Глава четвертая
Глава четвертая
Эбрамар уехал, а ученики его с новым жаром принялись за работу.
Главным образом они занимались развитием зрения, обоняния, слуха, осязания и с восторгом убеждались, как постепенно развивались незнакомые им до тех пор чувства.
Сокровенная жизнь существ и вещей раскрывалась перед их прозревшими глазами. Теперь они свободно видели в пространстве, как корпорации духов-работников вдыхали – в виде питания – растительные излияния, они уже могли следить за увяданием и смертью растений; глаз их усматривал черноватое пятно, поглощавшее последнюю каплю первобытной материи, которая выделялась из растительного организма.
С не меньшим интересом наблюдали они все фазы развоплощения животного, этого меньшого брата человека, язык которого они научились понимать. Наконец, изучение бесчисленных свойств жизненного эликсира и разнообразные методы его применения представляли бесконечное поле для труда.
Эта умственная работа захватывающего интереса до того поглощала их, что личной жизни у них почти не существовало.
Как-то раз, когда они отдыхали на террасе после особенно утомительной работы, Дахир неожиданно спросил:
– Как ты думаешь? Сколько времени могло пройти с тех пор, как мы здесь? Должно быть, порядочное количество лет.
– О, конечно! Но к чему считать время! Ведь только заурядное человечество считает жалкие годы его мимолетной жизни, из которой к тому же половину оно проводит во сне, в еде и грехах. Нас время не касается, – ответил Супрамати.
– При последнем посещении Эбрамар сказал, что наши познания достаточно подвинулись для того, чтобы мы могли испытать их на практике, – заметил Дахир, помолчав. – Но, признаюсь, я страшусь этой минуты. Что он от нас потребует? Какому испытанию подвергнет? Может статься, чувства и страсти, которые мы считаем побежденными, вновь пробудятся и будут терзать нас.
Супрамати вздохнул.
– Ты прав. Вероятно, предстоит еще не одна нравственная борьба. В каждом из нас земной человек глубоко укоренился.
Но к чему заранее мучить себя? Страшная тайна нашей удивительной судьбы повелевает нам идти вперед, и потому пойдем.
Он протянул руку своему товарищу по несчастью и работе, и тот молча пожал ее.
Дня через два после этого разговора, оканчивая свой скромный обед, они увидели приближавшуюся лодку.
В первую минуту они подумали, что это Эбрамар, но вскоре увидали в лодке двух учеников.
Причалив, те вышли на террасу и пожали руки обоим отшельникам, приветливо их встретившим.
Это были красивые молодые люди, но в глазах их таилось выражение глубокой задумчивости, изобличавшей бремя веков.
– Мы пришли за вами, братья, – сказал один из прибывших.- Надевайте скорее вашу лучшую одежду, и через час мы должны уехать.
– И куда мы отправимся? – спросил Супрамати.
– На собрание братьев, – ответил посланный. Час спустя Дахир и его друг входили в лодку.
Они были в белом официальном одеянии, на шее висели медальоны с первобытным веществом, на пальце надето было кольцо Грааля. По той же дороге, по которой когда-то пришли, они достигли пещеры источника вечной жизни.
На этот раз там собралась многочисленная толпа, сгруппировавшаяся полукругом около камня, где стояла чаша. С одной стороны стояли мужчины, с другой – женщины под покрывалами. Посредине, перед чашей, стоял Эбрамар, который жестом подозвал к себе Дахира и Супрамати и поставил около себя.
Тотчас же все присутствующие хором запели песнь, и странная, впервые услышанная мелодия произвела на обоих друзей глубокое впечатление.
Когда последние могучие аккорды стихли, заговорил Эбрамар и прочел молитву, испрашивая у Верховного Существа силу, мужество, терпение и покровительство для всех собравшихся, дабы они могли пройти тернистый путь их странной судьбы, предназначенной им Отцом небесным.
После этого все опустились на колени, произнесли краткое благодарение, поклонились источнику жизни и затем прошли в большую смежную пещеру, в глубине коей был накрыт большой стол, окруженный стульями.
Прежде чем сесть за обед, все перемешались, с радостью отыскивая старых, давно невиданных знакомых. Супрамати узнал многих рыцарей Грааля, как вдруг сердце его сильно забилось. Одна из женщин откинула вуаль и пошла к нему, счастливая и улыбающаяся. То была Нара.
Дрожа от волнения, Супрамати прижал ее к груди и крепко поцеловал.
Молодая женщина казалась еще прекраснее. В своей белой, легкой и фосфорически блестевшей тунике, окутанная, словно мантией, золотистыми волосами, она напоминала ангельское видение; глаза ее выражали такую горячую, глубокую и чистую любовь, что неописуемое блаженство охватило сердце Супрамати.
– Какое неожиданное счастье увидеть тебя снова, возлюбленная Нара, – шептал он. – Счастье это вознаграждает меня за все мои труды и долгую разлуку.
– Неблагодарный, – ответила Нара, улыбаясь, – Разве ты не слышал часто мой голос, не чувствовал дыхания моего на своем лице, не обменивались мы разве мыслями? Души наши никогда не разлучались. Но признаюсь, что для меня большая радость видеть тебя самолично. Погоди, после обеда мы наговоримся, а теперь ты должен еще обнять Нурвади и своего сына. Смотри, они идут к нам.
Взволнованный Супрамати направился навстречу прекрасной индуске, которая подходила в сопровождении юноши лет 17 или 18; большие черные глаза его смотрели на отца радостно и любовно.
Супрамати поцеловал Нурвади, потом привлек к себе сына.
– Сандира, дорогое мое дитя. Я с радостью замечаю, что последствия моего преступного невежества все более и более сглаживаются. Ты стал почти молодым человеком, – произнес Супрамати, волнуясь и радуясь.
– Да, я все быстрее и быстрее расту и лет через десять у меня начнут пробиваться усы, – ответил весело Сандира.
– Не упрекай себя, дорогой отец, – прибавил он, целуя руку Супрамати. – Ведь из любви ко мне, страшась потерять меня, ты дал мне выпить жизненный эликсир. Ты не предвидел, что доза
была слишком велика для грудного ребенка; но это простительно, и избави меня Бог упрекать тебя за то. Кроме того, твоя неосторожность дала мне неоценимое благо: покровительство и любовь Эбрамара. Он руководит мною, учит меня, лечит и наблюдает за мною, как за собственным сыном, а ты сам понимаешь, какое счастье быть под попечением этого высокого духа.
Разговор их прервало приглашение к обеду. С понятным любопытством Супрамати осматривал и общество, и накрытый стол, который был сервирован со всевозможной роскошью, по-видимому, любимой таинственным братством.
Посуда, сосуды и корзины – все было из драгоценного металла, резное, инкрустированное, отделанное эмалью; но все эти образцы искусства носили особый отпечаток, были неизвестного стиля, по-видимому, баснословной древности.
Что касается гостей, то они, вероятно, принадлежали ко всем слоям тайного общества, и на этой братской трапезе не соблюдалось иерархического различия.
Простые рыцари Грааля сидели рядом с магами высших степеней, от которых лился сильный, трудно выносимый свет. Не без удивления убедился он, что головы адептов, не исключая и Дахира, окутывало более или менее блестящее сияние. Свою голову он не видел, но предполагал, что и его очистившийся и развившийся разум источает подобный же свет, и это сознание глубоко радовало его.
Самый обед, несмотря на роскошную сервировку, был очень скромный.
Он состоял из риса и зелени, маленьких, чрезвычайно легких хлебцев, залитых медом, и чего-то вроде очень душистого сероватого желе, какого Супрамати никогда не пробовал. Это странное кушанье подали в крошечных золотых вазочках, по одному шарику с орех величиной в каждой. Съев его, Супрамати ощутил живительную теплоту; все существо его как бы расширилось, исполнилось неведомой силой, удивительным напряжением воли и жаждой деятельности.
После обеда все хором пропели молитву, потом присутствующие группами рассеялись по соседним гротам. В одном поместился Супрамати с Нарой, Нурвади с Сандирой.
Теперь только Супрамати разглядел внимательно молодую индуску.
Она похорошела, и ее большие черные глаза, с добрым и мягким выражением, озарились огнем высшего разума.
– Не испытываешь ли ты разочарования в твоей новой жизни, не жалеешь ли о прошлом, Нурвади? – спросил он дружески.
Молодая женщина покраснела.
– Нет, я счастлива. Я работаю, начинаю понимать красоты творения и, живя наукой, не испытываю более пожиравшей меня скуки. Сандира часто навещает меня и для меня это дни радости; а о тебе, которому обязана всем своим счастьем, я думаю непрестанно. Но теперь любовь моя к тебе иная. Ревнивая страсть, земные желания меня более не мучают, мир и гармония наполняют мое сердце, а я обожаю тебя, как доброго гения и покровителя, – заключила она, прижимая к губам руку Супрамати.
Сандира также описал подробно свою жизнь, и завязалась оживленная беседа, в которой Нара поделилась с мужем своими замечаниями.
– Слышишь, колокол звонит, – заметила Нара. – Это знак, что свидание наше должно закончиться. Надолго должны мы расстаться телесно. Сложная задача будет возложена на тебя и Дахира, как сообщил мне Эбрамар. Но, когда испытание это кончится, нас отправят, вероятно, прогуляться по белу свету, и тогда, господин маг, мы станем вновь простыми смертными, будем развлекаться и бывать в обществе. Только я не позволю тебе разыскивать m-ll Пьеретту, – прибавила она лукаво и потянула его за ухо.
Супрамати от души рассмеялся. Мысль снова увидать Пьеретту показалась ему необыкновенно комичной.
– Злопамятство женщины, оказывается, тоже бессмертно, – хитро улыбаясь, возразил он.
Однако шутка пришлась очень кстати, чтобы прервать и рассеять тяжелое волнение, охватившее Супрамати при мысли о продолжительной разлуке с Нарой, он с грустью осознал, как много еще было земного в его чувствах к жене.
В эту минуту у входа в грот появился Эбрамар и жестом позвал своего ученика.
Супрамати торопливо поцеловал Нурвади с сыном, прижал к груди Нару и, простившись с ними, пошел за магом.
В смежном гроте они нашли ожидавшего их Дахира. Целым лабиринтом подземных ходов дошли они до канала, где их ожидала лодка с гребцом, и Эбрамар сел у руля.
По мере того как они скользили под низким и мрачным сводом каменной галереи, озаренной невесть откуда исходившим бледно-зеленоватым светом, томительное ощущение тоски и усталости охватило обоих учеников-магов; потом незаметно веки их сомкнулись, и они крепко уснули. Неизвестно, сколько времени длился их сон, но разбудил их порыв холодного ветра, от которого они вздрогнули. Они выпрямились и с удивлением осмотрелись.
Во все стороны расстилалось водное пространство; трудно было сказать, море это было или огромное озеро.
Воздух был значительно холоднее того, к которому они привыкли; по туманному небу бежали густые тучи, зеленоватая вода была непрозрачна и косматые пенистые волны сильно качали легкую лодку.
В эту минуту на горизонте показалась полоса земли, к которой они быстро подошли. Перед ними был пустынный каменистый берег, а вдали виднелись голые остроконечные скалы.
Дахир с приятелем обменялись тревожными взглядами и сердца их забились сильнее, когда лодка причалила к каменным ступеням и они смогли ближе взглянуть на расстилавшуюся перед ними тоскливую картину.
Почва была бесплодна и усеяна камнями, вдали тянулась цепь скал, и на всем видимом пространстве не имелось ни дерева, ни зелени. Перед ними была настоящая пустыня.
Эбрамар вышел на землю и сделал знак ученикам следовать за ним.
Привыкнув к послушанию, те тоже вышли; но по мере того как они подвигались, ими овладевала мучительная тоска.
Нигде не замечалось ни малейшего следа растительности; даже клочка мха не было, чтобы хоть сколько-нибудь оживить пыльную сероватую почву или черные расщелистые скалы; ни малейшей струйки воды не журчало между камнями. Несомненно, это была пустыня. А Эбрамар между тем все шел вперед. Дойдя до
ближайших скал, он остановился на минуту и потом через широкую расщелину вошел в высокую и просторную пещеру, слабо освещенную укрепленным в стене факелом.
Красноватое дымное пламя отражалось на темных сталактитах свода и позволяло видеть в полутьме две постели, каменный стол и два стула.
Недоумевая, осматривали Супрамати и Дахир предназначенную им как будто для жилья мрачную, пустую, с двумя жалкими ложами пещеру. Сердце сжималось и голова кружилась у них при мысли жить в пустыне, в этой ужасной яме после того, как они привыкли к роскоши и комфорту их гималайского дворца и богатой, чудной природе, представлявшей уголок рая.
Наблюдавший за ними Эбрамар чуть заметно усмехнулся.
– Я вижу, друзья мои, что вы потрясены, но это совершенно напрасно. Я привез вас сюда вовсе не в ссылку, в виде наказания, а для того чтобы предоставить вам поле деятельности, предназначенное для упражнения ваших способностей.
Наступило время применить к делу усвоенную вами науку. Вам нет никакой необходимости жить в таком неприятном месте, и от вас одних зависит обратить его в уголок рая. В этом отношении вы обладаете всеми нужными средствами. Ваша дисциплинированная воля повелевает стихиями, утонченные чувства позволяют вам видеть и слышать многое, невидимое простому смертному; вы научились анализировать первобытную материю, извлекать таящиеся в ней семена жизни; наконец, в вашем распоряжении формулы белой магии, которые позволяют вам собирать и рассеивать молекулы пространства.
Словом, вы вооружены могуществом, необходимым для того, чтобы оплодотворить это бесплодное место; примените же ваши знания к столь громадному труду. Из простых невежественных смертных энергия ваша сделала вас магами, так покажите себя достойными посвящения и выполните эту задачу. Она велика, благородна и полезна. Вам незачем спешить, времени у вас достаточно.
А теперь, дети мои, я вас покидаю и вернусь тогда, когда это дикое место покроется растительностью, деревья дадут сладостную тень для отдыха, сочные плоды созреют, чтобы подкрепить меня, а цветы усладят мой взор и мое обоняние.
Недалеко от этой пещеры, в углублении скалы, висит колокол; он отлит из смеси металлов в особые мистические часы и обладает таинственной силой. Когда начертанная мною вам программа будет окончательно выполнена и душа ваша будет призывать меня, колокол сам собою начнет звонить; тогда эти таинственные звуки донесутся до нашего слуха, и я приду с другими магами, моими братьями, приветствовать вас и проверить вашу работу.
Прощайте, дети мои! Да поддержат вас и да помогут вам добрые духи.
Он обнял их, благословил и покинул пещеру. С минуту Супрамати и Дахир стояли молча, словно оцепеневшие; но когда усилием воли они стряхнули с себя забытье и бросились провожать Эбрамара, то мага уже не было.
Безмолвно, с тяжелой головой, со сжатым тоскою сердцем вернулись они в пещеру, сели на каменные стулья и, опустив головы на руки, погрузились в печальные думы.
Никогда еще смелые работники не испытывали такой слабости. Данная им программа казалась непреодолимой трудностью, задача обратить пустыню в рай их подавляла. Словом, это был недобрый час, час слабости душевной, когда они усомнились в собственном знании, и страх неудачи сжимал, словно тисками, их сердца.
Супрамати вдруг показалось, что он ровно ничего не знает, что все его знания улетучились, что он безоружен перед невозможной задачей, и сквозь его пальцы капнуло несколько горячих слезинок. Была минута, когда он пожалел даже о своей комнате в Лондоне и о невежестве бедного врача Ральфа Моргана.
В этот момент лба его коснулась атласная ручка и хорошо знакомый голос прошептал:
– Ах, Супрамати! Можно ли поддаваться подобной слабости! Оставаясь Морганом, ты никогда не знал бы Нары, а я льщу себе мыслью, что ты пожалел бы об этом.
Как ужаленный, вскочил Супрамати со своего места и густо покраснел.
В его больших глазах сверкнула обычная энергия.
Подойдя к Дахиру, все еще сидевшему с поникшей головой, он хлопнул его по плечу.
– Подними голову, друг. Нара только что пристыдила меня за слабость, и она права! Мы ведем себя, как два школьника, а не как адепты, стремящиеся завоевать венец магов. Я краснею при одной мысли об Эбрамаре.
Дахир выпрямился и поспешно отер свои влажные глаза.
– Благодарю, что ты заставил меня опомниться, – твердо сказал он. – Хныканьем мы не улучшим своего положения, а если не хотим терпеть нужду, то должны работать.
К Супрамати уже вернулось хорошее расположение духа.
– Пойдем прежде всего прогуляемся по нашим новым владениям и осмотрим великодушно предоставленное нам поле деятельности. Воздух освежит нас, а то эта отвратительная яма с дымящимся, вонючим факелом раздражает нервы.
Смеясь, он взял под руку Дахира и вывел на воздух.
Неподалеку они увидели таинственный колокол, который должен был возвестить об их успехе. Он был сделан из металла, отливавшего всеми цветами радуги, и помещался высоко над отвесной скалой; но как и на чем он висел, трудно было понять.
– Ах, прелестный колокол, как я буду рад, когда ты зазвонишь, возвещая наш отъезд из этого чудесного места, – сказал Супрамати, вздохнув.
Прогулка их длилась несколько часов.
Они убедились, что находятся на острове не более двух километров в окружности, разделенном надвое цепью скал.
– Нет ни источника, ни малейшего следа растительности. Эта мертвая природа просто отвратительна, и надо как можно скорее приняться за дело. Эбрамар прав; под этой серой, пыльной корой течет первобытная кровь творения, и я слышу шум подземных источников, – заметил Дахир.
Усталые, возвратились они в пещеру и улеглись на постелях, неудобных и жестких. Но через несколько минут Супрамати вскочил.
– Меня бесит этот факел, он дымит и воняет пуще прежнего, и к тому же так темно, что ничего не видно. А я хочу есть. Не может быть, чтобы на первый раз, по крайней мере, нам не приготовили чего-нибудь. Было бы просто жестокостью заставить нас спать на этом одре с пустым желудком.
Дахир рассмеялся.
– Правда, и я голоден, и меня раздражает эта полутьма. А что, если устроить освещение сгущенным электричеством?
– Эврика! Ты можешь иногда дать хороший совет, Дахир. Примемся сейчас же за дело.
Они стали на значительном расстоянии друг от друга и, подняв свои волшебные жезлы, стали с головокружительной быстротой вертеть их над головами.
Вскоре на конце жезлов появился голубоватый свет, огненные зигзаги замелькали в воздухе и словно поглощались голубоватым светом, который явно увеличивался, принимал шаровидную форму, сгущался и становился матовым. Когда сфера достигла величины апельсина, Супрамати снял ее с жезла, который засунул за пояс, помял слегка в руках это, сделанное как бы из голубоватого теста, приложил его к стене, а затем поднял руку, и из пальцев его сверкнула струя огня, которая точно зажгла сферу, и она мгновенно вспыхнула ослепительным светом.
Дахир проделал то же самое, и когда его шарик также вспыхнул, пещера озарилась точно днем, и стали видны самые отдаленные ее уголки.
Прежде всего Супрамати сорвал факел, затушил его и брезгливо выбросил вон.
Теперь видно было, что в глубине пещеры стояли два шкафа, два деревянных сундука, а на них два больших ящика черного дерева с богатой резьбой, заключавшие в себе магические инструменты. В сундуках находились платье и белье, а в шкафах несколько книг и папирусов, два больших сосуда с вином и две коробки с темным, очень душистым порошком.
– Вино и питательный порошок? – Этим желудка не расстроишь, – с кислой миной проговорил Супрамати.
В это время Дахир снимал молча бывшее на нем платье и надевал темную шерстяную тунику с кожаным поясом.
Супрамати последовал его примеру. Затем они выпили каждый по чаше вина и съели по ложке питательного порошка.
– На сегодня приходится довольствоваться этой монашеской трапезой, а завтра постараемся добыть что-нибудь получше, – проворчал Супрамати, вытягиваясь на постели.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.