Отчаяние
Отчаяние
И тогда же потрясенный Дурьйодхана обвел взглядом поле Курукшетру, дымящееся от ещё не впитанной землею крови. Его взгляду предстали громоздящиеся горы тел — слонов, коней и воинов. Железноротые, иглорылые демоны жадно пожирали трупы. Разум великого воина омрачился скорбью. В воспаленной памяти проносились подобно призракам сцены сражений всех восемнадцати дней великой битвы и дорогие лица удалившихся в царство Ямы, но из уст вырывалось лишь одно имя: «Карна! Карна!» Дурьйодхана свалился на землю и стал биться о неё головой: «Карна! Карна!»
Внезапно руки и ноги Дурьйодханы содрогнулись и затряслись мелкой дрожью. Он был тяжело ранен. Лихорадка! «Война проиграна, — с горечью подумал он, — но ведь она не была бесполезной! Сколько тысяч недругов я отправил в царство Ямы!»
Эта мысль придала мужу-тигру бодрости. Поднявшись на ноги, он вытащил несколько впившихся в тело стрел и, пошатываясь, побрел подальше от места битвы. «Нет, это не бегство, — успокаивал он сам себя. — Никто не назовет меня трусом. Я ухожу, чтобы вернуть силы и снова вступить в бой».
Впереди резко закричали утки. «Там, должно быть, вода, — догадался Дурьйодхана. — Мне её послали боги». Увидев спасительный блеск озера, могучий воин прибавил шагу. Раздвигая разгоряченным телом заросли камыша, он вошел в воду. Она была ледяной, но Дурьйодхана этого не ощущал — так пылало его тело, так велика была жажда возвращения к жизни и к битве. Дойдя до места, где вода коснулась горла, Дурьйодхана замер: одна из пролетавших над озером уток, приняв острие шлема за тростник, опустилась на его голову.
В это время к берегу подошел охотник. Оглядев озеро, он увидел утку, странно возвышавшуюся над водой; когда же натянул лук, чтобы сразить птицу, понял, что она сидит на голове вождя Кауравов. «Теперь я буду богат», возликовал охотник и поспешил к Пандавам, чтобы сообщить им о своем открытии.
Так Пандавы оказались у озера, и сразу их взгляд встретился с горящими ненавистью глазами Дурьйодханы.
— Что же ты, храбрец, — воскликнул Арджуна, — доведя свое войско до гибели, ушел в воду по шею, как змея? Плыви ко мне.
Но Дурьйодхана не шевельнулся.
— Вас много, а я один! — крикнул он.
— Не бойся! — отозвался Юдхиштхира. — Мы кшатрии и не нападем скопом! Ты сможешь выбрать противника.
— Пусть будет так! — воскликнул Дурьйодхана. — Я готов сразиться с одним из вас.
И поднялся Дурьйодхана на берег. Сверкнула в его руке палица, словно взметнул её сам Яма.
— Кто первый?! — закричал он.
— Я! — отозвался Бхима, выступая вперед. — Вспомни, Дурьйодхана, что я тебе обещал, когда ты оскорблял Драупади.
В воздух взлетели палицы, и началась такая великая схватка, что в движение пришел весь мир. Из пустыни подули и взметнулись вихри, с неба обрушились молнии, затряслась в припадке земля.
От первого могучего удара Дурьйодханы Бхима упал на колени. Ликуя, нанес Дурьйодхана своему врагу ещё один удар, в висок. Залилось кровью лицо Бхимы. Но и вслепую он нанес ответный удар, и рухнул Дурьйодхана, поднимая столбы пыли. Когда он поднялся, Бхима был уже на ногах. И кружа по полю, он отскакивал то вправо, то влево, избегая ударов Дурьйодханы.
И тут услышал Бхима слова, произнесенные Кришной вполголоса, но очень явственно:
— Бей ниже пояса.
И нанес Бхима запрещенный удар. Палица раздробила незащищенное бедро, и Дурьйодхана свалился на землю.
Духи смерти, многорукие, многоголовые, уже приближались к нему. Издав торжествующий рев, Бхима наступил на тело врага и начал совершать на нем победную пляску.
— Прочь, Бхима! — закричал Юдхиштхира. — Это же твой брат! Он честно сражался, утратив царство, братьев, соратников. Позорно оскорблять поверженного!
Когда пристыженный Бхима отошел, Юдхиштхира склонился над умирающим со словами примирения.
— Не обижайся на нас, — проговорил он проникновенно. — Сама судьба свела нас с тобою в сражении. Не наши, а её удары испытал ты за то, что не пожелал следовать правильным путем.
Но Дурьйодхана, кажется, уже не расслышал этих слов. Его могучее тело корчилось в предсмертных судорогах.