Глава четырнадцатая ГАЛИЦИЙСКИЙ ОБОРОТЕНЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четырнадцатая

ГАЛИЦИЙСКИЙ ОБОРОТЕНЬ

Жители австрийской Галиции. — Деревушка Поломия. — Летним вечером в лесу. — Бродяга Святек. — Теряется девочка. — Пропадает школьник. — Исчезает служанка. — Еще одного ребенка похищают. — Трактирщик из Поломии делает открытие. — Арест Святека. — Перевод в Дабков. — Самоубийство

В массе своей жители австрийской Галиции — люди тихие, незлобивые. Евреи, составляющие примерно одну двенадцатую часть населения, выделяются среди них умом, энергичностью и, конечно же, способностью делать деньги, хотя и поляки, то есть мазуры, в этом от них тоже не отстают.

Самой достопримечательной особенностью королевства Валдимир можно считать значительное преобладание числа титулованных особ над нетитулованными. В 1837 году там наблюдалось следующее соотношение: на 32 190 дворян приходилось всего 2076 лавочников.

Число казненных преступников в среднем за год составляло девять человек на четыре с половиной миллиона населения — цифра небольшая по всем меркам, учитывая крайнюю суровость правосудия в этой провинции. Однако именно в среде таких тихих и добродушных людей время от времени случаются самые зверские преступления, к тому же совершают их те, на кого не падает и тени подозрения.

Всего лишь шестнадцать лет назад в Тарновском округе, в Западной Галиции (эта провинция поделена на девять округов), произошло такое, о чем впоследствии светские дамы судачили у каминов долгие галицийские зимы напролет в течение многих лет.

Итак, в графстве Паркост есть деревушка под названием Поломия, в которой только и всего что восемь лачуг да еврейский трактир. Живут там в основном дровосеки, вырубающие в тамошнем лесу ели и доставляющие бревна к ближайшей речке, по которой древесина сплавляется дальше в Вислу. За аренду домов и земельных наделов денег они не платят, но обязаны отработать на землевладельца несколько дней в неделю — широко распространенный в Галиции обычай, чреватый всяческими обидами и притеснениями, если землевладелец требует от арендатора отработки именно в те дни, когда погода благоприятствует пахоте весной или сбору урожая осенью. Конечно, арендатор предпочел бы работать на своем клочке земли в такое время. Провинция небогата деньгами, и землевладельцы таким путем обеспечивают себе арендную плату.

Большинство селян в Поломии прозябают в крайней нищете: иное хозяйство держится на кукурузе, десятке кур да свинушке, разве что не давая умереть с голоду. Летом жители деревни собирают сосновую смолу, для чего с каждого дерева раз в двенадцать лет сдирается кусок коры, чтобы смола по капле стекала в глиняную посудину, установленную между корней. Зимой, как уже говорилось, они валят лес и скатывают бревна к реке.

Поломия не поражает красотой: она затерялась среди густого соснового бора, отчего деревушка выглядит мрачновато. Однако в погожий денек старушки любят посидеть на солнышке перед домом, вдыхая ни с чем не сравнимый запах сосен, чей аромат нежнее прославленных специй с Молуккских островов, ибо этот тонкий запах не угнетает и не подавляет человека, а, напротив, бодрит и радует. Внимая напеву ветра в верхушках сосен, похожему на звуки арфы, бабушки вяжут бесконечные чулки, пока внуки резвятся среди кустов вереска и папоротника.

Ближе к вечеру свою прелесть являет ельник. Лучи солнца скользят меж стволов, окрашивая кору в золотистые тона, или падают на просеку, зажигая ее веселым, оранжевым цветом, который смотрится особенно нарядно на фоне дремучего леса, напоминающего по цвету спелую, сизую сливу. Птицы спешат вернуться в свои гнезда, высоко в небе кречет ловит последний солнечный свет, а веселая белка резвится и скачет среди ветвей, прежде чем устроиться на ночлег.

Солнце клонится к закату, но все еще светло. Из леса доносятся пронзительные крики и шипение дикого кота; шлепает по болоту цапля; аист на трубе шинка пристраивается спать на одной ноге. У-ху — просыпается сова. Прислушаемся — из леса с песней возвращаются дровосеки.

Такова Поломия в летнюю пору, и подобных ей деревушек много раскидано по лесу, на расстоянии нескольких миль друг от друга. В каждой имеется своя пивная, обычно самое вместительное и прочное здание в деревне, а в некоторых есть и свои церквушки, заметные лишь благодаря колокольне.

Трудно поверить, чтобы от этой нищеты мог ожидать щедрот какой-нибудь нищий, и все же несколько лет назад именно в этих местах по воскресным дням у входа в церковь пристраивался один и тот же седобородый попрошайка и собирал подаяние.

Как известно, бедняки жалостливы и великодушны, а потому старый нищий обычно получал несколько медяков, да кто-нибудь из женщин снабжал его нехитрой снедью.

Изредка Святек — так звали нищего — носил по деревням на продажу дешевые самодельные побрякушки и бусы, однако чаще всего выпрашивал милостыню.

Как-то раз после воскресной службы одна из деревенских семей пригласила Святека к себе в хижину, где его угостили пирогом и мясом. В доме было полно детей, и девочка лет десяти привлекла внимание нищего наивным кокетством.

Святек достал из кармана колечко с цветным стеклом и подарил ребенку. Та на радостях побежала хвастаться подарком перед другими детьми.

— Это ваша дочурка? — спросил он.

— Нет, — ответила хозяйка, — это сиротка. Жила здесь одна вдова, потом умерла и оставила девочку одну-одинешеньку, вот я и взяла ее к себе. Господи благослови, одним ртом больше, одним меньше.

— Да, да! Конечно же, Господь благословит вас за доброе дело, ведь Он особенно призревает сироток.

— Девочка премиленькая, и никаких с ней хлопот, — отвечала женщина. — Вы ведь сегодня вечером возвращаетесь в Поломию?

— Да. А! — воскликнул Святек, так как в этот миг девочка подбежала к нему. — Понравилось тебе колечко, красавица? Я подобрал его под большой елью, что растет в лесу слева от церковного двора, там их, может, найдется еще несколько дюжин. Надо три раза обежать вокруг дерева, поклониться луне и сказать «Забой!». После этого обязательно найдешь что-нибудь возле корней.

— Пошли туда! — закричала девочка, обращаясь к остальным детям. — Пойдем искать кольца.

— Искать должен каждый отдельно, — сказал Святек.

Дети в восторге побежали в лес.

— Я по крайней мере одно доброе дело сделал для вас, — засмеялся нищий, — избавил вас на время от ребячьего гама.

— Иногда приятно побыть в тишине, — сказала женщина, — дети так шумят, что не дают уснуть малышу. Вы уходите?

— Да, хочу добраться до Поломии засветло. Стар я, немощен и беден, очень беден, — привычно заныл он жалостным голосом, — но я еще могу молиться Господу за вас.

И Святек ушел.

Сиротку больше никто не видел.

Австрийское правительство в последнее время усиленно насаждает просвещение среди бедных слоев населения, организуя школы по всей провинции.

Как-то раз, возвращаясь из школы, дети разбрелись среди деревьев: кто гонялся за полевой мышью, кто собирал ягоды можжевельника, а кто просто шел, сунув руки в карманы и беззаботно насвистывая.

— А где Петер? — спросил один из них своего спутника. — Нам троим идти в одну сторону, давайте держаться вместе.

— Петер! — громко позвал мальчик.

— Я здесь! — отозвался голос из-за деревьев. — Сейчас приду.

— Да вон он, я его вижу! — сказал мальчик постарше. — Там с ним кто-то разговаривает.

— Где?

— Вон там, под соснами. Ну вот! Теперь они отошли в тень, и их больше не видно. Кто бы это с ним мог быть? Вроде бы какой-то мужчина.

Мальчики подождали с час, но потом им надоело, и они отправились домой, намереваясь отлупить Петера за то, что тот заставил их столько времени ждать. Но Петера они больше так никогда и не увидели.

Спустя немного времени после этого исчезновения пропала юная служанка, работавшая в лавчонке у русского хозяина в пяти милях от Поломии. Ее послали отнести пакет с продуктами в дом, располагавшийся неподалеку, но все же в стороне от основной деревни и к тому же окруженный соснами.

День клонился к вечеру, и хозяин встревожился, но еще подождал ее возвращения. Так что прошло несколько часов, пока он, так и не дождавшись девочки, позвал соседей на поиски.

Землю слегка прикрыла снежная пороша, и шаги девочки отчетливо выделялись там, где она оступалась с утоптанной тропинки. Там, где деревья особенно тесно обступили дорогу, следы двух пар ног сворачивали в сторону от тропинки, но деревья там росли слишком густо, и кроны их не пропускали снег, так что следы в этом месте обрывались. На следующее утро случился обильный снегопад и уничтожил все следы, какие еще можно было надеяться отыскать при дневном свете.

Служанку больше никто не видел.

Зимой 1849 года в этой местности особенно свирепствовали волки, так что народ связал таинственные исчезновения детей именно с ними.

Другого ребенка послали к источнику за водой: потом возле колодца обнаружили ведро, но мальчик исчез. Народу на поиски собралась целая толпа, и волков спугнули, если они вообще там водились.

Читатель наверняка уже представил себе Поломию, хотя все вышеописанные случаи происходили не в ней, а в окрестных деревнях. Ниже станет ясно, почему мы так подробно описали именно эту деревушку, состоявшую из восьми неказистых лачуг.

В мае 1840 года хозяин трактира в Поломии недосчитался двух уток. Подозрения пали на деревенского нищего, которого он презирал от всей души, ибо сам был человеком трудолюбивым и работящим, тогда как Святек кормил себя, жену и двоих детей попрошайничеством, хотя у него был вполне приличный надел пахотной земли, способной обеспечить прекрасные урожаи кукурузы и овощей, если, конечно, потрудиться как подобает.

Приближаясь к хижине Святека, трактирщик уловил запах жареного мяса.

— Заловлю-ка я этого нищеброда с поличным, — решил трактирщик и со всеми предосторожностями подкрался к двери.

Резко распахнув дверь, он заметил, как Святек поспешно придвинул что-то ногой к себе и прикрыл длинной полой одежды. Трактирщик накинулся на него, схватил за горло и, обвиняя в воровстве, поднял со стула. Представьте себе, что за ужас и отвращение охватили его, когда из-под одежды нищего выкатилась голова девушки лет четырнадцати, аккуратно отрезанная от туловища.

Вскоре сбежались соседи. Достопочтенный Святек был посажен под замок вместе с женой, шестнадцатилетней дочерью и пятилетним сыном.

Хижину тщательно обыскали и обнаружили там расчлененные останки несчастной девушки. В большом чане были найдены голени и бедра, как сырые, так и тушеные или жареные. В ларе лежали внутренности, сердце и печень, выпотрошенные и очищенные весьма умело, впору хорошему мяснику. Под плитой стояла лохань со свежей кровью.

По дороге к мировому судье злодей то и дело валился на землю, вырывался из рук стражи и пытался покончить с собой, глотая комья земли с камнями, но сопровождающие держали его крепко.

На предварительном допросе в Дабкове он признался, что убил и — при участии своего семейства — съел шестерых. Дети, однако, определенно утверждали, что убитых было гораздо больше, чем он говорит, и их слова подтвердились тем, что при обыске в доме были обнаружены четырнадцать разных шапочек, наборы одежды девочек и мальчиков.

Вот показания самого Святека о том, как проявилось в нем это чудовищное извращение.

За три года до того, в 1846 году, по соседству сгорела принадлежавшая еврею таверна, и сам хозяин погиб при пожаре. Обшаривая пожарище, под обуглившимися балками Святек наткнулся на обгоревший труп владельца таверны. В ту пору старый нищий никак не мог раздобыть пищу и страдал от голода. Вид и запах жареного мяса вызвали в нем неудержимое желание попробовать его. Он оторвал от трупа кусок мяса и насытился им — и с тех пор желание снова и снова ощущать этот вкус полностью поработило его. Сиротка, о которой мы уже рассказывали, была его второй жертвой. С тех самых пор, то есть целых три года, он частенько лакомился таким чудовищным образом и, благодаря этой пище, заметно поправился.

Раскрытие этих зверских преступлений вызвало настоящий шок. Несчастные матери, уже оплакавшие утрату своих малюток, мучительно переживали вновь открывшиеся обстоятельства. Всеобщее негодование достигло крайней степени: возникли опасения, что разъяренный народ способен разорвать преступника на части по дороге в суд. Однако меры предосторожности не понадобились, ибо преступник сам позаботился о собственной безопасности: в первую же ночь в тюремной камере он повесился на оконной решетке.