Глава 5 В ПЕЩЕРЕ ДРЕВНИХ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

В ПЕЩЕРЕ ДРЕВНИХ

Я мчался по коридору. Не сбавляя скорости даже на поворотах, я представлял нешуточную опасность для тех, кто случайно мог оказаться на моем пути. Старый лама схватил меня на бегу, основательно встряхнул и сказал:

— Негоже, мой мальчик, истинному буддисту пребывать в столь неподобающей спешке.

Затем он присмотрелся ко мне повнимательней и узнал во мне подопечного ламы Мингьяра Дондупа. Пробормотав что-то, прозвучавшее как «Ульп!», он отшвырнул меня, будто горящий кусок угля, и поспешил своей дорогой. Я смог беспрепятственно продолжить свой путь. У входа в комнату Наставника я резко затормозил и чуть не упал: рядом с ним стояли двое старших настоятелей. Моя совесть пережила не лучшие минуты: что я такого натворил? Еще хуже — какой из моих старых «грешков» раскрылся? Такие важные персоны вряд ли стали бы дожидаться маленького мальчика, разве только с недобрыми вестями. Ноги стали ватными. Я начал судорожно перебирать в памяти, за что меня могут изгнать из Чакпори. Один из настоятелей взглянул на меня и улыбнулся с теплотой старого айсберга. Другой повернулся ко мне лицом, высеченным из обломка Гималаев. Мой наставник захохотал.

— Да, Лобсанг, совесть у тебя явно нечиста! Кстати, эти почтенные братья тоже владеют искусством телепатии.

Более свирепый из двух окинул меня тяжелым взглядом и голосом, похожим на горный обвал, изрек:

— Тьюзди Лобсанг Рампа, посредством исследования, предпринятого по личному указанию Высочайшего, было достоверно установлено, что ты Распознан как настоящая Инкарнация…

У меня голова пошла кругом. Запутавшись в придаточных предложениях, я с трудом понимал, о чем он говорит.

— … а также стиль, ранг и титул Лорда Настоятеля будут присвоены тебе на основании этого на церемонии, время и место которой будут назначены позднее.

Оба настоятеля торжественно поклонились ламе Мингьяру Дондупу, затем так же торжественно — мне. Взяв какую-то книгу, они вышли, и вскоре звуки их шагов затихли. Проводив их взглядом по коридору, я стоял как пришибленный. Меня вернули к жизни сердечный смех Наставника и его рука, сжавшая мое плечо.

— Теперь ты знаешь, из-за чего был весь этот сыр-бор. Тесты всего лишь подтвердили то, о чем мы знали с самого начала. Это нужно отметить. Кроме того, у меня есть для тебя интересные новости.

Он проводил меня в соседнюю комнату. Здесь царило торжество индийской кухни. Не нуждаясь в особых приглашениях, я тут же принялся за еду.

Позже, когда есть больше не было сил и один вид оставшихся угощений вызывал во мне тошноту, Наставник встал и пошел обратно в первую комнату.

— Высочайший позволил рассказать тебе о Пещере Древних, — сказал он и тут же добавил: — Более того, Высочайший настоял на этом.

Он искоса посмотрел на меня и шепотом заметил:

— Через несколько дней мы отправим туда экспедицию.

Волна возбуждения прокатилась по моему телу. У меня возникло странное, непривычное ощущение, будто я возвращаюсь «домой», в давно знакомое, но забытое место. Наставник внимательно смотрел на меня. Когда под его настойчивым взглядом я поднял голову, он кивнул.

— Я, как и ты, Лобсанг, прошел специальную подготовку. Мой Учитель давно ушел из этой жизни. Его пустая оболочка и сейчас находится в Зале Золотых Образов. С ним я обошел огромные пространства всего мира. Тебе, Лобсанг, предстоит путешествовать в одиночестве. Теперь же сиди спокойно: я расскажу, как была открыта Пещера Древних.

Я облизнул губы: именно об этом мне давно хотелось узнать. Слухи в монастыре, как и в любом другом сообществе, разносились со скоростью света, достигая самых скрытых уголков. Некоторые из них, очевидно, были не более чем слухами. Но тут было совсем другое дело, и, так или иначе, я верил тому, что услышал.

— Я был совсем молодым ламой, — начал рассказ Наставник. — Мы с Учителем и тремя такими же ламами исследовали отдаленные горные районы. За несколько недель до этого был слышен необычайный грохот, вызвавший камнепад. И мы отправились на поиски его причин. Несколько дней мы кружили у основания высокогорной вершины. Ранним утром пятого дня Учитель встал, казалось еще не проснувшись. Он выглядел слегка ошеломленным. Мы пытались разговаривать с ним, но он не отвечал. Меня охватило беспокойство. Полагая, что он болен, я начал придумывать, как спустить его вниз, на многие мили. Медленно, как будто находясь во власти неведомой силы, он приподнялся, немного помешкал и наконец выпрямился, двинулся вперед, поминутно спотыкаясь и конвульсивно вздрагивая. Содрогаясь от страха, мы последовали за ним. Мы карабкались вверх по отвесному каменному склону, дождь мелких камней сыпался нам на голову. Наконец, достигнув кромки вершины, мы остановились и осмотрелись. Я испытал чувство досады: перед нами лежала маленькая долина, почти полностью покрытая огромными валунами. Очевидно, здесь и зародился камнепад. Трещина или землетрясение заставили склон лишиться части камней. В ярком солнечном свете нашему взору предстали огромные раны недавно обнаженной скалы. Печально свисали мхи и лишайники, лишенные привычной поддержки. Я с отвращением отвернулся. Кроме сильного камнепада, здесь ничто не занимало моего внимания. Я собрался спускаться обратно, но шепот «Мингьяр!» остановил меня. Один из моих товарищей показывал вперед. Под действием странного принуждения Учитель по-прежнему медленно продвигался вниз по склону горы.

Я сидел очарованный. Наставник замолчал, выпил глоток воды и продолжил:

— Потеряв всякую надежду, мы наблюдали, как он спускался в долину, усыпанную камнями. Мы неохотно последовали за ним, каждое мгновение ожидая смертельного падения. Оказавшись внизу, Учитель без колебания выбрал правильный путь, через валуны и вскоре добрался до противоположного края долинки. К нашему ужасу, он начал лезть вверх, цепляясь руками и ногами за невидимые с расстояния в несколько ярдов уступы. У нас не было выбора. Мы не могли вернуться и сообщить, что старший из нас скрылся в горах, а мы побоялись сопровождать его, хотя путешествие в самом деле было опасным. Тщательно выбирая путь, я полез первым. Воздух становился все более разреженным. Вскоре у меня запершило в горле, а легкие пронзила резкая и сухая боль. На высоте, возможно, пятисот футов над долиной я распростерся на узкой полочке, чтобы отдышаться. Собираясь возобновить подъем, я глянул вверх. Желтая мантия Учителя скрылась за уступом далеко впереди. Я стиснул зубы и, цепляясь пальцами за камни, начал снова пробираться вверх. Товарищи так же неохотно двинулись за мной. Теперь, когда мы вышли из-под укрытия гор, пронизывающий ветер трепал наши мантии. Камни срывались вниз, и мы с большим трудом продолжали восхождение.

Наставник снова остановился, чтобы глотнуть воды и убедиться, что я внимательно слушаю. Я слушал — еще как!

— Наконец, — продолжил он, — мои шарящие пальцы нащупали край плоской полки. Покрепче ухватившись, я крикнул вниз, что нашел место для привала, и подтянулся. Это был уступ, слегка наклоненный к горе, поэтому с других точек он не был виден. На первый взгляд он казался шириной около десяти футов. Я не стал осматриваться дальше, а встал на колени и помог взобраться остальным. Вскоре после многих страданий мы стояли вместе, ежась на холодном ветру. Было совершенно очевидно, что именно камнепад обнажил этот уступ. Присмотревшись, я увидел в горной стене какую-то щель. В самом деле? Может, это только тень или островок лишайника? Мы как один рванулись вперед. Это была трещина около двух с половиной футов шириной и высотой около пяти футов. Учителя не было и следа.

Я мог отчетливо нарисовать эту сцену в своем воображении. Но было не время для самоанализа. Мне не хотелось упустить ни единого слова.

— Я отошел на шаг назад и посмотрел, не полез ли Учитель выше, — продолжал дальше Наставник, — но не увидел его. Превозмогая страх, я заглянул внутрь расщелины. Там было темно, как в могиле. Согнувшись, как только мог, я дюйм за дюймом начал протискиваться вовнутрь. Когда я прополз футов пятнадцать, мне пришлось обогнуть очень острый угол, затем еще один и еще. Если бы я не был парализован испугом, я бы вскрикнул от удивления: там был свет, мягкий серебристый свет, ярче ярчайшего лунного. Свет, никогда раньше мною не виданный. Я оказался в просторной пещере. Свод ее потолка скрывался где-то в высоте. Один из моих товарищей отодвинул меня с пути, но тут же сам был отодвинут другим. Вскоре мы, все четверо, стояли в испуге, молча созерцая фантастическое зрелище. Зрелище, которое каждому из нас поодиночке навеяло бы мысль о собственном безумии. Больше всего пещера напоминала огромный зал. Она занимала такой объем, что, казалось, вся гора изнутри была полая. Свет был повсюду: он лился из множества шаров, подвешенных в темноте свода. Неведомые машины заполняли пространство. Даже с потолка свисали странные аппараты и механизмы. Я с изумлением обнаружил, что некоторые из них покрыты чем-то похожим на чистейшее стекло.

Мои глаза, должно быть, округлились от удивления, потому что Лама, прежде чем возобновить рассказ, улыбнулся.

— Мы почти забыли об Учителе. Когда он внезапно появился, мы в испуге подскочили на месте. Глядя на наши выпученные глаза и перекошенные лица, он прыснул от смеха. Теперь, как мы видели, он избавился от той странной непреодолимой силы. Мы стали ходить вместе, рассматривая неизвестные машины. Для нас они казались лишенными назначения: всего лишь груды металла и ткани странной экзотической формы. Учитель направился к довольно большой черной панели, которая была вмонтирована отдельно в одну из стен. Когда он был уже готов прикоснуться к ее поверхности, она вдруг повернулась, открывая проход. Теперь у нас не было сомнений в том, что мы попали в заколдованное место или оказались под действием неизвестного галлюциногена. Учитель отскочил в тревоге. Панель сразу же стала на место. Один из лам отважился протянуть к ней руку, и она отворилась снова. Сила, которой мы не могли противостоять, понесла нас вперед. Мы боролись за каждый шаг, но без всякого результата, и вскоре миновали дверной проем. Внутри стояла полная темнота, такая же, как в пещере отшельника. Неодолимая сила протащила нас еще немало футов, прежде чем опустила на пол. Ничто не происходило, и к нам постепенно возвращалось спокойствие, но вдруг мы услышали страшный скрежет, будто царапали и стучали металлом по металлу.

Я невольно поежился. Мне пришла в голову мысль, что я непременно умер бы там от страха. Наставник продолжал:

— Медленно, почти неуловимо, в темноте перед нами образовалось туманное свечение. Вначале это были лишь слабые отблески розовато-голубого оттенка, будто под нашим пристальным взглядом материализовывался призрак. Светящийся туман расползался, становясь все ярче, и нам стали видны очертания диковинных машин, заполнивших почти весь огромный зал, кроме того места на полу, где мы сидели. Свет втягивался сам в себя, свиваясь в причудливые кольца, то тускнея, то становясь ярче, и наконец застыл в форме сферы. У меня родилось странное и необъяснимое чувство от старинного механизма, приходящего в движение после целой вечности бездействия. Мы, все пятеро, упали на пол, буквально лишившись чувств. Я ощутил в мозгу стороннее вмешательство, как если бы потерявшие рассудок ламы-телепаты забавлялись своим искусством. Затем ощущение изменилось и стало столь же отчетливым, как речь.

Наставник прочистил горло и снова потянулся к воде, но замер на полдороге.

— Лучше чай, Лобсанг, — сказал он, звоня в колокольчик. Очевидно монах-служка знал, что нам нужно, потому что сразу принес чай… и пирожные!

— Внутри светящейся сферы мы увидели картины, — продолжал лама Мингьяр Дондуп. — Сначала туманные, они становились все отчетливей и вскоре перестали быть просто картинами. Мы действительно видели события.

Я не мог больше сдерживаться.

— Но, достопочтенный Лама, что Вы увидели? — спросил я, дрожа от нетерпения.

Лама протянул руку и налил себе еще чаю. Мне кажется, я никогда не видел, чтобы он ел эти сладкие индийские пирожные. Чай — да, он пил много чая, но насколько я знаю, он признавал только самую простую и неприхотливую пищу. Гонг позвал на вечернюю службу, но Лама не шелохнулся. Когда мимо пробежал последний монах, он глубоко вздохнул и сказал:

— Теперь я продолжу. Он возобновил рассказ:

— Вот то, что мы видели и слышали и что предстоит увидеть и услышать тебе в не столь отдаленном будущем. Тысячи и тысячи лет тому назад на этой земле существовала высокоразвитая цивилизация. Люди умели летать по воздуху на машинах, преодолевающих действие гравитации, люди создавали аппараты, передающие мысли на расстояние, отображая их в мозгу в виде картин. Они смогли расщепить атом и в конце концов взорвали бомбу, которая сокрушила мир, заставив одни материки потонуть в океане, а другие — подняться со дна. Мир был разрушен. Теперь легенда о потопе есть в каждой из религий.

Последняя часть рассказа не произвела на меня впечатления.

— Учитель! — воскликнул я. — Такие картины можно увидеть и в «Хрониках Акаши». Зачем подвергаться опасностям в горах лишь для того, чтобы увидеть вещи, которые и так нам доступны?

— Лобсанг! — грозно произнес Наставник. — Мы можем увидеть эти картины в астрале и в «Хрониках Акаши» потому, что последние содержат информацию обо всем, что случилось. Мы можем увидеть, но не прикоснуться. Мы отправляемся в астральное путешествие и возвращаемся назад, но нам не дано даже, — он слегка улыбнулся, — захватить с собой смену белья или принести оттуда хотя бы цветок. Мы можем увидеть все, но чтобы изучить эти машины в деталях, нам придется идти в горы.

— Как странно, — сказал я, — что машины, возможно со всего мира, спрятаны только в нашей стране!

— Но ты ошибаешься, — возразил Наставник. — Подобное помещение есть и в Египте. Комната с такими же машинами расположена в Южной Америке. Я их видел и знаю, где они находятся. Люди прошлого скрыли свои изделия, чтобы следующие поколения смогли найти их, лишь когда будут готовы к этому. Случайный обвал обнажил вход в эту пещеру, а войдя вовнутрь, мы узнали и об остальных. Но день уже в разгаре. Вскоре семеро, и мы с тобой в том числе, отправимся в путь и снова посетим Пещеру Древних.

В последующие дни меня лихорадило от возбуждения. Мне приходилось держать свое знание при себе. Другим сказали, что мы отправляемся в горы для сбора растений. Даже в уединенной Лхасе встречались люди, которые постоянно искали личного обогащения: представители Китая, Англии, России, некоторые миссионеры, торговцы из Индии — они все хотели узнать, где мы прячем золото и алмазы, всегда были готовы использовать то, что сулит им выгоду. Так что истинная цель путешествия держалась в строжайшей тайне.

Спустя пару недель после разговора с Наставником мы были готовы к отправлению. Нас ждало долгое восхождение по едва знакомым ущельям и скалистым тропам. Сейчас в Тибете коммунисты, поэтому расположение Пещеры Древних должно держаться в секрете. Это вполне реальное место, и, овладев предметами из Пещеры, коммунисты могли бы покорить весь мир. Все, что я пишу, кроме истинного пути в Пещеру, — абсолютная правда. Настоящая карта, с множеством заметок и указателей, спрятана в надежном месте, и, когда придет время, силы свободы смогут найти ее.

Мы медленно сошли с Чакпори по тропе, продолжив свой путь вдоль Кашья-Линга, миновали этот парк и по дороге спустились к переправе, где нас ожидал паромщик. Нас было семеро, и нам понадобилось некоторое время, чтобы преодолеть Кай Чу на надувной лодке. Наконец все мы оказались на противоположном берегу. Завернув в тюки еду, веревки и сменную одежду, мы выбрали путь на юго-запад. Мы шли, пока садящееся солнце и удлиненные тени не сделали трудным восхождение по каменистой тропе. Затем, в сгустившейся темноте, мы скромно перекусили и расположились на ночлег с подветренной стороны огромных валунов. Как только моя голова оказалась на тюке со сменой одежды, я провалился в сон. Большинство тибетских монахов на уровне лам спали, как предписывалось уставом, сидя. Я и многие другие чела спали лежа, но были обязаны, следуя правилам, делать это только на левом боку. Последнее, что я увидел, была фигура ламы Мингьяра Дондупа на фоне темного ночного неба, который сидел, как статуя, высеченная из камня.

Мы проснулись с первым светом зарождающегося дня, экономно позавтракали, взвалили на плечи тюки и продолжили путь. Мы шли весь этот день и весь следующий. Миновав предгорье, мы попали в настоящие горные районы. Вскоре нам пришлось связаться в цепочку, и самый легкий — то есть я! — был отправлен вперед, чтобы переправляться через опасные ущелья и, закрепляя страховку на каменных утесах, обеспечивать безопасность более тяжелых. Так, помогая друг другу, мы продолжали идти. И вот, когда мы остановились у склона могучей скалы, почти лишенной уступов для рук или ног, Наставник сказал:

— Через эту плиту, вниз по другой стороне, через долину — и мы у входа в Пещеру.

Мы рыскали у основания и искали, за что бы ухватиться. Видимо, камнепады за многие годы стерли малейшие трещины и выступы. Истратив почти весь день впустую, мы все же нашли каменный «дымоход» и поползли по нему, упираясь ногами и спиной в противоположные стены. Задыхаясь и пыхтя в разреженном воздухе, мы взобрались наверх и осмотрелись. Наконец перед нами была долина. Мы настойчиво всматривались в дальний склон, но не могли различить на его гладкой поверхности ни пещеры, ни даже щели. Долина была усеяна огромными валунами. Хуже того, по центру ее пересекал быстрый горный ручей.

Мы осторожно спустились на дно долины и направились к берегу ручья, пока высокие валуны не сделали путь слишком рискованным для тех, кто не мог скакать с камня на камень. Длины моих ног не хватало для подобных прыжков, и я был постыдно протащен через ледяной поток на конце веревки. Другого неудачника, маленького, слегка пухлого ламу, также переправили волоком. На другом берегу мы выжали мокрые мантии и надели их снова. Брызги промочили нас до самых костей. Аккуратно выбирая путь по камням, мы пересекли долину и остановились у последнего барьера — каменной плиты. Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, указал на свежую царапину.

— Смотрите! — сказал он. — Следующий обвал сорвал уступ, на который мы поднимались.

Мы отошли немного назад, пытаясь оценить предстоящее восхождение. Ближайший уступ находился на высоте двенадцати футов, и другого пути не было. Самый высокий и сильный лама встал, расставив руки и опершись о склон, легчайший из лам взобрался к нему на плечи и сделал то же. Наконец подняли меня, и я смог подняться на плечи верхнему. С веревкой, обвязанной вокруг пояса, я осторожно вполз на полочку.

Монахи внизу давали указания, в то время как я, почти умирая от страха, продолжал карабкаться вверх, пока не накинул веревочную петлю на выступающий камень. Я подполз к краю полки, и мимо меня один за другим проследовали шестеро лам. Последний отвязал веревку и обернул ее вокруг пояса. Вскоре передо мной повис свободный конец. Мне крикнули, чтобы я обвязался и меня могли подтянуть выше. Мой рост был слишком мал, и без посторонней помощи я не смог бы дотянуться до следующего уступа. Я отдохнул снова на гораздо более высокой площадке и забросил веревку наверх. Наконец я был втащен на самую верхнюю ступеньку, где меня ожидали остальные. Будучи людьми добрыми и деликатными, они задержались, чтобы мы могли войти в пещеру вместе, и нужно признать, от этой заботы у меня потеплело на сердце.

— Теперь, когда мы втащили «наш талисман», можно продолжать путь, — проворчал один из них.

— Конечно, — отозвался я, — но самому меньшему пришлось двигаться первым, иначе вас бы здесь не было!

Они засмеялись и повернулись к хорошо замаскированной трещине.

Я с удивлением осматривался по сторонам. Вначале я не видел входа в пещеру. То, что я увидел, было похоже на сухой камень, по которому раньше текла вода или рос лишайник. Затем, когда мы пересекли выступ, я увидел, что на самом деле это расселина в гладкой скале. Большой лама взял меня за плечи и протолкнул в расселину, сказав добродушно:

— Полезай-ка ты первым, выгонишь оттуда всех дьяволов, тогда и мы последуем за тобой!

Так и получилось, что мне, самому маленькому и наименее важному в группе, было суждено первым войти в Пещеру Древних. Я протиснулся вперед и завернул за угол. Я слышал, как позади меня через расселину протискивались взрослые ламы. Вдруг впереди меня блеснул свет, и некоторое время я не мог прийти в себя от страха. Я стоял неподвижно у каменной стены, не в силах отвести взгляда от фантастического зрелища, открывшегося моим глазам. Пещера казалась раза в два больше, чем внутреннее пространство Великого собора в Лхасе. Однако в отличие от этого собора, внутри которого всегда царили сумерки и тускло светились масляные лампы, здесь было так же светло, как в полнолуние безоблачной ночью. Нет, здесь было даже светлее. О сиянии полной луны мне напомнило качество этого света. Я посмотрел вверх на светильники, которые излучали этот свет. Ламы столпились рядом со мной; так же как и я, они пристально смотрели на источник света. Мой Наставник сказал:

— Старые писания гласят, что раньше освещение здесь было намного ярче, а теперь, по прошествии многих тысячелетий, эти лампы горят уже не так, как прежде.

Долгое время мы стояли молча и неподвижно, будто боясь разбудить спящего бесконечные годы. Затем, повинуясь общему порыву, мы двинулись по твердому каменному полу к первой машине, стоящей неподалеку. Мы боялись к ней прикоснуться, но нам все же было очень любопытно, что бы это могло быть. От долгих лет она потускнела, хотя казалась готовой к немедленному использованию, — если бы кто-то знал, для чего она нужна и как ею управлять. И остальные приборы привлекали наше внимание, но по-прежнему безрезультатно. Они нам казались слишком совершенными. Я отошел в сторону, туда, где на полу покоилась квадратная платформа, шириной, должно быть, фута три, окруженная перилами. Из ее днища торчало нечто вроде складной трубы. Не преследуя определенной цели, я ступил на нее. В следующее мгновение меня едва не хватил удар: платформа слегка задрожала и стала подниматься. Я был настолько напуган, что мог лишь в отчаянии вцепиться в поручни.

Снизу на меня смотрели шестеро оцепеневших лам. Труба развернулась и качнула платформу к одной из светящихся сфер. Я безнадежно смотрел вниз через перила. До земли было уже тридцать футов, а платформа все еще поднималась. Я подумал, что окажусь поджаренным, как бабочка в огне масляной лампы. Что-то скрипнуло, и подъем прекратился. Свет пылал всего в нескольких дюймах от моего лица. Я робко протянул руку: сфера была холодна как лед. Ко мне начало возвращаться спокойствие, и я огляделся. Вдруг меня пронзила леденящая душу мысль: как я спущусь обратн. Я метался с краю на край, пытаясь найти хоть какой-нибудь путь к спасению, но, кажется, его попросту не было. Когда я почти отчаялся, платформа снова вздрогнула и неохотно поползла вниз. Я спрыгнул, едва дождавшись, когда она опустится на землю. Не хотелось испытывать судьбу — вдруг этой штуке опять захочется полетать!

У дальней стены я увидел распластавшуюся фигуру. Мурашки забегали у меня по спине. Это было тело кота, с плечами и головой женщины, припавшее к земле. Его глаза казались живыми. Еще больше испугало меня выражение его лица — не то насмешливое, не то чудаковатое. Все это время один из лам, стоя на коленях, тщательно исследовал какие-то отметки.

— Смотрите! — позвал он. — Эти рисунки-письмена изображают беседу людей с котами; они показывают, что есть душа, покинувшая тело и блуждающая в потустороннем мире.

Охваченный научным рвением, он углубился в исследование напольных картин — он назвал их иероглифами, — ожидая, что еще кто-нибудь проявит аналогичный энтузиазм. Этот лама был человеком высокообразованным, одним из тех, для кого изучение древних языков не составляло особого труда. Остальные, тем временем, продолжали толпиться у странных машин, споря об их назначении. Внезапный крик заставил нас в испуге обернуться. У дальней стены стоял высокий худой лама. Оказалось, что он засунул голову в потускневший металлический ящик. Он стоял, наклонившись, и вся его голова была спрятана в ящике. Двое поспешили к нему на подмогу. Они попытались вытащить его наружу, но он только яростно крикнул и рванулся назад.

Как странно! — подумал я. — Даже степенный, хорошо обученный лама потерял здесь рассудок.

Затем длинный и худой лама все же отошел от стены, но его место тут же занял другой. Как я позже понял, они смотрели на движущиеся машины. Наставник пожалел меня и подсадил к тому, что, по-видимому, было «глазами». Я, как мне посоветовали, ухватился за поручни и увидел внутри ящика людей и те же машины, которые были сейчас в зале. Люди управляли машинами. Я увидел, что платформой, на которой я поднимался к светящейся сфере, можно управлять, и она представляет собой движущуюся лестницу, или скорее аппарат, с помощью которого можно обходиться вообще без лестниц. Большинство увиденных здесь машин были настоящими действующими моделями, такие же я не раз впоследствии встречал в научных музеях по всему миру.

Мы направились к панели, о которой я уже слышал от Наставника, и с нашим приближением она отворилась с резким скрипом и так громко, что от испуга мы едва не попадали на пол. Внутри нас встретила кромешная тьма. Казалось, нас обволакивали густые черные облака. Узкие канавки, проделанные в полу направляли наше движение. Мы шли, шаркая ногами, и, когда канавки закончились, сели. Как только мы сделали это, раздалась серия скрипов, будто металлом скребли о металл, едва уловимый свет прокрался сквозь темноту — и темнота исчезла. Мы осмотрелись и увидели еще больше неизвестных нам машин. Здесь были статуи и картины, выгравированные на металле. Но прежде чем мы успели окинуть пространство торопливым взглядом, свет начал втягиваться сам в себя и вскоре образовал в центре зала светящийся шар. Возникли картины, поначалу расплывчатые и неясные. Но со временем они становились все более яркими и реальными, приобретая рельефность. Мы внимательно наблюдали…

Это был мир далекого-далекого прошлого. Мир во времена своей молодости. Горы стояли там, где теперь были моря; прекрасные морские курорты там, где теперь горные вершины. Климат был теплее, и странные существа бродили по суше. Это был мир научного прогресса. Мимо катились неведомые машины; они летели в дюйме над землей или на высоте в несколько миль. Великие храмы упирались вершинами в небеса, бросая вызов облакам. Люди говорили с животными телепатически. Но не было всеобщего благоденствия, политики воевали против политиков. Мир был разрозненным лагерем, в котором каждая сторона домогалась чужой земли. Страх и подозрительность сопровождали жизнь обычного человека. С обеих сторон священники твердили, что только к ним благосклонны боги. На картине перед нами служители культа шумно проповедовали свой собственный способ спасения. Какой ценой! Убить врага — священная обязанность, учили приверженцы каждой секты. И на том же дыхании проповедовали, что все люди на Земле — братья. При этом братоубийство не казалось им чем-то нелогичным.

Мы видели сражения, и большую часть жертв в них составляло мирное население. Военные под прикрытием брони оказывались куда в большей безопасности. Старикам, женщинам, детям — тем, кто не мог сражаться, приходилось страдать. Перед нами промелькнули ученые, трудившиеся в лабораториях над еще более смертоносным оружием, создавая все более мощные бомбы, чтобы сбросить их на головы врагов. Серия картин изображала группу людей, погруженных в печальные раздумья. Они проектировали Капсулу Времени (то, что мы называем теперь Пещерой Древних), чтобы сохранить в ней для грядущих поколений копии своих машин, иллюстрации своей культуры и ее отсутствия. Гигантские экскаваторы вгрызались в горную породу. Орды рабочих устанавливали модели и аппаратуру. Мы видели, как поднимали на место шары, изготовленные из инертного радиоактивного вещества, дающие свет на протяжении миллионов лет. Инертного, не причиняющего вреда человеку, и активного, имеющего способность светить до конца самого Времени.

Мы поняли, что можем понимать и речь. Этому нашлось простое объяснение: мы воспринимали ее телепатически. Такие же помещения были спрятаны в песках Египта, в пирамидах Южной Америки и в одном месте в Сибири. Каждое место было отмечено символом времени — сфинксом. Мы увидели огромные скульптуры сфинксов, которые происходили не из Египта, и получили толкование их формы. В то далекое время люди и животные жили и трудились вместе. Кот был самым совершенным животным по силе и уму. Человек и сам является животным, и древние создали статую гигантского кошачьего тела, символизирующую силу и выносливость кота, поместив на него голову и грудь женщины. Голова была призвана показать человеческие разум интеллект, в то время как грудь указывала на то, что человек и зверь могут черпать умственную и духовную пищу друг от друга. Тогда этот символ был так же распространен, как в наше время — изображения Будды, Распятия или Звезды Давида.

Мы видели океаны с плавающими городами, которые двигались от одного берега к другому. В небе беззвучно проплывали большие воздушные машины. Они могли парить неподвижно, могли срываться с места, развивая безумную скорость. В нескольких дюймах над поверхностью земли двигались автомобили, но что держит их в воздухе, мы так и не смогли определить. Над городами протянулись мосты и тонкие, как нити, дороги. Пока мы смотрели, в небе появилась яркая вспышка, и один из самых больших мостов на наших глазах превратился в груду беспорядочно спутанных балок и проводов. Другая вспышка — и большая часть города исчезла в непроглядном дыму. Над руинами выросло странное, пугающе красное облако, грубо напоминающее по форме гриб высотою в несколько миль.

Картина потускнела, и мы снова увидели создателей Капсулы Времени. Они решили, что наступило время ее запечатать. Мы наблюдали церемонию. В машины заносились «запечатленные картины жизни», звучали прощальные речи:

— Люди будущего, если вы существуете!

— Это человечество было близко к самоуничтожению, или, по крайней мере, это казалось очень вероятным.

— Под этими сводами хранятся записи наших успехов и нашего безумия. Они принесут благо той расе будущего, которая окажется способной найти и понять их.

Телепатический голос затих и картинка почернела. Мы сидели в тишине, ошеломленные увиденным. Позже, пока мы продолжали сидеть, свет появился снова, и мы заметили, что теперь он исходит прямо от стен.

Мы встали и осмотрелись. И этот зал был густо уставлен механизмами. Копии городов и мостов — все было сделано из камня или металла неведомой природы. Некоторые экспонаты были отгорожены совершенно прозрачной оболочкой. Это не было стеклом, мы не знали, что это, — но оно надежно предохраняло модели от наших прикосновений. Вдруг мы подскочили на месте: на нас смотрел огромный красный глаз, и он подмигивал нам! Я было приготовился бежать, но мой Наставник шагнул к машине. Он глянул на нее сверху и прикоснулся к ручке. Красный глаз исчез. Вместо него на маленьком экране появилось изображение другого помещения, соседствующего с главным залом. В наш мозг прилетело послание: «Когда вы выйдете, отправляйтесь в комнату, где вы найдете вещество, которым сможете запечатать любое отверстие, через которое сюда попали. Если вы не достигли уровня развития, при котором вы сможете управлять машинами, опечатайте это место и оставьте его в неприкосновенности для тех, кто придет после».

Мы молча проследовали в третью комнату, дверь в которую отворилась при нашем приближении. В ней стояли множество тщательно опечатанных сосудов и машина, которая при помощи «картинок-мыслей» объяснила нам, как открыть сосуды и замуровать вход в пещеру. Мы уселись на пол и принялись обсуждать то, что увидели и испытали.

— Великолепно! Великолепно! — воскликнул один из лам.

— Не вижу в этом ничего великолепного, — дерзко возразил я. — Мы могли увидеть все это, просмотрев «Хроники Акаши». Почему нам не показали, что было дальше, после того как это место опечатали?

Остальные вопросительно посмотрели на старшего, ламу Мингьяра Дондупа. Он слегка кивнул и заметил:

— Временами Лобсанг демонстрирует проблески ума. Давайте успокоимся и посмотрим, что же произошло. Мне это не менее любопытно.

Мы расположились в круг, лицом к середине. Наставник задал нужный ритм дыхания, и мы последовали за ним. Мы медленно теряли земную сущность, и все как один отправились в плавание по Морю Времени. Все, что хоть когда-нибудь происходило, доступно тому, кто способен сознательно выходить в астрал и возвращаться — сознательно — с обретенным знанием. Любой эпизод истории, сколь угодно удаленный во времени, виден ему так хорошо, как будто он сам был там.

Я вспомнил, как впервые проник в «Хроники Акаши». Как-то раз Наставник рассказал мне о них, и я спросил:

— Но что они представляют собой? Как они действуют? Как можно прикоснуться к вещам, которые прошли, закончились, исчезли?

— Лобсанг! — ответил он. — Ты не станешь со мной спорить, что и сам имеешь память. Ты можешь вспомнить, что было вчера, позавчера, за день до этого. Немного поупражнявшись, ты можешь вспомнить все, что произошло в твоей жизни, даже сам процесс рождения. Можно использовать то, что мы называем тотальным вызовом, — вернуть память о времени, когда ты еще не был рожден. «Хроники Акаши» — просто память всего мира. Все, что происходило в мире, ты можешь вызвать точно также, как вспоминаешь события своей жизни. Здесь нет никакого волшебства. Но мы займемся этим, а также гипнозом — ведь эти вещи тесно связаны — как-нибудь попозже.

При нашей подготовке было нетрудно определить момент, когда изображение в машине погасло. Мы видели процессию, состоящую из женщин и мужчин, очевидно знати того времени, выходящую из пещеры. Огромными лапами машины завалили вход в пещеру камнем, показавшимся мне половиной горы. Все трещины и разломы были искусно скрыты, и люди ушли. Рабочие откатили на некоторое расстояние машины, и какое-то время сцена оставалась безмолвной. Затем мы увидели, как со ступеней гигантской пирамиды высокий сановник призывал народ к войне. Картины, написанные на Свитках Времени, сменяли друг друга, и вот перед нами предстал противоположный лагерь. Руководители и здесь неистовствовали. А время шло. Синеву неба прочертили белые полосы дыма. Небеса покраснели. Весь мир задрожал и затрясся. Даже от взгляда на это у нас закружилась голова. Ночь упала на землю. Черные тучи, разрезаемые ярким пламенем, окутали весь земной шар. Города, охваченные пламенем, исчезали. Море яростно накинулось на сушу. Сметая все на своем пути, гигантская волна, выше самого высокого здания, прокатилась с ревом, неся на гребне обломки умирающей цивилизации. Земля вздрогнула и забилась в агонии. Разверзались глубокие ущелья и снова закрывались, подобно зевающему рту великана. Как ветви ивы во время грозы, горы клонились, клонились и тонули в морских глубинах. Суша вырастала из вод и становилась горами. Лицо мира менялось в бесконечном движении. Немногие уцелевшие с воплями отчаяния неслись ко вновь поднявшимся вершинам. Другие, сев на корабли, чудом перенесшие сдвиг земных пластов, достигли большой земли и разбежались в поисках укрытия. Сама планета застыла, прекратила вращение и двинулась вспять. Вспыхнувшие леса в мгновение ока рассыпались серым пеплом. Земная поверхность была безлюдна, растерзана и обуглена. В глубоких пещерах и лавовых тоннелях потухших вулканов толпились, бессвязно лепеча, разрозненные группы земных обитателей, оглушенные безумием катастрофы. С почерневшего неба сыпалось беловатое вещество, сладкое на вкус — и единственное, что поддерживало жизнь.

Земля менялась столетиями: воды стали сушей, а то, что было раньше сушей, покрыла вода. Каменные стены долины треснули и разошлись, дав жизнь морю, которое зовут теперь Средиземным. Другое море утонуло в глубинах собственного ложа, и, когда оно ушло, а дно просохло, возникла пустыня Сахара. По поверхности Земли бродили дикие племена. При свете лагерных костров они рассказывали древние легенды о потопе, Лемурии, Атлантиде, вспоминали о дне, когда Солнце остановилось.

Пещера Древних покоилась, погребенная в иле полузатонувшего мира. Защищенная от вторжений, она отдыхала, лежа глубоко под поверхностью земли. Время шло, и бегущие потоки воды смыли нанесенные осколки горной породы. Нагретая солнцем и охлажденная внезапными ледяными дождями, каменная поверхность раскололась с громоподобным шумом — и мы смогли попасть внутрь.

Мы встряхнулись, размяли онемевшие конечности и с трудом встали на ноги. Это был изнурительный опыт. Теперь нам нужно было поесть и отдохнуть, чтобы завтра снова осмотреться, — может быть, мы узнаем еще что-нибудь новое. А после, закончив свою миссию, мы, как приказано, завалим вход. Пещера снова исчезнет для мира до тех пор, пока люди доброй воли и высокого интеллекта не придут сюда снова. Я подошел к горловине пещеры и глянул вниз на расколотые камни. Интересно, о чем бы подумал человек из давних времен, если бы он смог встать из могилы и оказаться рядом со мной.

Обернувшись назад, я был поражен контрастом: один из лам при помощи трута и кресала разжег огонь и поддерживал его при помощи специально запасенного для этого сушеного навоза. Нас окружали прекрасные предметы ушедшего века. Мы же, люди сегодняшнего дня, по соседству с чудесными машинами, недоступными нашему пониманию, грели воду на навозном костре. Я вздохнул и вернулся мыслями к смешиванию чая и тсампы.