§ 9. Третье начало и система динамического кватернера

§ 9. Третье начало и система динамического кватернера

Путь человеческого развития заключается в постепенном раскрытии в сознании бинера начал Аполлона и Диониса. Каждое из них есть своеобразная система звеньев, связующая ноуменальное с феноменальным, абсолютное и безусловное с конкретным и относительным. Но вместе с тем каждое из них становится живым деятелем только в органическом сопряжении с другим, взятое же в отдельности — остается лишь абстрактной системой возможностей. Это сопряжение не может совершиться непосредственно между их естествами, а осуществляется в актуальном кинетическом сознании человека под влиянием раскрывающегося в нем третьего начала — воли. Аполлон и Дионис лишь ответствуют на активные влечения сознания, содействуют или препятствуют его стремлениям, но сами по себе осуществить конкретное творчество не в состоянии. Эти начала, как таковые, не являются субстанциальным бытием, а служат лишь модусами его раскрытия в жизни. Данная доктрина непосредственно. проистекает из природы всякой антиномии вообще. Истинно реальное и абсолютное всегда едино и остается единым. Реализация его потенциального содержания в конкретном творчестве осуществляется через предварительное утверждение антиномий и органическое сопряжение их полюсов, но все эти процессы, взятые в отдельности от конкретного смысла, остаются чисто абстрактными. Утверждение всякой антиномии implicite пред-полагаетчсуществование некоего высшего породившего ее единства. Последнее может быть трансцендентно сознанию, но все же реальность его бытия несомненна a priori. Существование определенной антиномии знаменует собой лишь наличие в этом едином некоего живого процесса, стремление к определенному виду конкретизации. Органическое сопряжение полюсов антиномии необходимо требует бытия третьего активного начала, ибо при непосредственном слиянии они погасили бы взаимно разности потенциалов и в итоге дали бы нуль. Это третье начало, чтобы обладать независящей от членов антиномии активностью, должно иметь независимое сопряжение с высшим единством. В результате жизненного процесса это третье начало активно осуществляет полную реализацию и органическое сопряжение полюсов антиномии. Получающееся триединство и является актуальным раскрытием первичного единого. Так и в данном случае: начала Аполлона и Диониса как таковые являются лишь основными модусами проявляющегося в конкретной жизни бытия, но сами по себе создать ее не в состоянии. Они суть лишь категории излияния творческой силы в мир конкретного бытия, а потому постольку и существуют, поскольку проходит через них этот творческий поток. Чтобы этот поток происходил в действительности, необходимо существование двух начал: порождающего и воспринимающего. Первое из них есть Творческая Активность космической Реальности, — Божества, — есть Его Воля. Эта Воля предшествует бытию всех антиномий, является их порождающим источником, первичным раскрытием всемогущества. Второе начало есть активность сознательного конкретного существа человека, его воля, первичное раскрытие ноуменальной природы его индивидуального духа. Итак — раскрытие субстанциального бытия в конкретной жизни протекает по системе динамического кватернера: божественная воля утверждает бытие антиномии Аполлон-Дионис и конкретного индивидуального волевого Центра; воля последнего, внутренне рождаясь из божественной воли, воспринимает веяния Божественной Реальности чрез русла Аполлона и Диониса.

Начало воли отлично от начал Аполлона и Диониса своей первичностью и конкретностью. Она есть не только категория проявляющегося духа, но и его основное, исконное обнаружение. Активность духа может окрашиваться различными модусами, но в своем первичном естестве есть воля; в этом ее первичность и конкретность. Аполлон и Дионис могут быть мыслимы абстрактно как определенно организованные системы возможностей, раскрывающиеся перед всяким активным субъектом; напротив, воля не может быть отделена от его конкретного естества. Далее, характернейшим свойством этого начала является двойственность его актуальной структуры. В первичном состоянии воля предшествует бытию начал Аполлона и Диониса, порождает и раскрывается в них, а во вторичном состоянии она закрепляет и динамизирует вытекающие из них влечения. Эти состояния я будут называть высшим и низшим14. Итак, воля одновременно и начинает процесс актуального раскрытия потенций духа, и заканчивает его, и именно в переходе ее из одного ее состояния в другое и заключается вся его сущность. Два состояния воли, по существу — две модификации одного и того же начала, могут находиться между собой в различных соотношениях в зависимости от иерархического уровня сознания, в котором они проявляются. Если сознание объемлет лишь низшую волю, высшая остается ему трансцендентной и представляется или абстрактным понятием, или извне проявляющимся категорическим императивом. Под влиянием относительных феноменальных обстоятельств низшая воля может выливаться во влечения, противные общей природе воли; так возникают различные виды дисгармонии между ноуменальным и феноменальным. Если же сознание одновременно объемлет оба состояния воли, оно может достигнуть их полного гармонического сопряжения. Это есть творческое воссоединение субстанциального с конкретным.

Антиномическая сопряженность Аполлона и Диониса и двойственность модификаций третьего начала проявляются одинаково во всяком актуальном сознании, независимо от его места в синархии космоса. В простейшем сознании система этого кватерн ера может быть весьма мало выявлена, отдельные его члены могут иметь очень бедное содержание, а их связи и противостояния могут оставаться погруженными в бессознательное, но все же и их организация, и присущие им содержания неизменно и навсегда предопределены. С эволюцией сознания расширяется актуальное содержание этих начал и параллельно с этим оно воспринимает самобытность каждого из них и постоянство их основных взаимоотношений. Наконец, в высшем периоде начинается работа их сознательного органического соподчинения в одном общем целом. Каков бы ни был иерархический порядок монады, т. е. актуально раскрывающегося духовного индивидуального единства, одинаково в процессе эволютивной жизни проявляется весь кватернер начал. В мире каждой индивидуальности этот кватернер окрашивается соответственными тональностями, но сам по себе, как таковой, не ограничивается никакими рамками, имеет вполне вселенское всеобъемлющее призвание. Благодаря этому изучение его, составляя основной предмет всякой психологии, в то же время не может ею ограничиться, и составляет также сущность космологии. Приматы психологической жизни являются лишь частными проявлениями общих мировых начал, благодаря их ограничению специфическими условиями. В сознании человека происходит высший процесс полного самопознания, но и в низших царствах природы, равно в психической и физической сторонах жизни, зиждущими первоосновами являются именно эти начала.

Можно дать следующую общую формулировку кватернера этих начал: самобытный источник энергии, система законов ее проявления и актуально действующая сила. Кроме этого, разумеется, необходимо наличие среды, в которой долженствует произойти актуальное проявление. В психологическом аспекте, когда область сознания представляет эту среду, третье начало проектируется в виде двух самостоятельных начал. Первое, ближайшее, есть система актуальных влечений, вытекающих из утвержденных аполлонических и дионисийских потенций; второе существует независимо от них, и внушаемые им веяния кажутся исходящими из высшего, трансцендентного мира. Подавляющее большинство людей живет исключительно низшей волей, и самый факт существования в них высшего центра или остается вовсе неведомым, или представляется пустым звуком. У весьма немногих, далеко опередивших в эволюции окружающих, сознание оказывается способным к опыту высшего порядка, и бытие внутреннего гения является для них уже эмпирическим фактом. Но если в организме отдельного человека начало высшей воли раскрывает факт своего бытия в непосредственном опыте лишь очень ограниченному числу людей, то в жизни организмов более высокого порядка — в человеческих обществах — он становится очевидным для каждого их члена. Правда, до понимания природы и законов этого высшего начала здесь так же бесконечно далеко, как и во внутренней жизни отдельного субъекта, но зато тут не может быть сомнений в его непреложной реальности. Причина этого ясна: во внутренней жизни несравненно труднее расчленить нисходящую систему прямых и косвенных последствий, порожденных воздействиями внешнего мира, от изнутри привходящих императивов, чем во внешней жизни осознать наряду с эмпирической причинностью наличие неуловимых направляющих тяготений, сочетающих совокупность случайностей. Поэтому понятия: «рока», «судьбы» и т. п. всегда рождаются из лицезрения внешней жизни, и уже затем переносятся в жизнь внутреннюю. Однако действительность противоположна кажущемуся: каждый человек носит внутри себя источник судьбы, которая прежде всего проявляется во внутренней жизни, а уже затем по цепям причинности переносится на жизнь в окружающей среде.

Эллинский мир в своей экзотерической культуре не мог подняться до имманентного постижения начала высшей воли как в организме одного отдельного человека, так и на арене вселенской жизни. Вовсе отрицать очевидность его бытия греки не могли, а потому они должны были ограничиться лишь утверждением абстрактной идеи судьбы, Мойры, непостигаемой, но одинаково властно тяготеющей как над людским родом, так и над бессмертными обитателями Олимпа. Это начало есть, но каковы истоки его бытия и природа внутренней жизни, каковы его горние цели и влекущие мир к ним законы, наконец, каково его отношение к этой юдоли скорби, — все это вопросы навеки неразрешимые. Придя к этому выводу, греки устремили всю мощь своего народного гения на творческое раскрытие в живом символе второго, низшего начала, надеясь в его собственных глубинах найти разрешение главной тайны жизни. Так возник образ страдающего героя.

Третий гений жизни есть победный ритм торжествующей борьбы. Во всем продлении времен, везде, где мир ответствует веленью быть, внедряется в земное бессмертное влечение к предельным высям граней красоты и упоению полнотой единства. Во всей бездонности богатств океана жизни он насыщает каждую, даже самую крохотную каплю его неустанным стремлением к раскрытию своей самобытности и в то же время к исполнению ее ведением надмирного и всеобщего единства. Он внушает ей не довольствоваться дарами только одного Аполлона или Диониса, но вечно жаждать их обоюдного восполнения в единстве как в горнем, так и в дольнем. Он не дает сознанию утолить жажду искания конечным, как не дает ему найти забвенье рабского покоя путем покорного растворения самобытности в реющих волнах только одного из начал. Во всем и повсюду он будит познание противоположного, сметает все начинающие крепнуть связи, соединенья, пути и состояния и властно влечет к преодолению все новых и новых видов антиномий жизни. Его стихия — борьба; он не знает и не может найти ее окончания: каждая новая победа лишь раскрывает новые цели и подлежащие преодолению препятствия. Но в самом свершении борьбы раскрывается и ее внутренний смысл, и ее надмирная цель, и ее высшее оправдание. Каждая неопределенная двойственность есть родник страдания; каждая победа над одной из них есть преображение родника страдания в источник творческой гармонии. Вечно зовя все живое к борьбе, третий гений влечет к преодолению мирового страдания через последовательное отождествление со всеми его видами и творческое их преодоление в себе. Однако этому гению закрыт доступ во внутреннее средоточие тайны жизни; ему недоступна та высь, где веет царственный покой всеведения, а потому и всепринятия и всепрощения; ему неведомо горнее Молчание, разлитое над покровом борьбы и страдных восхождений. Его покой — иной: это покой борьбы, сладост-. растье устремлений, экстаз торжествующего страдания. Не полнота ведения, не предельные глубины Любви и не спокойствие надмирного созерцания преображают скорбь и стенания бытия в ореол живой красоты, но преодоление борьбой всех преград, нисхождение в последние провалы Смерти, внедрение во все извивы мятущегося страдания дают трепещущей душе испить до дна кубок Жизни и в ритме ее собственных изменчивых волн постигнуть высший дар впитывать все потоки страдания и претворять их в величавую благость. Миру этого гения чуждо преодоление скорби всеведением и любовью божественного Безмолвия; он несет исцеление на дне самих страданий, в порывах титанической борьбы с извечной двойственностью мира. В нем есть экстаз, и этот экстаз бесконечно упоителен, ибо он превращает бедствующую душу в творца мировой красоты, в рыцаря торжествующей Жизни. Покорив свою гордость и гордая своей покорностью, она оправдывает свое бытие и несет оправдание бытию всего мира.