Ишавасьям

Ишавасьям

Первые же строки Иша Упанишады обращены непосредственно к сути проблемы, решением которой задается Провидец; он сразу берется за два высочайших понятия, в которые явно укладывается наше существование, и, рассмотрев их в одной монументальной фразе, отлитой из бронзы восьми коротких, но емких слов, находит правильное и вечное их соотношение. ??? v?syamida? sarva? yat ki?ca jagaty?? jagat. Иша и Джагат, Бог и Природа, Дух и Мир есть два полюса бытия, между которыми вращается наше сознание. Эта сдвоенная или двуединая реальность есть существование, есть жизнь, есть человек. Вечный, в одиночестве восседающий во всех Своих творениях, заполняет эту вечно перестраивающуюся вселенную с ее неисчислимыми завихрениями и узелками движения, каждый из которых мы называем объектом, чей общий Обитатель – единый Бог во множественности. От ослепительных солнц до розы и до пылинки, от Бога и Титана в их мрачных или лучезарных мирах до человека и до насекомого, которое он бездумно топчет ногой, – все есть Его храм и дворец. Ему принадлежит божество за храмовой завесой и всему открытый семьянин в доме; все сотворено ради Него и ради Его наслаждения множественностью и единством Своего существа – и другой причины для существования не имеет. Ибо все это – для обитания Бога, все движущееся в той, что движется.

Проблема совершенной жизни на земле, жизни, свободной от бед, чьим вечным и неискупаемым узником и жертвой кажется человечество, может быть разрешена, по мысли Веданты, только если вернуться к фундаментальной природе существования; ибо только там можно отыскать корень зла и истину избавления. Они в двух словах: Иша и Джагат. Обитатель есть Бог – в этой истине и в ее постижении нашими умами, в ее реализации всей нашей природой и существом находится выход для жертвы зла, узника ограниченности и смерти. С другой стороны, Природа – это текучее и непостоянное движение, сохраняемое гармонической определенностью законов, управляющих конкретным движением. Секрет нашего рабства, смерти, ограниченности и страданий – в подчиненности этим законам и непостоянстве Природы. Мы, барахтающиеся в модальностях Природы, желая убежать от ее гибельной иллюзорности, должны обратиться к другому полюсу нашего существования, к безусловному Духу или Богу. Возвысившись к Богу внутри себя, мы становимся свободными и нам больше не угрожает ни порабощение мира, ни сила смерти. Ибо Бог есть свобода, Бог есть бессмертие. M?tyu? t?rtv? am?tam a?nute. Преодолев смерть, мы наслаждаемся бессмертием.

Это соотношение Природы и Духа, Мира и Бога, которое Провидец формулирует, именуя Природу дворцом, Бога – обитателем, представляет собой их практическое, а не сущностное соотношение. Сознательное существование есть Брахман, единый и нераздельный, Дух и Природа, Мир и Бог есть одно; anejadeka? manaso jav?ya? – они есть Единый, который недвижим, но стремительней мысли. Но для жизни – скованной или свободной и для движения от порабощенности к свободе этот Единый должен рассматриваться как выражение двойственности или двуединости, где Бог есть обратная сторона Природы, а Природа – лицевая сторона Бога, нашего сознательного существования. Различие было сотворено самим Духом в своем существе, цель чего Провидец укладывает в одно слово васьям (v?syam); Бог распростер собственное существо в пространственном и временном движении Природы, сотворяя формы в Своем подвижном расширенном самосознании, которые Он воспринимает как нечто отличное от Своего безмятежного и вечного, всезаполняющего и наслаждающегося самосознания, с тем чтобы Он как душа, как субъект, мог иметь объективное существование, которое Он может рассматривать, в котором может пребывать, которым может наслаждаться, хозяин в доме собственного «Я». Бог в храме собственного «Я», Царь в империи собственного «Я». В этом космическом соотношении Духа и Природы слово Иша выражает совершенную и абсолютную свободу, ничем не ограниченную вовек, с которой Дух рассматривает объект и заполняет свое царство. Мир – не материальная скорлупа, в которой замкнут Дух, и Дух – не блуждающее дыхание попавших в ловушку вещей, для которых заполненный им объект есть тюрьма. Бог внутри есть Владыка своих творений, а не слуга их и не узник; как домовладелец есть хозяин своих помещений, имеющий право по своей воле входить в них и выходить, сносить то, что построил, когда строение перестает ему нравиться или удовлетворять его потребностям, так и Дух свободен входить в тела и выходить из них и имеет право строить, разрушать и перестраивать, что пожелает, в этой вселенной. Он саму вселенную может в любую минуту уничтожить и заново сотворить. Бог ничем не ограничен; Он полностью, свободно и без противодействия властвует над Своим творением.

Это слово «Иша», Бог, с умыслом помещено в самом начале этой великой мелодии ведической мысли, чтобы задать тональность всем ее ритмам. Это ключ ко всему, что содержится в последующих восемнадцати стихах Упанишады. Оно не только противоречит всем механистическим теориям Вселенной и утверждает предсуществование, всемогущество, величие и свободу трансцендентной Души внутри всего сущего, но, отождествляя Владыку вселенной с Духом во всех телах, утверждает величие, свободу и тайное всемогущество человеческой души, которая нам кажется скитающейся в мучительной запутанности и смятении. За всеми завесами человеческой природы душа в человеке тоже владычица, а не раба, она не скована, а свободна. Скорбь, смерть, ограничения – это орудия некоей деятельности, которую она должна совершать для собственного удовольствия, но человек не подчинен своим орудиям, он может изменить их, может отказаться от них или заменить другими. В таком случае, если мы и выглядим порабощенными – врожденной природой наших умов и тел, природой зримой вселенной, двойственностями горя и радости, наслаждения и боли, цепью причин и следствий или любыми другими цепями, оковами или узами, то порабощенность наша мнима и никакой иной быть не может. Это Майя, самовнушенная иллюзия рабства, или это Лила, избранная по своей воле игра в рабство. Как ребенок, что-то изображая, начинает отождествлять себя с избранной ролью, так и Пуруша, божественный обитатель внутри нас, может как бы забыть, что свободен, но свобода все равно сохраняется, даже когда он забывает о ней, она самосуща и потому неотъемлема. Она только по виду утрачивается, но восстанавливается даже по виду. Игра миросуществования есть не только игра в рабство, но равным образом и игра в свободу и в освобождение от рабства.

(Не завершено)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.