Глава 6 «СВЯТАЯ РУСЬ… ОНА ВОСПРЯНЕТ»
Глава 6
«СВЯТАЯ РУСЬ… ОНА ВОСПРЯНЕТ»
С первых же дней захвата власти большевиками начались гонения на христиан, на саму веру, на Церковь Христову. По масштабу и жестокости эти времена можно сравнить лишь со временем гонений ранних христиан, мучимых римскими императорами-изувера-ми Нероном, Декией, Максимилианом и другими. Но по изощренности пыток и мучений большевики превзошли даже их.
Первая волна репрессий на Русскую Православную Церковь обрушилась в период с 1917 по 1918 год: десятки тысяч людей были репрессированы только за то, что протестовали против закрытия храмов и пытались воспрепятствовать поруганию святынь. Когда в 1976 году в Мюнхене был издан ежемесячник «Религия и атеизм в СССР», где публиковался синодик «Со святыми упокой», всех поразило число имен мучеников за веру, принявших страдания от рук большевиков, — оно составило 8100 человек.
Среди них был и иерей Иоанн Пригоровский, которому в Пасхальную ночь 1918 года выкололи глаза, отрезали уши и язык и живым закопали в навозной яме в станице Незамаевской Кубанской области. Иеромонах Иоанн Краснов был сожжен живьем в паровозной топке в апреле 1918 года в станице Данкайской Кубанской области.
Многие из погибших даже перед смертью, хорошо зная о страшной расправе, молились за своих мучителей и благословляли убийц. И это было лишь началом Голгофы для Русской Церкви.
Первым священномучеником за веру стал протоиерей Иоанн Кочуров (1871–1917 годы). Он служил приходским священником в Царском Селе недалеко от Санкт-Петербурга. Господь сподобил его в XX веке принять мученический венец от богоборческой власти большевиков. Убит Иоанн был 31 октября (по старому стилю) 1917 года в Царском Селе.
Еще тогда Патриарх Московский и всея Руси святитель Тихон сказал про него: «Украшенный венцом мученичества, почивший пастырь предстоит ныне престолу Божию в лике избранников верного стада Христова». В наши дни это было подтверждено: Архиерейский собор Русской Православной Церкви причислил протоиерея Иоанна к лику святых.
23 января 1919 года советская власть издала декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». После этого началось уже узаконенное ожесточенное гонение верующих и лиц духовного звания.
Примеры глумления и кощунства неисчислимы. Но даже некоторые из них приводят в содрогание потомков. Так, в церкви Тамбовского полка был сожжен иконостас, из священнических одежд сшили колпаки для лошадей и костюмы для актеров, плащаница изорвана на шарфы и портянки. В церкви станицы Кореновское на Кубани алтарь был превращен в отхожее место, осквернен, из парчовых риз сшиты попоны для целого кавалерийского отряда.
Вид разрушенной церкви
В станице Сергиевской красноармейцы вначале разграбили квартиру священника, надели на шею лошади епитрахиль, а к хвосту привязали крест и в таком виде водили по площади.
Потом были устроены кощунственные похороны живого товарища, и охмелевшие красноармейцы палили в небо и кричали, что расстреляли Бога. В Донской области не было ни одного храма, которого не осквернили бы большевики…
Отделение церкви от государства многими трактовалось как физическое истребление лиц духовного звания. Убить попа или поглумиться над ним стало нормой поведения для «товарищей». Так, в Спасском монастыре был убит 75-летний архимандрит Родион, но сначала ему срезали кожу вместе с волосами с головы (сняли скальп).
В Херсонской губернии священника распяли на кресте. Священника Лисицына убили после трехдневных истязаний.
В Харькове 80-летнего иеромонаха Амвросия избили прикладами, раздели донага, а когда он хотел перекреститься, отрубили руку. Его тело так и не похоронили, а отдали на съедение собакам. Священника Никольского во время литургии вывели из монастыря и после избиений убили, выстрелив в рот со словами: «Мы тебя причащаем».
Православный священник В. Никифоров-Волгин, который вместе со всеми пережил ад и в годы страшного лихолетья взял на себя подвиг апостольского странничества, написал небольшую книжицу под названием «Дорожный посох», где передается атмосфера, царившая в то время, и описываются подвиги русских православных отцов.
Отрывок из этой книги, приведенный ниже, свидетельствует о высоком состоянии души епископов, священников и монахов, сумевших сохранить веру даже несмотря на истязания, гонения и мучения: «Я проходил мимо оскверненных храмов, сожженных часовен, монастырей, превращенных в казармы и торговые склады, был свидетелем надругательства над мощами и чудотворными иконами, соприкасался со звериным ликом человека, видел священников, ради страха отрекшихся от Христа… Был избиваем и гоним не раз, но Господь помог мне все претерпеть и не впасть в уныние. Да разве могу я ослабнуть духом, когда вижу я сотни пастырей, идущих с котомками и посохами по звериным тропам обширного российского прихода. Среди них были даже и епископы, принявшие на себя иго апостольского странничества… Все они прошли через поношение, заключение, голод, зной и ледяной ветер. У всех были грубые, обветренные лица, мозолистые руки, рваная одежда, изношенная обувь, но в глазах и в голосе сияние неизреченной славы Божией, непоколебимость веры, готовность все принять и все благословить… При встрече кланялись земно друг другу, обнимались, тихо беседовали среди поля или леса. На прощание крестили друг друга и расходились по разным дорогам».
Удивительно, что православный русский народ, который 1000 лет жил со Христом, глубоко воспринял в свою душу жертву Спасителя, породил таких великих и почитаемых святых, как Антоний и Феодосий Печерские, Сергий Радонежский, Амвросий Оптинский, Серафим Саровский и многих других, взрастил миллионы истинных праведников, создал столько величественных, славных и знаменитых обителей, храмов и церквей, народ, который столетия был предан своим православным праздникам и традициям, мог принять власть безбожников.
Как мог этот народ следовать звериными тропами, искореняя все, что напоминает о Боге, о Христе, равнодушно взирать на глумления над православными святыми, разрушать церкви и монастыри, жечь иконы и истязать своих духовных наставников? На этот вопрос сложно ответить однозначно. Но можно заметить, что русский народ не во всем сочувствовал большевикам, и если одно он терпел, то другое — враждебное отношение к «господам» и «поработителям» — принимал с большим энтузиазмом.
Церковь в то время, благодаря большевистской пропаганде, у многих ассоциировалась с властью, а значит, находилась по ту сторону баррикады, хотя в целом можно сказать, что революция была воспринята большинством пассивно и большевизм был скорее навязан простому люду, чем с радостью принят.
В «Слове на день прославления святителя Иоанна, митрополита Тобольского» новопрославленный исповедник протоиерей Петр Чельцов, обдумывая прошлое, настоящее и будущее Церкви российской, сказал следующее: «…на мрачном горизонте ее страданий вдруг зажигалась яркая звездочка и выводила ее на верную дорогу, и Великая Святая Русь спокойно и величаво продолжала свое, указанное ей промыслом историческое шествие…» И, по словам отца Петра, этой яркой звездочкой всегда был русский святой.
Революция, сжигающая в своем огне грехи России, вызвала небывалое цветение святости: святость мучеников, духовных подвижников в миру и исповедников. Сколько святых, новоявленных угодников Божьих, появилось в Русской церкви в XX веке, когда для России настал час испытания ее веры, час подвига за Христа! Тогда Патриарх Московский и всея Руси святитель Тихон указал всем верующим единственный путь в новой жизни: «Если нужна искупительная жертва, нужна смерть невинных овец стада Христова, благословляю верных рабов Господа Иисуса Христа на муки за Него».
И многострадальная Россия во главе со своим патриархом вступила на свою Голгофу…
Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея Руси
Василий Белавин родился в 1865 году в Псковской губернии в семье священника. После Псковской семинарии он поступил в Петроградскую духовную академию, после окончания которой в 1888 году вернулся в Псковскую духовную семинарию и стал работать преподавателем.
Но в 25 лет Василий принял постриг с именем Тихон, а в 33 года монаха возвели в сан епископа Люблинского. Тихон прожил семь лет на Аляске, имея собственную кафедру в Северной Америке. Затем он был возведен в сан архиепископа и в 1907 году назначен в Ярославскую епархию. Через некоторое время начальство перевело Тихона в Виленскую епархию, где его и застала война в 1914 году.
Виленская епархия оказалась в сфере военных действий, и большая часть епархии была отрезана от России линией фронта. Святителю пришлось оставить Вильно, спасая церковное имущество и святые мощи. Тихон поселился в Дисне, на самой окраине своей епархии. Он часто посещал передовые позиции, где беседовал с солдатами и офицерами. Несколько раз святитель попадал под обстрел.
Февральская революция внесла свои «коррективы» в Русскую Церковь. Обер-прокурором Синода стал князь Львов, который сразу же сменил весь состав Синода, изгнав митрополитов Макария и Питирима. Вскоре был объявлен собор, целью которого было выбрать главу Московской епархии. Подавляющее большинство голосов получил архиепископ Тихон.
В августе 1918 года открылся Священный собор, где архиепископу Тихону был присвоен титул митрополита, к тому же его избрали председателем собора и патриархом.
В первую годовщину Октябрьской революции большевики ликовали — целый год в стране держалась советская власть. Но патриарх Тихон направил Совету народных комиссаров послание: «Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили вы эти обещания! Поистине вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы… Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду… Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих… Мы знаем, что наши обличения вызовут у вас только злобу и негодование и что вы будете искать в них лишь повод для обвинения нас в противлении власти».
Проглотили ли с легкостью это послание большевики? В тот момент — да. Возможно, в общей неразберихе первых послереволюционных лет, когда не хватало пуль на белых, дворян и прочих врагов революции, властям было не до патриарха…
Патриарх Тихон участвовал во всех крестных ходах, а после получения известия об убийстве всей царской семьи он отслужил панихиду и заупокойную литургию. По окончании литургии Тихон выступил с речью: он говорил о том, что убийство государя и его семьи ничем нельзя оправдать, а те, кто совершил столь страшное злодеяние, должны быть заклеймены как палачи. Верующие очень боялись за своего патриарха, прекрасно зная, что «революционно настроенным массам» ничего не стоит убить вставшего у них на пути святого отца. Один раз к Тихону пришла целая делегация во главе с видными архиереями, просящими патриарха уехать за границу. На что Тихон ответил: «Было бы слишком на руку это врагам Церкви, и они бы использовали это в своих целях».
Вся верующая Москва испытывала тревогу за своего патриарха, вскоре приходские общины организовали ему охрану, Тихон не стал этому препятствовать.
А гонения на Церковь продолжались: большевики грабили храмы, убивали священников и арестовывали верующих… Патриарха почему-то не трогали.
Арестовали Тихона только в мае 1922 года и сразу заключили в тюрьму. После ареста патриарха большевики организовали так называемую обновленческую церковь. Собравшись, обновленцы объявили патриарха низложенным за контрреволюционную деятельность. Обновленческая церковь, конечно же, признала справедливость революции и оправдала гонения и убийства священников большевиками…
Но Тихон вскоре был отпущен на свободу, что для Русской Церкви в то время означало только одно — разгон обновленчества, что патриарх не преминул сделать после выхода из тюрьмы. Святитель продолжал проводить службы в московских и окрестных храмах при огромном стечении народа. Тихон теперь проживал в Донском монастыре, и к нему приходили паломники со всех концов России.
Но большевики не оставили намеченной цели — во что бы то ни стало избавиться от Тихона. В декабре 1923 года неизвестные лица убили в патриарших комнатах келейника Якова Полозова. Если бы в тот момент в комнате находился Тихон, то убили бы и его. Большевикам не давала покоя растущая с каждым годом популярность патриарха, советская власть пыталась любым путем очернить Тихона. Так, в советской прессе появилась статья, автор которой обвинял патриарха в укрытии ценностей Клево-Печерской лавры и в переписке с эмигрантами. Святитель напечатал в «Известиях» статью-опровержение.
Тогда власти оставили «детские шалости» — такие, как статьи и сплетни про патриарха, начав чинить ему более серьезные препятствия. Большевики арестовывали епископов и священников, которые, исполняя волю патриарха, выполняли ту или иную порученную им службу. Например, чекисты не позволяли назначенным Тихоном архиереям даже доехать до своих епархий, арестовывая их прямо в дороге и направляя в заключение или ссылку.
Большевики даже назначили своего человека, то есть специального агента, который несколько раз в неделю проводил с Тихоном беседы. У агента были свои цели, которым патриарх не собирался потакать. Так, агент упрашивал Тихона написать письмо архиепископу Кентерберийскому, в котором бы уверил последнего, что в России на Церковь гонений нет. В другой раз агент склонял патриарха сместить с кафедр неугодное большевикам духовенство. Святитель никогда не поддавался на «дружеские беседы», поступая так, как было лучше для Церкви.
Борьба с властями сильно сказалась на здоровье патриарха. В 1925 году Тихон очень тяжело заболел, но, несмотря на плохое самочувствие, продолжал руководить патриархией и принимать людей. Весной 1925 года патриарх Тихон скончался и был похоронен в Донском монастыре.
Митрополит Евгений (Зернов)
Митрополит Евгений (Семен Алексеевич Зернов) родился 18 января 1877 года в семье диакона. После окончания Московской духовной семинарии поступил в академию. В 1900 году пострижен в мантию; рукоположен во иеродиакона; в 1902 году — во иеромонаха. В 1913 году рукоположен во епископа Киренского, викария Иркутской епархии. С 1914 года — епископ Приамурский и Благовещенский.
В 1923 году после всенощной накануне праздника Успения Пресвятой Богородицы епископ Евгений в первый раз был арестован и заключен в тюрьму Благовещенска. Затем был переведен в город Читу, потом выслан в Москву. В том же 1923 году возведен в сан архиепископа, а в 1924 включен в состав членов Священного синода при святом патриархе Тихоне.
Деятельность архиепископа Евгения не переставала интересовать бдительных сотрудников НКВД, ведь в тот мир, в котором билась растерзанная Россия, было запрещено приходить с миром… А проповеди епископа Евгения несли мир в мечущиеся души. Разве могла стерпеть это власть? Конечно нет. Что могла значить жизнь какого-то попа, если его речи «вселяли смуту в революционный настрой»? Одной-единственной пули в висок… Горели, плача, иконы, при виде растерзанных церквей люди опускали глаза, не смея перекреститься.
И в это время в Москве проповедовал добро епископ Евгений. Добро? Кому какое дело было до этого добра, когда уставшая от Гражданской войны Россия пыталась «поднять голову». Но речи епископа вдохновили многих людей, к нему, несмотря на страх быть арестованными, ходили толпы прихожан. Никому не отказывал он в беседе или в совете. Высокообразованный и компетентно рассуждавший по всякому теоретическому вопросу, епископ Евгений был житейски мудр, всегда тактичен и спокоен. Пастырям делал замечания наедине, в самой мягкой форме, сомневающегося и неверующего провожал побежденным, скорбящего — ободренным.
В 1924 году архиепископ Евгений был вновь арестован. 1924–1927 годы — лагеря… Это страшное слово «Соловки», услышав которое люди впадали в панику, хотелось бежать куда глаза глядят, хотелось ослепнуть и оглохнуть, только бы не знать, что это такое — Соловки… Среди архиереев, находившихся в Соловецком лагере особого назначения, архиепископ Евгений был старшим и в 1926 году принимал самое деятельное участие в составлении «Соловецкого послания» (обращения к правительству СССР православных епископов из Соловецких островов). Правительство же ответило на это послание новыми репрессиями…
С 1927 по 1929 год архиепископ Евгений находился в ссылке в Зырянском крае. А после освобождения поселился в городе Котельниче Нижегородского края. Не думали власти, пытаясь превратить людей в «податливый воск» условиями жизни на Соловках, что есть люди, души которых не способны ни очерстветь, ни поддаться революционным проповедникам.
На таких людей и их семьи на многие годы накладывалось клеймо: враг народа. А что же народ? Затравленно молчал, боясь противоречить кучке тиранов, чтобы не оказаться «в местах, не столь отдаленных». К таким людям и обращался несломленный епископ Евгений: «Что нам бояться, надо Бога бояться».
В 1930 году Евгений назначен архиепископом Белгородским. С 1931 года он — архиепископ Котельнический, викарий Вятской епархии; с 1934 года — митрополит Горьковский.
В 1935 году после Пасхальной службы, совпавшей с празднованием 1 Мая, владыка Евгений собрался ехать домой. Близкие стали предлагать ему задержаться, пока пройдут участники демонстрации. Но владыка поехал по улицам домой в клобуке. Разве могли стерпеть власти попа, разъезжающего во время первомайской демонстрации? Конечно нет — в то время это было непростительным «грехом гражданина СССР». Вскоре владыка был арестован и обвинен ОСО при НКВД СССР в «антисоветской агитации». Владыка Евгений был приговорен к 3 годам лишения свободы, заключение он отбывал в Карагандинском лагере.
Но и в лагере он вскоре «стал представлять большую опасность для вставшего на путь исправления советского человека», ведь владыка и там продолжал «антисоветскую агитацию», утешая словом несчастных узников.
В сентябре 1937 года владыка Евгений был осужден «тройкой» при УНКВД СССР по Карагандинской области. Приговор — расстрел…
Смогла ли пуля заставить навеки замолчать человека, пришедшего с миром и пронесшего по всей своей жизни, полной трудностей и мучений, добро? «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную» (Иоанна 6:47). Священномученик митрополит Евгений прославлен Архиерейским собором Русской Православной Церкви в 2000 году.
Архиепископ Александр (Щукин)
Александр Щукин родился в 1891 году в Риге в семье священника Иоанна Щукина. Среди семерых детей отца Иоанна и Елизаветы только Александр никогда не участвовал в играх и развлечениях братьев и сестер, он рос очень тихим и скромным. Пока братья и сестры играли, он запирался в комнате отца и молился. Александр хотел стать священником.
В 1915 году Александр Щукин окончил Московскую духовную академию. Во время Первой мировой войны отец Иоанн вместе с семьей переехал в Нижний Новгород, куда к нему после окончания академии приехал сын Александр, поступив преподавателем в Нижегородскую семинарию.
1917 год… Для Православной Церкви пришел час испытаний. Как испытываемое огнем злато, Церковь выковывалась в огне мирской злобы и мятежей.
В это время Александр попросил отца благословить его на монашеский подвиг. «А выдержишь ли ты крест иночества в такое мятежное время, когда все церковное попирается и уничтожается?» — спросил отец сына. «Со мною Бог, и вера моя непоколебима», — ответил Александр. Помолившись, отец благословил его ехать в Троице-Сергиеву лавру. Постриг он принял с именем преподобного Александра Свирского.
Не прошло и года, как нижегородские власти арестовали отца Иоанна. Просидев полгода в заключении, он тяжело заболел и был отпущен, выйдя на волю еле живым. После освобождения отец Иоанн стал служить в селе Лысково, вскоре к нему приехал Александр. Отец и сын служили вместе до того времени, пока в 1923 году иеромонах Александр не был вызван в Москву для принятия архиерейского сана.
Во время отсутствия сына отец Иоанн тяжело заболел. Зная, что умирает, он ждал сына, чтобы тот напутствовал его перед смертью. Владыка Александр прибыл накануне смерти отца, напутствовав его Святыми Тайнами.
Самой первой службой взошедшего на кафедру епископа была заупокойная всенощная и литургия по новопреставленному отцу…
Прекрасный проповедник, мудрый наставник и почитатель монашеского жития, владыка Александр служил в Макарьевском монастыре. В Макарьеве владыка организовал преподавание Закона Божия детям 10–13 лет. Продолжалось это недолго — около года, после чего преподавание запретили власти. Недопустимо было советским детям, будущим коммунистам, изучать Закон Божий, они должны были только «учиться, учиться и еще раз учиться» у коммунистов…
В 1929 году, в день памяти архистратига Божия Михаила, епископа Александра арестовали и отправили в Нижегородскую тюрьму, где в то время находилось уже почти все нижегородское духовенство, обвиняемое в контрреволюционной деятельности.
Когда следователь задал епископу Александру вопрос относительно его контрреволюционной пропаганды среди народных масс, владыка ответил: «Каждое воскресенье я говорю проповеди на темы Священного Писания… и иногда в защиту религиозных истин, оспариваемых современниками.
В проповедях против безбожия я говорю, что разрушать монастыри и храмы могут лишь люди, лишенные человечности, не верующие в вечную жизнь, да и в земной жизни мало что предполагающие построить». Видимо, ответ епископа вызвал недоумение у следователя, потому что на следующий день он попросил владыку Александра объяснить все в письменной форме. Видно, не дано было следователю понять, что скрывается за словами епископа.
В тюрьме епископу сулили свободу, если он перестанет говорить проповеди. Он не согласился: «Я поставлен проповедовать и не могу отказаться». Страшно даже писать, каким пыткам и избиениям подвергался епископ Александр… Каждый раз после пыток епископ Александр отвечал спокойно и кротко: «Тело мое в вашей власти, и вы можете делать с ним что хотите, но душу свою я вам не отдам». Произнося эти слова, святитель улыбался своим мыслям, понятным только ему одному… Епископ был помещен в одну камеру к священникам, которые стали свидетелями того, как ночью после очередной пытки он встал на колени, читая молитву: лицо его сияло, сияло тем светом, который всегда озарял его душу…
Так и не добившись от владыки Александра желаемого, власти вынесли приговор: Соловки, три года. В Соловецком лагере епископ работал сначала сторожем, а затем бухгалтером. По прошествии срока заключения святитель получил назначение в Орел, где был возведен в сан архиепископа.
Беспощадные гонения на церковь, постоянные аресты и расстрелы православных привели к тому, что люди перестали посещать храмы из страха быть арестованными. Посещение храма рассматривалось как государственное преступление, церкви опустели. Владыка Александр стал вновь читать свои проповеди, и храмы начали заполняться народом. Услышав архиепископа один раз, человек стремился послушать его снова, а потом еще и еще. Даже нависшая угроза быть арестованным и, в лучшем случае, сосланным в лагеря, а в худшем — приговоренным к смерти не пугала народ, приходивший послушать святителя. А он не обещал «светлое будущее», которое сулили власти народу, владыка проповедовал то, что есть в душе у каждого и что многие пытаются спрятать, каждый под своей маской. «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев… Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Иоанна 3:16–18).
Оживление религиозной жизни в городе привело к тому, что чекисты стали подыскивать обвинение против архиепископа. Однажды под вечер к нему пришел человек и предупредил, что власти решили обвинить святителя в поджогах в городе, уже есть лжесвидетели и обвинение готово. Архиепископ уехал в Нижегородскую область.
В конце 1936 года архиепископ Александр получил назначение в Семипалатинск. В тот год архиереев одного за другим поглощали тюрьмы. Сестра Елизавета написала владыке письмо, в котором советовала ему уйти на покой и приехать к ней в Лысково. «Как бы я вас ни любил, — отвечал архиепископ, — но я не для того взял посох, чтобы его оставить».
Святитель не «оставил свой посох», и в 1937 году он был арестован. В то время следователи не стеснялись применять пытки, и многие арестованные, не выдерживая мучений, давали любые показания и подписывали любые протоколы, но только не архиепископ Александр. Он держался мужественно, не соглашаясь и не подписывая ни одного из навязываемых ему обвинений. Его обвиняли в шпионаже и в контрреволюционной деятельности — архиепископ все решительно отвергал. Пытая, требовали назвать своих друзей — владыка молчал. Во время пыток приводили свидетелей, незнакомых ему людей, якобы признавшихся, что они вместе с ним вели контрреволюционную агитацию. Измученные люди, не выдержавшие пыток и подписавшие то, что от них требовали, опускали глаза под взглядом архиепископа. Святитель продолжал все отвергать. Показаний не набралось ни на один протокол допроса, а сроки (в то время вся страна жила по срокам), отпущенные следователям, подходили к концу. Через два месяца после начала следствия архиепископ Александр был расстрелян.
Всем родным и друзьям, кто интересовался судьбой владыки, власти отвечали, что он сослан на 10 лет без права переписки, а через 10 лет ответили, что он умер в лагере.
Во время отпевания в церкви в Лысково архиепископа Александра собралось столько народу, что храм даже не смог вместить всех желающих, и большая часть пришедших стояла на улице. Послушница Анна сделала небольшой гроб, куда положили четки святителя, крест и Евангелие.
Человек, не «бросивший свой посох», проповедовавший добро и любовь, не сломленный пытками и мучениями, архиепископ Александр (Щукин) прославлен Архиерейским собором Русской Православной Церкви в 2000 году.
Архиепископ Николай (Добронравов)
Архиепископ Николай (Николай Петрович Добронравов) родился в 1861 году в семье священника.
В 1881 году окончил Московскую духовную семинарию. С 1886 года — магистр богословия; рукоположен во иерея. В 1908 году возведен в сан протоиерея.
Впервые арестован в 1918 году в Москве и заключен в Бутырскую тюрьму, но вскоре освобожден. В этом же году Николай овдовел; пострижен в мантию; возведен в сан архимандрита. В 1924 году он уже архиепископ Владимирский.
В 1925 году, после кончины патриарха Тихона, архиепископ Николай подписал акт о передаче церковной власти митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому). В этом же году архиепископ был арестован в Москве по делу митрополита Петра и находился в Бутырской тюрьме пять месяцев.
По этому же делу проходил и священник Сергий Сидоров. На первом его допросе следователь потребовал выдачи автора письма к митрополиту Петру, Сергий отказался его называть, тогда Тучков (уполномоченный ГПУ по делам религии) потребовал очной ставки допрашиваемого с епископом Николаем. Серая мгла наступающих сумерек, мрачное лицо следователя Казанского, хриплые выкрики Тучкова и нечленораздельные возгласы третьего следователя, который все время целился поверх головы Сергия в окно маленьким браунингом, вот что представляла в тот момент комната, где велся допрос священника.
Привели епископа Николая, который взглянул на следователей, на Сергия и остановил внимательный взгляд на третьем следователе, держащем браунинг. Утомленные глаза владыки были холодные и строгие. «Что смотришь, оружия никогда не видел?» — даже не сказал, а закричал следователь. Епископ властно прервал его: «Выпейте валерьянки и успокойтесь. Я не понимаю звериного рычания и буду отвечать вам тогда, когда вы будете говорить по-человечески. И спрячьте вашу игрушку».
Наверное, свершилось чудо, но следователь спрятал револьвер и вежливо стал спрашивать епископа. Владыка отвечал обстоятельно, стараясь обелить тех, на кого следователи требовали указать как на заговорщиков. Так, во время этого допроса епископу удалось выгородить С. П. Мансурова (ученый, историк церкви) и спасти его от ареста.
Владыка Николай познал все ужасы тюрьмы. Следователи издевались над ним, бросали в подвал, вызывали на ночные допросы. И мы можем только склониться перед величием духа этого человека, благодаря силе которого епископу удалось спасти многих людей и сохранить многие церковные тайны.
В 1926 году епископ Николай был осужден ОСО к 3 годам ссылки. Возвратившись из ссылки, проживал в Москве. В 1937 году был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации и участии в церковно-монархическом объединении ИПЦ (Истинно Православной церкви). В том же году осужден «тройкой» при УНКВД СССР по Московской области.
Епископ Николай был расстрелян 10 декабря 1937 года на Бутовском полигоне…
Епископ Лаврентий (Князев) и протоирей Алексий (Порфирьев)
Епископ Лаврентий (в миру Евгений Князев) родился в 1877 году в городе Кашире. В 1902 году окончил Санкт-Петербургскую духовную академию со степенью кандидата богословия.
В том же году пострижен в монашество на Валааме и рукоположен в иеромонаха. В 1917 году митрополит Тихон представил Лаврентия к хиротонии, и в том же году архимандрит был рукоположен во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии.
В Нижнем Новгороде епископ благословил создание Спасо-Преображенского братства по возрождению церковно-общественной жизни, организованного А. Булгаковым.
Епископ обладал неиссякаемым красноречием, но все его проповеди непременно заканчивались одними и теми же словами: «Возлюбленные братья и сестры, мы переживаем совсем особое время — всем нам предстоит исповедничество, а некоторым и мученичество». Как же он был прав в том далеком от нас 1918 году, говоря об особом времени, когда придется умирать за веру, когда посещение церкви будет караться законом…
В доме Булгаковых епископ говорил, что он чувствует свою мученическую кончину, но готов достойно принять смерть за веру и за Россию. Рассказывали, что во время пребывания в Вильно владыка Лаврентий отдал в женский монастырь свой клобук, чтобы его привели в порядок. Монахиня, которой выпала честь заниматься этим делом, вычистила, выгладила наметку, надела ее на камилавку и подошла к зеркалу взглянуть, правильно ли она сидит. Монахиня подняла клобук над головой, чтобы надеть на себя, и вдруг упала в обморок. Над клобуком она увидела огненный венец.
В конце августа 1918 года чекисты арестовали владыку Лаврентия. В тюрьме ему предложили отдельную камеру, но он остался в общей и первую ночь провел на голом полу. На следующий день ему передали в тюрьму постель, о которой впоследствии среди заключенных пошло поверье, что того, кто полежит на ней, обязательно отпустят домой. И это случалось на самом деле, видно, доброта и положительная энергетика человека передается и его вещам. В камере епископ непрестанно молился, что первое время вызывало насмешки сокамерников, но Лаврентий молился с таким усердием, не обращая внимания на всеобщую иронию, что вскоре насмешки прекратились, а многие узники стали молиться вместе с епископом.
Епископ Лаврентий
Жители города собрали около 16 тысяч рублей, которые намеревались внести под залог с целью освобождения Лаврентия. Власти же не собирались отпускать святителя. На Воздвижение, 14 сентября, когда епископ проводил службу в тюремной церкви, туда пришли представители советской власти, чтобы взглянуть на него и оценить степень опасности, какую он представляет для советского общества.
Но духовный облик святителя был так чист, так ярко горел свет его веры, и во время службы у епископа был такой упоенный взгляд, что представители Страны Советов единодушно проголосовали за то, что епископу Лаврентию нет места в советском обществе. Решено было убить святителя, но для этого требовался предлог.
Все мы знаем из истории, что в 1918 году государство вынесло постановление отобрать у церкви земли и имущество. Поместный собор единодушно отверг это постановление.
В том же 1918 году состоялся съезд духовенства Нижегородской епархии, на котором было принято решение протестовать против лишения церкви храмов, монастырей и церковного имущества. Было составлено воззвание к пастве, которое подписали епископ Лаврентий, председатель съезда, настоятель собора протоиерей Алексий Порфирьев, секретарь собрания и бывший предводитель нижегородского дворянства Алексей Борисович Нейдгард.
В проникновенном воззвании к пастве были приведены слова апостола — «облецитесь во всеоружие Божие». Конечно же, власти истолковали эти слова по-своему — как призыв к вооруженному восстанию. Наконец-то был найден предлог для ареста епископа Лаврентия, протоиерея Алексия Порфирьева арестовали тоже.
После ареста отца Алексия почему-то не вызывали ни на один допрос, соответственно, у священника сложилось впечатление, что его скоро отпустят. Накануне праздника иконы Божьей Матери Всех Скорбящих Радость ему сказали, чтобы собирал вещи. У отца Алексия было отличное настроение, он попрощался со всеми сокамерниками, говоря, что уверен — его отпускают на волю. Не знал протоиерей, что его переводят в тюрьму ЧК…
В то же время в тюрьму ЧК был переведен и епископ Лаврентий. Вели его через весь город в сопровождении одного вооруженного солдата. По дороге к епископу подходили люди, прося благословения. Проходя мимо подворья Пицкого монастыря, епископ остановился. Там шла служба в честь празднования иконы Божьей Матери Всех Скорбящих Радость и всенощная. Увидев епископа, молящиеся толпой высыпали на улицу, чтобы получить от него последнее благословение. Люди, да и сам епископ не питали иллюзий, что он вернется на волю. В те дни приближалась годовщина установления советской власти, и по всей стране прокатился красный террор, людей уничтожали без суда и следствия. Как будто бы власть хотела пополнить те реки крови, которые были пролиты народом в 1917 году.
Протоиерей Алексий
24 октября, накануне празднования годовщины Октябрьской революции (6 ноября по новому стилю), епископу Лаврентию и протоиерею Алексию Порфирьеву сообщили, что им уже вынесен приговор — расстрел. Тут же священникам было предложено помилование, но только в том случае, если они откажутся от сана. Накануне праздника властям было бы на руку показать народу раскаявшихся попов, которые публично откажутся от своего сана и встанут на путь атеистического восприятия мира, указав народу, что в России только один бог — Ленин.
Нечего и говорить, что отказ епископа Лаврентия и протоиерея Алексия от сана и от Христа был немыслим, наверное, палачи и сами не верили в него и потому, не дожидаясь ответа, стали избивать священномучеников. К ним применяли самые изощренные пытки, но так и не добились желаемого.
Перед самым расстрелом владыка Лаврентий причастился сам и причастил отца Алексия. Накануне расстрела к ним присоединили Алексея Нейдгарда и повели в сад, где уже была вырыта могила, у края которой их всех поставили.
Епископ воздел руки к небу и стал громко, пламенно молиться, отец Алексий сложил руки на груди, опустил голову и молился шепотом.
В этот момент русские солдаты, которые должны были привести приговор в исполнение, услышали Херувимскую песнь и отказались стрелять. Начальство вызвало латышей, но и они стали стрелять только после угроз. Было это около 23 часов.
В ту же ночь следователь-латыш, ведший дело епископа, пришел к его друзьям (Шмелинг) и принес вещи Лаврентия, сообщив, что он расстрелян. Опустив голову, следователь сказал, что у епископа не было никакого состава преступления, но поступил приказ во что бы то ни стало уничтожить этого человека. На следующий день следователь уехал в Латвию.
Через несколько дней Е. Шмелинг, направляясь рано утром в церковь и проходя мимо здания ЧК, увидела, как из ворот выехала телега, на которой лежали два тела. «Кто это?» — спросила она извозчика. «Тела епископа и священника, я везу их на Мочальный остров, а оттуда их велено сбросить в Волгу», — ответил извозчик, и из глаз его покатились слезы.
Именно так, по мнению красных командиров, положено было хоронить епископа и священника, расстрелянных «по плану к годовщине празднования Октябрьской революции».
Епископ Лаврентий и протоиерей Алексий прославлены Архиерейским собором Русской Православной Церкви в 2000 году.
Иеромонах Никифор (Кучин) и архимандрит Вениамин (Кононов)
Архимандрит Вениамин (Василий Васильевич Кононов) родился в 1869 году. В 24 года Василий ушел в Соловецкий монастырь, а в 34 года он был пострижен в монахи с именем Вениамин. В 1908 году — уже иеромонах, а в 1912 — настоятель Антониево-Сийского монастыря в сане архимандрита.
В 1918 году архимандрит Вениамин был выбран настоятелем Соловецкого монастыря. Шла братоубийственная Гражданская война. Хотя Соловки и находились в глубоком тылу, и сюда доходили известия о событиях на прифронтовых территориях.
Монахам оставалось только молиться, когда они узнавали о последних страшных событиях. А новости появлялись одна за другой. В Архангельской губернии были разграблены Шенкурский и Крестный монастыри, монахи которых подверглись изощренным пыткам. В Пинежском крае был убит и разрублен на куски священник Михаил Шангин.
Шестидисятилетнего священника Иосифа Распутина, привязав к телеграфному столбу, застрелили, а тело его отдали на съедение собакам. В Печерском крае протоиерея Аифала Суровцева били в течение 10 дней, обрезая постепенно нос и уши, затем вырезали язык, а на десятый день, когда измученный священник уже не представлял интереса как объект издевательства, его расстреляли, а тело бросили в реку. «Такой социализм дикарей скоро выродится в коммуну, от которой до людоедства останется один шаг», — писал в конце 1917 года уфимский епископ Андрей.
В 1920 году Красная армия взяла Архангельск. Через месяц на Соловки прибыла Особая комиссия губ-ревкома и, конечно же, взялась за Соловецкий монастырь. Начался вывоз ценностей, бесконечные обыски, комиссия постановила забрать даже продовольствие. Часть хозяйства монастыря отошла к совхозу.
Архимандрит Вениамин и его ближайший помощник иеромонах Никифор были арестованы по обвинению в сокрытии монастырских ценностей и хранении оружия, а затем сосланы на принудительные работы в город Холмогоры.
После освобождения в 1922 году архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор искали уединения и спокойствия, желая найти такое место, где могли бы жить в затворничестве и молитвах. На Соловки им уже дороги не было, так как к тому времени весь остров превратился во всесоюзный концлагерь. А на территории Соловецкого монастыря уже располагался СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения) для политических и уголовных заключенных.
По совету бывшего послушника Степана Антонова летом 1926 года монахи приехали в село Часовенское Архангельской области к сестре Степана и этим же летом соорудили келью в лесу.
У монахов началась спокойная размеренная жизнь, день за днем проходили в трудах и молитвах. Людей отшельники почти не видели, изредка к ним заходили православные крестьяне да случайно набредали на их жилище охотники и грибники. В 20 км к югу в другой лесной избушке спасались еще два монаха из Соловецкого монастыря — Алипий и Гедеон, которые время от времени навещали Вениамина и Никифора. Так прошло три года.
Два друга — Степан Ярыгин и Владимир Иванов — решили, что у монахов хранятся «сокровища Соловецкого монастыря», которые друзьям, разумеется, нужнее, чем лесным затворникам. Итак, умственно отсталый (по словам односельчан) Степан Ярыгин и комсомолец Владимир Иванов приняли решение, что монахов надо обязательно раскулачить.
Но сначала сообщники отправились на Лодмозеро и «почистили» там избушки-зимовья местных охотников, а также келью иеромонаха Алипия, который остался в живых только потому, что ушел на праздники в сельский храм. Вечером 17 апреля 1928 года Иванов и Ярыгин вышли к избушке Вениамина и Никифора. Это был вторник Светлой седмицы, в кельях иноков горел свет допоздна: они отправляли праздничную службу.
Когда в доме погас свет, сообщники подошли вплотную к избушке и начали стрелять через окна в монахов. Стрелял Иванов. Только ограбить дом они так и не смогли, почему-то их обуял непонятный ужас; убийцы зашли только в сени и, взяв несколько незначительных вещей, подожгли дом. Мученики-иноки в то время еще были живы, на следствии убийцы утверждали, что ясно слышали их крики.
Только 9 июня 1928 года Степан Антонов, приехавший навестить монахов, обнаружил сгоревшую избу и два скелета.
Убийц нашли быстро, и даже суд того времени не смог оправдать чудовищную расправу двадцатилетних парней над беспомощными стариками. Правда, парни утверждали, что совершили убийство «врагов советского народа, ведших контрреволюционную деятельность». Иванова приговорили к десяти годам лишения свободы, Ярыгина — к восьми. Архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор были причислены к лику святых новомучеников российских Архиерейским собором Православной Церкви в 2000 году.
Протоиерей Роман Медведь
Откажитесь от своего маленького,
и Господь даст Свое большое.
Роман Медведь
Роман Иванович Медведь родился в 1874 году в польском городе Грибашейё. Его отец был учителем, а мать — повивальной бабкой. Окончив Холмскую духовную семинарию в 1892 году, Роман Иванович продолжил свое образование в Санкт-Петербургской духовной академии, после окончания которой в 1896 году получил назначение в Виленскую духовную семинарию — инспектором. В этот же период Роман познакомился с дочерью священника Анной Николаевной Невзоровой, на которой он и женился в 1900 году.
Духовный наставник Романа — Иоанн Кронштадтский — благословил этот брак и согласился стать духовником и Анны Николаевны. Впоследствии молодая семья постоянно переписывалась с кронштадским старцем и часто приезжала к нему в гости.
В этом же году Роман Медведь рукоположен во иерея архиепископом Ювеналием Виленским и направлен в Черниговскую губернию священником Крестовоздвиженского братства помещика Неплюева. Именно в этот период в полной мере проявился характер Романа: он не стал смиренно выполнять все требования Неплюева, которые считал несправедливыми. Устав братства и требования помещика к священнику не соответствовали церковным канонам. Неплюев хотел видеть в православном пастыре только требоисполнителя, не вмешивающегося в жизнь общины. Разве мог смириться с этим ученик Иоанна Кронштадского? Через год отец Роман уехал из Черниговской губернии.
Священноисповедник протоиерей Роман Медведь
В 1902 году с благословения духовного наставника отец Роман приехал в Петербург, где в церкви равноапостольной Марии Магдалины принимал прихожан. В 1907 году семья переехала в Крым, так как отец Роман был назначен настоятелем Владимирского Адмиралтейского собора в Севастополе, став протопресвитером всего Черноморского флота.
В 1912 году матросы линкора «Святой Иоанн Златоуст» участвовали в вооруженном восстании и были приговорены к смертной казни. Отец Роман услышал об этом, находясь на своей даче в 15 км от Севастополя. Не мешкая, он приехал в Севастополь и настоял на индивидуальной исповеди всех приговоренных к смерти матросов.
Всю ночь перед казнью нескончаемым потоком лилась исповедь приговоренных, и настоятелю открывались такие разные судьбы с одинаково плачевным концом, — приближающимся расстрелом.
После расстрела матросов что-то особенное появилось во взгляде отца Романа; он часто повторял своей жене: «Я сделал все, что мог, для этих людей, но я чувствую, что это страшное событие будет иметь влияние на мою дальнейшую судьбу… Я тоже понесу свой крест…» Предчувствия отца Романа оправдались. Впоследствии следователь НКВД предъявил отцу Роману обвинение, что он исповедовал матросов и якобы потом их выдал. На самом же деле священника допустили на исповедь матросов после суда, когда приговор им был уже вынесен. Отец Роман старался, чтобы не были наказаны невиновные.
Именно к этому времени относится еще один случай, который повлиял на дальнейшую жизнь отца Романа. Этот случай произошел во Владимирском соборе во время службы, когда настоятелю помогали матросы. Некий матрос Докукин был замечен в краже церковных денег. Отец Роман распорядился отправить его на корабль и сообщил начальству о случившемся.
Именно Докукину в 1918 году предоставилась возможность отомстить священнику. Матрос Докукин стал революционером и подговорил матросов убить отца Романа. По счастливой случайности священник узнал о заговоре и, когда матросы пришли его арестовывать, был уже в Москве. Но судьба впоследствии еще столкнула отца Романа с Докукиным — в 1931 году.
Рассвирепевшие матросы устроили разгром в квартире отца Романа, учинив допрос Анне Николаевне, которая осталась в квартире с годовалой дочерью. Несмотря на угрозы, матушка не сказала, где ее муж.
В Москве отец Роман сразу пошел к единственному знакомому человеку в городе — патриарху Тихону. Святейший патриарх Тихон назначил отца Романа настоятелем Покровского храма на Красной площади. Прежний настоятель, протоиерей Иоанн Восторгов, был убит буквально за несколько дней до приезда отца Романа в Москву.
Россия металась в огне революции. Гибли люди, горели храмы, зло витало даже в самом воздухе, вдыхая который брат убивал брата, а сын — отца. И в это время, когда многие люди с упоением слушали речи революционных проповедников, призывавших народ к борьбе, велика была значимость настоящих проповедей, привносивших добро в заблудшие души.
Осенью 1919 года в связи с закрытием храма отец Роман был переведен в храм святого митрополита Алексия Московского в Голенищенском переулке. Отец Роман обладал прекрасным голосом и неиссякаемым красноречием, услышав его однажды, многие на всю жизнь оставались его духовными чадами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.