Глава 13
Глава 13
События последних дней, такие яркие и радостные для ее души, в памяти Лессиры вдруг, словно, покрыл туман, густой и непроницаемый. Как местность, укутанная плотным туманом, не выдает своих очертаний, и отзывается лишь гулкими звуками, так и память Лессиры, хранившая недавние волнующие события, не давала ей ярких и четких картин произошедшего с ней, лишь одни мимолетные образы. Память, действуя сама по себе, будто бы старалась предать быстрому и полному забвению эти воспоминания. Поначалу Лессира пыталась найти объяснение своему неожиданному забвению, но события, которые она старательно перебирала в памяти, казались ей такими далекими, почти нереальными, а главное, они больше не волновали ее сердце и кровь, и она как-то незаметно даже для самой себя отступилась от них.
Зато на первый план, опять-таки будто бы против ее воли, настойчиво, почти навязчиво, выступали другие, те, которые поначалу были восприняты ею, как мелкие, не стоящие даже и мимолетного ее взгляда. Она вновь и вновь вспоминала свою встречу с архонтом Гроджем, но не ту, у фонтана, когда с нею был Тод, а утреннюю, когда отец, Гродж и сама Лессира увиделись за трапезой. Она, в это утро немного рассеянная и погруженная в свои мысли, неохотно спустилась в зал для трапез, где по обыкновению они встречались с отцом за огромным овальным столом. Обычно они располагались лицом друг к другу с разных сторон белоснежного овала, а предупредительные, молчаливые слуги подавали им перемены блюд, сервированных искусно и красиво. Стол, как и всегда, был изысканным и разнообразным: всевозможные овощи и фрукты, сладости.
Но в тот день трапеза была необычной, ведь Лессира к своему изумлению увидела за столом архонта Гроджа. Она мельком, недовольно отметила про себя, что ее будто бы и не ждали: царь Хронос и его гость, оживленно беседуя, уже приступили к трапезе. При ее появлении архонт встал и почтительно поклонился, отец же с улыбкой кивнул ей и продолжил прерванный ее приходом разговор с Гроджем.
Архонт Гродж, сидевший меж отцом и дочерью, охотно беседовал с Хроносом, но не забывал бросать мимолетные взгляды на Лессиру, устремившую взор в пространство и рассеянно перебиравшую тонкими, нежными пальцами сочный спелый виноград. Казалось, она и не замечает, что ягоды плачут в ее руках красными слезами ароматного сока, а она, не останавливаясь, все трогает их. Необычное состояние дочери было замечено и Хроносом, он посмотрел на нее обеспокоено и тревожно, справился о ее самочувствии. Лессира, словно очнувшись ото сна, ответила, что просто немного не выспалась, ведь прошедшая ночь была особенно душной.
— Слава Небесам, ты здорова, дочь моя, — с облегчением промолвил Хронос, и даже попытался пошутить: — надо сказать, что я уж было подумал, что ты влюблена, и с тобою случился любовный недуг.
При этих словах Лессира вздрогнула, а лицо ее вдруг покрылось красными пятнами, она решила, что Гродж все рассказал ее отцу, и тот прямо сейчас, при постороннем человеке, будет вести расспросы и чинить ей выговоры. Но архонт, не поднимая глаз от блюда, стоящего перед ним, спокойно доедал рис и спаржу. Так что Лессира, судя по отсутствующему виду Гроджа, могла осознать, что тот здесь ни при чем. Уже в следующий момент она поняла, что отец просто пошутил, а она, неизвестно чего испугавшись, своим ярким, предательским румянцем, возможно, выдала себя. Но, к счастью, Гродж вовремя пришел ей на помощь, он, видимо, вполне осознавая, какая щекотливая атмосфера создалась меж дочерью и отцом, столь неосторожно высказавшим свое предположение, незаметно толкнул кубок с вином, и бордовая, благоухающая ароматами жидкость вдруг выплеснулась на белоснежную тогу архонта. Слуги сразу же бросились ему на помощь, расторопно принесли воду и ткань, стали тереть пятно, от чего, впрочем, оно становилось еще больше. Размеренный ход трапезы был нарушен, так что Хроносу уже было не до Лессиры. А она под прикрытием возникшей суеты незаметно выскользнула из зала.
Оставшись одна, она несколько мгновений в растерянности постояла у дверей, словно, соображая, куда же ей пойти. Лессира ощущала в душе непонятное смятение. Она почти уверена была, что Гродж нарочно вылил на себя вино. Но зачем? Она рассуждала, что если бы он не сделал этого, тогда отец обязательно заметил бы ее смущение и стал бы ее расспрашивать, и пусть она не сказала бы ему всей правды за столом, при постороннем человеке, он, конечно, упорствовать бы не стал, но позже наедине Хронос обязательно вернулся бы к возникшему разговору. Значит, Гродж не хотел, чтобы царь узнал об увлечении своей дочери. Если в том нет личной выгоды для него, значит, Гродж — порядочный и великодушный человек. Но какая же для него может быть выгода? Он никогда до сей поры ни словом, ни взглядом не выражал своего особого расположения к ней. Напротив, она всегда считала его грубым, неприятным человеком, от встреч с которым ее отец темнел лицом. Сегодня же, неожиданно встретившись с ним за утренней трапезой, она будто бы увидела его новым взглядом. И надо отдать архонту должное: мало того, что ему не чуждо чувство такта и уважения к женщине, так он еще, как оказалось, и очень привлекательный мужчина. Мужественное лицо Гроджа, его темные, почти черные глаза, смотревшие на Лессиру пытливо и внимательно, неотступно стояли пред ее внутренним взором. Она вновь и вновь мысленно возвращалась к утренней встрече и почему-то это ей доставляло удовольствие.
Незаметно для себя Лессира оказалась в саду, в тенистой аллее эвкалиптов. Она жадно вдыхала еще не разгоряченный солнечным жаром воздух и чувствовала, как где-то в глубине ее души рождаются новые для нее ощущения и мысли. Она не знала, почему так взволновал ее пристальный взгляд до сей поры неприятного для нее человека. Что изменилось в ней? Куда ушли прежние, еще вчера живые ощущения и душевные состояния, которые она считала истинными и надежными? Почему сегодня ей так трудно даже просто вспомнить события дня вчерашнего? И этих непониманий, вдруг родившихся в глубинах ее внутреннего мира, было очень много. Они, как морская волна, стремительная и беспощадная, накатывали на нее, они будто бы поглощали все ее прежние состояния. Но все-таки почему она не может вспомнить о том, что волновало ее еще вчера? И самое странное заключалось в том, что образ Тода стал каким-то призрачным, почти нереальным, будто бы они расстались не вчера, а несколько лет назад. Казалось, что с каждым мгновением, с каждым ее шагом по влажной тенистой аллее его образ, да и сами воспоминания о Тоде растворяются и уходят.
Но раздумывать об этом ей не хотелось, она, вовлекаемая новым сильным потоком, уносилась на призрачных крыльях все дальше и дальше от ушедшего безвозвратно минувшего дня. Ей бы остановиться, зацепиться хрупкой, ускользающей мыслью за ставшие дорогими для ее сердца воспоминания, постараться найти объяснение новому происходящему, так властно уводящему ее куда-то прочь, но не хотелось думать, мысли, словно окутанные плотным туманом, ускользали. Но разве не ее это были мысли? Ведь рождались они в ее голове, значит, она не могла им не верить. Ей приятно было отдаться силе этих новых переживаний, плыть соизмеримо их бегу, а воображение услужливо рисовало какие-то картины и сцены, которые могли или должны произойти.
— Я ждал тебя, о прекрасная Лессира!
Полностью погруженная в свои мысли, опустив голову долу, Лессира тихонько брела по аллее, она и не заметила, как вдали вдруг появился Гродж. Его зазвучавший в тишине голос встревожил девушку, заставил вздрогнуть.
— Не ожидала здесь встретить тебя, архонт Гродж, — ответила Лессира, с трудом превозмогая собственное волнение, быть может, возникшее от внезапного испуга. Немного успокоившись, она сказала: — Должна поблагодарить тебя за то, что ты не выдал моей тайны.
— Тайны? Ты, видимо, говоришь о том прекрасном юноше, с которым я видел тебя в прошедший день.
— Да. Отец не любит, когда я покидаю дворец без охраны.
— Но с тем юношей тебе нечего бояться, — сказал Гродж, пристально глядя на Лессиру. — Он производит впечатление человека честного и добропорядочного. Хотя он еще очень молод. Но молодость не порок. Ведь так?
Лессира чувствовала себя полностью окутанной его взглядом, который обволакивал ее всю, заставлял отрешиться от всяких мыслей и чувств. Порой, ей казалось, что она слышит не свой, а чей-то посторонний женский голос. Этот посторонний человек вдруг зачем-то стал рассказывать Гроджу о том, что связывало ее с Тодом, как они познакомились, где встречались, о чем говорили.
— Впрочем, что это я? — неожиданно спохватилась она, будто пробудившись ото сна. — Зачем я тебе это рассказываю? Все это пустое! Глупый мальчик возомнил себя равным дочери царя. Это смешно! Правда?
— Я рад, что у царя Хроноса такая разумная дочь. Но так ли уж ты равнодушна к юноше?
И вновь Лессира ощутила, как уплывает куда-то на крыльях неведомой силы. Разум вновь окутывает плотный туман. Во всем теле ею ощущается приятное расслабление и истома. Хочется тихонько брести по прохладной аллее, говорить и говорить, внимать этому пристальному, всепроникающему взгляду.
Лессира не заметила, сколько прошло времени с той поры, как она встретилась с Гроджем в тенистой аллее. Они долго беседовали, вернее, говорила больше Лессира, Гродж только иногда негромко задавал какой-нибудь вопрос и погружался в молчание, такое томительное и волнующее.
Воздух уже не был столь прохладным, как когда они встретились, и Лессира вдруг ощутила необыкновенную усталость, ноги подкашивались, хотелось сесть прямо здесь посреди этих величественных прекрасных деревьев, слушать пение птиц, молчать и ни о чем не думать.
— Я вижу, ты утомилась, прекрасная Лессира, — сказал Гродж, — тебе пора отдохнуть, вновь наступает жара. Пойдем, я провожу тебя. Но прежде позволь мне спросить тебя? — Архонт вопросительно посмотрел на Лессиру, она молча кивнула. — Смогу ли я вновь увидеть тебя? Ты так прекрасна, что мне страшно быть рядом с тобой и сметь говорить. Но я всегда мечтал об этом. Позволь недостойному рабу твоему, прекрасная дочь царя Хроноса, надеяться хотя бы еще один раз увидеть тебя! И да простят Боги мне эту дерзость!
Лессира молча внимала словам Гроджа. Если бы она могла обрести доступ к собственному сознанию, то ее поразила бы перемена, произошедшая в ее спутнике, до сей поры сдержанном, немногословном, уверенном в собственных силах, как и подобает умудренному богатым любовным опытом мужчине, а ныне страстном и робком, подобно юноше, несмело пытающемся покорить сердце девушки. Но Лессира могла лишь видеть внешнее, ее обжигал и волновал его огненный взгляд, и она, поддавшись зыбким волнам новых ощущений, молча внимала его словам и безвольно плыла куда-то.
Потом, уже оказавшись в своих покоях, куда ее заботливо проводил архонт Гродж, она никак не могла вспомнить, что же ответила ему, какие слова вымолвили ее губы, все тот же плотный туман застилал ее память и все ее сознание. Уже касаясь разгоряченным лицом узорчатого покрывала своего ложа, готовая погрузиться в зыбкий сон, она только и помнила, что его неотступный, пристальный, горячий взгляд, проникающий, казалось, в самое сердце, волнующий и опьяняющий ее разум. Она не спрашивала себя, почему ее вдруг так взволновал этот человек, ранее для нее совсем непритягательный, ей не думалось и не размышлялось, ей хотелось лишь одного — окунуться в призрачную завесу сна и, может быть, там увидеть продолжение удивительных событий, случившихся с нею сегодня.