Глава 8. История понятия «состояния сознания»

Глава 8. История понятия «состояния сознания»

Психология состояний сознания — полноценная научная дисциплина, поэтому она не может обходиться без исторических обзоров своего предмета. Обзоры эти пока еще довольно кратки, но в них можно найти немало любопытного для нашего исследования состояния сна.

В рамках моего КИ-психологического исследования меня интересует сейчас не сама эта история, а некоторые оговорки и неточности, в общем-то, прекрасных исследователей, потому что они очень похожи на то, как мы рассуждаем во сне. Думаю, что в итоге станет ясно, что я отмечаю их не напрасно. Мне не хочется видеть в них лишь слабости философского или научного рассуждения авторов, и я предпочитаю допускать, что это «логика сна», проявившаяся в бодрствующем состоянии сознания.

Для прикладников, исследующих самих себя и бьющихся в путах и слабостях собственного мышления, стыдящихся своих слабостей и не умеющих, как им кажется, рассуждать, увидеть, что болезнь эта всеобщая и, по существу, насаждается нам самой наукой, — огромное приобретение. Возможно, равное обретению крыльев… Во всяком случае, это означает, что это не ты так плох, глуп и несовершенен, а просто тебя обделили, и никто не учил нас, как думать, рассуждать, исследовать.

Начну с вышедшей в 1983 году книги Т. А. Немчина «Состояния нервно-психического напряжения». Как вы понимаете, в изданной еще в советское время книге с таким названием должна была быть сплошная нейрофизиология и не могло быть ничего еретического. Тем не менее, в главе «Развитие учения о психических состояниях» Немчин вдруг поминает душу:

«Интерес к психическим состояниям, в которых оказывался человек и которые определяли во многом его поведение, внешний вид, деятельность, появился в глубокой древности. Одним из первых упоминаний о специфическом состоянии «души» является упоминание о состоянии «нирваны» в древнеиндийской литературе задолго до развития эллинистической психологии (III–II тысячелетия до нашей эры)» (Цит. по: Немчин // Психические состояния, с. 7).

«Логика сна» отличается тем, что, находясь в ней, мы спокойно сращиваем несовместимые вещи, понятия, последовательности действий или рассуждений. Они даже вызывают у нас восхищение: Какая эврика! Мы подпрыгиваем в кровати и записываем свою гениальную находку…

Утром нам становится стыдно.

Вот и в построении Немчина есть это: Надо же! — которое обязательно сопутствует нашим ночным открытиям. Но вот пришел день, и мы смотрим на свои каракули разумным взглядом…

Первое, что бросается в глаза, это присущая психологам и философам небрежность в использовании и критике источников, как говорят историки. Ведь не из пальца же он высосал свою «древнеиндийскую литературу» III–II тысячелетий до нашей эры? Наверняка хапнул бездумно в какой-то дешевой книжонке, почему и не дает ссылки на источник.

О какой это литературе Индии идет речь в третьем тысячелетии? О литературе Мохенджодаро, сохранившейся на каменных печатях? Или о какой-то протоиндийской дравидической цивилизации, следы которой были погребены джунглями задолго до прихода ариев?

Вероятнее всего, ученый все-таки имеет в виду что-то гораздо более знакомое: либо буддийское учение о Нирване, либо Веды. Вы только вслушайтесь в этот речевой оборот: вероятнее всего, ученый имеет в виду… Если бы у ученых был кодекс чести, после такого можно только стреляться. Ведущий специалист, пишущий историю своего направления, позволяет читателю строить такие догадки!!! Говорить уверенно-приблизительно с ошибкой в несколько тысяч лет, да еще и выкидывая нас в разные культуры!..

Честно признаюсь, не знаю точно, встречается ли в Ведах слово «нирвана». Во всяком случае, в словаре Ригведы — древнейшей из Вед, архаичная часть, которой создавалась еще не на территории Индии, этого слова нет. Но если оно ведическое, то речь идет об ариях, которые приходят на полуостров Индостан, вероятно, несколько ранее полутора тысяч лет до нашей эры. Если понятие «нирвана» считать относящимся к третьему-второму тысячелетию до нашей эры, значит, оно возникло еще на прародине ариев и является общеиндоевропейским, что странно…

Если оно буддийское, то, как буддийское понятие, возникает в шестом веке до нашей эры и имеет смысловое наполнение, пятое из йоги, что может означать дравидические корни этого понятия.

А если оно понятие древнеиндийской литературы, то мы вообще попадаем в дебри того, что считать литературой, и рождает ли литература подобные понятия. Если литература — это то, что делается с помощью литеры, то есть буквы, то мы должны говорить о памятниках письменности Древней Индии. Естественно, что сразу резко омолаживает предмет нашего исследования. Если же мы будем говорить об «устной литературе», то есть о сказаниях, какими, к примеру, были буддийские «Джатаки», то станет очевидно, что эта «литература» лишь использует подобные понятия.

Понятие же это никак не литературное. Оно либо религиозное, либо философское, если говорить языком европейской науки. Соответственно, Ведическое или буддийское, если говорить из той культуры, которая его создала. Да и там оно могло быть заимствованием из какого-то третьего источника, чем уже можно пренебречь.

И все же, постановка вопроса об источнике понятия «нирвана»: Буддизм, Веды или третий источник — очень существенна, потому что Буддизм определенно говорит о нирване, но не знает «души» даже в кавычках.

Воюя с Брахманизмом, как правящей религией Индостана, молодой Буддизм вынужден был отрицать многие исходные понятия Вед, от лица которых проповедовали ведийско-индуистские жрецы брахманы. В том числе и «душу». Вместо нее он говорит о «дхармах», которые, скорее всего, можно считать «элементами личности», и о чем-то, именуемом ВИЖНЯНА, что дословно можно передать по-русски как ВЫ-ЗНАНИЕ, и перевести как СО-ЗНАНИЕ.

Действительно ли «вижняна» и «алайя-вижняна» Буддизма соответствуют нашему «сознанию», может сказать только соответствующее исследование, но переводчики так переводят. Тут Немчин вполне мог бы положиться на их знания и научную добросовестность, но не положился…

Почему? Думаю, потому, что в таком случае было бы неправомерно прокидывать мостик через «душу», которую он пишет в кавычках, к психике, которая тоже «душа в кавычках». Если умолчать об источнике, в частности, о буддийском источнике того, о чем говоришь, то получается, что нам самим предоставлено решить, что при разговоре о нирване речь идет и о состоянии «души», как понимают Ведически-брахманистско-индуисткие понятия «Атман» и «Атма», переводя их на русский как «Дух» и «Душу». Впрочем, необходимо оговориться: к Индуизму эти понятия относятся точно, а вот использовалось ли понятие «Атма» до Упанишад — вопрос спорный.

Тем не менее, сказать, что «Атма» равна нашей «Душе», уже натяжка, если не привести доказательств. Сказать, что она равна «психике» — просто грубая ложь, потому что «психика» точно не есть «душа» и даже «психе». Почему же она окажется «Атмой»?

Однако все, что я пока сказал, можно посчитать рассказом об исследовательской недобросовестности, а мне нужны меты сна, отметки, показывающие, что автор допустил все эти неточности и вольности не случайно и не из корысти, а потому, что его сознание и не могло их не допустить, поскольку не распознавало. Оно спало вместе с разумом. Как это увидеть?

Как вы понимаете, если нечто определяет какие-то явления, оно должно быть или их сущностью, или каким-то корнем, лежащим в некоем ином слое действительности. Но ведь у нас нет другой «действительности», кроме того отрывка текста, который я привел. Это значит, что другой слой должен быть спрятан прямо в тех же словах. И раз мы его не распознаем, раз он не бросается в глаза, он должен быть как-то хитро спрятан. К примеру, строго по Эдгару По: на самом видном месте!

Иначе говоря, признаки присыпания должны быть прямо в тех же словах, которые читают наши глаза, им просто негде больше быть. Но при этом наши глаза почему-то их не видят? Почему? Сделаю предположение: во-первых, потому что привыкли к подобным речевым оборотам, а во-вторых, потому что эти слова передают соответствующее воздействие, которое усыпляет нас. И мы переходим вслед за их создателем в такое состояние сознания, для которого все приемлемо.

Вглядитесь снова в то самое первое предложение из приведенного мной отрывка. Перечитайте его.

Оно настолько привычно и для ученых и для наших воспитанных простонаучным воспитанием мозгов, что мы его спокойно проглатываем и отправляемся рассуждать об открытиях, королях и капусте, древнеиндийской литературе и состояниях сознания уже в том состоянии, в котором все будет принято правильно и с восторгом, если только не произойдет полного засыпания. Что, кстати, верный признак настоящего научного чтива.

Но мы поставим опыт. Представьте себе, что я пишу сейчас сразу две книги, в возбуждении бегая от стола к столу. Одну — обычным шрифтом, а вторую — курсивом. Но вдруг порыв ветра разбросал листы рукописи. И когда я их сложил, листки перепутались:

«Интерес к психическим состояниям, в которых оказывался человек и которые определяли во многом его поведение, внешний вид, деятельность…» — конец страницы.

Начало следующей страницы — «…появился в глубокой древности…»

Теперь войдите в состояние второй книги, в конце концов, войдите в состояние людей древности, и скажите: у них действительно был интерес к «психическим состояниям»?!

Или же они искали нечто другое, Душу, например, Атман, Тео?

Как можно было срастить эти два рассуждения из совсем разных книг и миров? Либо по большой охоте приписать своему предмету доисторическую глубину и древность, либо находясь в «логике сна», где все это выглядит потрясающей эврикой!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.