Вперед

Вперед

Память имеет привычку, оглядываясь назад, копаться в прошлом и с высоты нынешних размышлений осуждать его. Развитие задерживается, когда мыслимое лучшее так и не применялось, с другой стороны, если ошибки исправлены и в то же время в нас вселяется стремление к новым поискам, тогда заблуждения даже желательны. Среди множеств наших воспоминаний сколько-нибудь ценно лишь то, которое вдыхает в нас молодость, твердость и неутомленность. Мы не можем всегда любить свое прошлое; разумеется, большинство считает это несовершенством жизни и полагает, что мы вполне правы со временем покинуть открытый путь исканий прекрасного. Не сожалейте о прошлом, которое является примером для будущего. В каждой неудаче мы можем обнаружить семя совершенства, и здесь следует сказать: “Блаженны препятствиями растущие”.

В нужде не плакать надо над прокисшим молоком, а употреблять препятствия к пользе. Синтез провозглашаем, так кооперация и братское общение могут быть приняты.

Специализация полезна, если приводит к синтезу. Ни одна часть целого не возвысится, даже наиболее энергетичная часть, если она единственная обладает подобными свойствами.

Синтез есть общая сумма сил, ведущих вперед. Безгранично обоснованный довод с помощью такого воззвания: чья-либо исключительность отнюдь не основание для нелепых делений на расы или классы, это вовсе не дает повода для возвышения над другими в перебранке поколений. Поколение включает отличительные особенности людей пожилого возраста и молодых. Мысль, тем не менее, вне времени, и мысль о хорошем, о знании и красоте не может устареть. Дряхление же есть вопрос распада и может легко распознаваться.

Злоба и ненависть и убийство не относятся к достижениям. Вперед! И при этой настоятельной команде всеобщий распад и озлобленность должны быть оставлены позади.

Сталкиваясь с непривычной для вас древностью, понимаете непреходящий характер прекрасного. Тот, кто стремится вперед, всегда мыслит прекрасными категориями и в медленных взлетах духа, и в творчестве, и в слиянии личных усилий со всеобщими усилиями к благоденствию. В эгоизме же умственный кругозор не раскрывается и нет полета духовного возрождения. “Per aspera ad astra” — “Через тернии к звездам”.

Нас не трогают, взятые наугад, некоторые знаменитые художники, висящие в музее. Мазо де Бансо, Траини, Альтичеро, Стефано де Зевио, Микеле Гиамбоно, Питоччио, Бенедетто Диана, Эмполи, Индженджо, Ланини, Личинио, Марциале, Морец Морандо, Герини, Буонакорсо, Ортолано, Орси, Ориолд, Пулсоне, Станциони, единицы из ряда многих имен, многих других. Они были замечательными художниками. Некоторые из них занимают выдающееся место. Они возглавляли академии и студии. И все же дороги Судьбы удивительны. Многие современники опережали их в популярности. Многие работы этих художников приписывались другим, и ошибка раскрывалась спустя многие годы. Фрески Кампо Санто в Пизе в процессе изменения приписывались поочередно Гоццоли, Нардо ди Ционе и Траини. Такое много раз случалось с работами художников, и некоторые безымянные работы служат современным мастерам поводом для споров и дискуссий. Это все более трудная задача, ибо в те отдаленные времена индивидуальный стиль художника, как правило, растворялся в более традиционной школе. Не всегда легко разглядеть разницу между работами наиболее талантливых учеников Рембрандта, Рубенса или Ван Дейка и того или иного мастера. Тяжело разглядеть различия между работой Мастмана и его великого ученика, Рембрандта. Даже Бремер весьма часто схож с Рембрандтом. В более поздних работах Ян Виктор и Фабрициус, кого лишил жизни взрыв Дельфта, ошибочно принимаются за Рембрандта. Размышляем о бесчисленном ряде имен в каталоге нидерландских художников Вурцбаха, большая часть которых поблекла перед именами других художников. Картин с признаками конкретных имен сравнительно мало, зато огромное количество безымянных полотен дает обширное поле для догадок. Мы имеем списки картин Тициана, Дюрера, Эль Греко и Веласкеса, которые погибли от огня или от варварства, которые являлись достоянием всех эпох. Некоторые из них, вполне возможно, были спрятаны от уничтожения где-нибудь на чердаке или в другом месте, и в наше время мы имеем возможность лицезреть неожиданно проявившиеся шедевры Вермеера, Холбейна и Рубенса.

Великие имена часто сверху записывали работами талантливых художников, время произведений великих мастеров часто остается скрытым от взора смертного.

“Это все для будущего” (Софокл).

Работа художника имеет различное назначение. У меня немало периодов, когда можно отметить, что изображение может совершенно изменить свой вид не только вследствие его реконструкции, но и под воздействием надлежащих химических процессов. Изменяется не только вещество краски, но весь вид составных частей. Картина может сыграть любую шутку, это касается и деревянной рамы и самой композиции. Перемещение картин по странам может иметь гибельный эффект, и каждая такая поездка может рассматриваться для работника искусства как тяжкое испытание. Художника часто обвиняют в том, чего он вовсе и не имел в виду, в действительности большинство художников имеют подобный опыт. С одной стороны, выставки необходимы, с другой — они являются причиной повреждения картин. После постоянного перенапряжения пятидесяти выставок мои “Сокровища Ангелов” изменили размер. Постоянно холсты садятся по краям и влияют на вид картины. Итак, перемещение в путешествии для картины большой риск, и он до такой степени велик, что их цвета иногда изменяются, если они возвращаются из отдаленных мест во влажном состоянии, например, из Тибета. В Венеции холст покрылся однажды густым слоем плесени. И затем, надо добавить, окраска затемняется в цейхгаузе или блекнет под лучами солнца, и так совершенно невозможно установить подлинные цвета, за исключением краев, которые покрывает обрамление рамы. Все может случиться. Я бы рассказал, как одна из моих картин была обнаружена в таможне на острове. Как она туда добралась?

Я наблюдал за “Вызовом”, который свертывали, как носовой платок, “Песнь Викинга” была растерзана до полнейшего неузнавания. Моя пастель “Три волхва” была обезображена. “Ункрада” исчезла во время войны. Многие полотна были утеряны или разрезаны на куски. Где “Плач змея”, “Багряная заря”, “Границы королевства” или “Три радости”?

В одном польском костеле было немало картин и шесть из них мои. При отступлении во время войны все выжигалось. В старых каталогах мы идем сквозь названия скульптур и картин, которые были давно потеряны. Вандализм во всех проявлениях ярится над ликом земли. Сегодня война громыхает с востока до запада и много сокровищ жизни истреблено, и люди начали прятать под землю убежища и обкладываться мешками с песком.

Даже троглодиты были в лучшем положении, настенные рисунки в пещерах Альтамира сохраняются лучше, чем если бы они хранились в музеях. Мы имеем общепризнанный каталог Американской выставки Сальвадора Дали. Изумляет то, что всякое новое, в данном случае “сюрреализм”, едва ли не сводит с ума окружающий мир. Дали сам провозгласил, что источником его искусства является “паранойя”, которая представляет собой состояние сумасшествия. Это, разумеется, новшество, еще никто из современников не сводил с ума других провозглашением, что он сумасшедший. Американцы, притягиваемые новизной идей, толпятся у его картин. Дали, который выглядит весьма хитрой особой, объясняет, что его работы калейдоскопичны, это действительно так, каждая из них содержит в себе несколько сюжетов. И кто когда-либо пожелал приобрести какой-нибудь из этих шедевров, в таком случае отчасти приобретал за одну цену множество картин, так как каждый из ряда сюжетов отличается от другого соответственно перемене настроения художника в момент его написания.

Там, разумеется, всегда люди, кто страшно жаждет новизны. Самое последнее повальное увлечение американской “золотой молодежи” — это проглатывание живьем золотых рыбок. Один из таких любителей, мы слышали, удачно отметился в заглатывании восьми золотых рыбок в один присест и таким образом занял первое место среди “золотой молодежи”. На этом новаторство подобного типа в мире не исчерпывается, и кто-то ныне сверкает в модернистском движении, возникшем в последнее время и обнаруживающем в себе ряд странностей, в которых отсутствует какой-либо смысл. Все публикации их многословных манифестов, составленные в туманных выражениях, претендуют немного немало опровергнуть или улучшить существующие традиции.

Когда мы оглядываемся назад, на новаторов минувших времен, мы не встречаем подобных притязаний. После Беллини и его замечательного искусства настает эпоха ослепительной роскоши Джорджони и Тициана. Все они слыли первопроходцами своего времени, но не навешивали ярлыков на работы некоторых менее талантливых имен и не поднимали шум среди оппозиции, являвшейся их предшественниками.

Эль Греко был великим новатором, но никогда не оглашал манифестов по поводу своих весьма оригинальных работ. Он писал в дороге, что отвечало свойствам его души, и песня, которую он пел, была естественной, самопроизвольной. И позже, когда мы перейдем к более современным новаторам времен Манэ, мы наблюдаем, что они и не думали о необходимости как-то защищать свои новшества или угрожать робким буржуа через манифесты.

Манэ, Ван Гог, Гоген, Врубель всегда писали свои работы в дороге, и это естественно для них.

Говорят, что Ван Гог был сумасшедшим, с точки зрения докторов он, быть может, и являлся таковым, но сам художник никогда не настаивал, что его творчество является продуктом сумасшествия.

Но, конечно, мы наблюдаем прогресс! Недавняя выставка Дали показала, когда художник заявляет, что его работа есть результат сумасшествия, он тем самым создает себе громкий успех. Буржуа одурачиваются уже неоднократно. Итак, налицо движение вперед.

Анатоль Франс однажды заметил с улыбкой: “Все, что ценится лишь за новизну манеры и своеобразие стиля, быстро стареет. В искусстве мода меняется, так же как в других областях. Есть фразы вычурные и рассчитанные на свежесть впечатления, как платья от знаменитой портнихи: их хватает только на сезон. В Риме эпохи упадка искусств статуи императриц были всегда украшены модными прическами. Прически эти скоро становились смешными; приходилось их менять — и на статуи надевали мраморные парики. Надо бы и стиль, тщательно причесанный, как эти статуи, каждый год перечесывать по-новому. Вот и получается, что в наше время, когда жизнь идет так быстро, литературные направления держатся всего несколько лет, а то и месяцев. И мы присоединяемся к мнению г-на Людовика Галеви, что только простая форма в состоянии спокойно выдержать если не века, — утверждать это было бы преувеличением, — то годы.

…Короче говоря, простой стиль — как тот луч, который падает через окно, пока я это пишу, и ясный свет которого объясняется полнейшим слиянием составляющих его семи цветов. Простой стиль подобен белому свету. Он сложен, но не выдает своей сложности. Правда, это только образное сравнение, а известно, как мало содержания в образах, сотканных не рукой поэта. Но мне хотелось отметить, что в языке прекрасная и желанная простота — только видимость и основана она исключительно на упорядоченности и высочайшей экономии всех речевых элементов”.