ГЛАВА XVII

ГЛАВА XVII

Москва, начало семидесятых… Бартини словно чего-то боится. Даже самые близкие люди должны были предварительно договариваться по телефону — иначе он даже не подходил к двери. Со слов Бартини известно о трех попытках покушения на него — в Берлине, Севастополе и в Москве. Последний раз это случилось в конце шестидесятых годов, в самом центре столицы: «москвич» с погашенными фарами пытался сбить его на улице Кирова.

Берлин, Севастополь — это двадцатые годы, возможно, какие-то старые счеты. Но кому в Москве мог мешать семидесятилетний конструктор? Вряд ли это было связано с его работой — только в плохих книжках похищают или убивают военных конструкторов.

— Отчего же, и такое бывает, — возразил один из наших консультантов. — Недавно люди Моссад убрали одного западного конструктора: подрядился сделать Саддаму гигантскую суперпушку. А что касается Бартини… Вряд ли нужно верить всему, что он говорил. О нестыковках в его биографии органы отлично знали. Были и ниточки, за которые можно было при желании потянуть. В общем, перевесила его светлая голова — остальное, видимо, посчитали неважным. Но… — полковник замолчал и взглянул с точно рассчитанным сомнением. Давая понять, что продолжения может не последовать…

— …Была одна темная история, ни в каких документах не отраженная — и вы поймете, почему… В пятидесятые годы в Москве жил человек, знавший родного дядю Роберта Людвиговича. Как звали дядюшку, уже не помню — да это и неважно. Прелюбопытнейшая личность: советник в австро-венгерском минюсте, аристократ. И — резидент Третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии! Попросту говоря — «охранка»… Перед войной «подрабатывал» и на Второй отдел российского Генштаба — добывал чертежи, образцы, бланки документов. Любил Россию, знаете ли… Потому в тридцатых и нам помогал — по мере сил. Но когда перед первой мировой группа полковника Редля провалилась — громкое было дело! — дядюшка испугался, оборвал все связи и залег на дно. Так вот… В начале тридцатых годов, незадолго до смерти, он рассказывал моему знакомому, как зимой 1912 года, будучи по делам в Вене, наблюдал — совершенно случайно, заметьте! — встречу одного русского эсдека с двумя очень интересными людьми. Дело было в кафе, напротив «Бургтеатра». Один из них — известный в то время кавказский шарлатан и гипнотизер Гурджиев. Другого он не знал: очень нервный, дурно одетый господин с короткими ногами. Кафе довольно большое, посетителей почти не было — в общем, услышать ничего не удалось. Сидели они долго, выпили два сифона зельтерской. Одного из русских он уже встречал в Кракове. Эсдек, ленинец, партийная кличка — «Коба». Да-да, он самый — будущий великий вождь, отец народов и корифей всех наук! Кто ж знал… А вот о Гурджиеве российский резидент слыхал — много и разное. В том числе и от собственного племянника. Но только дядюшку почему-то заинтересовал третий. За этим субъектом он не поленился пройтись, и даже дал крону консьержке. Выяснил: живет один, чем — неизвестно, не водит, не пьет. Фамилия господина — Шикльгрубер. Адольф Шикльгрубер, он же — Гитлер…

— Темная история! — повторил отставной полковник ПГУ. — Задумаешься — жить не захочется…

…На том и расстались. С тех пор появилось много вопросов, но задавать их приходится самим себе. Насчет достоверности, например… И — насколько это могло быть случайным? Не сама встреча, разумеется, а присутствие наблюдателя?.. Дело в том, что Гурджиев, помимо прочих загадочных способностей, обладал также мощным телепатическим даром. И не мог не «запеленговать» повышенный интерес к своей особе.

И еще — при всей сенсационности подобного сообщения, полковник ничего нового не сказал. Не мог сказать. О возможной связи Гитлера с Гурджиевым и Гурджиева со Сталиным на Западе писали давно. Заметили также некоторую синхронность их судеб. А вот что действительно важно, так отношение к этому делу Роберта Людвиговича Бартини. Косвенное, разумеется, но двойное: дядя и Гурджиев!..

Сопоставим известные факты. Даниил Андреев в «Розе Мира» пишет, что Сталина инициировали некие темные силы, и что он был медиумом — как и Гитлер. Недоброжелатели Гурджиева обязательно упоминают о том, что к его учению проявлял интерес Гитлер. Некоторые предполагали даже личное знакомство. На знакомство Гурджиева со Сталиным намекает одна красноречивая обмолвка кавказского мага (вряд ли случайная!) — о некоем князе Нижарадзе, на которого Великие Братья возложили важную миссию. «Князь Нижарадзе» — под этим именем юный Иосиф Джугашвили грабил почтовые кареты.

Неужели это правда: два страшных человека встретились за столиком венского кафе в 1912 году? А свел их вместе маг и философ, писавший свои книги от лица Вельзевула?.. Есть сведения о том, что Дитрих Эккарт и Карл Гаусгоффер, сформировавшие мировоззрение будущего фюрера, были учениками Гурджиева. Эккарт открыл в Гитлере способного медиума и научил связываться с «Невидимыми Учителями». Гаусгоффер убедил его в том, что главный противник Германии — большевистская Россия. В свете этих обстоятельств переговоры с Гурджиевым о возможности его приезда в СССР выглядят как попытка прибегнуть к посредничеству учителя: Германия угрожала России. Вождь всех трудящихся страстно желал союза. Если венская встреча имела место, становится понятной «прогерманская» ориентация Сталина в 20–30-е годы, его нещадная борьба со сторонниками сближения с Англией и Францией. Сталин видел: на них двоих поставила некая могучая сила. Все обещанное — сбылось. Неужели их так долго пестовали — только для того, чтобы столкнуть лбами?!

…1912 год был поистине судьбоносным для России и Германии. Русские большевики на конференции в Праге окончательно размежевались с меньшевиками. Через несколько лет они превратятся в ту самую партию, которую Сталин видел «орденом меченосцев». Насколько случайным было такое сравнение? Есть сведения о том, что в Вене Гитлер был учеником масонской ложи «Орден Новых Тамплиеров». А многие исследователи ведут отсчет истории нацистской партии с того же 1912 года. Российский историк В. Пруссаков пишет в книге «Оккультный мессия и его рейх»: «Для обнаружения корней Германской рабочей партии нужно вернуться назад, в 1912 год, когда на конференции оккультистов образовалось „магическое братство“ — Германский орден…» В дальнейшем от него отпочковалось братство «Туле». Его символ — свастика с мечом. Они называли себя… «новыми меченосцами»! Гитлер был членом «Туле», когда из недр этой организации родилась нацистская партия.

Совпадение?..

Два будущих диктатора столкнулись в венском кафе и потолковали об искусстве — благо один был неудачливым поэтом, а второй мнил себя художником. Переводил их беседу случайно оказавшийся рядом великий маг и «последний алхимик» Гурджиев. Случайно совпало: оба родились на 46 градусе северной широты, но потом «мигрировали» на север, в другую страну, отождествив себя с ее народом. Отцы обоих — сапожники. Правда, под конец жизни папа Адольфа «выбился в люди». В детстве будущие вожди учились в церковных школах. И даже мечтали о поприще служителей культа. Столь же синхронно они ощутили тягу к прекрасному — впрочем, вполне бесплодную. Узрев трагическое несоответствие собственных ожиданий с реальной действительностью, оба, словно сговорившись, решают изменить саму действительность. Совпадает даже медицинский диагноз: прогрессирующая паранойя и сухорукость (кажется, левой руки). И все это — в условиях почти «диаметральной» социокультурной среды!

Гитлер слышит «голоса» — они нашептывают ему, что он — новый мессия, спаситель загнивающей цивилизации. Он должен быть жесток, как были жестоки средневековые лекари, сжигавшие чумные трупы вместе с умирающими. Словно во сне, он видит много маленьких городков — чистых и светлых. В каменных чашах алтарей пылает огонь, все люди белокуры, здоровы и счастливы. «Голоса» нашептывают ему решения, зовут и подталкивают — он слушает, повинуется и — побеждает. Гитлер верит. И не боится смерти — в сентябре 39-го фюрер примчался в пылающую Варшаву, когда пушки еще стреляли. Снаряды рвались поблизости — он не замечал их, осматривая разбитый пикировщиками польский бронепоезд. «Убивайте, убивайте, убивайте — я отвечу за все!..»

…«Привет вам, ищущим общего блага!» — это середина 20-х годов, знаменитое «Письмо индийских Махатм Советскому Правительству». То есть — Сталину, Троцкому, Бухарину, Каменеву, Рыкову, Дзержинскому и так далее… Что же пишут почтенные мудрецы, имеющие, как всем известно, связь с Шамбалой?

«…На Гималаях мы знаем совершаемое вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий. Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили семью лицемерия. Вы сожгли войско рабов. Вы раздавили пауков наживы. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы избавили землю от предателей денежных. Вы признали, что религия есть учение всеобъемлемости материи. Вы признали ничтожность личной собственности. Вы угадали эволюцию общины. Вы указали на значение познания. Вы преклонились перед красотой. Вы принесли детям всю мощь космоса. Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность построения домов общего блага…»

Можно вдоволь поиронизировать над «домами общего блага» — и не понять ту ужасающую синхронность, с которой готовилось историческое действо. Актеры еще заучивают роли, Рур и Урал спешно сколачивают железные декорации, музыканты пробуют смычки. И уже вешают на стену то самое ружье, которое должно выстрелить в конце — атомным дуплетом…

Но вот наступает время, когда режимы кристаллизуются полностью. Они похожи, словно две отливки из одной изложницы. Оба вождя — в зените власти и славы. У Гитлера и Сталина была реальная возможность договориться, поделить мир полюбовно. Был и август тридцать девятого: раздел Польши, парад победителей в Брест-Литовске. Но словно злой рок неудержимо подтолкнул вождей-близнецов навстречу друг другу.

«Мы кладем предел вечному движению германцев на юг и запад Европы и обращаем взор к землям на востоке. Сама судьба как бы указывает этот путь».

«Не поддаваться на провокации!» — требовал Сталин. И готовил превентивный удар страшной силы — в июле сорок первого.

Он не успел…

С железным лязгом схлестнулись народы и государства. Режимы аннигилировали вместе со своими лидерами: Сталин не намного пережил Гитлера. Осенью 52-го страна увидела в кинохронике своего вождя — изможденного старичка с погасшим взглядом. Последним усилием железной воли «победитель» раздавил «тысячелетний рейх». Растер в лагерную пыль саму память о том, что двигало машиной национал-социализма. И — умер… Той страны, которая была до войны — не стало. Она погибла в историческое одночасье — тысяча четыреста девятнадцать дней и ночей. Да, остались переходящие знамена и соцсоревнование, все так же два раза в год взбирались на гранитный склеп дряхлеющие правители… Но это даже не агония — просто муляж, подрумяненная мумия того, довоенного, советского менталитета. Страна заслужила покой. Нужно было отдышаться, прислушаться к себе, уловить слабое биение новой идеи…

«В мировых войнах и революциях мир пережег в себе древние комплексы. Мир стер программу, неадекватную новой реальности. Значит, что-то должно родиться…» — говорил Бартини, ученик «черного мага» Гурджиева.

«Понять — значит, упростить». Инстинктивный антифашизм нормального человека — упрощение. Но прошло полвека, и надо, наконец задуматься: что это было?

…Почему они были столь нечеловечески жестоки — эти двое — и так бестрепетно приняли на себя кровь миллионов жертв? Слишком просто — посчитать Гитлера и Сталина исчадиями ада. Не были они гениями злодейства! Было: железная воля, великолепная память и ясное сознание своего избранничества. Плюс общечеловеческие идеи…

— Гитлер — и общечеловеческие идеи?!! — возмутился Скептик.

«Низшие народности вымирают при соприкосновении с высшими. Им суждено рано или поздно, послужив человечеству, исчезнуть… Чем полнее будет население Земли, тем строже будет отбор лучших, сильнее их размножение и слабее размножение отставших. В конце концов последние исчезнут…»

Не угадали — это не «Майн кампф». И не «Миф XX века» Альфреда Розенберга. Автор этих строк сидит под громадным титановым монументом с маленькой ракетой на конце — глухой и печальный — и смотрит незрячими глазницами на великий город, ставший большой барахолкой.

Константин Эдуардович Циолковский, основоположник…

Так на чем мы остановились? Ах, да — на общечеловеческих идеях!.. Под знаком этих идей начался новый век, и вожди исполняли даже то, что высоколобые философы стыдливо недоговаривали. Что же придавало силы этим обыкновенным людям, почему они не сошли с ума — как тот пилот американского самолета-разведчика, который выбрал Нагасаки? Ответ прост: прошедшие школу восточного оккультизма, Гитлер и Сталин верили, что творят благо. Особенно для своих жертв — ведь в следующей жизни те получат тела высшей расы! А цитата «калужского мечтателя» оканчивается так: «…В конце концов последние исчезнут для их же блага, так как воплотятся в совершенных формах».

Странный портрет висел в темном простенке бартиниевского кабинета. Его описывал Чутко еще в первой статье о «невидимке»: человек, у которого одна половина лица — звериный оскал, другая — светлая, задумчивая… Остальные детали писатель опустил: усы, трубку и золотые погоны на белом кителе. Но была и другая картина — о ней вспомнил Казневский: Бартини у окна, черная фигура, серый рассвет. Печаль… На переднем плане — угол стола, на нем тарелка громкоговорителя. Картина называлась — «5 марта 1953 года».

Какая же тайная нить связывала узника бериевской шараги с «кремлевским горцем»? И насколько случаен тот эпизод в Ставке, когда обсуждали — какой самолет выбрать для Верховного Главнокомандующего, и Сталин сам предложил переделать бомбардировщик Бартини?

…«Красный барон» явно что-то знал. И, похоже, был лично причастен к тому, что «должно родиться». Завещание — момент истины: примерно две трети текста занимает резюме его работ по теории шестимерной Вселенной. Примета века: глобальные подвижки социума сопровождались поиском подходящей космологии.

«…Мир пережег в себе древние комплексы…»

«Жизнь одна!» — говорят христиане.«…И прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!» — вторит им «коммунистический святой» Николай Островский. Фундамент гражданской морали в рейхе и в СССР — те же самые десять заповедей, правда, действующие только в отношении своих. Но разве так было не всегда? Плоть от плоти «древних комплексов», экспериментальные режимы погибли…

«…значит, что-то должно родиться».

Уже готово приданое — новая модель Вселенной. Прогрессор Бартини принес ее в Россию. Но должен быть запасной вариант. Кто-то обязан был сделать так, чтобы идея завладела воображением некоторых людей на других континентах. Нужен был талантливый пропагандист. Судя по творчеству Борхеса, Баха, Шекли, Желязны — такой человек нашелся. И, разумеется, он был русским…

…Успенский Петр Демьянович. Это имя промелькнуло у нас в самом начале: Александр Барченко, создавший в недрах ВЧК-ОГПУ-НКВД ложу «Великое Трудовое Братство», называл его своим учителем. А сам Успенский был учеником Гурджиева.

Писатель, хорошо разбиравшийся в физике и математике, знаток магии и оккультизма — Успенский еще в десятых годах нашего века задумался над природой сновидений и телепатии. Он весьма рискованно экспериментировал с измененными формами сознания — разумеется, собственного… В своих книгах он отчаянно пытается совместить метки научного позитивизма и оккультизма. Интерес к Успенскому со временем не уменьшается — только за последние годы в Западной Европе и США вышло несколько изданий. Некоторые упрекают Успенского в том, что он оправдывал существование каст. Но писатель утверждал только, что касты должны быть «прозрачными», закрепляя за человеком лично достигнутое, а не наследственное. Он не просто верил в приход Сверхчеловека, но знал — они уже живут среди нас:

«…Сверхчеловек не принадлежит исключительно историческому будущему. Если сверхчеловек может существовать на земле, он должен существовать и в прошлом и в настоящем. Но он не остается в жизни: он появляется и уходит. Точно так же, как зерно пшеницы, становясь растением, покидает сферу жизни зерна; как желудь, становясь дубом, покидает жизнь желудей; как гусеница, становясь куколкой, умирает для гусениц, а становясь бабочкой, покидает сферу наблюдения гусениц — точно так же сверхчеловек покидает сферу наблюдения других людей, уходит из их исторической жизни. Обычный человек не в состоянии видеть сверхчеловека или знать о его существовании, как гусеницы не знают о существовании бабочки. Этот факт чрезвычайно труден для понимания, но он естественно психологически неизбежен. Высший тип ни в коем случае не может находиться под властью низшего типа или быть объектом его наблюдения, в то время как низший тип может находиться под властью и под наблюдением высшего типа. С этой точки зрения наша жизнь и история могут иметь определенную цель и смысл, которые мы не в силах понять. Этот смысл, эта цель — сверхчеловек. Все остальное существует для единственной цели — чтобы из массы человечества, ползающего по земле, время от времени возникал и вырастал сверхчеловек — а затем покидал массы и становился недоступным и невидимым для них…»

«Недоступным и невидимым…»

В своих ранних работах Успенский рассматривает мир четырех измерений, считая его достаточным для объяснения всех феноменов. После долгого путешествия «в поисках чудесного» — он побывал в Индии, на Цейлоне, в Персии и Египте — Успенский знакомится с Гурджиевым. В 1930 году на Западе выходит его самая значительная работа — «Новая модель Вселенной». В ней философ горячо убеждает читателя в том, что мир —… шестимерен! Впервые переведенная на русский язык в 1993 году, «Новая модель…» доказывает, что существует три измерения пространства и еще три — времени. Успенский вплотную подходит к идее множественности параллельных времен и даже пытается зримо описать ветвящийся фрактал шестимерной Вселенной: «Фигура трехмерного времени предстает в виде сложной структуры, которая состоит из лучей, исходящих из каждого мгновения времени: каждый из них содержит внутри себя собственное время и испускает в каждой точке новые лучи…»

Совпадение с Бартини — полнейшее!..

В работах Успенского до 1930 года шестимерности не было. Как не было и рассуждений насчет природы сверхчеловека. И не рассуждений даже, а твердого знания — впечатление именно таково! — поразительно точно предвосхитившего проблему люденов у Стругацких. Две новые идеи вполне могли быть следствием личной встречи Успенского и Бартини. Писатель покидает Россию в 1920 году — за три года до приезда туда «красного барона». В эти три года встреча двух учеников Гурджиева кажется весьма вероятной. Но в книгах самого Гурджиева шестимерности нет. Значит?..

— Значит, они были разными учениками! — догадался Скептик.

Именно!.. Бартини — ученик, но в очень узком смысле. Примерно как Пушкин — ученик Арины Родионовны…

Загадочная жизнь Бартини достойно завершилась 5 декабря 1974 года. Его нашли на полу ванной, из крана хлестала вода, на кухне горел газ. В этой смерти явно были обстоятельства, заставлявшие тех, кто знал ученого, что-то недоговаривать. Человек умирает на восьмом десятке — а спустя двадцать лет друзья и коллеги, словно сговорившись, качают седыми головами: «Странно!..» И переводят разговор на другое.

…Бартини почувствовал себя плохо, встал из-за стола, опрокинув стул, и прошел на кухню. Зажег газ, не приготовив чайник или кастрюлю. И стал набирать воду в ванной. Потом упал навзничь, ударившись головой об косяк. Такова, в общих чертах, милицейская реконструкция. Смерть придает преувеличенную значительность последним часам и минутам — и мы ищем смысл любой мелочи. Упавший стул «рифмуется» с лекарствами и «неотложкой». Вода и огонь — тревожные знаки иной реальности. Магия защиты. Проточная вода нейтрализует действие чар, огонь — очищает астрал…

— Опять мистика!.. — вздохнул Скептик. — Может он хотел мелкую стирку устроить?

…«Подобное притягивается подобным», — утверждал Гермес Трисмегист. В первую очередь это относится к человеку. Специфические, скажем так, способности Бартини неизбежно вводят его в круг людей, умеющих делать то же самое. В каком-то смысле это похоже на «всемирное братство» радиолюбителей.

— Масоны?..

Вряд ли. Слишком открытая структура. Российских масонов и тамплиеров органы вычисляли и громили жестоко, со всем тщанием. Будь Бартини масоном, его уничтожили бы еще в тридцатых. Кроме того, считается, что, несмотря на самое горячее желание «приобщиться», масонам не были открыты настоящие тайны.

Почувствовав чужое воздействие, Бартини, видимо, пытался бороться. Потом наскоро написал то, что впоследствии признали завещанием. И спрятал под матрац…

— Чтобы не слишком утруждать ищущих? — насмешливо спросил Скептик.

Действительно, постель — не лучшее место для тайника. Не ошибся ли Казневский? Наши сомнения подтвердил и внук ученого — Олег Гэрович Бартини:

— Завещание деда мы нашли в кабинете за шторой. Она всегда наглухо закрывала окно.

Кто-то посетил квартиру Бартини сразу после его смерти. Вряд ли они пришли днем — те, кого он ждал. А ночью плотная штора визитеров вполне устраивала — можно было включить свет и основательно просмотреть все бумаги. Как они вошли — неизвестно. Зато ясно, как уходили: дверь была закрыта изнутри, но окно, выходящее во двор — настежь… И совсем не обязательно эти люди имели отношение к его смерти. Вероятно, таков порядок — «чистить» жилище умершего товарища.

Возможно, это совпадение: смерть наступила через несколько дней после того, как к зарубежным подписчикам поступил ноябрьский номер журнала «Советский Союз», в котором было интервью с Бартини. И, конечно, материал сопровождался фотографией конструктора. Если между этими событиями действительно была связь — что следует видеть в «экспортной» публикации — вызов или неосторожность? Человеку, знакомому с оккультной практикой, должно быть известно, что фотография — прекрасный проводник чужого воздействия.

Вызов или неосторожность? Скорее — необходимость. Та самая необходимость, которая вынуждает пилота взлетать в тумане, а разведчика — пользоваться рискованным каналом связи. Разумеется, все это — чистейшей воды домыслы. Правду мы вряд ли узнаем. Но можно — угадать…

— Допустим, вы угадали — но именно поэтому доказать ничего не удастся!

…Через неделю после похорон Бартини в 10-м управлении Минавиапрома была образована комиссия по разбору и изучению материалов покойного конструктора. «В целях сохранения и использования»… Помимо четырех членов комиссии, к работе привлекли еще несколько человек. По завещанию, все бумаги и фотографии следовало «запаять в цинковый ящик и не вскрывать до 2197 года». Этого, разумеется, сделано не было. Только Музей им. Н. Е. Жуковского выполнил волю покойного насчет книг: библиотека Бартини сохранена именно «как собрание». За книги можно не беспокоиться — хранятся, словно в цинковом ящике! Что же касается бумаг… Даже по актам комиссии видно огромное расхождение в цифрах: например, по одному документу найдено 322 листа по теоретической физике, по другому — 1014!

При жизни Бартини многие пользовались его идеями, расчетами и даже целыми комплектами чертежей, по простоте душевной не ставя в известность автора. После смерти Роберта Людвиговича на его идеях защищены десятки кандидатских и докторских диссертаций, получены сотни авторских свидетельств. Не пропадать же добру! Тем более, что по закону покойник не может быть соавтором — это объяснили тем совестливым изобретателям, которые вписывали его имя рядом со своим.

…Так получилось, что отдельные рукописи Бартини оказались у его коллег. «Технари» великолепно сознают ценность того, чем владеют. Один древний философ, говоря о другом философе, очень точно выразил подобную ситуацию: «То, что я у него понял — прекрасно. Каким же восхитительным должно быть то, чего я не смог понять!» Нынешние владельцы бумаг Бартини — люди честные и достойные, бережно хранящие память о великом человеке. Но они понимают: завещание выполнено не было. И потому весьма неохотно показывают бартиниевские рукописи. Между тем некоторые из документов просто поразительны…

— Резину тянете, уважаемые! — образно выразился Скептик. — Небось откопали бумажку, а что с ней делать — не знаете?

Ну, в общем, так оно и есть… Бумажка — архиважная! Всего несколько слов жутким почерком — видимо, набросок к «Цепи». Предположительно датируется серединой 50-х: на обороте что-то по крутке крыла — новосибирская тематика.

А запись такая: «Знакомство с Булгаковым. Роман о дьяволе».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.