется узнать из него религию. Но он стоит вне религии, поскольку он – это свет, поддержка каждой душе, поднимающий смертное существо к бессмертию.

Сегодня дела обстоят так, что каждый провозглашает лучшей свою религию. Суфий терпим ко всем и считает их всех своими, поэтому он не принадлежит к одной религии, но все религии принадлежат ему. Он может рассматривать религии как школьные классы: одни ходят в первый класс, другие – в классы постарше, то есть другие рассматривают жизнь более глубоко. И в каждом классе школы есть ученики, которые любят играть.

Сказать: «Вы не моей религии, только моя религия верна», – так же разумно, как сказать: «Вы не юрист, не купец, не ученый, ваш образ жизни неверен, вы должны быть, как я».

Сказать: «Все, кто принадлежат моему вероисповеданию, спасутся», – так же разумно, как сказать: «Каждый юрист, купец, ученый (в зависимости от случая) честен и отлично выполняет свою работу». Некоторые говорят о «номинальных» христианах и «истинных» христианах, но это только иной способ выразить мысль, что одни люди честнее в своей работе, а другие играют.

Может быть суфизм – это вера? Что мы имеем в виду под словом «вера»? В природе ума заложена вера, неверие приходит позже. Ни один неверующий человек не родился неверующим, ибо, если бы душа не верила с детства, он никогда не научился бы говорить. Все знание, которым владеет человек, он приобрел через веру. Когда он подкрепляет свою веру знанием, тогда приходит неверие в отношении того, с чем не может ужиться его знание, того, что не может найти оправдание его рассудка. Тогда он не верит в то, во что верил раньше. Неверующий – это тот, кто однажды переменил свою веру на неверие; неверие часто затмевает душу, но порой оно ее просветляет. Есть персидское изречение: «До тех пор, пока вера не переменится на неверие и снова неверие не обратится в веру, человек не станет настоящим мусульманином». Но когда неверие становится стеной на пути дальнейшего проникновения ума в жизнь, тогда оно затмевает душу, ибо тогда для дальнейшего прогресса нет возможности и гордыня человека и его удовлетворенность тем, что он знает, ограничивают диапазон его видения.

Вечные «почему» возникают в уме разумного, и, когда, к удовлетворению вопрошающего, на эти «почему» отвечает жизнь, он идет дальше и дальше, проницая различные планы жизни. Когда же эти «почему» не получают от жизни удовлетворительного ответа, тогда приходят сомнение, растерянность и неудовлетворенность, выливаясь в смятение, ярость и отчаяние. Иногда вера оказывается хуже неверия. Это бывает тогда, когда человек, упорный в своей вере, мешает своему развитию, не давая уму продвигаться в исследовании жизни, отвергая водительство и совет другого человека ради сохранения собственной веры. Тогда вера, которая сохраняется как добродетель, становится величайшим грехом. Как показывает практика, и вера и неверие в свое время становятся естественной тенденцией: человек, склонный верить, обретает привычку верить всему и вся, неверующий же в свое время приходит к полному неверию ни во что, будь то правильное или неправильное. Оптимистический характер – это характер верующего, а пессимизм, как правило, характерен для неверующего. Пророки всегда сулят награду верующему, они грозят неверующему наказанием, потому что шанс духовного озарения есть только в жизни верующего, тогда как неверующий окутывает свою душу собственным неверием.

Суфии склонны признавать четыре стадии веры:

Иман-э Мухмиль – на этой стадии человек верит в то, во что верят другие люди, но независимо от того, насколько сильна его вера, стоит людям, окружающим его, изменить свою веру, как он тут же изменит свою.

Иман-э Камиль – следующая стадия веры, является верой идеалиста, который верит в писание и спасителя. Он верит потому, что так написано в писании или проповедано спасителем. Его вера, конечно, не изменяется с переменой погоды, и все же он может отклониться, если каким-либо образом в его душе пробудится рассудок. По крайней мере, вера потускнеет, подобно пламени свечи, тускнеющей в лучах восходящего солнца. Когда встает солнце разума, оно пробивается и рассеивает тучи эмоций и приверженности, сотворенные такой верой.

Хак аль-Иман – третья стадия веры, когда человек верит, потому что его рассудок позволяет ему верить. Такой человек идет по жизни, неся в руке факел. Его вера основана на рассудке, она не может быть сломлена ничем, кроме еще более высокого рассудка, ибо это алмаз – единственное, что режет алмаз, рассудок один лишь может победить рассудок.

Айн аль-Иман – четвертая стадия веры – вера по убеждению: не только рассудок, но каждая частица существа человека убеждена и уверена в истине вещей, и нет ничего на земле, способного изменить такую веру. Если скажут ему: «Не ходи туда, там вода», – он ответит: «Нет, там земля, я это вижу сам». Это подобно тому, как видеть собственными глазами то, во что веришь. Эта вера – вера провидца, знание которого – его свидетель, вот почему его вера будет длиться и длиться вечно. Конечно, по мере развития души от стадии к стадии она должна ломать прежнюю веру, чтобы установить последующую, и это разрушение веры носит у суфиев название Тарк, что означает «отказ»: отказ от мирского идеала, отказ от небесного идеала, отказ от божественного идеала и даже отказ от отказа. Это приводит провидца к берегам высшей истины.

«Истина – это то, что не может быть полностью высказано, но то, что не может быть высказано, не всегда есть истина».

Не является ли суфизм мусульманством? Не магометанин ли суфий? Может быть, присоединяясь к сообществу суфиев, человек становится мусульманином? Является ли суфий последователем ислама? Слово ислам означает «мир, покой», это арабское слово. Ему соответствует еврейское слово салим (отсюда – Иерусалим). Покой и его достижение по всем направлениям является целью всего мира.

Но если под принадлежностью к мусульманству понимается обязательное выполнение определенных обрядов, если под словами «быть магометанином» подразумевается принятие определенных ограничений, то как может суфий вместиться в эту категорию, имея в виду, что суфий ставит себя вне каких бы то ни было ограничений подобного рода? Вовсе не отвергая Коран, суфий признает священные писания, которыми другие люди пренебрегают. Но суфий не является последователем какой-либо определенной книги. Такие блистательные личности, как Аттар, Шамс Табризский, Руми, Саади и Хафиз, выражали свои свободные мысли свободным языком. Для суфия откровение есть неотъемлемое свойство каждой души. Есть непрерывное течение божественного потока, не имеющего ни начала, ни конца.

Какова позиция суфия по отношению к христианству? В суфийском понимании есть место любому учению, содержащемуся в этом вероисповедании, – в уме того, кто понимает, не может быть антагонизма. Писания христианских мистиков свидетельствуют об интенсивности их поиска и преданности Возлюбленному, а есть лишь один Возлюбленный. Преданность Священному Сердцу открывает связь с философией суфия, который признает и практикует ее в самом истинном смысле.

Может быть, суфизм – это мистицизм? Подобно тому, как зеленый цвет считается цветом Ирландии, но все-таки нельзя сказать, что принадлежит он исключительно ирландскому народу, ибо каждый волен носить зеленые цвета, ведь зеленый цвет можно встретить по всему свету, так и мистиков ислама называют суфиями, но суфизм – божественная мудрость – предназначен всем и не ограничен определенной группой людей. Он существует от первого дня творения и будет продолжать распространяться и существовать до скончания мира. Суфизм есть мистицизм, если человек желает руководствоваться им в раскрытии души. И все же он вне мистицизма.

Может быть, суфизм – это теософия? Суфии не имеют установленной веры или неверия. Божественный свет представляет собой единственную поддержку их души, благодаря этому свету они видят свой путь, и видят его ясно, и в то, что они видят в этом свете, они верят, и в то, чего они не видят, они не вкладывают слепой веры. Все же они не мешают другим людям верить или не верить, полагая, что, может быть, другой человек владеет большим количеством света, поэтому он видит то и верит в то, что суфий не может видеть и, следовательно, верить в это. Или, быть может, меньшая доля света сделала зрение его смутным, и поэтому тот не может видеть и верить, как суфий. Вот почему суфии соотносят веру и неверие со ступенью эволюции каждой отдельной души. Задачей Муршида является возжечь огонь сердца и зажечь свет факела души своего мюрида и предоставить мюриду выбор верить или не верить, проходя по пути эволюции. Но в конце все кульминирует в одну веру: Хума ман ам, то есть «Я есмь все, что существует», и все остальные верования являются подготовкой к окончательной убежденности, которая в суфийской терминологии носит название Хак аль-Иман.

Как только слово «теософия» берется как некое фиксированное верование и неверие, тут же проявляется его различие с суфизмом. Вера и неверие являются причиной, вызывающей появление сект, каждая из которых ослеплена видением собственной исключительности из всего существующего. Как только мысль становится ограниченной, она тут же перестает иметь отношение к суфизму.

Может быть, суфизм – это школа мысли? Мудрость не ограничивается до одним географическим положением, как, например страна, город, здание или место для проведения собраний. Суфизм не может быть правильно описан как школа мысли, если под этим подразумевается наставление в рамках определенной доктрины, но, может быть, правильно говорить о нем как о школе мысли в плане того, что через суфизм человек познает мудрость, подобно тому, как в школе человек учится мудрости определенного рода. Суфизм стоит вне философии.

4

Рассматривая отношение суфия к правильному и неправильному – поскольку эти понятия созданы человеком, – можно спросить, какое тогда вообще имеет значение, что делает человек.

Ответ таков: это имеет значение для тех, для кого имеет значение, и это не имеет значения для тех, для кого не имеет значения. В этом отношении если суфий что-то и может сказать своему последователю, то следующее: остерегайся делать то, что затруднит выполнение предназначения твоей внутренней и внешней жизни. Не поступай против своего идеала, поскольку это никогда тебя не удовлетворит, ты не будешь доволен собой, и такая дисгармония внутреннего и внешнего «я» будет препятствовать покою, который является мечтой твоей жизни, без чего вся жизнь становится несчастьем. «Правильное» – это прямая дорога в жизни, которую склонна избрать душа, но когда человек начинает петлять, оставляя прямую дорогу жизни в стороне, сбившись из-за небрежности или по невежеству, а может быть, по причине слабости или же будучи привлечен неким искушением, встретившимся на пути, то можно сказать, что человек не прав.

Что такое добро и что такое зло? Есть два ответа на этот вопрос. Первый: можно сказать, что добро – это то, что вы считаете добром и последствие чего приятно вам и в начале, и в конце. Зло – это то, что вы считаете злом и последствие чего неприятно как в начале, так и в конце. Если поначалу добро и зло не имеют приятного или неприятного воздействия или имеют противоположный эффект в начале, то, приятны они или неприятны, станет ясно в конце. Второй же ответ таков: все, что представляется добрым или злым, – это противоположные концы одной линии, и трудно сказать, где кончается зло и начинается добро, поскольку это относительные термины. Меньшее добро покажется злом, будучи сопоставлено с большим добром. Меньшее зло в сравнении с большим злом покажется добром. Если не будет зла, добро не станет цениться. Без несправедливости справедливость не получит должной оценки. Вот почему вся радость жизни выражена в двойственности.

Почему в жизни так много страданий, тогда как Бог описывается как милостивый? Если бы Бог был отдельным от человека существом, если бы Он радовался страданиям человека, тогда можно было бы обвинять Его. Но Он, как это понимает суфий, страдалец и страдает, и все же Он пребывает вне любого страдания. Этот факт можно понять не только посредством того, что вы будете просто верить в Бога, но зная Его. Представьте, что ваши руки уронили тяжелую ношу прямо на ноги и ушибли их, – разве можно винить ваши руки? Нет, ведь они разделяют с ногами их боль, и, хотя кажется, что только ноги ушиблены, боль чувствует ваше абсолютное существо. На самом деле именно это существо чувствует ушиб, поэтому и рука разделяет боль ноги. Подобным же образом дело обстоит и в отношении Бога. Наша жизнь принадлежит Ему, а он не лишен чувств радости или боли, которые чувствуем мы. Он на самом деле чувствует то, что, как нам кажется, чувствуем мы, в то же время Его совершенное Существо удерживает Его над всеми земными радостями и болями, а наше несовершенство ограничивает нас, так что мы становимся подвержены всем радостям и болям, как бы малы они ни были.

В соответствии с убеждениями суфия разница между грехом и добродетелью подобна разнице между злом и добром. Это сравнимые понятия. Меньшая добродетель кажется грехом по сравнению с большей добродетелью, меньший грех в сравнении с большим грехом считается добродетелью. Душа имеет склонность к добру, и только в том случае, когда душа беспомощна в руках низшего «я», она склоняется ко злу.

Опять-таки, можно сказать: грех и добродетель суть критерии зла и добра, созданные учителями разных религий. Именно критерии морали поддерживают мир в состоянии порядка, и именно нарушение этого порядка вызывает упадок религии, что влечет за собой войны, голод и катастрофы. Для поддержания этого порядка к нам время от времени посылаются посланники, во всех частях света пребывают духовные управители. Можно спросить:

«Почему надлежит идти путем праведности и благочестия, для чего тратить свою жизнь на проповеди и просвещение человечества?» Это естественно. Каждое любящее и просветленное сердце имеет желание видеть и других наделенными тем же лицезрением славы, что дано ему. С другой стороны, кажется, что некоторые люди вполне счастливы в совершении греха. Разве нет в таком случае запрета, чтобы наложить его на грех? Ответ таков: грех никогда не может сделать человека счастливым. Даже если и есть в нем удовольствие на некоторое время, он отзовется эхом, а отзвук фальшивой ноты никогда не бывает приятен музыкальному слуху. Если же человек поистине счастлив в своем «грехе», то его можно успокоить тем, что на самом деле это его добродетель, и только для нас, с нашей точки зрения, его действия трактуются как греховные. Поэтому суфий придерживается собственного пути и не судит других.

Если между добром и злом, добродетелью и грехом существует лишь относительная разница, почему должно быть наказание за зло и награда за добро? Само по себе последствие добра уже является наградой за добро, а воздействие зла – уже наказание. Возможно, с нашей ограниченной точки зрения, мы относим воздействие к некоей третьей персоне – божественному идеалу. Но что тогда сказать об ортодоксальной вере, когда если человек попросит прощения перед смертью, то грехи его будут прощены Богом? Трудно поверить, что человек, который грешил всю жизнь, может быть прощен в ответ на простую просьбу, обращенную в смертный час. Ответ таков: абсолютно верно то, что все грехи жизни могут быть прощены волей Божественной милости в одно мгновенье, подобно тому, как химический раствор в один миг смывает пятна с камня. Истинный вопрос заключается в том, достаточно ли искренна эта просьба. И это не так просто, как кажется, поскольку это-то как раз и отдается на суд Божьей милости, и если человек в течение своей жизни вновь и вновь совершал грех, то с каждым таким грехом он все больше утрачивал веру в суд Божественного Существа и Его силу. Поэтому он заронил семя неверия в свое сердце, всходы его он вскормил своими грехами. Живя так, как же он сможет, подойдя к финалу, в одно мгновение развить достаточно веры, чтобы увериться в Божественной милости? Тогда эта простейшая задача превращается в самую сложную для него.

По этой причине учителя человечества в самом первом уроке религии заповедают веру. Грехи всей жизни простятся тому, кто всегда знает, что смерть может прийти в любое мгновение, и старается не делать ничего, что может не понравиться Господу, но если, в силу человеческого несовершенства, он когда-то не смог поступить правильно, то самым искренним образом может просить за это прощенья.