Дружеское послание Нагарджуны

Дружеское послание Нагарджуны

Во втором собрании ламаистских канонических книг, называемом «Данжур» (бстан-хгьиур) (комментарии к первому собранию канонических книг «Канджур»), есть известное послание, приписываемое великому индийскому философу Нагарджуне, философское учение которого пользуется среди ламаистов огромным авторитетом. Здесь будут приведены краткие отрывки из этого послания.

Был ли Нагарджуна на самом деле автором этого послания, или оно было написано одним из его учеников или кем-то, кто воспользовался именем знаменитого философа, в данном случае не имеет значения. Мы только отметим, что краткий курс наставлений, который дается в этом послании, практически полностью выдержан в духе первоначального буддизма, хотя тибетские гуру и рекомендуют путь махаяны.

• Пусть твое тело, речь и твой ум будут согласны с десятью благими деяниями[140]. Воздерживайся от употребления алкогольных напитков, довольствуйся в жизни честными средствами[141].

• Зная, что любые богатства преходящи и быстро растрачиваются, щедро раздаривай их беднякам, нуждающимся друзьям и странствующим аскетам. Нет ничего лучше даяния, оно – лучший из друзей и поддержка в будущих жизнях.

• Высоко цени воздержанность и скромность, не оскверняй и не унижай себя непристойными деяниями. Строгость ума – это основа всех добродетелей, подобно тому, как земля – опора всех чувствующих существ и неживой материи.

• Пусть тебе непрестанно сопутствуют неограниченное милосердие, целомудрие, бдительность и невозмутимость. И пусть они, укрепленные мощью мудрости, помогут пересечь океан сансары, приблизив тебя к состоянию Будды.

• Чти отца и мать своих, добрых друзей своих и учителей. Такие деяния принесут тебе славу, а впоследствии и счастливое перерождение.

• Причинение зла, оскорбление, грабеж, ложь и такие непристойные действия, как пьянство, чревоугодие, несвоевременная еда, изнеженностъ мягкого ложа, танцы, пение, украшения и благовония, – все это должно быть отброшено[142].

• Соблюдая эти заповеди, человек следует примеру архатов и подготавливает свое будущее рождение в мире богов, а потому учи этим заповедям и мирян, как мужчин, так и женщин.

• Рассматривай как своих врагов: алчность, вероломство, зависть, высокомерие, ненависть, гнев, кичливость своим положением, красотой, богатством, юностью или знанием. Относись к власти как к своему врагу.

• Те, кто вел прежде распущенный или преступный образ жизни, но, осознав его пагубность, изменил свое поведение, расцветают подобно луне, вышедшей из-за туч.

• Никакая аскеза не сравнится с терпимостью, поэтому никогда не позволяй себе поддаваться гневу.

• Когда возникает мысль: «Этот человек обидел меня, оскорбил меня, или превзошел меня, или разорил меня», – рождаются гнев и ярость. А потому отбрось злопамятование и спи спокойно.

• Знай, что разум, в котором запечатлеваются разнообразные образы, подобен воде, земле и хранилищу[143]. Когда пагубные страсти раздирают тебя, лучше было бы, чтобы разум был подобен воде[144]. Для того же, кто следует за истиной, лучше было бы, чтобы разум был подобен неприступному хранилищу.

• Есть три разновидности слов: слова приятные, слова правдивые и слова лживые. Первые подобны меду, вторые – цветам, третьи – нечистотам. Избегай третьих.

• Одни идут от света к свету, другие – от тьмы к свету. Одни идут от света к тьме, другие – от тьмы ко тьме. Будь же среди первых.

• Узнай же, что люди подобны плоду манго. Некоторые кажутся зрелыми (мудрыми), будучи кем угодно, только не этим. Другие хотя и созрели, но вовсе такими не кажутся. Третьи, будучи незрелыми, так и выглядят незрелыми. Наконец, есть те, кто созрели и выглядят созревшими. Научись различать их.

Среди разнообразных философских систем, распространенных в Тибете, наиболее чтимой является система Чагья Ченпо[145]. Она представляет собой познание Высшего Учения о принципиальном по сути единстве всех вещей и использует вытекающие из этого учения практические методы. Эзотерическое значение слова «чаг» (фьяг) – «Пустота», или отсутствие любых качеств, любых условий существования, которые могли бы быть выражены в словах или представлены в мыслях, поскольку и слова, и мысли способны выразить только ограниченные объекты, а то, что подразумевается под словом «Пустота», – это Абсолют. Слово «гья» эзотерически означает освобождение от рабства профанической мирской деятельности, освобождение, достигаемое благодаря совершенному познанию этого учения. Значение слова «Ченпо»[146] предполагает синтез этого Высшего Знания единства всех вещей и Освобождения от мирской тщеты. Таковы разъяснения, даваемые самими учителями школы Чагья Ченпо, и они подтверждаются трудами древних авторов, которые преподавали это учение в прошлые столетия.

Изложение исторического развития данной философской системы выходит за рамки моей темы. Я ограничусь лишь упоминанием о том, что она возникла в Древней Индии и непосредственно связана с философской системой дбума[147], разработанной Нагарджуной и его последователями, которая утверждает «срединное воззрение», отвергающее любые крайности. В Тибете система Чагья Ченпо была введена великим ламой монастыря Сакья – Сакья– панченом и другими религиозными учителями.

Ниже приведены некоторые из тех наставлений в методе медитативной практики, которые получают ученики от учителей школы Чагья Ченпо, естественно, после получения соответствующего ангкура. Я почерпнула их как из моих собственных заметок, основанных на беседах с некоторыми из таких лам, так, в частности, и из одной высоко чтимой ими работы – «Чагчен-гьи зинди». Она представляет собой руководство, нечто вроде справочника для тех, кто стремится к Освобождению путем системы Чагья Ченпо.

Усевшись в спокойном уединенном месте, прежде всего надо достичь состояния полной телесной неподвижности и комфорта, спокойствия, не сопровождаемого ни малейшим ментальным усилием, без какого-либо намерения размышлять о чем-либо или выполнять какое-либо духовное упражнение, без каких-либо мыслей вроде: «Я начинаю здесь свою медитацию… я должен выполнить задачу данной медитации» и т. п. Такая невозмутимость тела, речи и сознания, в которой отсутствует какое-либо усилие, напряжение и всякая преследуемая цель, называется «приведением разума в его естественное состояние».

Сказано[148]: «Не думай о прошлом, не думай о будущем[149].

Не думай: «Я медитирую».

Не представляй Пустоту как Ничто.

Какие бы впечатления ни испытывались органами чувств, нельзя даже на мгновение пытаться анализировать это ощущение: разум должен оставаться совершенно спокойным.

Сказано: «Избегая образования понятий и представлений, относимых к воспринимаемым объектам, оставляя разум столь же безмятежным, как разум младенца[150], ревностно следуя наставлениям своего духовного наставника, человек несомненно достигает как познания Пустоты, так и освобождения от мирской тщеты, поскольку оба они взаимосоответствуют»[151].

Тилопа сказал: «Не представляй себе что-либо, не классифицируй, не анализируй, не размышляй, не рефлексируй. Пусть разум пребывает в его естественном состоянии»[152].

Учитель Тармедзе сказал: «Отсутствие отвлечения внимания (совершенное памятование) – вот путь, которым шли все будды».

Вот что называется невозмутимостью разума, незыблемостью разума, пребывающего в его естественном состоянии (или настоящем прибежище).

Нагарджуна сказал: «Помните, что непрестанное внимание всегда считалось тем единственным путем, которым шли все будды. Памятуйте непрестанно о своем теле, то есть о телесной активности, о деятельности пяти чувств, о причинах этой активности и ее следствиях, чтобы познать его. Пренебрежение этим памятованием полностью лишает эффективности все духовные упражнения. Именно это непрестанное внимание и обусловливает появление благой однонаправленности сознания».

Сказано в «Абхидхарме»: «Память – это незабывание всех явлений и существ, с которыми сталкивается человек».

После переживания совершенной невозмутимости сознания необходимо выработать возможность сосредоточения разума на одном объекте. Одни методы допускают использование в ходе практики какого-либо физического предмета, другие не используют никаких материальных объектов.

В первом случае объектом может быть маленький шарик или тоненькая курительная ароматическая палочка[153]. Во втором случае можно сосредоточить сознание на телесной Форме, Слове или Разуме Будды. Способ использования материальных объектов следующий.

Следует поместить перед собой маленький шарик или палочку, на которых сосредоточивается сознание. Не следует допускать, чтобы «познающий»[154] соскальзывал с созерцаемого объекта, или блуждал вокруг него, или входил в него[155], но следует, чтобы он неотрывно созерцал его, не позволяя мысли отвлечься от данного объекта.

Далее медитируй о своем духовном наставнике, то есть созерцай его образ и фиксируй на нем сознание.

Если при этом чувствуется усталость, одолевают оцепенение или сонливость, все же следует упорно продолжать созерцание, выбрав для этого место, откуда открывается широкий просторный вид.

Если же, напротив, разум беспокоен, мысли скачут, необходимо уединиться в замкнутом помещении, полуприкрыть глаза, взор направить вниз и успокоить разум, избегая любых усилий, как уже объяснялось.

Когда в качестве объекта медитации избраны телесный облик, речь или разум Будды, то созерцание проводится следующим образом.

Для тела используется маленькая статуэтка или изображение Будды.

Для речи используется соответствующая мантра.

Для ума используется точка.

Можно обойтись и без статуэтки или танки и представить внутренним взором облик Будды, таким, как он был запомнен: одетым в традиционные религиозные одеяния, в ореоле света и непрестанно пребывающим перед взором созерцателя.

Сосредоточение на речи осуществляется посредством визуализации изображения круга размером с ноготь, в который вписан тонкими, как волос, штрихами тибетскими буквами священный слог «Хри»[156].

Сосредоточение на разуме Будды осуществляется посредством визуализации внутренним взором яркой точки величиной с горошину, источающей во всех направлениях лучи чистого света[157].

Обучение этим упражнениям новичков (подготовительное, или элементарное обучение) предполагает развитие способности устранить любую мысль уже в момент ее зарождения, а кроме того, умение поддерживать ее непрерывно, не придавая ей какой-либо конкретной формы (не сопровождая ее никаким мысленным образом).

Когда человек медитирует, он замечает, что в его сознании с невероятной скоростью возникает множество мыслей. Поэтому как только мысль начинает зарождаться, ее необходимо тут же пресечь в самом зародыше и только после этого продолжать созерцание.

Продолжая медитацию и постепенно увеличивая продолжительность периодов, когда не формируются никакие представления, человек наконец замечает то, что раньше было сокрыто: при непроизвольном формировании представлений они следуют одно за другим, образуя бесконечную последовательность.

Это обнаружение непроизвольного формирования представлений равносильно обнаружению своих врагов.

Достигнутое состояние подобно тому, которое испытывает человек, стоя на берегу реки и наблюдая стремительное течение потока. Точно так же спокойный и сосредоточенный разум наблюдает за проносящимся мимо непрерывным потоком, подобным воде в реке, следующих одно за другим представлений.

Если разум достигает этого состояния хотя бы на мгновение, он осознает и понимает процесс рождения и пресечения ментальных формаций.

Тогда кажется, что в результате такого открытия, а ранее человек не осознавал этого, ментальные формации становятся более многочисленными, но это не так.

То, что находится вне возникновения ментальных формаций и немедленно пресекает их возникновение, есть Реальность.

Во вторую очередь используются упражнения, суть которых в том, чтобы оставлять возникшие представления-идеи несформулированными. Каким бы ни было давшее о себе знать представление, ему нельзя уделять ни малейшего внимания: его надо оставить самим по себе, не допускать его воздействия на сознание, не анализировать его, не пытаться освободиться от него. Разум напоминает пастуха, стерегущего стадо и продолжающего созерцание.

В результате такой непрестанной практики ментальные формации более не появляются и разум достигает состояния невозмутимости и однонаправленного сосредоточения на заданном учителем объекте.

Учитель Гамбопа (имя Дагпо Лхадже) сказал: «Когда снимается всякое умственное напряжение, разум успокаивается. Когда ничто не волнует воду, она становится прозрачной».

Миларепа, владыка отшельников-созерцателей, сказал: «Благодаря тому, что разум пребывает в его естественном состоянии, благодаря отсутствию поводов для принятия им какой-либо формы[158] – благодаря этому зримы первые проблески Знания. Сознание, в котором отсутствует любое напряжение, струится как спокойный поток воды, и Реальность отражается в нем».

Мудрец Сараха резюмировал этот двойственный процесс медитации в следующих строках: «Когда разум связан, он порывается блуждать во всех десяти направлениях. Если его развязать, он пребывает недвижимым. Я понял, что он так же хитер, как верблюд».

Более высокие этапы обучения включают созерцание того, что остается недвижимым в разуме, и того, что пребывает в движении («зрителя» и «актера»).

Необходимо: 1) исследовать сознание в состоянии покоя; 2) исследовать природу этой недвижимой «вещи»; 3) исследовать, каким образом то, что называется разумом, пребывает в покое и каким образом оно движется, покидая состояние невозмутимости.

Мы должны исследовать: 1) не возникает ли в разуме движение помимо состояния покоя; 2) не движется ли он и тогда, когда пребывает в покое;

3) является ли его подвижность чем-то отличным от его недвижимости (состояния покоя).

Мы должны исследовать, какова природа реальности этого движения, а затем – каковы условия пресечения этого движения.

Мы приходим к выводу: то, что движется, не отличается от того, что остается недвижимым.

Затем, достигнув этого момента, мы должны задаться вопросом: отличается ли разум от того, что наблюдалось как подвижное, и от того, что оставалось недвижимым; не есть ли это «я» того, что движется, и того, что остается недвижимым.

Далее мы убеждаемся, что наблюдатель и наблюдаемая вещь неразделимы. А поскольку невозможно назвать эти две реальности (наблюдателя и наблюдаемую вещь) ни как «двойственность», ни как «единство», то их называют «границей за пределами разума» или «пределом всех теорий».

Сказано: «Сколь бы ни возвышенны были сотворенные разумом цели, они преходящи. А то, что за пределами разума, не может быть названо целью».

В «Сутре вопросов Кашьяпы» мы читаем: «Огонь добывают посредством трения друг о друга двух кусков дерева, и рожденное этим пламя сжигает оба куска. Подобно этому, рассудок, рожденный сочетанием того, что «недвижимо», и того, что «движется», и наблюдатель, созерцавший их двойственность, обращаются в пламя Мудрости».

Это медитативное созерцание называется «йогическая различающая медитация», и ее ни в коем случае нельзя уподоблять «различающему размышлению ученого», ибо последний исследует вещи извне.

Наставники системы Чагья Ченпо обучают также приемам использования в целях духовного преодоления тех препятствий, которые возникают на пути. Помимо того, они указывают разнообразные методы анализа разума.

Является ли он материальным объектом?

Если он материален, то из какой разновидности материи он состоит?

Если он – объективная вещь, то какова его форма, его цвет?

Если он является «познающим», то не есть ли он некое временно проявленное представление?

Чем же является тогда эта нематериальная вещь, которая проявляется в разнообразных формах?

Чем является то, что порождает ее?

Если бы разум был некоей подлинной сущностью, то его можно было бы рассматривать как некую разновидность субстанции.

В процессе дальнейшего созерцания человек приходит к заключению, что разум не есть ни нечто материальное, ни нематериальное и что он не входит в категорию того, о чем можно сказать, что оно есть или его нет.

Вопросы не прекращаются, и мы приступаем к исследованию структуры разума.

Сложная она или элементарная?

Является ли разум простой вещью?

Или это нечто сложное, составное?

Если он элементарен, то почему проявляет себя по-разному?

Если он сложен, то как его можно перевести в состояние «пустотности», когда более нет ничего, кроме абсолютного единства?

Продолжая наши исследования, мы приближаемся к осознанию того, что разум свободен от обеих крайностей – как единства, так и множественности.

«Только в спокойном состоянии человека, который достиг этого понимания, обретается плод медитативного созерцания; все вещи кажутся ему столь же иллюзорными, как картины миража».

Сказано: «Перед собой, позади себя, во всех десяти направлениях света, куда бы я ни взглянул, я вижу «Таковость»[159]. Теперь, о учитель, иллюзия развеялась: отныне мне не о чем больше спрашивать».

Я могла бы еще долго продолжать приводить цитаты и растянуть это приложение до бесконечности. В оригинальных тибетских работах недостатка нет. Даже перевод тех текстов, которые я привезла с собой во Францию, занял бы всю жизнь нескольких переводчиков. Но что эта скромная коллекция по сравнению с гигантскими библиотеками Тибета, где огромное количество томов, накапливавшихся веками, возможно, исчисляется сотнями тысяч!

Моя цель была в том, чтобы снабдить данную книгу отрывками переводов из нескольких тибетских текстов, я хотела подвести читателей к порогу тех эзотерических школ Тибета, о которых прежде рассказывались самые фантастические небылицы, и представить читателям некоторые из тех учений, которые ламы преподают своим ученикам.

Не стоит и говорить, что приведенные выше концепции не являются единственными, которые признаются этими школами. Об этом можно судить хотя бы из моих пояснений при описании «посвящений». И тем не менее, в среде просвещенных ламаистов преобладает гораздо большее единство взглядов, чем можно было бы предположить, основываясь на учениях, распространяемых в Тибете миссионерами различных махаянских или тантрических школ. Столетия их существования привели к определенному слиянию этих учений, а тибетский образ мышления наложил на них свой специфический отпечаток.

Одним словом, в ламаистском буддизме, если его освободить от наслоения народных верований, преобладает дух, свойственный как классической хинаяне, так и благочестивой сентиментальной махаяне, которую некоторые хотят отождествить с единственно истинной махаяной Асанги и его последователей.

Точно так же, как у патриархов школы чань мы находим фундаментальные положения буддизма, принятые и развитые китайским умом и пропитанные чисто китайским духом, в среде философов и мистиков Тибета мы находим те же самые фундаментальные принципы, принятые и истолкованные с точки зрения людей, весьма отличающихся своим складом ума от индийцев.

Кто из учеников Будды точнее всех выражает его мысль? Эту проблему не так-то легко решить, ибо мы лишены тех необходимых элементов, которые можно было бы использовать в качестве основания для наших суждений. Письменные документы, которые представляют Учение Великого Мудреца, Сиддхартхи Гаутамы, Будды, появились спустя несколько веков после его смерти, и мы обоснованно можем считать, что на них наложили сильный отпечаток те взгляды и тенденции, которые преобладали уже в ту пору среди буддийских монахов.

Те, кто приписывает это предшественникам Будды из народов желтой расы или из более или менее связанных с ними народов неарийского происхождения, вероятно, сочтут, что его отдаленные центральноазиатские или дальневосточные родственники естественным образом намного лучше других приспособлены к восприятию всей полноты его Учения. Этот вопрос, если он вообще когда-нибудь и будет решен, в двух словах не решить. Если обстоятельства позволят, возможно, я как-нибудь исследую этот вопрос; тем не менее, к каким бы результатам это ни привело, они никогда не будут абсолютно достоверными.

Поэтому мы можем верить в то, что, не отрицая интересных исторических и философских исследований, мы можем смело последовать совету ламаистских «посвящений» и посредством методов, аналогичных тем, которые использовал сам Будда, достичь созерцания Реальности и, вместо того чтобы спрашивать у других о сокровенной сути мысли этого Учителя, сделать ее своей собственной, самим достигнув состояния Будды.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.