Глава 10 Чудеса – ваше право по рождению

Глава 10

Чудеса – ваше право по рождению

Первый вопрос:

Ошо,

Почему потери так притягательны?

Они обладают огромной притягательностью, потому что эго может выжить только благодаря потерям. Эго существует лишь в процессе поиска, стремления, желания; оно существует в напряжении между тем, что есть, и тем, что должно быть.

В то мгновение, когда это «должно» исчезает, эго терпит крах. Поэтому все этические системы, разнообразные виды морали – это питание для эго. Нравственный человек – это самый эгоистичный человек в мире. Механизм очень прост. Пребывая в поиске, стремлении, вы живете в будущем, которого нет; а эго может существовать только с тем, чего нет, поскольку его самого нет.

Если вы пребываете в моменте, в настоящем, то эго не может выдержать не единого мгновения. Настоящее есть, а эго нет, подобно тому, как есть свет, а темноты нет. Вы вносите свет, и темнота исчезает. Неправильно даже говорить, что она исчезает, потому что, прежде всего, ее не было – так как она может исчезнуть? Это было чистое отсутствие. Отсутствие света – вот что такое темнота.

Отсутствие настоящего – вот что такое эго. Не быть здесь-и-сейчас – вот что такое эго; не быть здесь-и-сейчас, быть где-то еще, искать и стремиться к отдаленной цели, вглядываться в далекую звезду. Чем дальше находится цель, тем больше эго.

Поэтому у людей, презревших мирское, эго больше, чем у так называемых несчастных мирян. Естественно, что у духовных людей эго больше – их цель очень далека; она находится на огромном расстоянии, за пределами смерти, выше семи небес. Их цель – Бог, или мокша, или нирвана – цели, которые выглядят почти недостижимыми.

Достижимая цель может дать вам лишь маленькое эго, и то только на некоторое время. Как только цель будет достигнута, вы начнете чувствовать разочарование. Именно это происходит каждый день. Вы мечтали о прекрасном доме; теперь он у вас есть, и неожиданно наступает разочарование. Чтобы выжить, эго нуждается в новой цели; теперь оно начинает фантазировать о еще большем дворце.

Вы искали и разыскивали женщину; и вот она у вас есть, и в то же мгновение, как вы ее заполучили, у вас с нею все закончилось. Другое дело, что прежде, чем вы это поймете, может пройти несколько дней, но у вас с нею все закончилось. Теперь вашему эго нужна другая женщина, чтобы это путешествие могло продолжаться.

Эго постоянно путешествует из настоящего в некое несуществующее будущее. С моей точки зрения, именно таково определение самсары, мира. Эго, путешествующее из настоящего в будущее, – это мир. А эго, которое вообще не путешествует, просто оставаясь здесь-и-сейчас, – это прекращение самсары: вы в нирване, в самадхи, в просветлении. Поэтому просветление не может быть сведено к цели. Если вы сделали его целью, то вы упустили всю суть.

Все будды во все времена говорили одну очень простую вещь: «Будьте – не пытайтесь становиться». Между этими двумя словами – «быть» и «становиться» – заключена вся ваша жизнь. Быть – это просветление, становиться – это невежество. Но вас научили становиться этим, становиться тем. К тому же ум настолько хитер, а эго использует настолько тонкие способы, что оно превращает в цели даже Бога, нирвану, просветление, истину; оно начинает спрашивать, как их достичь. Их не нужно достигать, их нельзя достигнуть; достигающий ум – это единственная преграда. Они уже здесь. Вы должны отбросить достигающий ум, вы должны забыть о путешествиях из одного пункта в другой, вам нужно просто расслабиться и быть, и все оказывается достигнутым.

Лао-цзы называет это ву-вей, действием без действия. Вы не сдвинулись ни на дюйм, и вы прибыли; это ву-вей. Вы никуда не ушли, вы даже не думали о том, чтобы куда-то пойти, – и вы уже там. Неожиданно приходит осознание: «Я никогда не терял своего дома, я просто заснул и увидел сон о достижении».

Те, кто задают вам цели, – это ваши враги. Те, кто говорит вам, чем и как становиться, – отравители. Настоящий мастер просто говорит: «Нет ничего, чем нужно было бы становиться. Вы уже это, это уже так. Прекратите бегать за тенями. Сидите в безмолвии и будьте. Вы сидите безмолвно, ничего не делаете, весна приходит, и трава вырастает сама собой».

Второй вопрос:

Ошо,

Поскольку я лишь новичок в поиске реальности, не мог бы ты определить для меня четыре термина: истина, Бог, духовное, факт?

Если ты лишь новичок в этом поиске, пожалуйста, вернись, не иди дальше. Не становись больше похожим на эксперта в духовном поиске, потому что эксперты – это проигравшие. Не становись более знающим, становись более невинным. Отбрось все, что ты знаешь, забудь все, что ты знаешь. Оставайся изумленным и любопытным, но не превращай свое изумление в вопросы, потому что, когда изумление превращается в вопрос, рано или поздно этот вопрос принесет знание. А знание – это фальшивая монета.

Из состояния изумления есть два пути. Один – это путь вопросов; неправильный путь, который ведет вас ко все большему и большему знанию. Другой – это путь не вопросов, а наслаждения. Наслаждайся своим изумлением, ощущением чуда, потому что жизнь – это чудо, Существование – это чудо, чудо солнца, солнечного света и деревьев, омываемых его золотыми лучами. Ощути это. Не вставляй сюда знак вопроса, позволь этому быть таким, как оно есть.

Оставайся невежественным, если хочешь стать просветленным. Оставайся невинным, подобным ребенку, если хочешь обрести единство с Существованием и реальностью. Оставайся в состоянии изумления, если хочешь, чтобы тайны раскрылись перед тобой. Тайны никогда не раскрываются перед теми, кто продолжает задавать вопросы. Рано или поздно вопрошающие окажутся в библиотеке. Рано или поздно вопрошающие доберутся до священных писаний, потому что писания полны ответов.

Между тем, ответы опасны; они убивают ваше изумление. Они опасны, потому что дают вам ощущение, что вы знаете, хотя вы не знаете. Они дают вам неверное представление о себе – представление, что теперь все вопросы решены. «Я знаю, что говорится в Библии, я знаю, что написано в Коране, я знаю, что сказано в Гите. Я достиг цели». Вы станете попугаем, будете повторять разные вещи, но ничего не осознаете. Это не способ осознания; знание – это не способ осознания.

Каков же тогда способ осознания? Изумление. Позвольте своему сердцу танцевать в изумлении. Наполнитесь изумлением, пусть оно пульсирует у вас внутри, вдыхайте и выдыхайте его. Зачем нужна такая спешка в стремлении к ответам? Разве нельзя позволить тайне оставаться тайной? Я знаю, что существует сильнейшее искушение не позволить ей оставаться тайной, свести ее к знанию. Почему существует это искушение? – потому что, только когда вы наполнены знаниями, вы можете контролировать ситуацию.

Тайна будет управлять вами; знание сделает вас тем, кто управляет. Тайна завладеет вами. Вы не можете завладеть таинственным; оно такое огромное, а ваши ладони такие маленькие. Оно такое бесконечное, вы не можете удержать его, вам придется стать одержимыми им, – а это страшно. Знанием вы можете обладать, это так банально; знание вы можете контролировать.

Искушение ума свести любое чудо, любую тайну к вопросу происходит, в основном, из страха. Мы боимся, боимся безграничности жизни, этого невообразимого Существования. Мы боимся. Из страха мы создаем вокруг себя маленькое знание – как защиту, как панцирь, как оборону.

Только трусы сводят невероятно ценную способность удивляться к вопросам. По-настоящему отважный, храбрый человек оставляет ее такой, как есть. Вместо того чтобы превратить тайну в вопрос, он прыгает в нее. Вместо того чтобы попытаться управлять тайной, он позволяет ей завладеть им.

Радость от того, что она вами завладела, и благословение одержимости ею неизмеримы. Вы не можете представить, что это такое, вы даже не мечтали об этом – потому что быть одержимым тайной означает быть одержимым Богом.

Ты говоришь: «Поскольку я лишь новичок…»

Тебе повезло, что ты лишь новичок. Есть многие, кто стал экспертами; им придется вернуться домой, и это будет очень долгим и тяжелым путешествием. Они накопили столько знаний, что отбросить их будет трудной задачей. Если ты действительно новичок, радуйся. Ты ушел недалеко, ты только начинаешь. Возвращайся.

Нет необходимости определять эти прекрасные слова, потому что это не просто слова. Ты хочешь, чтобы я определил истину. Кто-нибудь когда-нибудь определил истину? Можно ли ее вообще определить? Что такое определение? Определение означает тавтологию – вы располагаете те же самые слова в другом порядке. Что такое на самом деле эти ваши определения? Синонимы.

Просто взгляните на ваши определения, и вы обнаружите, что вы парафразировали. Но как может парафраза что-либо определить? То, что вы считаете определением, в свою очередь требует еще одного определения. Определения – это либо тавтология, либо просто глупость.

Спросите, например, что такое разум, и знатоки, сведущие люди ответят: «Это не материя». А затем спросите у них: «Что такое материя?» И они ответят: «Это не разум». Ну, и что это за определения? Разум – это не материя; это становится определением. Материя – это не разум; это становится определением. И то, и другое остается неопределимым; вы ничего не определили, вы просто переместили проблему из одного места в другое.

Вы можете дурачить только глупцов.

Истина означает «целое, все, что есть». Все, что есть, – как вы сможете это определить? Она безгранична, бесконечна. Определить – означает обвести чертой, установить местонахождение, сказать: «Вон оно». Но не существует способа определить истину, поскольку не существует способа провести вокруг нее линию. Она бесконечна, она вечна, у нее нет ни начала, ни конца.

Люди, пытающиеся определить истину, говорят: «Истина – это то, что есть». Но это тавтология. Вопрос остается тем же самым, тайна остается нераскрытой. «Истина – это то, что есть», – что вы добавили? Стало ли вам чуть-чуть проще, чем было до того? Вы можете называть это «тем, что есть», или вы можете называть это истиной, или вы можете называть это Богом, однако вы просто используете названия, слова, ярлычки для того, что в основе своей неопределимо.

Истину нельзя определить, хотя, несомненно, можно получить ее переживание. Но переживание – это не определение. Определение создается умом, а переживание приходит в результате участия. Если кто-то спрашивает: «Что такое танец?» – как вы сможете его определить? Но вы можете танцевать, и вы можете почувствовать внутреннее ощущение от этого.

Бог – это предельный танец. Чтобы получить переживание Бога, вам придется научиться экстатическому танцу. Бог – это танец, в котором танцор исчезает. Тогда переживание приходит, проливается на вас, и вы осознаете. Но это осознание не является знанием, это осознание есть мудрость.

Истину нельзя определить. Лао-цзы говорит, что если вы ее определили, то вы уже сделали ее ложью. Он прожил долгую жизнь; она, несомненно, была по-настоящему долгой, потому что существует история о том, что Лао-цзы провел в утробе матери восемьдесят два года, так что, когда он родился, ему уже было восемьдесят два года. И поскольку потом он прожил, по меньшей мере, еще восемьдесят два года, то это была действительно очень долгая жизнь. Но он не написал ни единого слова.

В течение всей его жизни ученики снова и снова просили, требовали: «Напишите что-нибудь. Вы становитесь все старше и старше, и однажды вам придется оставить это тело. Оставьте ваше последнее завещание». Но он лишь смеялся, не говоря ни слова, или хранил молчание, как будто ничего не слышал.

Затем, когда Лао-цзы совсем состарился, он начал перемещаться в направлении Гималаев. Он сказал своим ученикам: «Теперь я ухожу в Гималаи и уже не вернусь обратно. Всю свою жизнь я был странником, а Гималаи – это лучшее место, чтобы умереть. Я прожил прекрасную жизнь, самую экстатичную жизнь, какая только возможна. Мне бы хотелось и умереть самой экстатичной, самой эстетичной смертью. Я бы хотел умереть в безмолвии Гималаев, в этих прекрасных горах».

Однако когда Лао-цзы пересекал пределы Китая, на границе его остановил страж. Он сказал: «Я не позволю вам покинуть страну, пока вы что-нибудь не напишете». Несомненно, это был очень проницательный человек, этот страж. Весь мир у него в долгу за одно из величайших из когда-либо написанных произведений – Дао Де Цзин. Нет ни одной книги, которая могла бы с ней сравниться.

Не найдя способа избежать этого, поскольку страж не позволял ему пройти, а он хотел покинуть страну как можно скорее – смерть приближалась, и он хотел умереть в безмолвии Гималаев – и вынужденный писать, Лао-цзы трое суток просидел в комнате у стражника и в результате создал эту книгу, Дао Де Цзин.

Но первое, что он написал, было: «Дао не может быть выражено. Будучи выражено, оно перестает быть Дао».

Вы можете понять, что он имеет в виду. Он говорит, что если вы прочитали первое предложение, то нет необходимости идти дальше. «Истина не может быть выражена. Будучи выражена, она перестает быть истиной», – так он заявляет. Теперь, если вы это поняли, то книга закончена. Что можно сказать об истине? Да, ее можно прожить, можно получить ее переживание. Вы можете любить, жить, быть – но дать определение невозможно. Если вам нужны определения, вам придется пойти в университет. Профессоры определяют, что такое истина, и каждый профессор философии определяет ее по-своему, и существуют миллионы определений, и все они ложные. Никакое определение не может быть истинным.

Что говорить об истине – невозможно определить даже незначительные жизненные переживания. Что такое любовь? Или что такое вкус сахара у вас на языке? Как его определить? Что такое красота, которую вы видите в цветке лотоса?

Один из величайших современных философов, Дж. Э. Мур написал книгу «Принципы этики», в которой он пытается определить, что такое добро. Конечно, в мире этики это первый вопрос: что такое добро? И на протяжении двухсот или двухсот пятидесяти страниц он изо всех сил пытается и так, и сяк, но не может определить, что это такое. А он был одним из самых прозорливых людей нашего столетия.

Побежденный, усталый, изможденный, в конце он заявляет, что добро неопределимо. Оно так же неопределимо, как желтый цвет. Если кто-то спрашивает: «Что такое желтый цвет?» – вот ноготки, и кто-то спрашивает: «Ты говоришь, что они желтые? Что такое желтый?» – как вы собираетесь определить это? Что еще вы можете сказать? Желтый цвет – это желтый цвет, добро – это добро, красота – это красота. Но все это тавтология, вы ничего не определяете, вы просто повторяете слова.

Что такое истина? Ее невозможно определить.

Я не учу вас философии, я делюсь с вами своей истиной. Не проси определений. Если у тебя есть храбрость, ныряй в переживание, которое здесь доступно: прыгай в медитацию, и ты узнаешь. Но даже когда ты узнаешь, то и тогда ты не сможешь дать ей определение.

И еще ты спрашиваешь: «Что такое Бог?»

Это другое имя для истины – имя, данное влюбленным человеком. «Истина» – это имя, данное Целому медитирующим человеком. «Бог» – имя, данное Целому, истине человеком влюбленным, преданным. Обе стрелки указывают на одно и то же явление, но влюбленный не может мыслить в терминах абстрактных слов. «Истина» – это очень абстрактно: вы не можете обнять истину, не так ли? Вы не можете поцеловать истину – или можете? Вы не можете сказать истине: «Привет!», не можете поздороваться с ней за руку. «Истина» безличностна; это слово предложено медитирующим человеком, который не хочет привносить какое бы то ни было личное отношение.

«Бог» – это имя, данное вследствие любви, вследствие личных взаимоотношений с Существованием. Любящий хочет сказать: «Ты», любящий хочет сказать: «Привет!», хочет общаться, вести диалог. Это то же самое Целое, но любящий делает его личностным. И тогда истина становится Богом.

И еще ты спрашиваешь: «Что такое духовное?»

Быть духовным означает быть во взаимоотношениях с истиной или Богом. Запомни: быть во взаимоотношениях – не говорить о духовности, не следовать определенному вероучению, догме, церкви, а быть в непосредственных близких взаимоотношениях с Существованием – это духовность. Быть сонастроенным с Целым, чувствовать гармонию, радость от своего пребывания здесь и праздновать его – это духовность. Это не имеет ничего общего с посещением церкви или храма, с цитированием Корана, Библии или Гиты. Это не имеет ничего общего с какими бы то ни было ритуалами поклонения; это больше связано с общением – общением с деревьями, со звездами, с реками, со всем, что есть. Это общение со всем этим многомерным проявлением Бога, это состояние диалога с Целым. Необходимо качество безумной любви – и тогда вы духовны. Духовность – это не игра, в которую играет голова: это диалог от сердца к сердцу, а в конечном счете, диалог от бытия к бытию.

И, в-четвертых, ты спрашиваешь: «Что такое факт?»

Факт – это истина, как ее видят из состояния неосознанности, из слепоты, как ее видят с закрытыми глазами, из состояния неразумности, немедитативности. В этом случае истина становится фактом.

Например, вы встретили Будду. Если вы смотрите на него неосознанно, то он – просто факт, исторический факт; в определенный день он родился, а в какой-то день он умрет. Он – тело, которое вы видите своими глазами, он – некий человек, личность. О нем можно упомянуть в исторических хрониках, вы можете нарисовать его портрет.

Но если вы смотрите не бессознательно, а с величайшей осознанностью, с осознанием, с большой ясностью, с безмолвием, то факта больше нет – есть истина. Тогда Будда – это не кто-то, кто родился в определенный день, он – тот, кто никогда не рождался и никогда не умрет. Тогда Будда – это не тело; тело – это всего лишь его жилище. Тогда Будда – это не ограниченное существо, каким он вам видится; он представляет Целое, Абсолютное. Тогда Будда – это луч бесконечного, дар планете Земля, пришедший свыше. Тогда неожиданно факт исчезает; остается истина.

Но истину нельзя зафиксировать в исторических хрониках; история состоит из фактов. У нас в Индии есть две системы. Одну мы называем историей; история фиксирует факты. Другую мы называем пураной, мифологией; в ней внимание направлено на истину. Мы не писали исторических хроник о Будде, Махавире или Кришне – нет. Это просто затащило бы нечто невообразимо прекрасное в мутную бессознательность человечества. Об этих людях мы не писали исторических хроник – мы писали мифы. Что такое миф? Миф – это иносказание, притча, которая лишь указывает на луну, но ничего о ней не говорит – палец, указывающий на луну, указатель, стрелка, не говорящая ничего.

Загляните в храм джайнов, и вы удивитесь. Вы найдете двадцать четыре статуи двадцати четырех просветленных мастеров, двадцати четырех тиртханкар. И самым поразительным будет то, что все они выглядят абсолютно одинаково. Это невозможно – в мире нет даже двух абсолютно похожих людей; даже близнецы не бывают абсолютно одинаковыми. Так как же такое возможно – причем, в такой большой промежуток времени из тысяч лет, – что двадцать четыре тиртханкары оказались абсолютно одинаковыми?

Это не история. Эти статуи изображают не реальных людей – вовсе нет. Это не художественное изображение. Тогда что же это? Статуи изображают нечто внутреннее, нечто от медитативности, от внутреннего спокойствия, нечто от бытия. Эти двадцать четыре статуи – просто образы, видимые образы чего-то незримого.

Если, сидя перед этими статуями, вы будете оставаться в состоянии безмолвного наблюдения, то вы удивитесь. Внутри вас что-то начнет происходить. Такая статуя – это форма объективного искусства, она согласована с внутренней формой вашего существа. Поза статуи согласована с вашей позой. Если вы сядете в той же самой позе – с выпрямленным позвоночником, полуприкрытыми глазами, глядя лишь на кончик своего носа, ничего не делая, как будто вы тоже мраморная статуя, целиком белая, внутри и снаружи, – то тогда вы поймете, что перед вами не обычные статуи, что вы встретились с великими символами. Это мифология.

Мифология непременно должна быть поэтичной, потому что только поэзия может дать несколько проблесков неведомого.

О Будде рассказывают, что, куда бы тот ни шел, деревья рядом с ним начинали расцветать, независимо от времени года. Ну что же, это поэзия, чистая поэзия; в действительности этого не происходило. Однако это кое-что показывает; другого способа сказать это не существует. Здесь говорится, что всякий раз, когда устанавливается связь с Буддой, даже деревья начинают расцветать не по сезону – что уж тогда говорить о человеке?

Говорят, что, когда Магомет путешествовал под жарким солнцем пустыни, и все вокруг было раскалено, небольшое облачко подобно зонтику перемещалось над ним, чтобы дать ему тень. Это поэзия, прекрасная поэзия, но это не исторический факт. Человека, подобного Магомету, защищает Существование; о человеке, подобном Магомету, Существование заботится всеми возможными способами. Если человек сдался Существованию, оно непременно будет о нем заботиться. Если человек полностью доверился, как Существование может о нем не позаботиться? Эта метафора об облаке, висящем над его головой, куда бы он ни шел, как раз и служит тому, чтобы это выразить.

Иисус умирает на кресте, а затем через три дня воскресает. Это поэзия, не история. Это не факт, это – истина. Здесь просто говорится, что тот, кто умирает в Боге и за Бога, достигает вечной жизни. Те, кто готовы умереть за Бога, воскресают в другом измерении бытия, они теряют физическое тело, но приобретают тело света. Они прекращают быть частью земного, но становятся частью небесного; они исчезают из времени, но появляются в вечности.

А между тем, все религии старались доказать, что все это – факты. Однако, пытаясь доказать, что это факты, они доказали лишь то, что они глупцы. Это не факты, это – символические истины.

Все, что вы видите вокруг, – это факт. Вы видите дерево, зеленое дерево, полное сока и покрытое цветами, – это факт. Но если вы медитируете, и однажды ваши глаза вдруг открываются, открываются к действительности, то дерево перестает быть лишь деревом: его зелень – это не что иное, как Бог, зеленеющий в нем, а струящийся в нем сок – это больше не физическое явление, а нечто духовное. Если в какой-то момент вы смогли увидеть бытие дерева, Бога дерева, то, что дерево – это лишь проявление божественного, то вы увидели истину.

Для истины нужны медитативные глаза. Если у вас нет медитативных глаз, то все в жизни – это всего лишь скучные мертвые факты, не связанные друг с другом, беспорядочные, бессмысленные, несущественные, просто случайные явления. Если вы видите истину, то все согласуется, все гармонично сочетается, все начинает иметь значение.

Всегда помните, что значение – это тень истины. И те, кто проживают жизнь лишь среди фактов, живут в высшей степени бессмысленной жизнью.

Третий вопрос:

Ошо,

Ты сказал, что просветление всегда бывает целостным и никогда не бывает частичным. Тем не менее, ты сравниваешь свое состояние не-ума с оркестром, а то же состояние Кришнамурти – с одинокой флейтой. Разве просветленный не получает доступ ко всем знаниям? Почему же тогда у Кришнамурти тоннельное ви?дение?

Просветление всегда бывает целостным. Если оно – оркестр, то это целостный оркестр; если оно – соло на флейте, то это абсолютно целостное соло на флейте. Существование всегда целостно, поэтому и просветление всегда целостно. Маленький цветок такой же целостный, что и солнце. Целостность – это явление, которое никак не связано с количеством; оно связано с качеством.

Соло на флейте Кришнамурти такое же целостное, что и мой оркестр; мой оркестр не является более целостным. Целостность не может быть большей или меньшей. Ты мыслишь в терминах количества – вот почему возник этот вопрос. Я говорю о качестве. Каждое действие просветленного человека целостно. Пьет ли он чай или рисует прекрасную картину, исполняет ли музыку или просто безмолвно сидит, ничего не делая, каждое его действие целостно. Кришнамурти – музыкант, исполняющий соло на флейте, – и несколько флейтистов, играющих соло, нужны настолько же, насколько нужны оркестры. Они делают Существование еще прекраснее, они делают жизнь богаче.

Отбрось свой ум, который продолжает сравнивать в терминах количества. Подними уровень своего сознания немного выше и начни мыслить о качестве – и тогда проблем не будет.

Кришнамурти делает то, что он умеет делать лучше всего. Мне бы не хотелось, чтобы он стал оркестром, нет. В результате мир стал бы беднее. Пусть он продолжает делать то, что делает; это придает жизни колорит, разнообразие.

Я не могу стать флейтистом, исполняющим соло, – не потому, что это не прекрасно; просто это не мой путь. Мне нравится быть оркестром. Мне бы хотелось, чтобы вместе со мной играли Атиша, Бахуддин, Кабир, Нанак, Лао-цзы, Заратустра и еще многие, многие другие. Мне бы хотелось играть с ними всеми и стать частью этого оркестра.

Таков мой путь. Нет ни более высокого, ни более низкого. После того, как вы просветлели, нет ни более высокого, ни более низкого; просто не может быть. Если цветок лотоса станет просветленным, он будет цветком лотоса. Если роза станет просветленной, она будет розой. У них обоих будет одно и то же качество просветления, но роза останется розой, а лотос останется лотосом.

Ты спрашиваешь у меня: «Ты сказал, что просветление всегда бывает целостным и никогда не бывает частичным».

Да, оно никогда не бывает частичным. И Кришнамурти – не частичный игрок на флейте. Он целостный флейтист, он полностью, целиком присутствует в своем действии. Кришнамурти утверждает, что ему повезло, что он не читал Веды, Библию, Коран, Упанишады, Дао Де Цзин. Почему? – потому что они могли бы что-то нарушить в нем, могли бы оставить после себя какие-то следы, могли бы стать частью его существа. Он хочет быть просто самим собой, в абсолютной чистоте.

Мой подход совершенно иной. Мне бы хотелось принять у себя настолько большую компанию просветленных людей, насколько это возможно. Это непростая компания, потому что все они очень разные люди; быть для них радушным хозяином – беспокойное занятие. Но мне это нравится. Чем беспокойнее, тем больше мне это нравится. Это замечательный вызов. Вы не можете понять, насколько это трудно, когда вместе с вами живут Будда, Махавира, Магомет и Моисей. Махавира стоит обнаженный, а Будде это совершенно не нравится. А Махавира недоволен тем, что Будда не обнажен. Позволить всем этим людям жить вместе с вами – это великий вызов.

Кришнамурти живет один. У него есть свой собственный вызов, но это не мой выбор. Я не утверждаю, что мой выбор должен быть его выбором; я не говорю, что он должен делать то, что делаю я. Я полностью счастлив, делая свое дело, и полностью счастлив, что он делает свое.

Многие люди задавали мне вопросы, говоря, что раз я так много рассказываю об умерших мастерах, то почему бы мне иногда не высказываться о живом мастере?

Пусть Кришнамурти умрет; тогда я буду говорить о нем. Этому есть причина. Я знаю, насколько трудно удержать вместе такое множество даже умерших мастеров; однако, имея дело с умершими мастерами, справиться можно – если я скажу Махавире, чтобы он отошел в этот угол, ему придется оставаться в этом углу. Но живой мастер не будет вас слушать; он начнет вмешиваться, начнет спорить. А мне иногда тоже нужно немного поспать.

Ты спрашиваешь: «Разве просветленный не получает доступ ко всем знаниям?»

Просветление не имеет абсолютно ничего общего со знаниями. У просветленного нет доступа к знаниям. Да, у него есть полный доступ к невинности – и Кришнамурти играет на своей флейте так же невинно, как и я вместе со своим оркестром. Это не вопрос знаний, это вопрос мудрости. Мудрость – это совершенно другое явление: мудрость – это невинность. Вы можете даже назвать ее невежеством, это подойдет; но, пожалуйста, не называйте ее знаниями. Она ближе к невежеству, чем к знаниям.

О Сократе рассказывают, что незадолго до смерти тот сказал: «Я знаю лишь одно – то, что я ничего не знаю». Это просветление – знать лишь одно, то, что «Я ничего не знаю». В тот момент, когда исчезают все знания, исчезает эго, исчезает личность, разделение между вами и Существованием тоже исчезает. Вы снова становитесь чистыми, незагрязненными, едиными с Целым.

И ты также спрашиваешь: «Почему же тогда у Кришнамурти тоннельное ви «дение?»

Об этом ты должен спросить у Кришнамурти, не у меня. Это не мое дело. Ему это нравится, это то, как он вырос. В течение столетий, многие, многие жизни он двигался к тоннельному видению. И в тоннельном видении есть своя собственная красота, поскольку, что бы вы ни видели, вы видите это очень ясно, так как ваши глаза сфокусированы.

Отсюда эта ясность, присущая Кришнамурти. Никто никогда не был настолько ясным, настолько кристально ясным. Никто никогда не был настолько логичным, настолько рациональным; никто никогда не был настолько аналитичным. Глубина, с которой он проникает в вещи и их подробности, просто невероятна. Но это часть его тоннельного видения. Вы не можете обладать всем, запомните это. Если вы хотите ясности, вам понадобится тоннельное видение; вам придется все больше и больше сосредотачиваться на все меньшем и меньшем.

Именно таково определение науки: «Знание все большего и большего о все меньшем и меньшем». И если наука когда-нибудь достигнет своей конечной цели, мы должны будем сказать: «Знание всего ни о чем». Лишь таким может быть логическое заключение о знании все большего и большего о все меньшем и меньшем. Куда это ведет? Это ведет к точке, в которой вы знаете все ни о чем.

Наука – это тоннельное видение. Кришнамурти – это научная индивидуальность, очень научная. Именно поэтому он привлекает тех, кто любит анализ, анатомирование, кто любит входить в мельчайшие подробности. Он – точная противоположность Лао-цзы. Лао-цзы говорит: «Всем все кажется таким ясным; один лишь я в замешательстве».

Так скажет человек, обладающий качеством Лао-цзы, человек предельного просветления: «Всем все кажется таким ясным – кроме меня. Я в таком замешательстве, в моей голове такая путаница, что я не знаю, что есть что. Все идут с такой уверенностью, а я колеблюсь на каждом шагу. Все идут так прямо, не глядя по сторонам. А я иду подобно человеку, зимой переходящему через поток с ледяной водой».

Лао-цзы – точная противоположность Кришнамурти. У него нет тоннельного видения. Его видение настолько широко, настолько развернуто, что не может быть очень ясным. Оно неизбежно будет смутным, туманным, но и в этом есть своя собственная красота. В том, что говорит Кришнамурти, есть логика. В том, что говорит Лао-цзы, есть поэзия.

Мое видение даже еще шире, чем у Лао-цзы. Во мне содержатся и Лао-цзы, и многие другие. Очевидно, что Лао-цзы не мог содержать в себе меня. Прошло двадцать пять веков, за эти двадцать пять веков на Земле появились великие просветленные. Я заявляю свои права на все это наследство; до меня этих прав никто никогда не заявлял.

Лао-цзы никогда не слышал о Кришне, Лао-цзы никогда не слышал о Патанджали. Патанджали никогда не слышал о Лао-цзы, Чжуан-цзы или Ли-цзы. Будда ничего не знал о Заратустре или Моисее.

Теперь мир стал маленькой деревней, всемирной деревней, и вся история человечества стала нашей. Я нахожусь в совершенно иной ситуации. Мне известно все о Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ли-цзы, Конфуции, Менции, Миларепе, Марпе, Тилопе, Наропе, Бодхидхарме, Махакашьяпе, Сарипутре, Махавире, Адинатхе, Моисее, Аврааме, Иисусе, Франциске, Кабире, Нанаке, Даду, Мире, Рабии – обо всех. Мне доступен весь мир.

Я вижу все небо, все звезды, все созвездия; мое ви «дение неизбежно будет самым поэтичным. Но чем глубже вы движетесь в поэзию, тем менее и менее логичным это становится. Чем глубже вы движетесь в поэзию, тем больше и больше это становится похоже на любовь и тем меньше и меньше это начинает походить на логику. В самой глубинной точке поэзии ясность исчезает полностью. Ничего не ясно, но все прекрасно и таинственно. Ничего не ясно, но все просто чудесно.

У Кришнамурти свой собственный путь, и я счастлив, что он есть в этом мире. Он – другая крайность. Если Кришнамурти исчезнет, мне будет его не хватать больше, чем кого бы то ни было в целом мире.

Но я могу понять твой вопрос. Это не единственный вопрос; ты уже много раз спрашивал о том же самом. Кажется, то, что я критиковал Кришнамурти, тебя глубоко ранило. Пока еще ты меня не понимаешь. Это мой способ выразить ему свое уважение. Это мой способ объявить, что в мире существует еще один просветленный человек.

Если мой оркестр тебе не подходит, тогда единственно возможная альтернатива – это соло на флейте, исполняемое Кришнамурти. Другого человека, третьего человека, который мог бы тебе чем-то помочь, просто не существует. Либо Кришнамурти, либо я – другой альтернативы нет. Прямо сейчас другой альтернативы нет.

Кришнамурти неизбежно должен меня критиковать; я могу это понять. Его точка зрения проста и ясна, моя же точка зрения немного более неясная. Временами я буду отзываться о нем с величайшей похвалой, потому что мне бы хотелось, чтобы он тоже стал частью моего оркестра. А временами я буду его критиковать, поскольку мои собственные симпатии не на стороне флейт соло.

Последний вопрос:

Ошо,

У меня есть ощущение, что ты обсуждаешь множество эзотерических тем с людьми, которые не в состоянии воспринять то, что ты говоришь. Какое значение сведения о шестом или шестнадцатом джайнском тиртханкаре, или другая эзотерическая информация, могут иметь для человека в Ошкоше или Бруклине, который каждый день едет на работу в переполненном автобусе или метро? Насколько важно то, что Иисус однажды побывал в Индии, или что некая секта Розенкрейцеров-спиритов работала на стороне одержимого Гитлера?

Дураки есть везде – в Ошкоше и Бруклине их так же много, как в Бомбее и Пуне. Ни одна страна не обладает исключительными правами на дураков. А дураки всегда ищут что-то эзотерическое – их привлекает одна только чушь. И иногда я говорю чушь, поскольку моя задача состоит не только в том, чтобы помочь лишь тем, кто дураками не является. Я забрасываю свою сеть все шире и шире; в нее должны попасться также и несколько дураков. Они прекрасные ребята!

Кстати, а сам-то ты откуда? Сам-то ты как попался? Эти глупые теории о шестом или шестнадцатом тиртханкарах, или о тайных мастерах-розенкрейцерах, Кутхуми, К. Х.[11], направлявшем Адольфа Гитлера и все нацистское движение…

В человеке заложено глубокое стремление узнавать вещи, которые бесполезны, узнавать вещи, которые позволяют чувствовать себя особенным – потому что только вы знаете эти вещи, а никто другой их не знает. Человек хочет быть особенным, и ничто другое не делает вас особенным в большей степени, чем так называемое эзотерическое знание. Именно поэтому эзотерическое знание остается важным. Под именем эзотерического знания продолжает существовать всякий вздор – что Земля полая, что внутри Земли живут великие цивилизации. Есть люди, которые все еще верят и в это, и во множество других подобных историй.

Человек живет настолько серой и скучной жизнью, что ему хочется каких-нибудь ощущений. Те, кто немного мудрее, читают научную фантастику или детективы. Те, кто не настолько умен, читают духовную фантастику.

Эти вещи были сказаны мною, когда я находился в окружении некой группы дураков. Ничто другое их не интересовало. А мне приходится вам соответствовать; по мере того, как вы будете расти, уровень моих ответов будет становиться все выше и выше. В тот день, когда вы поймете всю глупость человеческого ума, мне уже не нужно будет с вами разговаривать; простого безмолвного сидения будет больше чем достаточно.

Эти вещи были сказаны мною некой группе людей, которых интересовало лишь это. Говорить с этими людьми о чем-то другом было бы совершенно бесполезно. Теперь, когда они почти полностью исчезли, а здесь появилось совершенно новое качество, я могу глубже погрузиться в мир истины. Но мне по-прежнему приходится использовать слова, а слова вносят искажения.

Лишь безмолвие передает истину такой, какая она есть. Пожалуйста, как можно скорее подготовьте себя, чтобы мы могли просто быть вместе, сливая воедино наши энергии, теряя себя друг в друге. Чудеса возможны. То, что я не в состоянии выразить за годы разговоров, может быть передано за одно мгновение безмолвия. То, что не может быть сказано, сможет просочиться, когда между мной и вами не будет преграды мыслей – когда мое безмолвие и ваше безмолвие будут просто присутствовать друг для друга, отражая друг друга, как отражают друг друга два зеркала.

Моя настоящая работа еще не началась. Я лишь готовлю почву, готовлю людей, которые будут в состоянии принять участие в этой настоящей работе. Это лишь подготовительная стадия. Поэтому не теряйте времени, готовьтесь к великим делам; великие дела ожидают вас. Но единственной формой готовности с вашей стороны будет глубочайшее безмолвие – и тогда в разговорах больше вообще не возникнет необходимости.

Для меня говорить с вами – настоящая пытка. Вы не можете представить, с каким трудом я постоянно заставляю себя говорить. Это в точности как хождение по канату. Слова внутри меня исчезли; мне приходится снова и снова воскрешать их в памяти. Это трудно, утомительно. Но это нельзя прекратить, пока вы не скажете: «Я сдаюсь».

Как только вы будете в состоянии сказать: «Теперь я готов быть безмолвным. Я ни на что не надеюсь, я готов отказаться от надежды. Я готов отказаться от всех идей о духовности, Боге, истине, нирване, просветлении. Мне бы хотелось лишь наслаждаться близостью с тобой, в это мгновение, здесь, сейчас», – с этого момента начнут происходить чудеса.

Да, вы расцветете независимо от времени года.

И запомните: вы имеете право на все эти чудеса, они – ваше право по рождению.

На сегодня достаточно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.