Послесловие Снежинка тает в чистом воздухе

Послесловие

Снежинка тает в чистом воздухе

Дзэнский мастер Бассуи написал одному из своих учеников, который умирал, следующее письмо: «Сущность твоего ума не родилась, поэтому никогда не умрет. Оно не существование, которое смертно, оно не пустота, которая есть сущее ничто. Оно не цвет и не форма. Оно не наслаждается никаким удовольствием и не страдает ни от какой боли.

Я знаю, что ты очень болен. Как хороший студент дзэн, ты смотришь этой болезни прямо в лицо. Ты, может быть, точно не знаешь, кто именно страдает, но задай себе вопрос: в чем сущность этого ума? Думай только об этом. Тебе больше ничего не понадобится. Ничего не жажди. Твой конец бесконечен, подобно тому, как снежинка тает в чистом воздухе».

Смерть — не враг. Она кажется врагом, потому что мы слишком цепляемся за жизнь. Страх смерти возникает из этого цепляния. И из-за этого цепляния мы не способны узнать, что такое смерть. Более того, мы не способны узнать, и что такое жизнь.

Человек, который не может знать смерть, не сможет знать и жизнь, потому что глубоко внутри это две ветви одного дерева. Если вы боитесь смерти, в своей основе вы будете оставаться и в страхе перед жизнью — потому что именно жизнь приносит смерть. Именно путем жизни вы приходите к тому, чтобы умереть.

Вам хочется стать застойными и замороженными, чтобы не течь, чтобы этой смерти никогда не случилось. Вам хочется где-то застрять на пути, чтобы никогда не добраться до океана и не исчезнуть.

Человек, который боится смерти, слишком цепляется за жизнь; но ирония в том, что если он слишком цепляется за жизнь, он не может видеть, что такое есть жизнь. Его цепляние за жизнь становится преградой и к пониманию жизни. Он не может понять смерть, он не может понять жизнь; он остается в глубоком непонимании, в великом невежестве.

Это одна из самых фундаментальных вещей, которые нужно увидеть: смерть — не враг. Смерть не может быть врагом. Фактически, никакого врага не существует. Все существование едино. Все сущее дружелюбно. Все сущее — ваше и принадлежит вам, а вы — ему. Вы здесь не чужие.

Существование дало вам рождение; существование стало вам матерью. Когда вы умираете, вы просто возвращаетесь снова к изначальному источнику, чтобы отдохнуть и родиться заново.

Смерть подобна отдыху. Жизнь — это деятельность; смерть — отдых. Без, отдыха деятельность невозможна. Жизнь — как день, а смерть — как ночь. Без ночи, сам по себе, день не может существовать. Именно ночь подготавливает ко дню, именно ночь восстанавливает силы, снова дает энергию. Ты движешься в глубокий сон, до той самой точки, куда приведет тебя смерть.

Каждую ночь ты движешься в смерть — это небольшая смерть — поэтому утром ты чувствуешь себя таким живым. Несчастны те люди, которые не умирают каждую ночь. Утром они чувствуют себя более усталыми, чем когда легли спать. Им снились сны, и в своих снах они все еще цепляются за жизнь. Они не вошли в позволение. Они не позволили смерти себя охватить, исцелить и дать отдых, расслабление, новую энергию. Это несчастные люди. Счастливы те, кто входит в безмерно глубокий сон, сон без снов. Утром они снова живы, готовы смотреть жизни в лицо, во всем многообразии ее форм, полны радости, полны отклика, готовы принять любой вызов, который только бросит им жизнь.

Смерть подобна ночи. Жизнь — это ян, смерть — инь. Жизнь — мужская, смерть — женская. Жизнь — это агрессия, амбиция — великое усилие многое завоевать. Смерть — расслабление от всей агрессии; внутреннее путешествие. Человек расслабляется в самом себе. Люди дзэн называют это «приютом отдыха».

Жизнь — это приключение; ты уходишь прочь от самого себя, уходишь дальше и дальше. Чем дальше ты уходишь, тем более несчастным становишься. Ты идешь на поиски счастья, но чем более ты ищешь счастья, тем дальше ты от него. И ты можешь увидеть это в своей собственной жизни. Это не философия, это простая констатация факта. Каждый отправляется на поиски счастья. Но чем дальше ты идешь, тем более несчастным становишься.

Жизнь — это поиски счастья, но она приносит страдание. Однажды ты пресыщаешься, устаешь, и тебе становится скучно. Это приключение больше не привлекательно. Ты расслабляешься в самом себе, ты возвращаешься обратно. Чем ближе ты подходишь к себе, тем более становишься счастливым. Чем более ты забываешь о счастье, тем более становишься счастливым. В тот день, когда ты прекращаешь поиски счастья, ты счастлив.

Жизнь — это обещание счастья, но только обещание. Оно никогда не осуществляется. Осуществляет смерть. Поэтому я повторяю: смерть — не враг. Смерть — это твой дом, куда ты возвращаешься после многих путешествий — усталый, разочарованный, изнуренный, чтобы искать приюта, отдыха, чтобы снова восстановить потерянные жизненные силы. Это первое.

Второе: жизнь и смерть не так далеки друг от друга, как мы думаем. Вы думаете, что жизнь случилась в тот день, когда вы родились, а смерть случится в тот день, когда вы умрете. И между ними промежуток в семьдесят, или восемьдесят, или сто лет. Это не так. Рождение и смерть идут рука об руку, всю вашу жизнь. В то мгновение, как ты начинаешь дышать, ты начинаешь и умирать. Каждое мгновение есть жизнь, и есть смерть — два колеса одной повозки. Они идут рядом. Они одновременны. Нельзя развести их в стороны — расстояние в семьдесят лет слишком велико. Нельзя так далеко развести их в стороны — они есть в каждое мгновение. Каждое мгновение в тебе что-то рождается и что-то умирает.

Смерть и жизнь — вместе. За семьдесят лет ты заканчиваешь умирать и жить. Ты устаешь от этой игры. Тебе хочется вернуться домой. Ты играл с замками из песка. Ты спорил и боролся за свои замки: этот мой, а этот твой, — хватит, значит хватит! Пришел вечер, и солнце садится, и ты хочешь вернуться домой. Через семьдесят лет ты соскальзываешь в глубокий отдых. Но смерть и жизнь продолжаются вместе. Если видеть их в таком свете, это принесет тебе великое прозрение. В каждое мгновение есть и то, и другое.

Поэтому нет необходимости в том, чтобы бояться. Неправда, что смерть случится когда-то в будущем. Будущее создает проблемы — ...случится ли это где-то в будущем? ...как защитить себя? ...как поставить у смерти на пути Великую Китайскую Стену? ...какие меры принять, чтобы она с тобой не случилась, или, по крайней мере, чтобы ее можно было ненадолго отложить?

Но она уже происходит! Это не вопрос будущего. Она происходит с тех пор, как ты оказался здесь. Нельзя ее отложить, нельзя ничего с ней сделать! Нет никакого способа ничего с ней сделать. Это сам процесс жизни, смерть — это часть самого процесса жизни.

Например, это становится очень явно очевидным и бросается в глаза, когда вы занимаетесь любовью. Естественно, потому что любовь дает вам чувство жизни. Но вы не замечали? После каждого раза, когда вы занимаетесь любовью, вы чувствуете депрессию. Расслабление, молчание, но и своего рода разочарование. Пик вашей любви — это пик жизни, но тогда внезапно вы падаете в смерть. Каждый акт любви приводит жизнь к пику, и, естественно, дает вам проблеск бездны смерти, окружающей ее. Долина смерти очень явственна, когда пик жизни очень высок.

Из этого опыта в мире возникло два вида культур. Одна из них «антисексуальная», другая — «антисмертная».

Антисексуальная культура более подчеркивает разочарование, следующее за сексуальным актом. Она более заботится о долине. Она говорит: «Смотри, ничто не достигнуто, только разочарование. Это была иллюзия; эта вершина, этот оргазм были просто иллюзией, мгновенным. Посмотри, что на самом деле приходит в конце — только разочарование. Снова ты плашмя на земле, побежденный. Это было своего рода созданной тобой иллюзией, но теперь это реальность».

После сексуального акта каждый начинает думать о безбрачии, о том, как отбросить все это колесо страдания, как выбраться из этого порочного круга. Идея безбрачия и брахмачарьи возникла из-за этой второй части. Она есть! Люди, которые антисексуальны, видят только ее. Люди, которые антисмертны, не видят этого. Люди, которые антисмертны, — они видят только вершину, они не смотрят в долину. Как случилась вершина, они закрывают глаза и засыпают. Они не думают о долине. Долина есть, но они выбрали только вершину.

Но посмотрите, из этого вытекает естественный вывод. Если вы видите только вершину, тогда вы будете очень бояться смерти, потому что у вас не будет никакого ее опыта. Тогда смерть будет вечно оставаться непознанной. Только умирая, — только тогда вы с ней столкнетесь. Тогда она будет слишком большой и слишком новой, и слишком незнакомой и неизвестной, и она будет для вас огромным шоком.

Таким образом, люди, которые антисмертны и видят только вершину жизни, оргазмическую вершину сексуального акта, будут избегать долины, не будут в нее смотреть. Затем, однажды, появится долина. Они пугаются. Поэтому Запад, где секс становится более свободным, и люди — менее антисексуальными, становится антисмертным. Люди Запада борются со смертью. Так или иначе, смерть должна быть разрушена.

На Востоке люди антисексуальны. Они смотрят только в долину. Они не смотрят на вершину; они говорят, что вершина иллюзорна. Поскольку они смотрят в долину, они более и более склоняются к смерти, становятся готовыми к смерти. Фактически, они ждут смерти; фактически, они надеются умереть, желают умереть, мечтают умереть. На Востоке величайший идеал — умереть так окончательно, чтобы никогда больше не рождаться. Именно это — высшая смерть.

На Западе идея в том, как создать ситуацию, в которой вы вообще не умираете; вы продолжаете жить — продолжаете, продолжаете и продолжаете. Оба эти подхода однобоки. Оба эти подхода создают в вас своего рода дисбаланс, и этот дисбаланс — человеческое страдание.

Настоящий человек, подлинный человек встретит лицом к лицу все; он не будет выбирать. Он не будет говорить: «Я буду видеть только долину и останусь слепым к вершине», или: «Я буду видеть только вершину и останусь слепым к долине». Он будет видеть то и другое, такими, как они есть. Он не будет выбирать.

Не выбирать — это дзэн. Быть невыбирающим — это дзэн: видеть вещи такими, как они есть, во всей их тотальности — хорошее и плохое, рай и ад, жизнь и смерть, лето и зиму — видеть их как есть. Дзэн — не философия выбора. Он не дает вам выбора, потому что он говорит: «Если ты выбираешь, то всегда будешь бояться того, что не выбрал».

Видьте это: если вы что-то выбираете, то будете оставаться постоянно заключенными в ловушку того, что не выбрали, потому что невыбранное было отвергнуто, невыбранное было подавлено. Невыбранное жаждет мщения. Невыбранное готовится — в какой-то день, в момент слабости, оно взорвется с удвоенной силой.

Поэтому человек, который антисексуален, боится мести секса — он может взорваться в любой момент. А человек, который боится смерти, который антисмертен, естественно, всегда дрожит, когда приближается смерть. Он знает, в нем есть молчаливое, негласное понимание. Видишь ты это или нет, неважно. Если просто что-то не видеть, оно от этого не исчезнет. Оно есть. Ты знаешь, что это есть и приближается. И становится ближе с каждым мгновением.

Человек, который антисексуален, будет бояться того, что в любой момент в его сознании произойдет извержение сексуальности. А человек, который антисмертен, будет бояться того, что в любой день может случиться смерть, и завладеть им, и разрушить его.

Оба рода людей остаются ориентированными на страх; оба типа людей остаются в состоянии борьбы, в постоянном конфликте. Они никогда не приходят к спокойной безмятежности, к равновесию. Равновесие — это когда ты не выбираешь, когда ты видишь факт таким, как есть. Жизнь — это не вопрос выбора, выбирать не из чего. Все взаимосвязано. От твоего выбора ничего не изменится. Твой выбор может только привести тебя в своего рода неведение. То, что ты выбираешь, — только часть, и то, что ты не выбираешь, — тоже часть реальности. Невыбранная часть реальности будет продолжать висеть вокруг тебя, ожидая, чтобы ее приняли. Она не может исчезнуть, нет способа сделать так, чтобы она исчезла. Если ты слишком любишь жизнь и не хочешь видеть факта смерти... смерть есть и нависает над тобой, как тень.

Дзэн говорит: видь то и другое — они одно целое, они взаимосвязаны. Видя их одновременно, без всякого выбора, без всякой предвзятости, ты выходишь за их пределы. Видя их одновременно, ты больше не отождествлен с жизнью и не отождествлен со смертью. Неотождествленный, ты свободен, освобожден.

Отождествление — именно это и есть тюрьма. Пусть это будет полностью понято, потому что это коренная причина всего страдания, рабства.

Отождествление — это слово очень значительно. Оно означает, что ты отождествляешься с частью. Ты сливаешься с частью жизни, и эта часть начинает считать себя целым. Нет ничего неправильного в части как таковой, но часть есть часть; это не целое. Когда ты начинаешь считать часть целым, возникает предвзятость. Начав притворяться, что часть и есть целое, ты становишься слепым к целому. Теперь ты оказываешься в конфликте с реальностью.

И ты не можешь победить, будучи против реальности, помни это. Ты не можешь победить, будучи против реальности. Это невозможно. Так не бывает, так не может быть. Ты можешь победить только, будучи с реальностью, никогда не, будучи против реальности. Победа — на стороне реальности. Именно поэтому все великие мастера так настаивают на капитуляции. «Капитуляция» означает: быть на стороне реальности. Тогда победа несомненна — потому что реальность победит. Побеждает всегда именно реальность. На ее стороне ты будешь победителем; против нее ты будешь проигравшим. И все мы оказываемся проигравшими; все мы боремся.

Мы выбираем маленькую часть и объявляем, что это целое. Мы выбираем жизнь, удаляем жизнь из ее основного контекста — смерти — и говорим: «Это я. Я — жизнь». Теперь вы создали себе трудности. Вы окажетесь заключенными в клетку этой отождествленности. Как у вас тогда получится смерть? — а она есть, и происходит в каждое мгновение, и однажды застанет вас врасплох.

Вы отождествляетесь с телом: «Я — тело», и тогда возникают трудности. Вы отождествляетесь с умом: «Я — ум», и тогда возникают трудности. Отождествляться - значит создавать трудности. Отождествление — само то вещество, из которого соткано невежество. Как только отождествление отпадает, и ты ни с чем не отождествлен, ты просто остаешься свидетелем, не говоря: «Я — то или это». Ты просто остаешься свидетелем. Ты видишь, как мимо идет жизнь, видишь, как мимо идет смерть, ты видишь, как мимо идет секс; ты видишь разочарование, радость, успех, поражение. Ты продолжаешь видеть; ты остаешься сущим видением. Ты не ловишься ни на какой крючок; ты не объявляешь: «Я — это». Никем не объявляя себя, кто ты? Не ограничивая и не определяя себя, не давая себе ограничения, просто оставаясь текущим, просто видящим... — это освобождение. Это великое освобождение.

Неотождествленный, - человек свободен. Отождествленный, - он заключен в клетку.

Дзэн говорит: не отождествляйся ни с чем, что бы то ни было. И тогда, естественным образом, происходит трансценденция. Ты видишь, что приходит страдание, и остаешься наблюдателем. Ты видишь, что возникает страдание, обволакивает тебя, окружает, как огромное облако темного дыма, но остаешься наблюдателем. Ты видишь это, ты не судишь. Ты не говоришь: «Это я» или «Это не я». Ты вообще ничего не говоришь, ты остаешься не судящим. Ты просто видишь факт, что есть страдание.

Потом, как однажды пришло, оно начнет исчезать. Облака собрались, а теперь начинают рассеиваться, и наступает прекрасная солнечная погода и счастье. Ты не отождествляешься и с этим. Ты просто видишь, что солнечная погода вернулась, облака рассеялись. Ты не говоришь: «Это я», ты не говоришь: «Это не я». Ты не делаешь о себе никакого утверждения. Ты просто продолжаешь наблюдать.

Много раз это случится — придет страдание, придет счастье — много раз ты добьешься успеха, много раз потерпишь поражение. Много раз ты окажешься в депрессии, много раз будешь чувствовать себя на вершине мира. Наблюдая всю эту двойственность, мало-помалу ты увидишь, что ты — за пределами всех этих двойственных пар вещей.

И такая же пара — жизнь и смерть. Такая же пара — ум и тело. Такая же пара — мир и нирвана. Все — двойственные пары. Если вы можете увидеть это насквозь, увидеть это прозрачно и не выбирать, вы — что-то трансцендентальное: свидетель. Этот свидетель никогда не рождается и никогда не умирает.

Смерть и жизнь приходят в видение этого свидетеля, но свидетель вечен. Он был, прежде чем ты родился, и будет, когда тебя не станет. Ты приходил в мир миллионы раз и, может быть, придешь снова — и все же не приходил никогда. Мир возникал в тебе, как отражение возникает в зеркале. Ничего, фактически, не случается с зеркалом. Или ты думаешь, что что-то случается с зеркалом?

Ты стоишь перед зеркалом, и зеркало отражает твое лицо. Думаешь ли ты, что что-то происходит с зеркалом? Ничего не происходит. Тебя не стало, и зеркало опустело. Кто-то другой прошел перед зеркалом, и зеркало отразило его лицо — красивое или уродливое — и у него нет выбора, оно не выбирающее. Ты приносишь красивую розу, оно ее отражает; ты приносишь уродливый шип, оно его отражает. В нем нет выбора. Оно не говорит: «Это не хорошо, и я не буду это отражать», или: «Это очень хорошо, и я буду цепляться за это. Пожалуйста, не уходи от меня. Оставайся здесь. Я — ты, ты — я». Нет, зеркало просто отражает.

Это подобное зеркалу качество — именно то, что подразумевается под свидетельствованием. И именно поэтому зеркало остается чистым от всех изображений. Оно продолжает отражать, но никакие отражения не собираются на нем. Это состояние осознанности. Именно в этом и состоит вся медитация.

Наблюдай, видь, будь бдительным, но не выбирай. И не входи ни в одну из частей. Часть — не целое. Часть есть часть, и рано или поздно часть уйдет, потому что часть не может оставаться долго. И когда она уходит, ты будешь страдать, потому что не захочешь ее покидать; ты будешь за нее цепляться, потому что отождествился с ней. Но ей придется уйти, и ты почувствуешь себя несчастным и будешь плакать и рыдать — но это создано тобой самим. Если бы ты оставался как зеркало, не было бы никакой проблемы. Что бы ни случилось, случается. Ты остаешься непотревоженным, и неотвлеченным.

***

Это существенное ядро всех религий. Это не вопрос практики, это не вопрос того, чтобы научиться концепциям, догмам. Это не вопрос того, чтобы повторять сутры. Это вопрос прозрения! И это прозрение вам доступно. Нет необходимости ни к кому идти за этим прозрением. Ты носил его в себе все время. Оно было в тебе с самого начала. Оно есть, зеркало есть. Просто начни использовать его.

Попытайся когда-нибудь, и ты будешь удивлен! Что-то беспокоило тебя в прошлом, и теперь это то же самое, но больше не беспокоит. Кто-то тебя оскорбляет — ты просто наблюдаешь, не отождествляешься с этим.

Ты не говоришь: «Он меня оскорбил». Как он может оскорбить тебя? Ты не знаешь себя, не знаешь, кто ты такой, как же он может знать, кто ты такой? Он не может тебя оскорбить. Он, может быть, оскорбил какой-то образ, который несет в себе о тебе, но это не ты. Может быть, у него есть какое-то представление о тебе, и это представление он оскорбляет. Как он может оскорбить тебя? Он вообще тебя не видит.

Если ты будешь оставаться бдительным и наблюдательным, ты будешь удивлен — оскорбление пришло, и ничего не случилось у тебя внутри, ничто не шевелится. Это спокойствие — сияющее. В тебе не возникло никакой вибрации, никакой волны, ни даже малейшей ряби. И ты будешь безмерно блаженным, зная это подобное зеркалу качество. Тогда ты становишься интегрированным.

Потом кто-то приходит и хвалит тебя. Попробуй снова. Будь наблюдательным. Не думай, что он хвалит тебя. Может быть, он хвалит кого-то, кого считает тобой. Может быть, он хвалит тебя по каким-то собственным скрытым мотивам. Это не твое дело. Ты просто видишь факт, что «этот человек хвалит меня». Но ты остаешься зеркалом. Не глотай этого! Не цепляйся за это! Если ты это проглотишь, то окажешься в затруднении. Возникает эго — с отождествлением возникает эго.

И тогда ты начинаешь ожидать, чтобы каждый тебя хвалил, как этот человек. Никто не будет так тебя хвалить. Тогда возникают обида и страдание. И завтра этот человек, может быть, больше тебя не похвалит. Может быть, его мотив осуществлен. Или завтра он начнет думать, что это было неправильно, или начнет мстить. Каждый раз, когда кто-то хвалит тебя, однажды он тебя и оскорбит — потому что он должен отомстить, расставить вещи по своим местам.

Возникает дисбаланс. Когда кто-то тебя хвалит, он чувствует себя не очень хорошо; ему больно тебя хвалить. Ему приходится тебе показать, что ты выше его — и это ранит. Он может прямо сейчас этого не показать, но внутри сохранит боль, рану. И однажды, когда у него будет возможность, он тебе покажет, кто ты такой: он поставит тебя на место. И тогда ты будешь ранен. Этот человек так тебя хвалил, а теперь он ранит тебя. Но он ничего не сделал. Это ты сам — ты начал цепляться за идею, которую он вложил тебе в ум.

Не отождествляясь ни с чем, наблюдая, сохраняя подобное зеркалу качество, — именно это приводит человека, мало-помалу, ближе к просветлению.

Ринзай однажды читал лекцию на тему: «Истинный Человек Без Заглавия».

Именно это я подразумеваю, когда говорю о подобном зеркалу качестве — именно «Истинного Человека Без Заглавия». Внутри себя ты Истинный Человек Без Заглавия. Он не мужчина, не женщина, не индуист, не мусульманин, не хороший, не плохой — у него нет заглавий — не образованный, не невежественный, не восточный, не западный, у него нет заглавия — не святой, не грешник, у него нет заглавия. И это — истинный человек внутри тебя.

Ринзай однажды читал лекцию на тему «Истинный Человек Без Заглавия».

Это было заглавием его лекции.

Монах, совершенно сбитый с толку, подошел к нему и спросил:

— Что значит, Истинный Человек Без Заглавия?

Ринзай схватил его за горло и закричал:

— Говори! Говори!

Монах лишился дара речи и ничего не смог сказать.

Ринзай отпустил его и воскликнул:

— До чего же никчемное вещество этот Истинный Человек Без Заглавия!

То, что сделал Ринзай, было нужно, чтобы создать ситуацию. Человек спросил:

— Что такое Истинный Человек Без Заглавия?

Ринзай схватил его за горло и закричал: «Говори! Говори!» Он привел его в шок. В этом шоке все заглавия исчезли. В этом шоке он был никто, просто никто, зеркало. В этом шоке ум больше не вращался. В этом шоке он просто лишился дара речи. Ринзай создал для него ситуацию, чтобы посмотреть в этого собственного реального человека без заглавия, в это подобное зеркалу качество.

Но человек упустил, он начал думать, как ответить:

— Что делает со мной мастер? Правильно ли это делать, в ответ на вопрос?

Должно быть, у него появились подобные мысли. Он упустил суть. Именно поэтому Ринзай воскликнул: «До чего же никчемное вещество этот Истинный Человек Без Заглавия!»

В тот момент, когда зеркало начинает за что-то цепляться, оно становится никчемным. В то мгновение, когда зеркало чем-то покрыто и к чему-то привязано, оно собирает пыль — ты становишься никчемным. В то мгновение, когда зеркало не собирает пыли, ты ценен безмерно — ты бог. Единственная разница между Буддой и тобой — не более чем то, что твое зеркало собрало много пыли, а зеркало Будды стало совершенно чистым от пыли. Все твои мысли — не более чем пыль.

Но иногда ты очень ценишь пыль. Ты говоришь: «Это золотая пыль, это не обычная пыль. Это чистое золото! Я должен за нее держаться. Я никому не должен позволять ее у меня отнять; она очень драгоценна».

Именно так ты становишься привязанным к жизни. Ты думаешь, что она очень драгоценна. И поскольку ты становишься привязанным, ты думаешь, что смерть — враг, грабитель. Смерть приходит, и она отнимет у тебя все твое золото, все твои драгоценные камни, которые ты носил с собой все время. Она отнимет всю пыль с твоих зеркал — и именно это ты считал твоей жизнью. Поэтому ты боишься.

Если ты видишь суть, то смерть - друг. Фактически, это друг лучший, чем сама жизнь. Почему я это говорю?

Потому что в жизни ты становишься привязанным, собираешь пыль. Смерть отнимает у тебя все привязанности и всю пыль. Если ты сможешь увидеть суть, то почувствуешь огромную благодарность к смерти. То, чего ты не можешь сделать, смерть делает за тебя. Именно поэтому, если ты можешь это сделать, тогда для тебя никакой смерти нет; тогда в смерти нет необходимости. Если человек может очистить свое сознание в медитации, он никогда не умрет.

Я не говорю, что он никогда не умрет телом, — это естественный процесс. Но он никогда не столкнется со смертью. Смерть происходит только с пылью, накопившейся на зеркале. Зеркало никогда не умирает! Зеркало само по себе неумирающе. Это свидетельствование — нескончаемый процесс, и он вечен. Путешественник продолжается; только одежда рвется и гниет, и ее нужно сменить. Путешественник продолжается; только пыль собирается на теле, и его нужно отмыть.

Но если ты начнешь считать себя пылью, то никогда не сможешь мыться. Есть люди, которые очень боятся принимать душ — словно они что-то потеряют, что-то ценное. Есть люди, которые боятся медитации, потому что медитация похожа на душ. Она отнимает все вздорные мысли, которые ты собрал, накопил, — весь мусор, который ты продолжаешь носить в голове. И твоя голова страдает, она очень тяжелая, и ты несчастен, но все же продолжаешь думать, что это что-то ценное.

Смерть — это великий друг, она освобождает тебя от бремени. Она освобождает тебя от всего, что ты накопил. Если это освобождение от бремени позволено добровольно, смерть становится самадхи. Если ты не позволяешь ее добровольно, тогда смерть — не самадхи; это боль. Теперь поймите суть. Одно и то же может быть и болью, и сущей радостью. Все зависит от вашего истолкования — как вы смотрите на вещи, как проникаете в определенный опыт, насколько глубоко в него движетесь.

Если ты цепляешься, очень собственнически относишься к жизни, тогда твоя смерть будет очень болезненной; будет большая боль. Ты будешь страдать. Ты будешь страдать не из-за смерти, ты будешь страдать из-за собственного цепляния, из-за собственной жадности и всего остального.

Но если ты не цепляешься, не очень собственнически относишься к жизни, если ты не жаден, не эгоистичен, не агрессивен, внезапно качество смерти меняется. Она становится, как порыв свежего ветра Бога. Он приходит и очищает тебя. Он дает тебе отдых, который тебе так нужен. Он очищает тебя. Он приводит тебя к вечному источнику, из которого ты возникнешь снова. Если ты войдешь в него добровольно, то возникнешь снова в лучшей форме, потому что научился чему-то из прошлой формы. Если ты не пойдешь в это добровольно, то и тогда смерть швырнет тебя в горнило, сожжет тебя, но насильно, и тогда ты вернешься снова в той же форме, потому что ничему не научился.

Студента, который ничему не научился, снова и снова придется посылать в один и тот же класс. Будда — это человек, который научился всем возможностям всех форм. Он был скалой и научился этому. Он был деревом и научился этому. Он был тигром и научился этому. Он был мужчиной и женщиной и научился этому. Он был богом и научился этому. И он продолжал учиться, учиться и учиться... И однажды он покончил со всеми формами. Он прошел все формы — наблюдая, бдительный без выбора, поддерживая зеркало ясным, не затуманенным, он прошел через все формы. И теперь он пришел к точке, где больше не нужно никакого учения. Он выучил урок. Тогда он исчезает. Тогда смерть становится нирваной. Тогда он распространяется на все существование, тогда он становится ароматом. Тогда он входит в космическую форму. Теперь маленькие формы больше не нужны. Он научился всему, что было в этих маленьких формах. Все, что содержалось в этих маленьких формах, он расшифровал. Он стал взрослым. Теперь ему больше нет необходимости в том, чтобы возвращаться в школу. Он становится частью целого. Он распространяется по всему целому. Тогда он — песня в сердце океанического ума, благословение, мир. Он больше не приходит, он ушел туда, откуда нет возврата.

Это последнее в учении. Но человек извлекает учение из всех форм. И смерть приносит великий урок, больший, чем жизнь. Смерть приносит очень интенсивную возможность понимания, потому что жизнь очень растянута во времени — смерть приходит очень, очень потенциальным образом, в очень короткое время. В одно-единственное мгновение она потрясает тебя. Если ты не будешь бдителен, то упустишь это мгновение; это мгновение очень крошечно. Если ты бдителен, само это мгновение станет дверью в божественное.

***

Как только вы не привязаны к смерти, как только вы не боитесь смерти, смерть становится игрой, драмой. Послушайте прекрасную историю.

Почти ослепнув, в возрасте девяноста шести лет, больше не способный учить или работать в монастыре, дзэнский мастер Ямамото решил, что пришло время умереть, и перестал есть. Когда монахи его спросили, почему он отказывается от еды, он ответил, что пережил свою полезность и теперь стал для всех только обузой.

Девяносто шесть лет... этого достаточно. И старик думает, что теперь пришло время умереть, и прекращает принимать пищу. Пришло время отдохнуть. Он начинает готовиться к тому, чтобы уйти. Вот понимание, которое необходимо.

Ученики сказали ему:

— Если ты умрешь прямо сейчас... — а это было в январе, было очень холодно, — ...когда так холодно, всем будет неудобно на твоих похоронах, и ты будешь еще большей обузой, поэтому, пожалуйста, ешь!

Это были тоже великие люди. Мм? — причина, которую они приводят: «Пожалуйста, только подумай об этом холоде. Если ты умрешь сейчас, в январе, когда так холодно, то будешь еще большей обузой для всех нас. Нам придется идти на твои похороны — поэтому начни есть».

Это может случиться только в дзэнском монастыре, с дзэнским мастером и дзэнскими учениками. Никто не заботится о смерти. Смерть приемлема. Мастер готов умереть, но посмотрите на учеников. Эти ученики очень близки к просветлению. Они говорят:

— Прекрати эту чепуху! Сейчас не лучшее время. Почему ты хочешь создать для нас проблемы? Да, ты обуза — девяносто шесть лет, но это будет еще более обременительным — умереть в середине января. Пожалуйста, ешь!

И старик, рассмеялся и начал есть, но когда стало тепло, перестал снова, и через некоторое время тихо упал и умер.

Смерть — это тоже игра; что-то, с чем нужно играть. Тогда ты не боишься. Тогда бояться нечего. Тогда ты не серьезен. Посмотри на несерьезность всего этого. Можешь ли ты представить, чтобы что-то подобное случилось на Западе? Невозможно! Это может случиться только на Востоке, где люди приняли и жизнь, и смерть такими, как есть.

Это может случиться, только когда известно, что никто не умирает, — именно поэтому они могут шутить с мастером, и старик смеется. Он не оскорблен. Только подумайте, эти ученики говорят: «Это будет накладно, сэр, если вы умрете в середине января. Сейчас так холодно, и нам будет очень обременительно вас хоронить». Просто увидьте суть этого, юмор — словно жизнь и смерть не более чем шутки, словно старик просто собирается разыграть представление, словно это неправда!

Именно так и есть. Просто так, словно он собирается разыграть представление. «Пожалуйста, не играй его прямо сейчас, ты можешь сделать это позже, когда станет теплее». Старик рассмеялся, он не почувствовал себя обиженным. Наверное, он безмерно наслаждался этим. Это было великим прозрением его учеников. Теперь они могут даже смерть принимать с юмором. Когда ты начинаешь принимать смерть с юмором, ты — человек понимания. Ты, мало-помалу, превращаешься в Человека Без Заглавия, настоящего «Человека Без Заглавия». Когда ты принимаешь с юмором и смерть, ты уже вышел за ее пределы. А выйти за пределы жизни и смерти, значит войти в свою реальность.

Другая история:

Когда Тозан умирал, один монах спросил его:

— Мастер, твои четыре элемента вышли из гармонии, но есть ли кто-нибудь, кто никогда не болеет?

— Есть, — ответил Тозан.

Он был очень болен. Все его тело распадалось. Четыре элемента больше не были вместе. В его теле словно происходило землетрясение, элементы пытались освободиться друг от друга. Тозан был стар и умирал, и ученики спросили:

— Твои четыре элемента вышли из гармонии, но есть ли кто-нибудь, кто никогда не болен?

— Есть, — ответил Тозан.

— Смотрит ли этот кто-то на тебя? — спросил монах.

— Это моя функция: смотреть на него, — ответил Тозан.

— А что, когда ты сам смотришь на него? — спросил монах.

— В это мгновение я не вижу болезни, — ответил Тозан.

В тебе есть два мира: мир рождения и смерти, и мир, который трансцендентален. Да, тело может быть очень больным, и все же в тебе может не быть болезни — если ты не становишься привязанным к болезни, если не отождествляешься с болезнью, если не начинаешь думать: «Я болен». Это только своего рода гипноз. Этому нужно научиться, войдя через многие, многие двери.

Когда ты голоден, что ты говоришь? Ты говоришь: «Я голоден». Голоден не ты — голодно тело, голоден организм. Ты только наблюдатель, ты только видишь, что тело голодно, потом ты ешь и чувствуешь удовлетворение, и ты говоришь: «Теперь я удовлетворен, полностью удовлетворен». Ты не удовлетворен, потому что, прежде всего, не был голоден! Сначала ты видел голод в теле, теперь чувствуешь удовлетворение в теле — но ты только свидетель. Сначала твое зеркало отражало голодного человека, стоящего перед тобой, а теперь зеркало отражает удовлетворенного человека, стоящего перед тобой, — но зеркало никогда не было голодно, и зеркало никогда не было удовлетворено.

В один день ты здоров, в другой день ты болен — зеркало отражает! В один день ты молод, в другой день ты стар. В один день тебя любят, в другой день тебя ненавидят. В один день тобой восхищаются, в другой день тебя осуждают. Зеркало продолжает отражать.

Функция зеркала в том, чтобы просто отражать, что бы то ни было. Но каждый раз ты отождествляешься.

Прекрати это отождествление себя с вещами, которые стоят перед тобой, и внезапно ты увидишь, что никогда не был болен, и никогда не был голоден, и никогда не был рожден, — и никогда не умрешь. Ты сам — источник вечности. Ты вечен.

Теперь эта история:

Бассуи написал одному из учеников, который умирал, следующее письмо...

Обычно, когда вы пишете кому-то, кто вот-вот умрет, вы пишете утешительные вещи — вы думаете, что ему нужно утешение. И все ваши утешения фальшивы; все ваши утешения — ложь.

Но когда дзэнский мастер пишет письмо тому, кто умирает, и был его учеником, он просто констатирует истину. Фактически, когда кто-то умирает, время констатировать истину, потому что больше времени может не быть. По крайней мере, позволь ему услышать истину, прежде чем он покинет этот мир, позволь ему стать бдительным к тому, каков истинный факт. Нет необходимости утешать, потому что утешения не помогут.

Утешения — как колыбельные. Да, хорошо, они позволяют людям чувствовать себя комфортно. Они как транквилизаторы. Они не преображают тебя, только убаюкивают, только отупляют. Они на самом деле приводят тебя в замешательство, и реальность остается такой же, что и была. Утешения — это игрушки, даваемые детям.

Дзэнский мастер Бассуи пишет одному из учеников, который вот-вот умрет: наступил великий момент. Смерть — великий момент. Он должен использовать его на полную мощность. Смерть — это такая великая возможность, такая творческая возможность, что человек может стать в ней просветленным. Если ты упустил жизнь, ладно, но не упускай смерть. Используй эту дверь, чтобы заглянуть в божественное.

Мастер написал:

Сущность твоего ума не родилась и поэтому никогда не умрет...

Сущность твоего ума — именно это я называю подобным зеркалу качеством. Это сама сущность твоего ума. Почему мы называем ее фундаментальной, существенной? Потому что она сохраняется прежней.

Наблюдай... Ты был ребенком. Впервые ты открыл глаза, у тебя не было мыслей, но это зеркалоподобное качество было. Даже в первый момент, когда ты открыл глаза, это зеркалоподобное качество было. Оно не было тебе никем дано; ты принес его с собой. Это существенно, это твоя природа. Ребенок открывает глаза; он не сможет увидеть, какие вокруг деревья — ашоки или сосны — он не может распознать, какие это деревья. Он не сможет даже знать, что это вообще деревья. Он не может видеть, что они зеленые, но видит их зелень. Он не сможет озаглавить ее как «зелень», не сможет сказать: «Это деревья, это ашоки, а это сосны» — нет.

Но все отражается в точности. Нет никакого языка. Его видение ясно. На нем нет пыли. Именно поэтому дети приходят в такое волнение от небольших вещей — потому что каждая мелочь для них почти психоделическая. У них нет препятствий, их глаза чисты, зеркало чисто. Оно отражает реальность такой, как есть.

Этому качеству — это зеркалоподобному качеству — никто не учит. Оно не обусловлено обществом. Языку учат; ты не приносишь с собой языка. Если ты рождаешься в японской семье, ты научишься японскому языку. Если ты рождаешься во французской семье, ты научишься французскому языку. Ты научишься всему, чему тебя научат. Но французский ребенок и японский ребенок, когда они впервые открывают глаза — просто зеркала. Японское зеркало больше не японское, и французское больше не французское. Они просто зеркала. Да, японец станет японцем, и француз станет французом, и соберется тысяча и одна вещь — язык, образование, школа, колледж, университет, религия, церковь, и все остальные вещи соберутся вокруг...

Таким образом все, чему тебя научили, не существенно. Это было дано снаружи. То, что дано тебе снаружи, заимствовано, это не твоя природа. То, что ты принес с собой, всецело принес с собой, то, что никто тебе не дал, — это существенная природа. И это и есть твоя душа. Найти это в себе — значит найти нечто из-за пределов рождения и смерти.

«Существо твоего ума не родилось, — говорит мастер, — и поэтому никогда не умрет».

Только то, что родилось, умирает; только то, что началось, кончается. Если у тебя есть одна полярность, то последует и другая, но если первой полярности нет, не может быть и другой. Если есть что-то, в чем ты не родился, что было еще до твоего рождения, тогда это будет даже после смерти.

Это зеркалоподобное качество не имеет ничего общего ни с кем другим; тебе его никто не дал. Это ты, твое подлинное существо. Это настоящий Человек Без Заглавия. Зеркало научится многим вещам, будет многими путями обусловлено — и все это будет несущественным. Именно поэтому я говорю, что если ты индуист, ты слишком привязан к заглавиям. Помни настоящего Человека Без Заглавия.

И это один и тот же человек! Ты и я не отдельны в этом зеркалоподобном качестве. Это одно качество! Это то, из чего состоит сознание.

«Это не существование, — говорит мастер, — которое смертно».

Это нужно понять: «Это не существование, которое смертно». Это само существование!

Экзистенциалисты на Западе сделали разграничение между этими двумя словами: существование и экзистенция. Это разграничение ценно, оно будет здесь полезно.

Мы говорим, что дерево существует, но не можем сказать точно то же самое о Боге, что Бог существует. Почему? Потому что дерево однажды было несуществующим и однажды уйдет в несуществование. Таким образом, дерево существует по-другому, нежели чем Бог, потому что Он никогда не был несуществующим и никогда не будет несуществующим. Мы можем сказать, что дерево существует, потому что иногда оно исчезает из существования.

Дерево существует — оно может стать несуществующим. Бог не существует, он сама экзистенция. Он не может стать несуществующим, нет никакого пути. Фактически, если сказать «Бог есть», это будет повторением, потому что «Бог есть» в точности то же, что и «есть». Говорить «Бог есть» неправильно. «Дерево есть» — можно сказать, «стул есть» — можно сказать, «человек есть» — можно сказать, потому что они могут исчезнуть в «нет». Но «Бог есть» — неправильно.

Бог означает «есть-ность». Он не пришел в существование, поэтому он не может из него уйти. Это сама экзистенция.

Ты был здесь всегда! — и будешь всегда. Ты не можешь никуда уйти, помни это. Поэтому не бойся того, что придется куда-то уйти. Нет способа уйти отсюда и идти просто некуда, и нет никого, кто мог бы уйти! Все просто есть. Все было всегда и будет всегда. Это сейчас содержит целую вечность — все прошлое и все будущее. Все существование сходится в одной точке в этом мгновении, здесь-сейчас. В этом крике кукушки - все крики кукушеек, — прошлые и будущие. В вашем слушании - все слушание всех людей, — прошлых и будущих. В этом говорении - все говорение всех, у кого было, что сказать в прошлом, и тех, у кого когда-либо будет что сказать в будущем.

Все есть... Ничто не уходит из существования. Формы меняются — несомненно; одежда меняется — несомненно; имена меняются — несомненно. Но не твое основное существо. Ты продолжаешь менять дома, ты продолжаешь менять тела, ты продолжаешь менять умы — но существенное, зеркалоподобное качество, настоящий Человек Без Заглавия остается прежним. Он не может измениться. У него нет частей, которые могут измениться, он бессмертен.

«Это не пустота, которая сущее ничто».

Слушайте снова. Мастер говорит: «Но не пойми неправильно» — потому что, когда мы говорим о Человеке Без Заглавия, или когда я говорю о зеркалоподобном качестве, вы можете начать думать, что зеркало просто пусто. Зеркало не просто пусто, хотя и кажется пустым.

И вы знаете, что когда никого нет, зеркало пусто. Да, пусто от формы, пусто от другого, но не пусто от самого себя.

Когда нет никого перед зеркалом, зеркало полно собственной зеркальностью, но не пусто. Фактически, когда кто-то стоит перед зеркалом, оно не так зеркально. Это отражение загораживает его наполненность. Есть что-то иностранное, что-то инородное. Когда все уходит и ничего не отражается, зеркало не просто пусто. Это не негативная пустота. Оно полно своим зеркальным качеством. Это только зеркало, совершенное зеркало — отражающее ничто, но совершенное зеркало.

Или посмотрите на это по-другому. Наши умы слишком привязаны к вещам; именно поэтому мы смотрим на вещи и судим по ним. Комната полна мебели, и вы говорите: «Комната полна мебели». Затем кто-то выносит всю мебель, и тогда вы говорите: «Теперь комната пуста». Что вы имеете в виду?

Вы слишком привязаны к мебели. Вы думаете только о мебели, никогда не о комнате. Теперь комната полна «комнатности»! Сначала она не была так полна «комнатности» — мебель загораживала ее «комнатность». Комната означает пространство; само слово «комната» означает пространство.

Сначала внутри было слишком много мебели; пространство было загорожено, разрушено. Она не была на самом деле полна самой собой; что-то иностранное ей мешало. Она не была настолько же свободной. Теперь мебель удалена, и вы говорите, что она пуста. Сначала вы говорили, что она полна, теперь говорите, что она пуста. Пуста от чего? — пуста от мебели. Но есть и другой способ посмотреть на эту комнату — теперь она полна «комнатностью», полна пространством. Теперь она полна самой собой.

И Мастер говорит: «Не думай, что я говорю, что этот «существенный» - ты, — просто пустое ничто, нет». Сначала он полон мебели — мыслей, воспоминаний, желаний, отождествлений: я тело, я ум, я индуист, я христианин, это и то. Он полон мебели, мусора. Тогда однажды, когда ты выбрасываешь весь этот мусор и просто остаешься невыбирающей осознанностью, ты можешь начать думать, или, по крайней мере, неверно понимать, что теперь это просто ничто, ничего нет. Фактически, впервые ум полон свободы, быть самим собой — он расцветет. Это сознание распускается в лотос.

Это свобода, это освобождение. Освобожденный от всего мусора, освобожденный от всего, что чужеродно, освобожденный от всего, что иностранно, — гости ушли, хозяин свободен. Когда были гости, хозяин не был свободен. Ты это знаешь. Когда приходят гости, ты не свободен. Хозяин становится узником в собственном доме. У него нет такой свободы движений, какая была раньше. Он должен позаботиться о гостях. Они могут спать; ты не можешь включить колонки на полную мощность, радио, телевизор; ты не можешь играть музыку так, как хочешь; тебе нужно заставлять детей вести себя тихо — в доме гость. Ты должен подстраиваться под гостя.

Когда есть гость, хозяин становится вторичным, а гость первичным. Именно это произошло. Слишком полный мыслями и желаниями... — гости стали слишком важными, а хозяин, почти несуществующим, или даже забытым — вообще забытым. И гости остаются слишком долго. Они не уходят. Они стали постоянными членами семьи, и хозяин почти что изгнан из собственного дома.

Таким образом, когда гости внезапно уходят, ты можешь чувствовать себя так, словно это только пустое ничто. Это не так. Буддизм, дзэн — то и другое: очень неправильно понимается, потому что они говорят о шуньяте — пустоте. Шуньята, пустота — это Бог для Будды. Но это слово создает трудности. Люди думают: «Пустота? Выглядит негативно». Это не так, это просто указание, что теперь ты просто - ты сам, - пустой от всего остального, пустой от другого. Теперь ты просто сонастроен со своим существом, остаешься просто ты сам, твоя существенная природа будды. Она не пуста, она наполненна. Она совершенна — потому что это источник всего.

Оно не пустота, которая есть сущее ничто. Оно не цвет и не форма. Оно не наслаждается никаким удовольствием и не страдает ни от какой боли.