2. КТО МЫ?
2. КТО МЫ?
Хотя мы считаемся религиозной нацией, при пристальном рассмотрении оказывается, что мы, по сути, бездуховны. Несмотря на то, что нашу культуру и её самосознание формируют такие иудео-христианские ценности, как милосердие, трудолюбие и общинность, наше общество, в сущности, совершенно мирское. Его мировоззренческие истоки следует искать в школе мысли, известной под названием «философский материализм».
В данном случае «материализм» — это не любовь к деньгам и накопительству, а представление о том, что реальность ограничивается объектами, которые воспринимаемы чувствами. Если что-то нельзя увидеть, услышать, потрогать, понюхать, попробовать на вкус или измерить экспериментальными средствами в лаборатории, то материалист скажет, что этого не существует, что это просто порождение ума.
Хотя нематериальным (сверхчувственным) феноменам позволено существовать в сфере религии, наше видение повседневной реальности почти всегда отделено от сферы духа. Мы принимаем науку в качестве основы, мерила, определяющего, что реально, а что нет. Хотя всем духовным культурам известно, что ум не может измерить феномен, трансцендентный уму, наша культура склонна отвергать возможность существования реальности, недоступной чувствам.
Вопреки репутации религиозной нации (более 90 процентов американцев заявляют, что в той или иной форме верят в Бога), а также несмотря на проникновение в шестидесятых годах на Запад восточных представлений и возникновение движения Нью-Эйдж, американцы продолжают придерживаться принципа «Покажи». «Не поверю, пока не увижу», — говорим мы.
Что ж, может, мне удастся помочь вам показать себе кое-что. Есть много такого, что пару столетий назад нельзя было увидеть и во что мы никогда бы не поверили: атомы, кварки, ракеты и целые галактики. В те времена никто не мог и помыслить о том, что когда-то появятся микроскопы и телескопы, которые сегодня позволяют наблюдать всё это.
Суфий Мулла Насреддин напоминает нам, что смотреть на реальность исключительно через призму науки — значит уподобиться пьянице, потерявшему ключи в тёмном углу, но ищущему их у горящего фонаря, где можно всё видеть. Наука утверждает, что Вселенная состоит из материи и энергии. Но мой тибетский друг Гелек Ринпоче побуждает нас усомниться в этом. Он говорит, что Вселенная состоит из материи, энергии и сознания. Как можно отрицать это, если каждый божий день мы сталкиваемся с наличием сознания — в себе и других? Материя и энергия не уничтожаются, а лишь переходят из одной формы в другую. Держу пари, что сознание тоже нельзя уничтожить.
Есть множество последствий философского материализма, но ни одно из них не является столь серьёзным, как материалистический взгляд на этапы жизненного пути, то есть на рождение, взросление, старение и смерть. Для тех людей, которые воспринимают жизнь исключительно с помощью чувств, смерть, несомненно, является концом пути. Они говорят, что после смерти тела ничего не будет.
Верующие допускают наличие иных, отличных от земной сферы, планов существования и признают, что наши поступки определяют наше будущее. Однако посмертное существование является для них абстракцией, не оказывающей непосредственного воздействия на характер земной жизни. Согласно материалистичным воззрениям, мы являемся обособленными, ограниченными существами, живущими в изменчивом мире, ожидая своего уничтожения. Поэтому не удивительно, что в этой культуре столь неверно воспринимают смерть и предваряющие её болезни и старость, которые всех пугают. Но, если расширить личные горизонты и осознать, в какой степени мы находимся под воздействием философского материализма, мы сможем выйти за его ограничения и усвоить совершенно иной взгляд на процесс старения.
Вопреки проблемам здравоохранения, гражданского права и экономики, несмотря на кока-колизацию субконтинента, в Индии продолжает существовать живая метафизическая традиция, чьё понимание старения и смерти может очень помочь нам в решении стоящей перед нами задачи. Индуизм рассматривает жизнь не как период между рождением и смертью, а в гораздо более широкой перспективе. Вся индийская культура пропитана уверенностью в том, что душа не уничтожается смертью. Атман — это Бог, Сознание, в котором стремится пребывать душа. Этот нефизический, нематериальный аспект человеческой жизни для индийцев всех вероисповеданий так же реален, как тело и ум. Поэтому они воспринимают смерть не как конец маршрута, а как промежуточный момент и смотрят на свою физическую жизнь как на этап долгого пути души к Самоосознанию.
Конечно, такие представления — палка о двух концах. Они способны породить безразличие к земной жизни. Одного взгляда на материальные проблемы индийского общества достаточно, чтобы осознать опасность переоценки важности будущей жизни в ущерб нынешнему существованию и выживанию на физическом плане. Но метафизическое понимание отлично помогает ослабить воздействие двух наших навязчивых желаний: стремления иметь всё сейчас и безнадёжного цепляния за прошлое (в том числе, и за свою молодость). Акцент переносится на вечное, что избавляет от мучительного противодействия природе.
И поскольку целью являются не физические предметы, большая пенсия или гериатрическая эрекция, в Индии пожилые люди отдыхают от бурной молодости, наслаждаясь покоем, совершенно не известным стареющим американцам. Многие из нас провели жизни в сожалениях об утраченном. Старость позволяет сместить фокус внимания с физического на то, что не может быть утрачено: мудрость и любовь к окружающим. Но культура, не имеющая духовного основания, лишает нас такой возможности. То, что индусы воспринимают как время освобождения, многими американцами ощущается как период потерь.
В материалистичной культуре телу и продолжительности его существования придаётся преувеличенное значение. Благодаря современным технологиям и развитию медицины только за последнее
столетие средняя продолжительность жизни возросла на 25 лет (можно представить, что принесут следующие сто лет). Если мы думаем, будто являемся лишь телом, то единственной целью и идеалом будет поддержание в нём жизни. Вопреки Эмброузу Бирсу{11}, заметившему, что «долголетие представляет собой нетипично затянувшийся страх смерти», американцы движутся именно этим курсом — с явно болезненными последствиями.
Когда культура создаёт свою мифологию (в данном случае — представление о продолжительности жизни), она делает это на основе конкретных обстоятельств. Но мифы меняются не столь быстро, как окружающая действительность. Поэтому, хотя большой сегмент общества живёт в «пожилом возрасте», люди не видят такого мифа, который оправдывал бы их присутствие, не находят себе места (в фигуральном смысле и буквально) в этой культуре. Однако нельзя игнорировать наличие побуждения сохранять своё тело живым как можно дольше. В связи с этим мне вспоминается ответ французской долгожительницы (насколько известно, самого старого человека на земле), которую в день её рождения спросили, каким ей видится будущее. «Очень коротким», — сказала она.
Конечно, всё это не ново. Не только наша культура, но и её предшественницы мечтали об источнике молодости и искали эликсир бессмертия. И я не против долголетия как такового. К тому же долгая жизнь предоставляет замечательную возможность заниматься духовной практикой. Если вы читаете данную книгу, следовательно, у вас есть для этого время и возможность и эта жизнь лучшая из жизней, развивающих те качества, которые помогут душе продвигаться по пути эволюции.
Однако, исследуя своё отношение к старению, нам надо сделать две вещи. Во-первых, разобраться с принципиальным вопросом — «Считаем ли мы себя лишь телом, в мозге которого сосредоточено сознание?». А во-вторых, спросить себя: «Можно ли когда-нибудь получить столько, чтобы хватило навсегда?» В обществе, сосредоточенном на физическом и психологическом планах, «больше» всегда значит «лучше»: больше времени, больше здоровья, больше ощущений, больше имущества. Нужно выяснить, действительно ли «больше» во всех случаях «лучше», а также когда (если такое возможно) мы удовлетворимся достаточным количеством.
В конце шестидесятых меня пригласили выступить в Нью-Гемпшире — в одном из этих старых, роскошных, причудливых отелей. По моде тех лет и под стать интерьеру женщины были украшены сложными прическами и ярким макияжем с голубыми тенями и чёрной тушью; на них были полупрозрачные купальные костюмы. Дородные мужчины лежали в шезлонгах и курили длиннющие сигары, пуская клубы дыма. Помню, я сказал им: «Вот, вы добились успеха, не так ли? Посмотрим, чего вы достигли. Вы находитесь в одном из лучших отелей страны. На автостоянке полно «кадиллаков», есть даже несколько «роллс-ройсов». Ваши дети учатся в частных школах. У вас есть деньги в банке. У многих из вас по два дома. Вам предоставлены все физические удобства, которые вам хочется иметь». Аудитория расплылась в счастливых и самодовольных улыбках.
А я просто спросил: «Этого достаточно?»
Мой вопрос открыл ящик Пандоры{12}, из которого высыпалась груда болезненных чувств и сомнений, погрузивших нас в глубокую дискуссию о том, обмануты ли наши ожидания мифами нашей культуры, обещавшими, что, становясь старше, мы будем счастливы, если получим достаточно комфорта; о том, не нужно ли спросить себя, когда можно (и можно ли вообще) расслабиться. Те люди так сильно отождествляли себя со своим телом, что не могли не прийти к выводу, будто являются результатом своей материальной жизни. Понадобился лишь небольшой толчок, чтобы они осознали, сколько страданий приносит вера в это. Мирской успех не приносит обещанных наград: покоя, безмятежности, чувства защищённости и благополучия. Несколько человек сказали, что чувствуют себя обманутыми. «Я победил, — говорили они, — но чувствую, что проиграл».
Хотя лишь немногие из нас могут наслаждаться таким материальным комфортом, у всех нас одна и та же проблема: мы пытаемся найти себя, а также смысл жизни и смерти, только в работе, собственности и состоянии наших физических тел. Несмотря на то что многие американцы декларируют свою веру в Бога, их духовная жизнь ограничена церковью, храмом или мечетью; в неё редко включается вопрос старения (если вообще включается). Мы лишены той свободы, которую даёт духовное образование буддистам, знающим о бренности всего мирского, или индусам, осведомлённым о присутствии дживатмана (души). Но, рассмотрев модель реальности, построенную не на основе философского материализма, а подобную той, которую Олдос Хаксли{13} называл философией вечности, мы сможем увидеть процесс старения в совершенно ином свете.
Рисунок, на котором эго изображено снаружи, иллюстрирует то, как мы обычно воспринимаем мир: «Прежде всего — я». Сфера эго включает в себя всё, что мы считаем собой на психофизическом плане: наше физическое тело, личность, репутация, собственность, эмоции и концептуальные структуры, создаваемые нашим умом для того, чтобы помочь нам функционировать здесь. Согласно известному высказыванию Декарта{14}, эго состоит из двух компонентов, которые мы считаем собой: тела и ума, чьими характеристиками являются определённый возраст, те или иные вкусы, желания и мнения. Рассматривая внешний мир, эго видит только другие эго — обособленные и ограниченные существа, чей мозг является компьютером, «операционной системой» которого служит то, что способна объяснить наука.
Однако, как видно из левого рисунка, эго является лишь каплей в море сознания. За пределами эго находится душа. Она здесь для того, чтобы учиться, а старение и те проблемы, которые оно неизбежно с собой приносит, являются замечательными учителями. И к чему мы приходим благодаря им? К будущему, конечно; к покою (нынешнему и грядущему) ума.
Я знаю, сколь болезненны проблемы старости, но, постаравшись подняться над ними, скажу следующее: «Душа не подвластна смерти». Мы реинкарнируем. Я верю в это. Мы учимся и в конце концов сможем стать буддами, взойти на небеса или воссоединиться с Божеством.
Проторчать здесь 50–80 лет лишь для того, чтобы потом исчезнуть, — просто бессмысленно. Во Вселенной нет ничего лишнего. Мы находимся здесь, чтобы учиться. В противном случае не было бы смысла бороться с трудностями. Для эго та роль, которую оно принимает с возрастом (пребывание на пике старости), является кульминацией жизни. Душе важнее всего — усвоить урок.
Когда наше «я» расширяется настолько, что вмещает в себя душу, в нашем личностном сознании происходит существенный сдвиг: переход от эгоистичного «я» к более широким перспективам. На уровне души мы можем посмотреть на своё эго сверху. В результате ум и тело предстают перед нами в неожиданном ракурсе. Как бы открываются врата «я» и мы наконец выходим наружу, восхищаемся увиденным и поддерживаем приличную дистанцию между тем, чем мы являемся (с точки зрения души), и страданиями, которые мы испытываем на уровне тела и ума. Таким образом, практика приносит нам огромное облегчение и познание своей духовной сути.
Однако как волна не является океаном, так душа не есть всё сознание. Выше души пребывает само Основание Бытия, которое на рисунке обозначено как Сознание (С). На правом рисунке видно, что оно ограничено конструкциями эго. Но на самом деле Сознание содержит в себе и душу, и эго, а само оно безгранично. Эту всеобъемлющую сферу называют по-разному. Бог, Брахман, Параматман, Безымянное, Внеобразное, Непроявленное, Недвойственное, Абсолют. Эго и душа суть неотделимые части Сознания, тогда как Сознание является самой сущностью того, чем мы являемся. Однако такой переход от «я» к Сознанию для эго очень сложен. Об этом свидетельствует мистическое единение, пережитое святыми и описанное поэтами; единение, преодолевающее обособленное «я», которое растворяется в Боге, возвращаясь к тому, чем мы в действительности являемся.
Эго — это то, что стареет и умирает. Оно не вечно. Вечность для эго практически непредставима. Когда эго думает, что умирает, оно ошибочно отождествляет себя со всем человеком: телом, душой и сознанием. Поэтому люди, находящиеся в начале долгого пути духовного пробуждения, обращаются к разным врачам и даже могут пойти на попятную, ибо ещё острее чувствуют страх перед смертью.
Сознание, Бог — назовите как хотите — пребывает вне времени и концепций. Это Основа Бытия. Души исходят из Сознания, подобно галактикам, возникающим в момент Большого Взрыва. Отношение души к Сознанию напоминает отношение ребёнка к матери. Чистый свет Сознания — вот что желает вернуть себе душа. Суть развития души заключается в духовном пробуждении.
В такой тибетской практике, как дзогчен, есть замечательное упражнение, выводящее на план Сознания: созерцание неба. Лягте на спину, смотрите в небо и созерцайте проплывающие облака. Через некоторое время вы начнёте воспринимать небо как отражение небес вашего сознания. Затем вы станете небом, а облака превратятся в феномены, связанные с умом и телом: желаниями, страхами, образами, звуками, запахами и т. д. Небо не обращает внимания на плывущие по нему облака. Они проплывают, а оно остаётся неизменным.
Чтобы по-новому посмотреть на процесс старения и увидеть в нём путь исцеления, нужно просто знать, что мы — нечто большее, чем тело и ум. Поначалу осознание факта, что эго является просто фрагментом того, чем мы в действительности являемся, шокирует. Но как только мы начинаем проявлять в повседневной жизни сознание души, железная хватка таких характерных для старости проблем, как боль, страх, потери, гнев, — ослабевает. Сознание души позволяет отойти от физических и ментальных состояний, чтобы обрести широкое видение и мудрое понимание своей истинной природы. Это требует смирения и терпения. Хотя я занялся духовной практикой лет сорок назад, в повседневной жизни старые привычки по-прежнему дают о себе знать. И всё же стремление раскрыться навстречу возможностям своего большого «Я» способно превратить процесс старения в возможность духовного преображения.