Вода живая и мертвая, а также избушка на курьих ножках

Вода живая и мертвая, а также избушка на курьих ножках

Еще трое суток мы провели в постоянной тревоге и ожидании. Бродили по лесу, слушали сказки, пытались наведаться к ведунье. Но в дом к пострадавшей Ленке никого не пускали, и, что там делала с ней старушка Софья, мы понятия не имели, хотя и было безумно интересно. Иван говорил, что девонька идет на поправку, а мы в это время думали, не пора ли вызывать спасателей, пока Лена не умерла в этой глуши. И только спокойные слова Софьи Никандровны о том, что, увези мы ее сейчас, точно никто и ничто уже не спасет — приглянулась она Сорни-Най, — остановили нас от вызова «911». И мы ждали.

На четвертый день, около пяти утра, Иван Митрофаныч собрал нас по всем палаткам и избам и поставил пред ясные очи Софьи.

— Ну вот что, мои хорошие, будет жить ваша подружка. Только вот нужна мне живая вода.

— Что нужно? — Сон у нас как рукой сняло. — Что? Живая вода? Из сказки «Принеси то, не знаю что»?..

Увидев, как вытянулись наши лица, старушка усмехнулась краешками губ, и глаза ее сразу стали молодыми-молодыми и задорными.

— Чего так вылупились? Думаете, сказки? Нет, без живой воды подружка ваша долго не протянет — ей душу после той ночи лечить надо. И так удивляюсь, как вы сюда с ней дошли и что она до вечера дотянула. А не должна бы. Видно, сильна девочка духом. В общем, Митрофаныч вас проводит к источнику, у меня-то ноги уже не те, да и долго я ходить буду, пятнадцать километров, чай, пробираться туда и столько же обратно. В общем, к ночи обернетесь. Кто пойдет — решайте сами. Да и о себе позаботьтесь. Из нижнего источника наберете мертвой воды, она ранам затягиваться помогает, а из верхнего — живой, она душу излечивает. Фляжки-то подпишите, олухи, чтоб не перепутать потом. Да что ж вы смотрите-то так? — Бабка аж руками всплеснула. — Неужто про Ивана-царевича сказок не слыхали? — Она лукаво улыбнулась и продолжила: — Я хоть и старуха, а вот что скажу вам. Сероводородные источники имеют, конечно, не очень приятный запах, но вода их заживляет раны, и это — мертвая вода. А вода источника на горе — живая. За этими-то водами то серый волк, то птица добирались далеко по седым лесам, по великим горам. Сюда они бегали, сюда — в Уральские горы. Всё! Встали, марш за водой!

Вот и удивила нас бабка. То ведунья, то про сероводород знает. Чего только в жизни не бывает!

За водой, естественно, пошли все. А Иван Митрофаныч рассказал по дороге, что бабка Софьи травницей была и внучку учила на совесть. А потом война началась, и Софья фельдшерицей четыре года по военным дорогам с госпиталем моталась, но по окончании ее не осталась в городе, а вернулась в деревню. Бабка-то померла к тому времени, так Софья и осталась тут на всю округу пользовать болящих. Местные-то к докторам не ездят — не доверяют. А теперь и из Перми приезжают к ней, и из Ё-бурга. Вот так-то вот, лекаря из лекарей я вашей подружке подсуропил.

Дошли до места часа через четыре, набрали в нижнем источнике мертвой воды. Она и правда пахла тухлыми яйцами. Поднялись на горку. Митрофаныч первым делом сам напился, потом нас напоил, сказав, что дорога обратная легче будет, а потом уж и мы наполнили фляжки. Обратно — и правда, несмотря на километраж, шлось легко. И непонятно было, то ли сила живой воды подействовала, то ли привыкли уже к таким нагрузкам, то ли оттого, что день был прохладный и пасмурный.

По пути сделали привал на полянке, которую Митрофаныч назвал заветной. Тут с седых времен избушка стоит непростая. Погребение это древнее. Говорят, что иногда, если дар оставить, то и желание может исполниться. Перекусив, мы отправились на другой край полянки. И правда: под огромной елью, в сени ее лап, оберегающих от дождя и непогоды, нашим глазам предстала избушка без дверей, с одним маленьким оконцем под крышей. Потом нашлась и дверка, она выходила на сторону ели. Так мы познакомились с избушкой на курьих ножках, на шести курьих ножках — четыре по углам и две посередине. Мы уж было хотели хором произнести известную всем с детства фразу, но Митрофаныч, обернувшись, обронил: «Так, всем молчать, пока не отойдем отсюда. Я ж и забыл, что вы дикие. Кладите в это окошко подношения, загадывайте желание, поклонитесь и — пошли дальше».

Не знаю, кто что положил в маленькое окошко, я закинула туда металлического солдатика, завалявшегося в одном из карманов куртки. Еще в Екатеринбурге мы покупали себе шоколадки, а я — яйцо с сюрпризом, внутри и оказалась эта фигурка из темнобронзового металла.

Мы уже отошли от избушки на порядочное расстояние, когда Митрофаныч сжалился:

— Ну что вы меня буравите жалостливыми взглядами? Спрашивайте уж.

Вопросы, понятное дело, посыпались градом: что? как? почему надо было молчать? И вообще, что это было?

— Могила это была, обычная могила, — ответил Иван Митрофаныч. — Только странная, потому как желания исполняет. Никто не знает чья, но мой дед ее еще помнил, и его дед помнил тоже. Не гниет, не разрушается, потому как под елью стоит, та ее лапами от всего защищает, по хвое-то ведь и капли стекают как по жиру, и снег на избушку почти не попадает. А так — обычная могилка. Тут много таких. Раньше всегда так хоронили, может, у вас на Руси отсюда и пошли «избушки на курьих ножках». Тут такое вообще в ходу. В похожих домиках припасы на зиму заготавливают в дремучем лесу — ни зверь не доберется, ни непогода не попортит. Так же раньше и капища строили — забор из острых кольев, на заборе — черепа животных, а внутри забора — домик на ножках. Ноги, как вы видели, из стволов деревьев с корневищами сделаны. А вот ваши сказочные присказки повторять нельзя, потому что душу покойника призвать можете такими словами. Ведь избушку не просто так к лесу передом, а к вам задом поставили, а чтоб душа к людям не полетела. Вышедшая наружу душа-тень очень опасна, она стремится попасть в жилище к живым, нанести им вред и способна даже «съесть» человека, то есть иссушить. Особенно опасна, если ее кто-то из живых обидит. Поэтому и подношения, и подарки, и одежду, взамен истлевшей, кладут в окошко, чтоб радовалась душа-тень подаркам. И хоть в этой избушке давно уже тела нет, и душа, может, тоже отлетела, осторожность соблюдать надо. Хотя вот дед рассказывал, что тут не просто покойника похоронили, а истукана ему вырубали, значит, ведуна или шамана какого. и в него, в истукана деревянного, душа должна была переселиться. Так-то вот. И про Бабу забудьте! Полезли желторотики во дремучую чащу — там и сгинули. — Митрофаныч аж сплюнул с досады и, сердитый, пошел вперед.

Вскоре мы уже добрались до деревни. Передали воду Софье и отправились отдыхать.

Как ни странно, но вечером к костру и шашлыкам пришла Ленка. Довольная, улыбающаяся, без признаков бреда и сумасшествия, она просто села и сказала: «Жрать хочу, как из пушки».

На следующее утро мы одарили Митрофаныча водкой из своих запасов. А Софья, когда мы спросили, чем бы отблагодарить, просто рукой махнула и посоветовала не лезть в воду, не зная броду. Ну мы покумекали и оставили ей все наши запасы конфет и шоколада. Может, это и невеликий был подарок, но старушке понравился. Так и закончилось наше знакомство с Золотой Бабой. Больше мы к этой теме не возвращались и старались даже не думать о ней, чтоб вновь не накликать какую беду.