2. Светящаяся сущность воина

2. Светящаяся сущность воина

Итак, человек, вступивший на путь дона Хуана, традиционно именуется «воином». Конечно, это не тот воин, что сражается с врагами во спасение своего Солнца-Орла; скорее, дон-хуановский «воин» в своих бескровных сражениях добивается от Орла особой милости — свободы: он не хочет быть «пищей», он стремится, сохранив всю целостность своей энергетической природы, странствовать в этом чудесном мире и вечно постигать его грандиозное великолепие.

Можно предположить, что "военно-мистическая доктрина" ацтеков явилась своего рода реакцией на «дезертирство» древних магов; возможно, им даже поставили в вину какие-то значительные катаклизмы в истории индейской цивилизации. Как бы то ни было, «воин» дона Хуана питает Орла совсем иными энергиями, чем их кровожадные наследники — ацтеки.

Практика данной традиции последовательно ведет ко все большему погружению адепта в нагуаль — Реальность вне всякой интерпретации, что позволяет произвольно выбирать для функционирования любые участки энергетического спектра бытия. Природа человека при этом подвергается решительной трансформации во всей целостности его существа.

Значит, нам вновь приходится поднять вопрос о целостности, ибо вне целостности никакие достижения (по дону Хуану) в счет не идут. Вновь нам придется вспомнить, как человеческий тональ за века и тысячелетия своего становления видоизменил восприятие не только внешнего мира, но и самого человека — субъекта, личности, организма. То есть, нам придется говорить о ведущей идее сознания, которая то скрытно, то явно дает о себе знать во всех философиях, оккультных, религиозных, мистических доктринах, — о дихотомии тела и духа, Материи и Сознания, физического и психического.

Происхождение этой дихотомии очевидно, хотя и опирается более на догадки, чем на точно установленные наукой закономерности. Ясно, например, что некоторые ключевые идеи тоналя о физическом теле входят в противоречие с его же идеями о психике, или духовной жизни индивида. Даже непрерывность в психической сфере манифестирует себя иначе, допуская чередование принципиально отличных друг от друга состояний (сна и бодрствования, например). По всем основным параметрам (ожидаемость, повторяемость, пространственно-временная локализация) психические процессы ведут себя совершенно не так, как физические. Такие явления, как память, воображение, ассоциативность мышления и др., создают в интерпретации тоналя как бы принципиально иной космос, и естественно было ожидать, что он превратится в отдельную, оригинально структурированную область, если не оторванную, то, по крайней мере, удаленную от грубого движения материальности.

В начале миф, а затем религия превратили эту дуалистическую интерпретацию в закон, постулат, в кредо, "Этот мир" и "тот мир", мир тела и мир души — это практический фундамент большинства религий. В том же русле послушно следуют некоторые философы, значительная часть мистиков и духовных учителей. Дуализм тела и духа из умозрительной посылки давным-давно перешел в бытовое сознание всякого человека; и напротив, монистические идеи мировой философии, хотя и признаются верными, все же не осознаются нами как чувственная данность. Мы не спорим о них, но смотрим на предлагаемое положение как бы издалека, теоретически, словно это такое же туманное дело, как кривизна пространственно-временного континуума, в котором сами же и живем.

В оккультизме дихотомия тела и духа представляет серьезную проблему. Вплоть до революционного шага Шри Ауробиндо, декларировавшего телесную трансформацию существа под влиянием высших (психических) энергий, пропасть между телом и духом никто переступить не смел. Даже новое время не изменило этого древнего подхода к человеческой природе.

Меррел-Вольф уже в нашем веке пишет: "Кажется несомненным (!), что пока человек занимает тела, построенные из плотного материала этого плана, он может сознавать Трансцендентный мир лишь в сумеречном свете." (Ф. Меррел-Вольф. Пути в иные измерения. Киев: «София», 1993. С. 325.) И повсюду он подтверждает: тело (как инструмент) ограничено, отождествляясь с телом, мы впадаем в иллюзию, и только чистое «Я» свободно, безгранично, бессмертно. Иными словами, оставим прах праху, и пусть "ангелы унесут нашу бессмертную и бесплотную часть" к высотам духовного совершенства. Шри Ауробиндо очень ясно показал, к чему ведет подобная позиция, и представил ее как совершенно несостоятельную:

"Если мы утверждаем только чистый Дух и механическую, неразумную субстанцию, или энергию, называя одно Богом или Душой, а другое — Природой, то в конце концов неизбежно придем либо к отрицанию Бога, либо к бегству от Природы. Ибо тогда выбор для Жизни и Мысли делается необходимым: Мысль приходит к отрицанию одного в качестве иллюзии воображения, либо к отрицанию другого в качестве иллюзии чувств; Жизнь же приходит к сосредоточению на нематериальном, бежит от самой себя в отвращении, в забытьи экстаза, либо начинает отрицать собственное бессмертие, направившись прочь от Бога к животному состоянию. Пуруша и Пракрити — пассивная просветленная Душа и механическая, активная Энергия (у санкхьяиков) — не имеют ничего общего, как и противоположные аспекты инерции там же; их антиномии могут быть разрешены только путем прекращения инертной, ведомой извне Активности в неизменном Покое, где безрезультатно рассеивается бесплодное шествие ее образов. Безмолвное, пассивное Я и его Майя, имеющая множество имен и форм, у Шанкары (основатель монистической философской школы в Индии — А. К.) — сущности, в равной степени коренным образом отличные друг от друга и непримиримые; их жесткий антагонизм может завершиться только растворением многообразной иллюзии в единственной Истине вечной Тишины" ("The Life Divine", Ch. II. Two negations.)

Вообще же можно сказать, что само представление о материи как о воплощенной инерции, о малоподвижном начале, механически детерминированном, трудно поддающемся трансформации и наделенном строго очерченным набором фундаментальных качеств, как раз и было составлено человеческим тоналем в смысле формально-логической оппозиции зыбкому царству психической жизни. Подстегиваемое биологическими потребностями хищника, внимание выбрало и зафиксировало те перцептивные данные о внешнем, что позволило тоналю создать образ биологического объекта — предмета охоты, вожделения, или сигнал об опасности. Включившись в подобную систему отношений, мы, разумеется, не имели ни малейшего основания исключать себя из биологии воспринимаемой среды.

Наше собственное тело так же инертно, так же не склонно к принципиальным трансформациям, в конечном счете, так же механистично, как и преследуемые нами формы окружающей жизни. Для духовного искателя, открывшего бесценное сокровище внетелесного бытия, собственный организм — в худшем случае тюрьма, в лучшем — строптивый инструмент, своим сопротивлением превращающий духовный праксис в каторгу. Религиозные институты возвели такое положение в догму, и Шри Ауробиндо, будучи яростным противником подобных взглядов, не мог не сказать об этом:

"Нам, безусловно, кажется, что тело изначально представляет собой величайшее затруднение для души, постоянный камень преткновения. Потому страстный искатель духовной реализации предает свое тело анафеме, и его неприятие этого мира оказывается предметом особого отвращения в первую очередь. Тело — это темная ноша, которую не вынести; неизбежная материальная плотскость становится для него каким-то наваждением, избавиться от которого можно только обратившись к аскетической жизни. В стремлении к такому освобождению он заходит настолько далеко, что отрицает существование собственного тела и реальность материальной вселенной. Большая часть религий наложила на Материю проклятие и превратила отречение от бренной физической плоти, усмирение ее, в критерий духовности и религиозной истины " (Ibid., Ch. XXIV. Matter.)

И тем не менее, испокон веков известно, что тело и психика вовлечены в тесные и многосторонние отношения. Поневоле кажется, что они нерасторжимы — настолько согласованы и взаимозависимы их движения. Материалисты особо акцентировали этот факт, пытаясь саму идею души превратить в фикцию, свести к специфическому способу функционирования центральной нервной системы. Многие оккультные практики, начиная с йогов и гимнософистов, путем специальных воздействий на телесные функции вызывали желаемые ими состояния сознания, измененные режимы восприятия и т. п. В подобных же ситуациях часто наблюдали обратную связь: самоиндукция измененного состояния сознания порою решительным образом изменяла работу человеческого организма, начиная с вмешательств в гормональную его активность и заканчивая «стигматическими» эксцессами у фанатиков — вроде "язв Христовых" и др. подобных явлений. Самое простое и яркое доказательство безусловной связи физиологических процессов с высшими психическими проявлениями тысячелетия назад обнаружили индийские йоги: контролируя ритм, глубину и скорость своего дыхания, они управляли тончайшими аспектами своих медитаций или другими процессами психических преобразований.

Ортодоксальная религиозность без особых симпатий относится к монистическому взгляду на природу, принятую философами. И дело здесь вовсе не в самой идее единства, признание которой неизбежно, если мы считаем, что Бог творил мир из Самого Себя. В рамках институированной религиозности монизм заводит слишком далеко, он как бы «снимает» пропасть, разделяющую Творца и творение, что само по себе уже исключает ту форму поклонения и богобоязненности, которую религия ради своего существования обязана провозглашать и культивировать. Ибо, если мы последовательно придерживаемся монистического взгляда на Реальность, «общение» с Божеством (которое религией допустимо, хотя и требует соблюдения почтительной дистанции) неминуемо перерастает в «слияние» с Ним. (И недаром исламский мистик Аль-Халладж был казнен в X веке за то, что в экстазе сказал "я есмь истинный", т. е. Бог.) Мы вновь прибегнем к мысли великого индийского философа Шри Ауробиндо, который ясно формулирует ту же проблему и находит для нее разрешение в индо-буддистской традиции:

"При обычном расположении жизненной активности индивидуум считает себя отдельным существом, включенным во вселенную, а также считает себя и вселенную зависимыми от того, что по отношению к ним запредельно. Именно эту Запредельность мы сейчас именуем Богом, который таким образом становится в нашем представлении не столько супракосмическим, сколько экстракосмическим. Умаление и принижение того и другого — личности и вселенной — оказывается естественным следствием такого разделения: растворение космоса и индивидуума при достижении Запредельного должно логически стать их наивысшим итогом.

Целостный взгляд на единство Брахмана устраняет такие последствия. Так же, как нам нет необходимости отказываться от телесной жизни, чтобы достичь жизни умственной и духовной, мы вполне можем прийти к точке зрения, где сохранение индивидуальной активности более не является несовместимым с нашим восприятием космического сознания или с нашим достижением трансцендентного и супракосмического. Поскольку Мировое Запредельное охватывает вселенную, едино с нею и не исключает ее, равно, как и вселенная охватывает личность, едина с нею и не исключает ее. Личность — это центр всего универсального сознания; вселенная же есть форма и выражение, содержанием которых является непрерывная имманентность Бесформенного и Невыразимого. " (Ibid., pp. 36–37)

Итак, "Мировое Запредельное охватывает вселенную, единое нею и не исключает ее, равно, как и вселенная охватывает личность, едина с нею и не исключает ее." Эта мысль, казалось бы, очевидная и лежащая на поверхности всякого подлинного мистицизма, в индийских условиях начала XX века не пользовалась особенной популярностью. В ней чувствовался дух позабытой свободы, где вся "жизненная целостность" человека полноправно соучаствовала в Реальности через интуицию единой космической силы жизни. Такую традицию (теперь уже, скорее, архаичную для Востока) долгое время хранили китайские даосы.

Даосский мудрец равно "заботится о теле, оберегает дух"; у него "крепкое тело, ясный ум, чуткий слух и зоркое зрение". Речь идет о гармонии, проявляющейся в саморегуляции организма и динамическом взаимодействии его жизненных циклов и функций; гармонии принципиально неформализуемой, допускающей всевозможные порядки и, более того, находящей завершение в творческом беспорядке. В мудреце у Чжуан-Цзы (как пишет В. Малявин) нет ничего от бездушной механической упорядоченности. Напротив, у него "силы инь и ян спутаны, а сердце невозмутимо-покойно". Сложность проблемы взаимоотношения духовного и телесного состоит в том, что мы не можем ни отождествить себя с телом или духом, ни противопоставить себя тому или другому в отдельности. Мы не можем логически определить соотношение того и другого в той же мере, в какой мы не можем сделать и предметом рефлексии самих себя как конкретную целостность. Развитие нашего самосознания неизбежно сопровождается выталкиванием тела в орбиту физического мира, но эта тенденция ведет к фактической самоликвидации нашего «я». Очерчивающая границы самосознания сфера интроспекции служит неизбывным источником пессимизма. Преодолению такого пессимизма и служит философская декларация Шри Ауробиндо — эта действительно достойная уважения попытка в рамках индо-буддистского монизма синтезировать тело и дух, предназначив им общее «божественное» будущее:

"Но мы должны достичь наивысшего, продолжая участвовать в космической протяженности. Брахман всегда сохраняет Свои два проявления — свободу внутри и творение вовне, свободу выражения и свободу от этого выражения. И мы, будучи Тем, можем достичь такого же божественного овладения собой. Гармония этих двух начал — условие для всякой жизни, стремящейся стать подлинно божественной. Свобода, достигаемая с помощью исключения выходящего за рамки факта, ведет через отрицание к неприятию того, что считается Богом. Активность, достигаемая через поглощенность действием, энергией, ведет к утверждению примитивного и к отрицанию Высшего. Но если Бог сочетает и синтезирует, отчего человек должен настаивать на разделении? Быть таким же совершенным, как Он, — вот условие Его целостного достижения. " (Ibid., p. 40.)

Мировой оккультизм накопил достаточно опыта и в разработке иных, менее «революционных» путей в работе с телом и духом. Тем более, что переживания «астральных» путешествий вне тела должны были найти свои «строгие» метафизические объяснения. Например, американский оккультист Эдвард Пич (Офиель) в своей книге "Астральная проекция" для начинающих поясняет просто: "Итак, будем считать, что Вы — исследователь оккультизма, который изучал эти вопросы некоторое время и который должен был узнать, что человек — это нечто большее, чем просто физическое тело и «нечто» другое, называемое душой. Вы должны были узнать, или, по крайней мере, слышали, что человек состоит из ряда «вещей», называемых «телами». Физическое тело, эфирное тело, астральное тело (высшее астральное тело и низшее астральное тело), ментальное тело и каузальное тело. И, возможно, из других «вещей» тоже. " (Цит. изд., сс. 26–27.)

Как видите, пытаясь разумно объяснить разнообразие переживаний в иных режимах восприятия оккультисты с самого начала «разрывают» человеческую природу на несколько областей, расположенных, как всегда, иерархически, и, как всегда, по отношению к Абсолюту (Богу, Демиургу и т. п.)

"Вы, как человек, обладаете несколькими телами, посредством которых и в которых Вы функционируете всю свою физическую жизнь. Каждое из этих тел имеет соответствующий ему «план» (?), через который оно получает то, что составляет Вашу жизнь на этом физическом плане. Поэтому Вы не являетесь незнакомцем для этих тел и для этих планов! Утверждается, что во время сна Вы всегда покидали физическое тело, делали много разных вещей и отправлялись во много разных мест. " (Там же, сс. 17–18.)

Таким образом, перед нами предстает строгая картина оккультного мироздания, где все уже готово для странствий человеческого сознания — построены планы, тела и т. п. Научиться осталось немногому. "Вы будете учиться проецировать свое сознание в имеющееся у вас тело, которое соответствует телу того плана, на который вы хотите отправиться. " (Там же, с. 18.) Ниже следует подробное описание каждого из существующих (выше физического) планов, что создаст обусловленность, рамки, шаблоны для восприятия не хуже, чем это делает тональ в ординарном состоянии сознания. И здесь работа тоналя (как всегда) совершенно, всесторонне и плотно закрывает сознание от Реальности.

"Первый из этих планов, ближайший к плану физическому, это эфирный план. Следующий план, который находится немного дальше от физического, хотя и близок к нему, это низший астральный план. Следующий план, по мере удаления от физического, высший астральный. Существуют, конечно, еще более высокие планы, чем эти, но на этих высших планах все формы начинают «утоньшаться», так что там просто не во что проецироваться. Эти высшие планы и соответствующие им Ваши высшие тела в действительности являются ничем иным, как абстрактными принципами (Курсив мой — А. К.), Вы являетесь ими. Тем не менее, с ними можно контактировать, но это другое, более высокое исследование, о котором можно прочитать в последней главе." (Там же, с. 18.)

Тут мы уже подбираемся к «ангелам», "высшим властям", «стихиям», которые в магическом содружестве и сотворили всю эту громадину для воспитания и просветления человека.

Наш антропоцентризм не желает сдавать позиций даже у самого океана Непостижимого. Как автор предлагаемого исследования, я не могу проигнорировать господствующие воззрения современных оккультистов на "астральные проекции", но лично меня они нисколько не убеждают — свою философскую позицию я уже высказал в первых главах этой книги. Если читателю любопытны классификации Офиеля и ему подобных, что вполне естественно, и если он последует им, то лучше изначально отдавать себе отчет: все его переживания и восприятия будут нести на себе весомый «отпечаток» тоналя и не будут иметь никакого отношения к свободной практике дона Хуана.

В системе дона Хуана конкретная "жизненная целостность" природы человека проявляется незамедлительно, стоит ему столкнуться со второй частью себя, со второй частые "истинной пары" — нагуалем. Ибо здесь, как в Реальности подлинной, неразложимой и неопредмеченной, тело, подобно всякому объекту, неоспоримому только для «описания», для инвентаризационного списка тоналя, превращается в энергетическую форму — совокупность полей, пересекаемых иными полями, нигде и ничем не отделенную от всепроникающих потоков единой ткани бытия.

Когда тональ сталкивается с собственным телом в нагуале, оно для интерпретации так же непостижимо, как любая органическая и неорганическая форма, как любая структура, движущаяся в общем движении и сохраняющая свою относительную непрерывность, нисколько не сообразуясь при этом с законами самого тоналя. "Ты — пучок," — говорит дон Хуан. "Текучее существо", "движущийся центр восприятия" — вот и все, что можно сказать. Не душа, оторвавшаяся от неповоротливого материального агрегата, чтобы воспарить бог знает куда, не "тонкое тело", не "астральный двойник" и не Пуруша, растождествившийся с Природой! Вся твоя "жизненная целостность", до последней клеточки, до последнего волоска играет в жуткую игру с нагуалем. Всякое движение энергетики внутри нас — это шаг, совершаемый целостной структурой; иногда он незаметен тональному зрению, иногда охватывает только те области, что лежат за порогом обычного восприятия, но его эффекты всегда распространяют свои последствия на целое существо.

"Тело — это первое внимание, — объясняет Ла Горда, ученица дона Хуана, — внимание тоналя. Когда оно становится вторым вниманием, оно просто входит в другой мир…

<…> Ла Горда сказала, что в своем путешествии между тоналем и нагуалем я подтвердил возможность того, что все наше существо становится целиком вторым вниманием в большом масштабе. В значительно меньших масштабах это происходило, когда я сегодня довел их до затерянности в мире второго внимания, а также когда она транспортировала нас на полмили, чтобы удрать от союзников." (V, 603)

Получив доступ к энергетическим составляющим нашего «тела» ("светящегося существа", как называл его дон Хуан), мы просто снимаем саму проблему разделенности материи и сознания. Внимание (т. е. способность резонировать с избранным потоком энергии) движет не «душой», не «сознанием» — оно движет той неразрывной целокупностью, которой являемся мы. Возможно, как раз о такой «трансформации» страстно мечтал Шри Ауробиндо, но не нашел практического способа ее достижения в ориенталистской модели мира.

Вот разъяснение дона Хуана, последовавшее за «сверхъестественными» прыжками в пропасть Карлоса Кастанеды:

"Где находилось мое тело, когда все это происходило со мной? — выпалил я, и он схватятся за живот от смеха.

— И это последний трюк мага, — сказал оy. -…До этого момента твой разум готов был принять идею, что мир не соответствует обычное описанию, и что в мире есть намного больше, чем способен увидеть глаз. Разум почти хочет и готов признать, что твое восприятие действительно скакало вверх и вниз по тому утесу. И какая-то часть тебя или даже весь ты прыгал на дно ущелья и осматривал глазами тоналя то, что там находится… В тот миг ты не только видел, но и знал все о дубле, о другом.

<…> Секрет дубля в пузыре восприятия, который той ночью у тебя был одновременно и на вершине скалы и на дне ущелья, — сказал он. — Пучок чувств можно воспринимать здесь и там одновременно.

<…> Прошлой ночью ты испытал невыразимое — нагуаль. Твой разум не может бороться с физическим знанием о тебе как безымянном пучке ощущений. В этой точке твой разум даже может признать, что есть другой центр — воля, которым можно судить, или оценивать, или использовать необычные эффекты нагуаля. Наконец-то твоему разуму стало ясно, что нагуаль можно отражать через волю, хотя объяснить его нельзя никогда.

Но затем приходит твой вопрос: "Где я находился, когда все это происходило? Где было мое тело?" Убеждение, что есть реальный «ты» — следствие того, что ты перекатил все, что у тебя было, поближе к разуму. В данный момент твой разум признает, что нагуаль невыразим не потому, что его в этом убедили доказательства, но потому, что для него безопаснее признать это. Твой разум на безопасной почве, все элементы тоналя на его стороне." (IV, 278–280)

Таковы законы нагуаля: если у вас нет тела, то нечего и беспокоиться о том, как вы можете одновременно воспринимать из двух перцептивных центров одновременно. Вы ведь уже не пользуетесь глазами, не так ли? Глаза остались в мире тоналя, да и то лишь в качестве воспоминания. Ведь если ты в нагуале — ты целиком нагуаль.

Как же мы выглядим на самом деле? Если руки, ноги, туловище и голова — только предметы инвентаризационного списка тоналя? то какими мы предстаем перед безличным взором Реальности, не знающей ничего человеческого?

"Люди выглядят иначе, когда их видишь. Дымок поможет тебе увидеть их как волокна света.

— Волокна света?

— Да, похожие на белую паутину. Очень тонкие. Они тянутся от головы к пупку, и человек похож на яйцо из текучих волокон: руки и ноги подобны светящимся протуберанцам, вырывающимся в разные стороны.

— И так выглядит каждый?

— Каждый. Кроме того, любой человек постоянно находится в контакте со всем остальным миром. Правда, связь эта осуществляется не через руки, а с помощью пучка длинных волокон, исходящих из середины живота. Этими волокнами человек соединен со всем в мире, благодаря им он сохраняет равновесие, они придают ему устойчивость. Так что и ты сам это когда-нибудь увидишь, человек — это светящееся яйцо, будь он нищий или король… " (II, 195)

Кастанеда в своем интервью Psychology Today говорит об этом весьма определенно: "В магии все тело в целом используется как восприниматель. Как европейцы, мы видим мир где-то вовне… Наши глаза питают наш разум, так что мы не имеем прямого знания вещей. Согласно магии, эта нагрузка на глаза не нужна — мы познаем всем телом целиком…"

Таким образом, физическая целостность человека приобретает в нагуале свою подлинную, хотя довольно удивительную для нас форму. Маги изобрели для этой структуры целый ряд названий, каждое из которых, разумеется, мало отражает сложную переплетенность силовых полей, признаваемую в тонале собственным телом: «кокон», "светящееся существо", "энергетическое тело" и т. п.

С точки зрения современной физики материя — явление довольно странное, и чем более наука погружается в уточнение, детализацию, структурность субстанции, тем причудливей вырисовываются онтологические лабиринты, тем призрачней соразмерность представлений, а идеальная обертка, в которую упаковываются мыслимые конструкты, светится таким преувеличенно абстрактным светом, что вся эта микромеханика бытия просто непредставима, неуловима никакими аналогиями тоналя — неосязаема, туманна, и практически иррациональна.

Позвольте напомнить вам то, что известно всякому интеллигентному читателю: тела во вселенной (в том числе и наше собственное тело) состоят из «дыр». Никакой компактности материальный субстрат не знает. Бесчисленное решетообразное нечто, сплошное зияние «пустот», в котором редкими пылинками снуют вихреподобные частички — вот и все, что на деле содержит устойчивая, плотная, осязаемая «объективность». При сравнении расстояний между ядром атома и электронным облаком, его окружающим, выплывают астрономические пропорции; между ними — огромные «залежи» чистого пространства, где и следа не сыщешь никакой материи. А далеко ли отстоят друг от друга атомные системы? Уверяю вас, это сравнимо с дистанциями между звездными скоплениями в галактических просторах. И все это — внутри компактного объекта, даже самого тривиального, куска базальта или древесно-стружечной плитки, в стакане воды или в медной статуэтке на вашем столе.

Каким же образом эти «дырявые» до безобразия формы упрямо сталкиваются друг с другом, не желая свободно протекать сквозь, подобно двум пересекающимся световым лучам? Физики объяснят вам подробно. Мы же, оставаясь в общем-то дилетантами в области уравнений и исчислений, укажем только на главное: все эти ничтожные пылинки связаны между собой полем. Точнее, полями — ядерных взаимодействий, атомных взаимодействий, молекулярных и т. п. Эта пористая, дырявая громадина словно бы невидимым клеем держится вместе совокупностью малопостигаемых и трудновообразимых полей. Не думаю, что будет слишком большим преувеличением, если мы скажем, что человек (да и всякое материальное тело, «вещь» мира) есть многосложная полевая структура, и именно от поведения этих самых полей зависит вся совокупность его физических, осязаемых характеристик.

Если же мы по простоте душевной попробуем понять, что же есть такое поле в реальном мире, то, скорее всего, обнаружим, что оно представляет собой пространство, наделенное специальными (в каждом случае) характеристиками. Все мироздание — это огромное поле, а поле всегда есть потенциальная форма, ибо те же призрачные частички материальности порождаемы полем и растворяемы им. Как пишет доктор физико-математических наук В. Барашенков: "Пары частиц плюс- и минус-вещества могут рождаться вообще из ничего — из чистого вакуума… Они могут рождаться в любой точке пространства и, саморазгоняясь, разлетаться по всем направлениям, а законы сохранения этого просто "не заметят"… Из собственного опыта мы знаем, что если на тело действует сила, значит, где-то есть ее материальный источник — другое тело или «облако» плавающего в пространстве энергетического поля. Самопроизвольных, "возникающих из ничего" сил не бывает. И вот оказывается, что это верно далеко не всегда. Бывают случаи, когда силы возникают прямо из пустоты — само пустое пространство воздействует на погруженные в него тела. Этот неожиданный вывод вытекал из расчетов, которые Казимир выполнил, изучая энергию квантовых флуктуаций в промежутке между параллельными пластинами." Впрочем, оставим физику физикам. Тем более, что ее выводы нисколько не опровергают учение дона Хуана о "светящемся теле" воина. Совокупность полей, законы взаимодействия которых нам не ясны, силы, возникающие в полях, природа которых выясняется — вот наше естественнонаучное обоснование. Шаткий фундамент, на котором держится мир объектов и мы с вами — такие призрачные, неопределенные, «текучие» (по словам дона Хуана). Это близко к Реальности — здесь уже слышен неумолкающий гул нагуаля, с которым мы не знаем, как обращаться, потому что не имеем инструментов, кроме собственного внимания и восприятия.

По дону Хуану, светящееся тело воина может, например, двоиться — а почему бы нет? "Могу сказать тебе только, что дубль, хоть к нему и приходят через сновидение, реален настолько, насколько это возможно." (IV, 61) Дубль может совершать поступки и действует при этом от себя, так как "энергетический кокон" сохраняет свою целостность даже в таких необычных условиях.

"Насколько я знаю, дубль — это осознание нашего состояния как светящихся существ. Хенаро как дубль может делать все, что угодно, и тем не менее он предпочитает быть ненавязчивым и мягким." (IV, 62)

Цитированный выше Эдвард Пич (Офиель) по-своему (в традиции европейского оккультизма) трактует такое явление, как дубль:

"Существует вид магии, позволяющий человеку добиться контроля над своим эфирным телом и с его помощью делать много странных и могущественных вещей на физическом плане. В определенные часы суток можно так «уплотнить» эфирное тело, что окружающие будут видеть и ощущать его. В древнем Египте этот вид магии был развит до большой степени. У них был широко распространенный символ для эфирного двойника или Ка, как они его называли." (Цит. изд., с. 20.)

Метаморфозы энергетического тела мага удивительны и беспредельны, они зависят только от степени его мастерства в овладении вниманием и восприятием. При этом он привлекает значительную энергию, об источнике которой мы еще будем говорить достаточно подробно. Дубль может развить каждый, кто идет по "пути воина", т. е. следует рекомендуемой дисциплине, которую последовательно описывает дон Хуан.

"Дубль — это сам маг, развившийся через свои сновидения, объяснил дон Хуан. — Дубль для мага — это действие силы, но лишь сказка о силе — для тебя. В случае с Хенаро его дубль неотличим от оригинала. Он воин, и его безупречность выше всяких похвал. Поэтому сам ты никогда не замечал разницы. Но за те годы, что ты его знаешь, ты встречался с оригиналом Хенаро только дважды. Все остальное время ты был с его дублем." (IV, 48)

Еще одной метаморфозой своего энергетического тела занимались дон Хуан и его последователи. Свобода манипуляции силовыми потоками, составляющими "светящийся кокон" воина, поневоле соблазняет придавать ему произвольные и экзотические формы. Такие игры в «превращения» совсем не предназначены развлекать или будоражить воображение. Можно отметить, что определенная форма «кокона» практически более приспособлена для совершения тех или иных действий в мире нагуаля. Через особую практику сновидения (см. ниже) маг открывал для себя возможность видоизменять структуру собственных энергетических полей именно так, как этого требовала поставленная задача (изучение скрытых аспектов Реальности), чтобы двигать свою «странную» науку дальше. Здесь нет ни малейшего намека на религиозный пиетет, на поиски некоей "точки Омега". поскольку только практическое исследование, а не «умственная» идея может привести к реальному постижению закономерностей бытия. Например, однажды дон Хуан, вспоминая долгую историю своей традиции, собрал учеников и сказал, "что собирается рассказать… о том, каким образом древние видящие пришли к формированию тела сновидения, и что они с ним делали.

— Древние видящие стремились получить совершенно точную копию тела, продолжил он. — И это им почти удалось. Единственным, что им так и не удалось воспроизвести, были глаза. Вместо глаз у тела сновидения было просто свечение осознания. Когда раньше Хенаро показывал тебе свое тело осознания, ты об этом не догадывался.

Новых видящих воссоздание точной копии тела интересует мало. фактически, копирование тела их не интересует вообще. Однако название "тело сновидения" они сохранили. Так они называют чувство, сгусток энергии, который сдвигом точки сборки может быть направлен в любое место этого мира или любое место какого угодно из семи миров, доступных человеку.

Затем дон Хуан в общих чертах описал методику достижения "тела сновидения". Все начинается с исходного действия, которое, будучи повторяемым с непреклонностью, порождает несгибаемое намерение. Несгибаемое намерение приводит к внутреннему безмолвию, а то, в свою очередь, генерирует внутреннюю силу, необходимую для сдвига точки сборки в нужные позиции во время сна.

Эту последовательность дон Хуан назвал фундаментом. Когда работа над фундаментом завершена, наступает очередь контроля. Его развивают посредством систематического сохранения позиции сновидения. Для этого используется практика упорного удержания картины сна. Благодаря настойчивой практике появляется способность свободно сохранять новые позиции сновидения, пользуясь для этого новыми снами." (VII, 413) Тех же, кто опасается за свое психическое здоровье, хочу лишь предупредить: необходимая для подобных опытов энергия достигается интенсивнейшей практикой самоконтроля, исключающего всякое «безумие»: "Без уравновешенности точка сборки перемещается хаотично, что соответствует хаосу, царящему в наших обычных снах. Таким образом, в конечном счете тело сновидения достигается безупречностью нашей обычной жизни." (VII, 414)

Данный текст является ознакомительным фрагментом.