Почему я становлюсь такой чувствительной? Откуда это, и возможно ли делиться чувствительностью?

Почему я становлюсь такой чувствительной? Откуда это, и возможно ли делиться чувствительностью?

Каждый ребенок рождается чувствительным, в высшей степени чувствительным. Но общество не хочет, чтобы в мире было так много чувствительных людей; обществу нужны толстокожие люди. Ему нужны рабочие, солдаты, ему нужны жесткие люди, которые пошли против своего сердца. Ему нужны профессора, интеллектуалы, ему нужны ученые. Эти люди ничего не знают о своих собственных сердцах, о своей чувствительности.

То, что ты ощущаешь себя чувствительной, полно блаженства. Возможно, женщина больше способна быть чувствительной, чем мужчина, потому что ей не предстоит стать солдатом, она не будет убивать людей. Женщины более чувствительны, чем мужчины, потому что общество отстранило женщин от выполнения какой-либо значимой работы.

Это стало скрытым благословением. Женщина все еще остается человечной, в то время как мужчина превратился в монстра. Вся его работа, кажется, заключается в том, чтобы либо убивать, либо быть убитым. Вся его жизнь посвящена накоплению все большего и большего количества оружия. Кажется, вторая мировая война не удовлетворила его: он готовится к третьей. И запомните: каждый раз, когда солдат умирает на фронте, — это умирает чей-то отец, умирает чей-то сын, умирает чей-то муж. Мужчины сражаются и убивают друг друга, а женщины страдают.

И из-за того, что женщины страдали на протяжения веков, они становились все более восприимчивы к тонким оттенкам радости, страдания, боли, удовольствия. Не спрашивай: «Почему я становлюсь такой чувствительной?» Ты рождена чувствительной, это твое право от рождения. Если ты не ощущаешь чувствительность, ты можешь спросить: «Почему я не ощущаю себя чувствительной?»

Чувствительность — одно из главных проявлений религиозности.

Об одном из великих людей этого столетия, Джордже Бернарде Шоу рассказывают: один человек — талантливый художник, писатель — пришел к нему в гости и увидел в его саду так много прекрасных цветов, что не мог поверить своим глазам. Когда он вошел в комнату Бернарда Шоу, там не было ни единого цветка. Он спросил: «Странно... в вашем саду так много цветов, такое изобилие; вы не можете сорвать несколько цветов и поставить в вазу в своей комнате?»

Джордж Бернард Шоу ответил: «Я и детей люблю. Они так же прекрасны, как любой цветок, но я не отрезаю им головы, чтобы украсить свою гостиную. Цветы будут цвести, они будут танцевать под дождем, на солнце, на ветру. Там они — живые. Я не мясник; я не могу отрезать цветок от его жизненного источника, и мне не нравятся трупы в моей комнате». Он был прав. Он был чувствительным человеком, очень чувствительным.

Ты спрашиваешь: «Откуда это?» Это — из самого твоего существа. Не ищи внешних источников; это — твоя природа. «И возможно ли делиться чувствительностью?» Да, конечно.

Возможно, вы замечали, что, когда вы здороваетесь за руку с некоторыми людьми, ощущение такое, будто бы вы трясете мертвые ветви дерева, — в них нет жизни, нет тепла, нет энергии. И вы, должно быть, также испытывали другие ощущения при рукопожатии, когда вы чувствуете, как что-то передается, что-то происходит между вами — тепло, любящее дружелюбие. Если вы сядете рядом с такими людьми, то почувствуете прилив сил. А те, другие, — как мертвые ветви дерева... Если сесть рядом с ними, то у вас появится странное ощущение, будто из вас выпивают соки.

Есть тысяча и один способ делиться чувствительностью. Самый основной — это любовь — не любовные отношения, но чистая любовь, безусловная, ничего не требующая взамен, когда вы просто изливаете свои чувства на людей, даже на незнакомых, потому что любовь переполняет вас.

Теперь ученые говорят, что можно обменяться рукопожатием с деревом, и, если вы дружелюбны, то почувствуете невероятную чувствительность в самом дереве.

Есть старые истории, невероятные, которые не могут быть подтверждены фактами, хотя никто не знает, может быть, они правдивы. Говорят, что всякий раз, когда Будда проходил мимо дерева, на котором не было листьев, листья тут же появлялись, чтобы дать ему тень. Всякий раз, когда он садился под деревом, тысячи цветов расцветали и осыпали его лепестками. Возможно, это просто иносказание, а возможно, что это было на самом деле. И когда я это говорю, результаты современных научных исследований о деревьях подтверждают мои слова.

Первым лауреатом Нобелевской премии из Индии был Джагдишчандра Бозе, который доказал науке, что деревья не мертвы. За это ему присудили Нобелевскую премию. Но со времен Джагдишчандра Бозе произошло многое. Он был бы безмерно счастлив, если бы пришел и увидел, что удалось ученым. Теперь у них есть некое подобие кардиографа, который прикрепляется к дереву. Человек подходит к дереву, как друг, с любовью в сердце, и даже без ветра дерево начинает танцевать, и кардиограмма становится очень симметричной. График на бумаге становится гармонично прекрасным.

Когда другой человек подходит с топором, с мыслью срубить дерево, даже когда он еще не приблизился, кардиограмма начинает зашкаливать. Она теряет всю симметрию, всю гармонию, просто сходит с ума. Что-то собирается нанести вред дереву. Это странно, потому что дереву еще не причинили вреда: это лишь идея в уме дровосека. Дерево настолько чувствительно, что улавливает даже ваши мысли. А когда тот же человек подходит с топором без желания срубить дерево, график остается нормальным. В дереве нет страха, нет волнения.

И еще одна вещь, которую поняли о деревьях и о которой не думали раньше, — то, что если одно дерево дрожит от страха... Один ученый просто поместил несколько кардиографов на деревья вокруг, и, когда дерево начинало дрожать от страха, другие деревья тоже начинали переживать. Должно быть, они были старыми друзьями. Выросли в одной роще, делились друг с другом любовью, были дружелюбными. И они тотчас же реагировали.

Существование наполнено чувствительностью, а человек — венец всего существования. Естественно, твое сердце, твое существо готово переполниться. Ты скрывала это, подавляла это; твои родители и учителя сказали тебе быть твердой, быть сильной, потому что мир полон борьбы. Если ты не можешь бороться и конкурировать, ты будешь никем.

Поэтому немногие люди — поэты, художники, скульпторы — более не принадлежащие миру конкуренции, которые не надеются скопить миллиарды долларов, — единственные люди, у которых еще остались какие-то следы чувствительности.

Но медитирующий человек встал на путь мистика; он будет становиться более и более чувствительным. И чем больше вы делитесь вашей чувствительностью, вашей любовью, вашим дружелюбием, вашим состраданием, тем больше вы приближаетесь к цели стать мистиком.

Даже маленьких детей, особенно мальчиков, с самого начала лишают чувствительности, им говорят: «Ты не должен даже плакать». Это осуждается. Женщины могут плакать и рыдать, потому что их все еще не считают полноценными людьми. Они ниже мужчин; поэтому им позволено быть слабыми. Чувствительность преподносится как слабость.

Сильный человек не должен быть чувствительным. Когда он будет сносить людям головы, он не подумает дважды. В тот день, когда президент Трумэн приказал сбросить первые атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, — которые убили более двухсот тысяч людей, — он не спал до тех пор, пока не получил известия о том, что бомбы сброшены и, согласно расчетам, сработали отлично. Только тогда он пошел спать.

Утром его окружили журналисты, и их первым вопросом было: «Убив двести тысяч невинных людей, мирных жителей, не солдат, могли ли вы спать ночью?»

Президент Трумэн ответил: «Конечно! Впервые за несколько месяцев я спал очень крепко. Работа была выполнена отлично. Теперь Япония вынуждена сдаться. Когда я получил эти новости, то был так доволен, что впервые проспал всю ночь, даже ни разу не проснувшись».

Это очень нечувствительный человек, хотя зовут его «Тру Мэн[2]»! С того самого дня я стал называть его президентом Нетрумэном.

Но с самого детства его голова развивалась, а сердце осталось абсолютно неразвитым...

Эрни разговаривал с Ронни, соседским мальчиком.

— Сколько тебе лет? — спросил Эрни.

— Я не знаю, — ответил маленький Ронни.

— Тебя волнуют женщины? — поинтересовался Эрни.

— Нет, — ответил Ронни.

— Значит, — с видом знатока заключил Эрни, — тебе четыре.

Мой последний совет тебе: продолжай двигаться вверх. Ты можешь никогда не достичь вершины, но это точно верное направление. Чувствительность — начало новой возможности в твоем существе. Не бойся, просто продолжай двигаться выше и выше. Становись все более чувствительной. Есть надежда, что это приведет тебя к высочайшему цветению человечества — к мистической розе.

В доме Пэдди был особенный день, и Морин спустилась на завтрак в предвкушении чего-то радостного.

— Это наша десятая годовщина, — прошептала она Пэдди, который читал газету, — давай приготовим цыпленка с нашей фермы и отпразднуем.

Пэдди поднял глаза и сказал:

— Зачем убивать невинную птицу из-за того, что случилось десять лет назад?

— Какой-то молодой человек пытается забраться в мою комнату через окно! — кричала старая миссис Клайнман в телефонную трубку.

— Извините, леди, — прозвучало в ответ, — вы позвонили в пожарную часть, а вам нужна полиция.

— Нет-нет, — взмолилась она, — мне нужна пожарная часть. Ему требуется лестница повыше!

— Мой бедный муж, — сказала миссис Гинсберг своему психоаналитику, волоча мужа за собой, — он убежден, что он — счетчик для оплаты на парковке.

Психоаналитик посмотрел на ее молчаливого, нездорового супруга и спросил:

— Почему он сам ничего не скажет? Он не умеет разговаривать?

— Как он может, — сказала миссис Гинсберг, — со всеми эти монетами во рту?

Вы живете в очень нездоровом, печальном мире. Если вы не перестанете быть частью толпы и не заявите о своей подлинной сущности, вы утонете в грязи этого мира.

В моем понимании саньясин — это тот, кто прилагает всевозможные усилия, чтобы избавиться от того безумия, которое ему навязывают.

Чувствительность поможет вам стать здоровыми, здравомыслящими. И если вы будете продолжать двигаться в нужном направлении, это станет вашей медитацией и, в конечном счете, вашим мистическим опытом просветления.