Беседа 10. Движение к состоянию Христа

Беседа 10. Движение к состоянию Христа

30 октября 1975г., Пуна

Плачете ли Вы когда-либо?

Да, всякий раз, когда гляжу на вас. Вы можете не видеть моих слез, вы можете не слышать моих рыданий, но, когда я гляжу на вас, я всегда плачу. Из-за этого я все время работаю над вами. Я работаю не только для того, чтобы помочь вам избавиться от ваших страданий; я работаю также и для того, чтобы помочь самому себе. Если вы избавитесь от своих страданий, то и я избавлюсь от своего страдания, вызванного вашими страданиями.

Говорят, что, когда Будда достиг дверей запредельного, он остановился в них; он не вошел в них. Двери были открыты, дэвы, божества, готовы были приветствовать его, но он не вошел. Дэвы спросили его: «Почему ты стоишь здесь? Входи. Мы ждали тебя несколько веков. Добро пожаловать. Ты возвратился домой».

Будда сказал: «Я останусь здесь, я должен буду остаться здесь. Пока последний из людей не пройдет мимо меня и не войдет в эту дверь, я не могу войти».

Это прекрасная притча. Не воспринимайте ее буквально...

Но это правда. Когда вы становитесь осознающим, когда вы становитесь бытием - когда вы есть, - в вас возникает бесконечное сострадание. Будда сделал сострадание критерием просветленности. Раз вы достигли, то вы страдаете не из-за себя, вы страдаете из-за других - видя страдания вокруг себя, видя абсурдность всего этого, видя, что для вас имеется возможность выйти из всего этого немедленно, прямо сейчас, а вы все еще цепляетесь за старое.

Одной рукой вы отталкиваете это, другой - притягиваете еще ближе к себе. Вы все время строите свою собственную тюрьму, и все же желаете быть свободными. Все ваши усилия - сплошные противоречия. Вы желаете идти на восток, а идете на запад.

Видя вас... да, я всегда плачу.

В течение десяти лет я считал себя поэтом. Но после того как десять дней назад я принял саньясу, для меня стало безразлично, писал я когда-то стихи или нет, хотя я часто слышу, как вы восхваляете поэтов. Что случилось?

Прежде всего: вы не можете считать себя поэтом, потому что поэзия есть нечто, что случается, когда вас нет здесь. Если вы здесь, то все это будет просто вздором, чепухой. Поэзия случается только тогда, когда вы отсутствуете.

Вот почему она так прекрасна. Она входит в вашу пустоту: она наполняет вас - ваш вакуум. Вы становитесь беременным чем-то неизвестным, странным.

Поэт - как мать. Мать не может просто так произвести ребенка. Ребенком нужно забеременеть: мать должна выхаживать его, должна выносить его глубоко в сердце, пытаясь дать ему тело, - но не душу.

Поэзия приходит к вам так же, как и беременность, — по причине глубокой любви. В состоянии глубокой восприимчивости вы становитесь маткой и наполняетесь поэзией. Это беременность. И вы должны быть очень осторожными, потому что возможна неудача: возможен выкидыш; вы можете слишком спешить и тем самым убить плод.

Позвольте поэзии прочно обосноваться внутри вас. Это потребует некоторого времени; она будет развиваться постепенно. Она будет расти в вашем подсознании. Ваше сознание для этого не требуется; ваше сознание будет помехой. Забудьте о ней, позвольте ей расти.

Вы будете чувствовать тяжесть - все ваше существо будет ощущать себя так, как если бы вы несли тяжкую ношу. Прекрасную, приятную, но все же ношу. А затем, в один прекрасный день, родится ребенок. В этот момент родится не только ребенок - родится также и мать.

Когда рождается поэзия, рождается и поэт. Поэзию создает не поэт. Фактически, именно рождение поэзии порождает поэта. До рождения поэзии вы не были поэтом - только после ее рождения.

Женщина становится матерью. Мать — это совершенно другая категория, мать отлична от обыкновенной женщины. Женщина есть женщина, мать - нечто совершенно другое. Она забеременела чем-то запредельным, она выносила это запредельное в своей утробе, она дала ему тело.

Поэт рождается вместе с рождением поэзии. Он является тенью поэзии, ее следствием. Он следует за поэзией, он не предшествует ей. Раньше не было никакого поэта, раньше не было никакой матери. Был человек, была женщина, но не было никакого поэта, не было никакой матери. Мать пришла к существованию только после того, как случилась поэзия.

Обычно то, что вы называете поэзией, таковой не является. Это нечто, идущее от ума. Вы придумываете ее, вы записываете ее. Все, что пишете вы, является прозой, а все, что посредством вас пишет Бог, является поэзией. Она может иметь форму прозы - это не имеет значения. Все, что говорит Будда или говорит Иисус, является поэзией. По форме это проза, но не в этом суть. Это поэзия, потому что это создано Богом: целое пишет это через часть свою; океан пытается дать вам свое откровение через отдельную каплю.

Всякий раз, когда пишете вы, это проза - обыкновенная проза. Когда Бог пишет через вас, это поэзия. Это может быть прозой... и все же это поэзия.

Вы не можете считать себя поэтом, не можете отождествлять себя с поэтом. Это будет помехой, это будет разрушать всю музыку и всю гармонию. Это хорошо - хорошо, что отождествление отброшено, хорошо, что вы забыли о поэзии, хорошо, что на вас никоим образом не оказывает воздействия то, пишете вы или нет. Это правильная ситуация. Теперь впервые появилась возможность того, чтобы случилась поэзия.

Я не могу сказать: «Это случится», потому что поэзия не может быть предсказана. Если вы предсказываете ее, то снова начнет функционировать ум, снова будут ожидания и попытки сделать что-либо для этого. Нет, вы полностью забываете об этом. Могут пройти месяцы, могут пройти годы, может пройти вся ваша жизнь, но однажды - если вы действительно полностью забыли о своем отождествлении с поэтом - вы станете посредником, медиумом. Что-то начнет течь через вас.

Это будет идти через вас, но это будет нечто запредельное. Тогда вы будете наблюдателем, свидетелем этого. Вы не будете поэтом, вы будете свидетелем. И когда поэзия родится, пробудится совершенно другое качество бытия.

Вот что такое поэт. Все великие поэты были скромными, они не провозглашали себя поэтами.

Упанишады даже не подписаны - никто не знает, кто написал их. Величайшие поэты даже не пытались подписать их, они не оставили своих подписей. Это было бы богохульством. Они оставили после себя поэзию, но они ни на что не претендовали. Они были просто проводниками, средством распространения.

Истинный поэт является проводником, медиумом, посредником. Вот почему я так прославляю поэзию, - потому что она очень близка к медитации, очень близка к религии - это ближайший их сосед. Политик работает с тем, что практично, ученый работает с тем, что возможно, поэт работает с тем, что вероятно, мистик работает с тем, что невозможно. Вероятное наиболее близко к невозможному - вот почему я восхваляю поэзию.

Но когда я восхваляю поэзию, я не восхваляю ваших поэтов. Девяносто девять процентов из них - просто пишущий сброд. Они изготавливают нечто умственное, это проделки их эго. Они манипулируют словами, вот и все, - но поэзия не идет через них.

Вы можете писать поэтические произведения. Технически это может выглядеть даже правильно, но все это может быть мертвым. Иногда случается так, что поэма технически неверна, но она является живой. Кого беспокоит то, правильно ли произведение технически или нет? Реальное произведение всегда является живым.

Если вы собираетесь стать матерью, хотели бы вы иметь ребенка, который технически правилен, но мертв? Пластмассовый ребенок: технически он абсолютно правилен, вы не найдете в нем ни одного изъяна...

Если вам нужны технически правильные человеческие существа, то только пластмассовые существа и удовлетворят вас. Только они могут быть абсолютно правильными. Реальный, живой ребенок имеет множество дефектов - должен иметь их, потому что жизнь существует в опасности и смерти.

Только мертвые вещи вне опасности. Жизнь - это всегда опасность, риск: нужно преодолеть тысячу и одну трудность, нужно разрешить множество загадок. Само явление существования жизни — чудо, в нем так много несовершенств...

Жизнь является несовершенной, потому что жизнь - это развивающееся явление. Все, что растет, будет несовершенным, иначе как бы оно могло расти? Все, что совершенно, уже мертво: оно годится для могилы - больше ничего другого вы не можете с ним сделать.

Девяносто девять процентов ваших поэтов - просто пишущий сброд; они рожают мертвых детей. Иногда — лишь иногда, очень редко - среди них встречается поэт. И всякий раз, когда случается такое явление как поэт, - что есть чудо на этой земле, - рядом с ним стоит мистик. Еще один шаг, и он станет мистиком.

Если поэт постарается отрастить несколько большие крылья, он станет мистиком. А если мистик в своем сострадании сделает шаг по направлению к вам, то он станет поэтом.

Поэзия есть средство связи с таинством жизни. Пока вы не ощутите жизнь, как вы сможете общаться? Поэзия есть взаимоотношение между вами и целым. Что-то происходит между каплей и океаном, между листом и деревом. Что-то происходит между целым и частью, и часть начинает танцевать, часть так переполнена радостью, что она поет... она так восхищена, что ее движения становятся поэтичными. Она больше не шагает по земле - она летает.

Проза является просто хождением по земле; поэзия - полет в небе. Проза является хождением, поэзия - танцем. Движения те же самые, но их качество существенно отличается.

Хорошо - если ваше отождествление ушло, вы благословенны. Это именно то, что я стараюсь делать, давая вам саньясу. Когда ваше старое отождествление уходит, вы остаетесь в вакууме. Только в вакууме руки божьи могут опуститься на вас и создать нечто из той грязи, которой вы являетесь, создать нечто прекрасное. Это будет не ваше - это придет через вас.

Радуйтесь, что отождествление с поэтом пропало; не старайтесь вернуть его обратно. Забудьте все об этом, забудьте все обо всем, что вы знали о поэзии. Забудьте все — просто радуйтесь, что вы являетесь самим собой.

Однажды, внезапно, вы попадете в унисон с целым - вы настроитесь на него, вы будете в гармонии с ним, и песня опустится на вас, как голубь. Тогда вы впервые будете поэтом. Вы не будете заявлять об этом, но вы будете им.

Те, кто является поэтом, не говорят об этом. На это претендуют только те, кто поэтом не является.

Я ощущаю себя актером в спектакле, и мне не всегда нравится моя роль в нем. Всякий раз, когда мне кажется, что все это уже заканчивается, Вы толкаете меня обратно - изменяя спектакль, изменяя меня. Кажется, что, когда мое существо разрывается по швам, вы придаете ему новую форму. Я желаю взорваться и раствориться в пространстве. Почему вы так переплавляете меня?

Прежде всего: если вы действительно ощущаете себя актером в спектакле, то нет никаких вопросов о том, что вам нравится или не нравится. Тогда вы не можете говорить: «Иногда мне не нравится моя роль в спектакле», потому что понятия «нравится» и «не нравится» имеют смысл только тогда, когда вы думаете о себе не как об актере, а как о действующем лице.

Для актера все роли одинаковы. Какое имеет значение, играете ли вы Иисуса в пьесе или Иуду? Если вы действительно знаете, что это спектакль, то за кулисами Иисус и Иуда равны - ведь это всего лишь спектакль, - что же плохого в том, чтобы быть Иудой? Как это может не нравиться? И что хорошего в том, чтобы быть Иисусом? Как это может нравиться?

Нравиться или не нравиться может тогда, когда вы думаете, что вы и есть действующее лицо. Тогда появляются понятия «хорошо» и «плохо», тогда появляется суждение и оценка, тогда появляется осуждение. Тогда появляется двойственность. Двойственность появляется только вместе с действующим лицом, с делателем. Если вы актер, то вам все равно, играете вы Иисуса или Иуду.

Если вы понимаете главное, а именно, то, что жизнь есть просто грандиозный спектакль, то вы покончили с этими «нравится» и «не нравится». Тогда вы исполняете любую роль, которую ни предложит вам целое. Вы не действующее лицо, не делатель; вы исполняете желание целого.

Это одна из величайших техник всех религий: стать актером в жизни. Тогда «нравится» и «не нравится» исчезают, тогда выбор исчезает, - а когда вы не выбираете, вы свободны. Достигнута мокша, нирвана.

Станьте актером. Играйте роль, играйте ее прекрасно... потому что, если вы должны играть ее, то почему бы не играть ее превосходно? Вы Иуда - прекрасно. Будьте Иудой. Наслаждайтесь этой ролью и дайте возможность зрителям тоже получать удовольствие от этого. За кулисами Иисус и Иуда встретятся и будут пить вместе чай. Там они друзья. Они должны быть друзьями.

Без Иуды, на самом деле, не могло бы быть и Иисуса. Что-то в истории будет упущено, что-то очень существенное будет упущено. Вы просто подумайте об Иисусе без Иуды. Христианство могло бы не возникнуть.

Без Иуды об Иисусе могло бы не сохраниться ни одной записи. Без его предательства Иисус не был бы распят, а именно потому, что он был распят, он глубоко запал в сердце человечества.

Христианство возникло не из-за Христа, а из-за креста. Поэтому я предпочел бы, чтобы христианство называлось «крестианством». Его возникновение связано не с Христом, а с крестом.

Если вы посмотрите на церковь, то вы увидите, что крест на ней поднят много выше, чем Иисус. Епископы и священники носят крест: церковь родилась из креста. Но если вы так будете думать о церкви, то кто предстанет перед вами автором этого распятия? Иуда, а не Иисус.

В последний момент, на кресте, перед тем, как умереть, Иисус сомневался. Часть сомневалась, растворяться ли в целом, река сомневалась, впадать ли в океан. Это естественно, это по-человечески: Иисус является сыном человека и сыном Бога.

Каждая река должна испытывать тревогу и опасения, приближаясь к океану. Она приближалась к нему все время - она могла пропутешествовать тысячи миль до встречи с океаном, — но когда река впадает в океан, глубокое смятение должно возникнуть в ее сердце. Река должна исчезнуть. Океан так обширен - где она будет там?

Она будет затеряна, исчезнет ее индивидуальность: имя, форма, мечты, желания - все уйдет. Океан так обширен, она просто исчезнет. Впадение в океан является смертью. Это крест. Когда река впадает в океан, это крест.

В последний момент Иисус посмотрел на небо и сказал: «Боже, ты оставил меня? Почему это случилось со мной?» - вопль страдания.

«Почему ты оставил меня?» - эта фраза показывает человеческое в Иисусе. В этой фразе Иисус чрезвычайно прекрасен, несравнимо прекрасен.

Будда является менее человечным. Его можно назвать «сверхчеловеком», а не человеком. Если бы он должен был умереть на кресте, он не кричал бы в небо: «Почему ты оставил меня?» Он знает, что нет никого, кому можно было бы кричать, он знает, что никакого Бога не существует, что это все человеческая глупость. Он знает, что все, что рождено, должно умереть; он всецело понимает это. Он не будет кричать, он будет просто растворяться. Река Будды не будет сомневаться, она не будет колебаться ни единой минуты. Для нее не будет креста.

Будда является нечеловеческим, он очень далек от сердца человека. Махавира, даже еще более нечеловечен. Они совсем не от мира сего; они очень абстрактны, как если бы это не были конкретные человеческие существа. Они больше похожи на бестелесные идеи. Они кажутся не реальными, а фиктивными, мифологическими.

Иисус очень реален. Он так же реален, как и вы. И этот крик... Будда смеялся бы. Если бы Будда был там, он смеялся бы над глупостью этого человека: «Почему ты плачешь? О чем ты кричишь? Кому ты кричишь?»

В прекрасной книге Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» есть небольшой диалог:

Твидлдам говорит Алисе: «Почему ты плачешь? Ты нереальна - ты просто сновидение короля».

Алиса посмотрела не него и сказала: «Но я ведь реальна».

Твидлдам засмеялся и сказал: «Ты глупышка. Если он (король) перестанет видеть сон, где ты будешь?»

Алиса сказала: «Я буду здесь, конечно же».

Твидлдам снова рассмеялся. Он сказал: «Глупая! Если он прекратит видеть сон, ты просто исчезнешь. Ты являешься фикцией его сна. Не плачь. Как ты можешь плакать - ты ведь нереальна?»

Алиса продолжала плакать. Она сказала: «Если я нереальна, то кто это плачет? Если я нереальна, то откуда эти слезы?»

Твидлдам сказал: «Глупая, неужели ты думаешь, что эти слезы реальны, что этот плач реален?»

Будда смеялся бы над Иисусом, Шанкара смеялся бы: «Что ты делаешь? Весь этот мир есть майя: сновидение короля. Ты только часть его вымысла; ты не являешься реальным, ты нереален. Просто исчезни. Почему ты говоришь: "Ты оставил меня"? Кто это оставил тебя?»

Но не таков Иисус. Он плачет - слезы, вероятно, текли из его глаз. Он человек, такой же человек, как и вы - укорененный в земле, как и вы. Он очень земной... но не только земной. Он нечто большее.

Он плачет. На какое-то мгновенье он даже становится сердитым и раздраженным. Он говорит: «Что ты делаешь со мной? Ты оставил меня?» И затем он понял. Река была в сомнении, затем поняла и двинулась в океан.

Затем он сказал: «Я понял. Да свершится воля твоя, не моя». Часть была готова влиться в целое.

Он земной, и он небесный - он и то и другое. Он - великий мост. В последний момент он понял все это как просто роль, которую ему необходимо сыграть.

«Да свершится воля твоя, не моя» - тогда это стало игрой. Если это делается по вашей воле, то это становится действием. В этом вся разница.

Вы говорите мне: «Я ощущаю себя актером в спектакле». Вы, наверное, думаете о себе, как об актере в спектакле, потому что следующая часть предложения отрицает это: «... и мне не всегда нравится эта роль». Если это просто спектакль, то о чем беспокоиться? Быть Иудой или быть Иисусом — это одно и тоже. Почему появляется эта оценка - «нравится», «не нравится»?

В вашем «нравится» и «не нравится» присутствует эго. При наличии выбора существует эго; когда вы не выбираете, эго исчезает. Это то, что я делаю для вас.

«Всякий раз, когда мне кажется, что все это уже заканчивается, Вы толкаете меня обратно». Я все время буду толкать вас, пока выбор полностью не исчезнет. Не сопротивляйтесь мне, потому что если вы сопротивляетесь, то вы еще долго не сможете ничего понять. Не раздражайтесь и не спрашивайте: «Что вы делаете со мной?»

«Кажется, что, когда мое существо разрывается по швам, вы придаете ему новую форму. Я желаю взорваться и раствориться в пространстве...» Это «я желаю» является барьером для взрыва и растворения. «Я» не может взорваться, «я» не может раствориться. Об этом можно только думать, об этом можно только мечтать.

Все мои усилия направлены на то, чтобы вы потеряли свое «я» и просто были. Тогда вы сможете раствориться; тогда вокруг вас больше не будет барьеров, тогда вы сможете стать бесконечным. Вы на самом деле бесконечны: лишь эго не позволяет вам видеть это, эго не позволяет вам видеть истину.

«Почему вы так переплавляете меня?» Я все время переплавляю вас из одной формы в другую, и снова из одной формы в другую, чтобы вы могли понять, что вы не имеете формы.

Только бесформенное может быть переплавлено в форму. Если вы имеете форму, вы не можете быть переплавлены в другую форму; ваша форма уже зафиксирована.

Если вы захотите расплавить сталь, это будет трудно, но вы легко можете расплавить грязь. Почему? Почему не сталь? Сталь имеет более зафиксированную форму. Вы можете сказать это таким образом: сталь верит в более фиксированную форму, сталь введена в заблуждение более фиксированной формой. Грязь введена в заблуждение не в такой степени.

Возьмем воду: она бесформенная, жидкая. Вы вливаете ее в сосуд; она принимает его форму. Вы переливаете ее в другой сосуд: она совершенно не сопротивляется - она принимает другую форму. Это жидкость.

Позвольте мне переплавлять вас из одной формы в другую, потому что только при непрерывном изменении формы - где-то посредине - вы осознаете, что вы бесформенны. Нет никакого другого способа осознать эту бесформенность. Перемещаясь от одной формы к другой - как раз посредине, там, где одна форма уже исчезла, а другая еще не появилась, - в этом промежутке однажды вы осознаете это.

Вот чем занимается сам Бог. Он все время изменяет вашу форму. Когда-то вы были растением... затем вы были птицей... затем вы стали животным... Затем вы стали человеком: иногда женщиной, иногда мужчиной; иногда черным, иногда белым; иногда глупым, иногда умным. Он все время изменяет вашу форму, потому что это единственная возможность...

При изменении формы, однажды, где-то в середине, вы осознаете. Тогда все это будет всего лишь игрой актера, тогда вы сможете сказать: «Да свершится воля твоя, не моя».

В этот момент вы освобождаетесь. Когда вы можете сказать от всего сердца: «Да свершится воля твоя, не моя», тогда вы исчезаете. Река впала в океан.

Я чувствую, что был нечестен и неискренен во всех своих взаимоотношениях в течение всей моей жизни. Да, сэр, я был несправедлив к моим родителям, к моей жене, к моим детям, к моим друзьям и соседям и так далее. А теперь я чувствую, что я неискренен и несправедлив и к моему Учителю, и к своей саньясе. Это причина великой агонии во мне, в моем уме. Что мне делать?

Если вы начинаете думать в терминах делания, вы снова будете неискренним, потому что во всем, что бы вы ни делали, вы были неискренним. Ваше делание стало подпорченным.

Так что, прежде всего: сопротивляйтесь деланию! Просто оставайтесь бдительным и внимательным по отношению к своей неискренности. Не спешите делать что-либо, потому что с вами будет происходить то же самое: в ваше делание будет вовлечено все ваше прошлое.

Сопротивляйтесь! Просто оставайтесь с ощущением, что вы неискренни; этого достаточно. Это очищение, это замечательная возможность освободить вас от грязи и очистить вас.

Просто оставайтесь с ощущением, что вы были неискренни, что вы сейчас неискренни, и не пытайтесь что-либо делать по этому поводу. Это опять будет попыткой создать хороший образ самого себя: что вы уже не неискренни, что вы стали искренним. Ваше эго задето, потому что вы были неискренним.

Постарайтесь осознать этот факт; не старайтесь что-либо делать в отношении своей неискренности. Все, что бы вы ни делали, будет незрелым. Слишком рано. Просто оставайтесь с этой мыслью, живите с нею.

Живите с мыслью, что вы неискренни. Если вы сможете жить с ней, то сама эта мысль, само осознание этого полностью уничтожит ваше эго. Эго не может оставаться живым, если вы думаете, что вы неискренни. Эго нуждается в хорошем образе: что вы искренний человек, что вы очень честный человек. Эго говорит: «Делай что угодно, чтобы починить образ, чтобы обновить образ».

Вы были неискренним. Это обнаружено вами в процессе медитации. Теперь эго подвергается опасности смерти. Эго говорит: делай что-нибудь. Посредством делания оно попытается снова восстановить испорченный образ, снова восстановить старое, чтобы вы снова могли чувствовать: «Я хороший, я прекрасный, я искренний, я моральный, я то и я это».

Первый шаг является очень трудным, но он должен быть сделан: просто оставайтесь бдительным по отношению к своей неискренности. Смотрите на саму мысль о ней, и не беспокойтесь о том, чтобы изменить ее.

Она изменится сама по себе, потому что раз вы понимаете, что вы неискренни, то вы не сможете больше быть неискренним. Это невозможно; так никогда не бывает. Этого не может случиться. Если вы знаете, что вы неискренни, неискренность исчезает. Поэтому, если вы хотите, чтобы она осталась, делайте что-либо, чтобы создать ощущение, что вы искренни.

Если вы знаете, что вы лжец, то ложь исчезнет сама по себе. Если вы чувствуете, что вы аморальны, не пытайтесь делать что-либо: не кайтесь, не испытывайте чувство вины - все это только уловки. Оставайтесь с мыслью — с голым фактом, фиксирующим то, чем вы являетесь. Не двигайтесь, не занимайтесь деланием чего-либо. Оставайтесь обнаженным, с голой мыслью, с голым фактом, с голой реальностью, и вы увидите, что происходит изменение. Но не в результате вашего делания...

И когда изменение приходит к вам не в результате вашего делания, оно приходит от Бога. Только Бог может сделать вас моральным, искренним; только Бог может сделать вас религиозным; только Бог может сделать вас чистым. Это прасад, это Его дар; сами вы не можете сделать этого.

Все ваше делание будет заключаться в неделании. Пожалуйста, напоминайте себе снова и снова, что вы не должны ничего делать.

Вы говорите: «Это причина великой агонии во мне, в моем уме». Да, это великая причина агонии для вашего ума и для вашего эго - что одно и то же: ум или эго, - потому что эго чувствует себя задетым, раненым. Вы - и неискренни? Вы всегда верили, что вы очень искренний человек, вы всегда считали, что вы человек высшей пробы: крещендо человечества, чистое золото. Вы всегда верили в это.

Теперь медитация прорубила окно в этой фальши. Вы смогли заглянуть в самого себя: в реальность. Вы натолкнулись на зеркало. Теперь не пытайтесь убежать от него, оставайтесь с фактом. Чем бы вы ни являлись - это ваша реальность. Оставайтесь с фактом. Если вы сможете оставаться с фактом, вы изменитесь. Но это изменение не будет результатом ваших действий, оно случится.

Когда к вам приходит трансформация, она имеет совершенно другое качество. Все, что бы вы ни делали, всегда будет крошечным, заурядным и, в конечном счете, бесполезным. Все, что бы ни сделал для вас Бог, является бесконечным. Бесконечным может быть только то, что идет от бесконечного.

Не старайтесь что-либо делать. Примите факт, оставайтесь с ним, расслабьтесь - и внезапно придет трансформация.

Я учу внезапной трансформации, я учу трансформации, осуществляемой Богом, а не вами. Вы просто позволяете ему. Это все, что вы должны делать со своей стороны. Откройте дверь и ждите. Просто откройте дверь - и это все, что вы должны сделать.

Позвольте... чтобы тогда, когда Он постучит в дверь, вы могли бы приветствовать Его, когда Он придет, вы могли бы распознать Его, когда Он придет, вы могли бы зазвать Его внутрь. Просто не сидите с закрытой дверью, вот и все.

Медитация есть не что иное, как раскрытие двери.

Медитация не даст вам просветления, запомните это. Никакая техника никогда не сможет дать вам просветления; проблема просветления не является технической. Медитация может только подготовить почву, медитация может только открыть дверь. Медитация может сделать только что-то отрицательное; положительное придет само. Раз вы готовы, оно всегда придет.

Пожалуйста, не пытайтесь что-либо делать. Просто будьте.

Вы сказали, что семья - это первое, от чего нужно отказаться. Я не понимаю, почему мы служили прасад в день посвящения Вашего отца.

От семьи нужно отказаться, это правда. Я отказался от своей семьи. Но моя семья редкостная: она не отказалась от меня. И это редкое явление - такого не случалось раньше.

Отец Иисуса никогда не приходил к Иисусу для посвящения. Иоанн Креститель посвятил многих, но его собственный отец никогда не приходил к нему для посвящения. Отец Кришны не был его учеником.

Мой отец - редкое явление, и не потому, что он мой отец: он просто редкий человек. Высока вероятность...

Природа человека такова, что очень высока вероятность того, что отец не может прийти и склонить голову перед своим собственным сыном. Это просто по-человечески невозможно. Он же сделал это. Вы не найдете подобного во всей истории человечества. И это может никогда больше не случиться.

Но вы являетесь слепыми, вы не умеете видеть факты, поэтому даже прасад является для вас проблемой. Вы только подумайте - склониться перед своим собственным сыном, пасть к ногам своего собственного сына, будучи посвященным им. Для этого необходима величайшая смиренность, величайшая чистота.

Это одна из самых больших трудностей во взаимоотношениях между людьми. Не случайно, что отец Иисуса так никогда и не приходил к нему. Это просто: поверить в сына, которому ты дал жизнь, которого ты наблюдал с самого первого дня, с самого первого крика — как вы можете поверить, что он стал просветленным? Ваш собственный сын? Это невозможно. Ваша собственная кровь и плоть? Невозможно. Как вы можете поверить, что он стал чем-то, что он стал кем-то, у кого можно учиться?

Сын остается сыном... и для отца он навсегда остается ребенком, потому что дистанция между ними всегда одна и та же. Если в день моего рождения моему отцу было двадцать, то эта дистанция в двадцать лет будет сохраняться всегда. Если мне сорок пять, то ему шестьдесят пять. Я не могу приблизиться к нему по возрасту: он всегда будет на двадцать лет более опытным, чем я.

И прийти ко мне и сдаться... вы не можете себе представить всю важность этого! Вот почему вы задаете такие глупые вопросы. Это один из редчайших моментов.

Я снова повторяю: мой отец - редкое явление, и не потому, что он мой отец. Он просто редкий человек.

Стал ли Иисус Христом на кресте, или тогда, когда он вышел из реки Иордан? Имеет ли состояние Христа какие-либо стадии?

Нет никаких стадий. Просветление - или состояние Христа или состояние Будды - случается в единую долю секунды, здесь нет никаких постепенных шагов. Когда Иисус был крещен Иоанном Крестителем в реке Иордан, путешествие только началось - но не состояние Христа.

Семя начало двигаться по направлению к тому, чтобы стать деревом, семя брошено в почву. Теперь дерево и его пришествие являются только вопросом времени. Вы не можете сказать, что, когда семя брошено в почву, дерево уже здесь, — вы не можете сказать этого, потому что дерева нет здесь. Вы не можете сказать, что дерево есть. Вы не можете сказать этого, потому что где вы можете увидеть это дерево? Вы не можете расположиться под этим деревом, вы не можете сорвать его плоды, вы не можете ощутить аромат его цветов. Это дерево является неэкзистенциальным.

Да, с одной стороны, вы не можете сказать, что дерево существует. Но, с другой стороны, дерево действительно существует, потому что семя дало росток. Дерево находится в пути; оно идет сюда. Теперь это только вопрос времени. Оно пришло, в некотором смысле, потому что оно уже отправилось в путь.

В тот день, когда Иоанн Креститель посвятил Иисуса, семя дало росток. Разверзлись небеса, и Дух Божий, как голубь, спустился на него. Это было начало - не состояние Христа, но начало движения по направлению к состоянию Христа; семя движется по направлению к дереву.

Иисус стал Христом на кресте, когда он сказал: «Да свершится воля твоя». В этот день он стал деревом, он стал: большим, развесистым деревом. Теперь тысячи могли найти кров под ним. Дерево расцвело, оно наполнило своим ароматом всю землю.

Таким образом, в некотором смысле можно сказать, что, когда он был крещен в реке Иордан, он получил первое представление об этом, первый проблеск. На кресте - последний. Это зависит от того, как вы хотите выразить это. Но я думаю, что правильно передал вам смысл этого: в тот день он начал свое путешествие к тому, чтобы стать Христом.

Уже в тот день его можно было называть Христом; это просто вопрос того, как это выразить. Но я настаиваю на том, что тогда он начал свое движение к состоянию Христа. Он стал Христом на кресте.

Состояние Христа, или состояние Будды, или нирвана, мокша, просветление - это случается в долю секунды, в этом нет никакой постепенности. Это внезапная трансформация.

Возвращение является всецело личным делом. Этого не могут понять даже очень близкие люди. Это возможно только для тех, кто страдал. Но Ты, Господи, зовешь всех. Возможно ли для них слышать зов твоей любви?

Не в этом главное. Главное то, слышат они или нет: я буду звать сколь угодно долго. Они могут быть глухими, но я не немой. Если они не слышат, я должен буду говорить громче, вот и все.

А когда зовешь тысячу, только сотня услышит. И никто не знает, кто войдет в эту сотню. Ты зовешь тысячу - слышит сотня. Сама природа этого зова такова, что только те, кто близок к пробуждению, могут услышать его. Только те, чей сон почти завершен, для кого приближается утро и кто готов проснуться - только они могут услышать. Но невозможно увидеть заранее, кто это будет.

Зовите тысячу: сто из них услышат и только десять начнут движение. Девяносто будут слышать, но, все же, двигаться не начнут. Они будут слышать, но они не будут понимать, или они будут понимать что-либо другое - они будут понимать неправильно. Десять начнут движение. А когда десять движутся, только один достигает; девять теряются в пути. Зовите тысячу - и вы призовете только одного.

Вот так обстоят дела: призывается только один.

Так что я нисколько не беспокоюсь о том, слушаете вы меня или нет, - я все время призываю вас. Один должен прийти, и этого достаточно. Если вы призываете тысячу и один приходит, если вы зовете десять тысяч и десять приходят, этого достаточно. Не нужно требовать большего; этого и так слишком много.

Вы правы по поводу того, что только тот, кто страдал, будет в состоянии понять меня. Боль очищает, страдание дает понимание. Страдание приводит к кристаллизации: если вы не страдали, вы не знаете, что такое жизнь, если вы не страдали, вы не знаете, как трудно выбраться из этой жизни.

Я читал о жизни великого японского поэта Иссы. Он страдал. Он, по-видимому, был очень, очень чувствительным человеком: он был великим поэтом, он был одним из наиболее великих поэтов хокку (хайку).

Когда ему было всего лишь тридцать лет, он уже потерял пятерых детей; к тридцати годам у него умерло пятеро детей — почти по одному ребенку в год. Потом умерла его жена, и он почти полностью обезумел - в душевных мучениях, в страдании.

Он пришел к Учителю дзэн. Учитель дзэна спросил: «В чем проблема?» Этот Учитель был, по-видимому, больше похож на Будду, чем на Иисуса. Человек, который достиг, но который совершенно забыл про человеческие страдания.

Исса сказал: «Пять моих детей мертвы, а теперь умерла и моя жена. Почему так много страданий? Я не вижу причины для этого. В чем объяснение этого? Я ничего плохого никому не сделал, я жил настолько невинно, насколько это было возможно. Я, фактически, жил в стороне от всех. Я не очень много общаюсь с людьми - я поэт. Я живу в своем собственном мире. Я никому не причинил никакого зла. Я жил очень бедно, но я был счастлив. Теперь внезапно умерли пятеро моих детей, моя жена также умерла - откуда так много страданий без какой-либо причины? Должно быть какое-то объяснение».

Учитель дзэн сказал: «Жизнь подобна капле росы утром. То, что случается смерть, заложено в природе жизни. Этому нет объяснения; это природа жизни. Нет необходимости указывать какие-либо конкретные причины. Природа жизни подобна капле росы: некоторое время она держится за листик травы, но подул легкий ветерок, и ее нет, но взошло солнце, и она испарилась. Такова природа жизни. Запомни это».

Исса был человеком высокого интеллекта. Он все понял. Он вернулся домой и написал хокку. В хокку говорилось: «Жизнь, капля росы? Да, я понял. Жизнь является каплей росы. И все же... и все же...»

В этом «и все же... и все же...» содержится нечто чрезвычайно человеческое. «Жизнь есть капля росы - я понял. И все же...» Жены нет, детей нет, и глаза полны слез: «И все же... и все же...»

«Да, жизнь является каплей росы, но...» Это «но» многозначительно. Только тот, кто страдал, может понять, что жизнь есть капля росы, но даже тогда остается «и все же... и все же...» Даже когда вы понимаете, это понимание приходит с трудом.

А что можно сказать о тех, кто не страдал? Он живут поверхностной жизнью. Счастье всегда поверхностно; в нем нет никакой глубины. Только печаль имеет глубину. Жизнь поверхностна; только смерть имеет глубину.

Жизнь является очень обыкновенной: забота о пище, зарабатывание денег, занятия любовью - все очень обычно. Страдание имеет глубину; оно будит вас, оно выбивает вас из вашего сна.

Да, только те, кто страдал, поймут то, что я говорю. «И все же... и все же...» - даже они могут не понять. Но это именно так, такова жизнь. Если человек удручен этим и думает, что не нужно никого звать, не нужно ничего говорить...

Случилось так: когда Будда стал просветленным, он безмолвствовал в течение семи дней. Он думал: «Кто будет слушать?» Он думал: «Что я собираюсь говорить им? Кто поймет меня?» Он думал: «То, что случилось со мной, - если бы кто-то рассказал мне об этом до того, как это случилось со мной, даже я не понял бы. Так кто же поймет? К чему беспокоиться об этом?»

В течение семи дней он все время сидел под деревом Бодхи. Традиция рассказывает, что дэвы, божества на небесах, были очень обеспокоены. «Почему он молчит? За тысячи лет один человек стал просветленным. Почему он не зовет за собой людей?»

Они пришли - это прекрасная история. Дэвы склонились перед Буддой и сказали: «Ты должен сказать что-нибудь. Ты достиг; ты должен бросить клич. Твои слова должны распространиться среди людей - почему ты молчишь? Мы долго ждали. Семь дней показались нам как семь веков. Что ты делаешь? Не трать напрасно время. Ты побудешь на земле еще немного, а затем исчезнешь навсегда. Прежде чем исчезнуть позови за собой других».

Будда сказал: «Кто будет слушать? Кто поймет?»

Но эти дэвы были весьма хитры. И это хорошо, что они были хитры. Они спорили, они убеждали. Они сказали: «Да, ты прав. Очень мала вероятность того, что кто-то услышит, и еще меньше вероятность того, что кто-то поймет. Но ничего не поделаешь. Зови тысячу: сто человек услышат, девяносто не поймут; десять отправятся в путь, девять в пути затеряются. Где-то в пути они подумают, что уже достигли; они сядут в сторонку и будут думать, что пришли домой. Только один достигнет, - но даже одного более чем достаточно».

Будда понял. Он стал проповедовать.

Я понимаю, что эти усилия весьма безнадежны. Очень хорошо зная, что вы не понимаете, я продолжаю говорить вам. Это все равно, что говорить со стеной.

Когда Бодхидхарма стал просветленным, он сидел возле стены, спиной к стене. Немедленно он повернулся и обратился лицом к стене. Он сидел так в течение девяти лет. Где бы он ни сидел, он сидел лицом к стене. Если кто-то приходил к нему - кто-то вопрошающий, ищущий, - он должен был задавать свои вопросы из-за его спины.

Люди спрашивали: «Что за глупую позу ты выбрал? В мире было много будд, но никто не сидел лицом к стене. Почему ты так сидишь? Почему ты так безумен?»

Бодхидхарма сказал: «Насколько мне известно, все будды сидели лицом к стене» - потому что, куда бы вы ни смотрели, везде стена. Не в этом главное.

Бодхидхарма говорил: «Они все имели перед собой стену, но они были несколько более вежливыми». Он говорил: «Я не так вежлив, вот и все. Я нисколько не беспокоюсь о том, что вы думаете обо мне. Я поверну свое лицо к вам только тогда, когда увижу, что пришел кто-то, кто в состоянии понять меня».

В течение девяти лет он смотрел на стену. Затем пришел один человек. Он сказал: «Повернись ко мне, или я убью себя » - в руках у него был меч. Но Бодхидхарма не обернулся. Человек отрубил свою руку и сказал: «Смотри, руки уже нет. Следующей будет голова».

Тогда Бодхидхарма обернулся. Он сказал: «Подожди! Так ты уже пришел?» - потому что только тот, кто готов обезглавить себя, может понять.