Глава 9 ДЕРЖАВА ГЕРМАНАРИХА — ИМПЕРИЯ ОТ МОРЯ И ДО МОРЯ (ГОТЫ)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9

ДЕРЖАВА ГЕРМАНАРИХА —

ИМПЕРИЯ ОТ МОРЯ И ДО МОРЯ (ГОТЫ)

<…> И был наш день — одна большая рана,

И вечер стал — запекшаяся кровь.

В тупой тоске мы отвратили лица.

В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!»

И, застонав, как раненая львица,

Вдоль по камням влача кровавый след,

Ты на руках ползла от места боя,

С древком в боку, от боли долго воя…

Максимилиан ВОЛОШИН

IV век н. э. — один из самых роковых в русской истории. Жаль только, сведений о тех судьбоносных временах сохранилось мало. А ведь по трагизму, накалу страстей, гибели сотен тысяч безвинных людей и последствиям для потомков IV столетие может сравниться разве что с XIII веком, когда на русские земли хлынула татаро-монгольская орда. Разница лишь в том, что за девять веков до начала так называемого татаро-монгольского ига было не одно, а целых два нашествия — готское и гуннское. Выстояв против того и другого, русские окончательно сформировались как самостоятельная и великая нация.

Готы — общее и в некотором роде сокращенное название большой группы первоначально разрозненных и разношерстных германских племен. Как и все остальные индоевропейские народы, они некогда вычленились из единой этнолингвистической общности, сформировавшейся на севере Евразии. Последующая история вполне самостоятельных готских племен связана уже со всей Европой. О ранней истории готов рассказывает обстоятельная, но во многом противоречивая и не всегда стыкующаяся с другими первоисточниками, хроника написанная в VI веке, на латинском языке историком Иорданом. Полное название книги — «О происхождении и деяниях гетов» (сокращенно — «Гетика») [геты — совсем другое племя фракийского происхождения, однако в Средние века их считали прародителями германцев-готов, потому-то и имя их попало в заголовок книги, создавая неизбежное недоумение и путаницу у читателей-непрофессионалов. — В.Д.]. Данный труд является во многом компилятивным (в хорошем смысле данного слова), так как за неимением других первоисточников сам Иордан опирался на не дошедшее до нас сочинение своего предшественника Кассиодора, которого цитировал много и дословно.

Не случись такого — мы бы вообще сегодня ничего не знали об истории готов до их подключения к движению народов, получившему название «Великое переселение» (рис. 57). Да и о важнейшем периоде своей собственной истории — тоже. Ибо в упомянутом уже IV веке готы, до той поры спокойно обитавшие в районе Балтики, испытали пассионарный подъем и неожиданно для всех устремились на юг, за короткое время они захватили обширные территории, населенные славянами. Готы дошли до Черного моря и Крыма, но опорные базы предпочитали иметь на берегах рек. Те, кто поселился на берегах Днепра, стали именоваться остготами (то есть «восточными готами»), те же, кто закрепился в низовьях Днестра, — вестготами (то есть «западными»). В средневековой литературе встречается разное написание названия этих народов: первые известны также как остроготы, вторые — как визиготы или везеготы. Властителем первой и достаточно рыхлой германской империи, распростертой от моря и до моря, стал король остготов Германарих.

Рис. 57. Германские варвары в эпоху Великого переселения народов

Так славяне оказались под пятой первой германской оккупации. Она отличалась невообразимой — жестокостью и кровавостью. Эпизоды, известные исключительно благодаря Иордану, говорят сами за себя. Предоставим слово самому историку и полностью приведем тот фрагмент, содержание которого уже упоминалось вскользь в предыдущей части:

«Вероломному же племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему [Германариху]. Одну женщину из вышеназванного племени [росомонов] по имени Сунильду, за изменнческий уход [от короля], ее мужа, король, движимый гневом, приказал разорвать на части, привязав ее к диким коням и пустив их вскачь. Братья же ее, Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, скончался на сто десятом году жизни. Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами».

Но сначала разберемся с именами и этнонимами, которые сильно германизированы и искажены (последнее характерно для любых авторов, не владевших русским языком: и арабов, и греков, и римлян, и германцев). Даже наиболее «родные» для Иордана названия племен — вестготы и остготы — звучат непривычно. Тем более это относится к наименованию русских, которое в передаче латинского автора звучит как росомоны. Сомневаться не приходится — речь здесь идет о русах (росах); вторая часть слова — «моны» («маны») — обычное в таких случаях добавление, означающее «люди». Поэтому академик Б.А. Рыбаков совершенно справедливо указывает на росомонов из «Гетики» как на «ядро будущей русской народности».

Но у Иордана искажены и имена представителей этой русской народности, по крайней мере два — Сунильда и Аммий (имя Сар, как уже говорилось, означает «царь» и в данной вокализации сохранилось в некоторых диалектах до наших времен). Несчастная Сунильда, разорванная на куски готскими конями, выглядит персонажем «Песни о нибелунгах». Действительно, в соответствии с литературными канонами средневековья, латинский автор германизировал славянское имя (точно так же эллинизировали славянские слова и имена греческие и византийские авторы, не говоря уже об арабских или армянских писателях).

Для правильного понимания женского имени, приведенного в Иордановой хронике, важно вникнуть в смысл корневой основы «сун», и тогда все встает на свои места. В русском языке (см. Словарь Владимира Даля) есть слово «суника» — так в южных регионах называется земляника; аналогично прозывается она и в других славянских языках: в украинском — суниця; в болгарском — суница (в сербскохорватском то же слово означает «малина»); в древнепольском — sunica. Исходя из данного значения, русское женское имя, превратившееся у Иордана в Сунильду, на самом деле могло означать, к примеру, прозвище Ягодка. В русском языке и по сей день (см. любой словарь русских личных имен) употребляются уменьшительные женские имена — Суна (якобы от Сусанны), Сюня (якобы от Ксении), Сана (якобы от Оксаны или Роксаны), Сона (якобы от Софьи) и др. Учитывая тот факт, что большинство так называемых уменьшительных имен на самом деле является исконно русскими и древними (а христианизированные полные личные имена были искусственно привязаны к языческим значительно позже), есть все основания полагать, что именно одно из них и попало в поле зрения хрониста готской истории. То же в принципе можно сказать и об имени Аммий: основанием для подобной вокализации могло послужить любое прозвание или прозвище — от редко употребляемых ныне имен Аммон и Амос до восклицания «Аминь!». Кроме того, латинский автор мог перевести (калькировать) на латинский же язык русские прозвища, образованные от глагола «любить» — ато (ср. Amor — Амур, Купидон). В данной связи имя Аммий, приведенное в латинской хронике, может оказаться попросту калькированным русским именем Любим.

Описанное Иорданом событие относится ко времени наибольшего расцвета и величия готской империи Германариха, раскинувшейся от Балтийского до Черного моря и жесточайшим образом подавлявшей покоренные славянские народы. Однако сам эпизод с казнью Сунильды-Ягодки и местью за ее смерть со стороны братьев красноречиво свидетельствует о непримиримой вражде между готскими захватчиками и не покорившимися им русами. О том, что речь здесь вовсе не идет об обычной кровной мести, свидетельствуют последующие события, описанные Иорданом, да и та традиционно высокомерная германская неприязнь к славянам, с которой все это излагается.

Произошло же дальше вот что. Появление на нынешней российской территории гуннов (подробнее о них — в следующей главе) лишь усилило крепнувшее день ото дня русское сопротивление германской оккупации. После смерти Германариха власть в трещавшей по швам готской империи унаследовал его внучатый племянник Винитарий. Ему пришлось вести настоящую войну на два фронта — против гуннов и против славяно-русского племени антов. Винитарий действовал огнем и мечом, а непокорных (впрочем, других не было) карал с невероятной жестокостью. Потерпев поражение от антов, он сумел хитростью захватить их предводителя князя Божа и распял его вместе с сыновьями и семьюдесятью старейшинами для устрашения и (самодовольно добавляет Иордан) «чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных». Со страхом вряд ли что вышло, а вот ненависть удвоилась (если не удесятерилась) — это уж точно. Про те черные времена на Руси вспоминали еще тысячу лет.

В «Слове о полку Игореве» роковое событие, связанное с казнью русского князя с сыновьями и сподвижниками, поименовано двумя словами — «время Бусово». Хотя существует немало взаимоисключающих толкований загадочного имени Бус, в настоящее время, благодаря усилиям многих исследователей и интерпретаторов (включая академиков А.А. Шахматова, Б.А. Рыбакова и Д.С. Лихачева) утвердилась точка зрения, согласно которой князь («король») Бож из хроники Иордана и легендарный Бус из «Слова о полку Игореве» — одно и то же лицо. Его имя кажется непонятным или загадочным лишь для современного читателя. В русском языке зафиксировано несколько слов с данным корнем и разным значением (все они относятся к разряду отмирающих или диалектизмов): бус — «моросящий дождик, туман»; буса — «примитивная выдолбленная лодка»; бусать — «кутить»; бусель — «аист»; бусорь — «глупость»; бустурган — «домовой»; бусурман — «язычник»; бусый — «темно-серый, пепельный»; бусорь — «хлам, старье» (см. «Этимологический словарь русского языка» Макса Фасмера). В современном русском языке, помимо перечисленного лексического многообразия (свидетельствующего к тому же о катастрофическом сокращении былого словарного запаса), продолжает жить слово «бусы» (в смысле «ожерелье») да былинное имя Буслай (что означает «гуляка, кутила», а попросту — все тот же «пьяница»; кстати, имя это или прозвище вполне могло быть сокращено до искомого Буса).

Память о Бусовом времени сохранилось также в памяти народов, населявших сопредельные со славянами-антами территории. Еще в начале XIX века под Пятигорском можно было увидеть впечатляющую статую древнерусского князя (ныне остался только курган). Памятник работы греческих мастеров (рис. 58) и его непростая история были досконально исследованы Александром Игоревичем Асовым. Статую Буса Белояра (так он именуется в «Велесовой книге») воздвигла его вдова после мученической смерти мужа. На камне руническими письменами высечена и хвала бессмертному подвигу Буса и его сподвижников. Сам князь назван здесь «саром», то есть «царем». Отголоски событий того времени нашли свое отражение и в богатырских сказаниях некоторых народов Северного Кавказа.

Рис. 58. Статуя Буса из книги Гюльденштедта

Курган Буса Белояра — величайшая святыня Кавказа. Он расположен в 30 километрах от Пятигорска. Рядом с ним возвышаются еще два кургана, вероятно, того же времени. Курган был насыпан на вершине холма. Ранее на кургане находился монумент князю Бусу. О памятнике было известно давно. Первым его описал немецкий путешественник и естествоиспытатель Иоахим Гюльденштедт, который был на Кавказе летом 1771 года и зарисовал статую, увиденную им на холме на берегу реки Этоки — притока Подкумка. В изданной вскоре на немецком языке книге он опубликовал рисунок статуи, полностью воспроизвел руническую надпись и дал подробнейшее описание монумента.

«На холме, на восточном берегу Этоки, прямо к западу от средней горы Темиркубшек и немного к северу от прекрасного родника стоит статуя с надписью… У черкесов статуя называется Дука Бек, однако неизвестно откуда, происходит это имя. Буквы имеют много сходства как с греческими, так и со славянскими… Фигура мужская, волос на голове не видно, так же как и бороды. Шея короткая. Руки и тело защищены панцирем… Лицо статуи смотрит на запад».

Рисунок Гюльденштедта в дальнейшем неоднократно воспроизводился. На него обратил внимание и канцлер Николай Петрович Румянцев (1754–1826), известный древностелюб, основатель Румянцевской библиотеки (ныне Российская Государственная библиотека, более известная как «Ленинка»). В письме от 23 июня 1823 года митрополиту Евгению Болховитинову из Целительных Вод Н.П. Румянцев рассказал о том, как он совершил поездку в сопровождении 50 казаков к этому изваянию. Дал он и подробнейшее описание памятника:

«Монумент состоит из одного гранитного камня вышиною в 8 футов и 8 дюймов. Очень грубо изображает человеческую фигуру с руками до самого пояса, а ниже пояса видна надпись. Она тем более интересна, что начертана на неизвестном языке буквами, составленными частью из греческих, а частью из славянских. После подписи <…> высечены разные грубые фигуры. Одна изображает двух рыцарей. <…> Лицо у статуи похоже не на монгольское, ибо нос длинен, и не на черкесское, будучи слишком кругло. <…> Но что всего любопытнее, и что может привести к разным заключениям, то это изображение маленького креста, находящееся на задней части воротника… Сам памятник называется (кабардинцами) Дука Бех».

Просветитель кабардинского народа Шора Бекмурзович Ногмов (1794–1844) в своей книге «История адыхейского народа» (изданной в Нальчике в 1847 году) также дал подробное описание памятника князю Бусу. Он указал, что в конце надписи, высеченной на постаменте, стоит дата — IV век н. э. Эта легенда стала вскоре известна многим, и судьба памятника круто изменилась, поскольку имя Буса упоминалось в «Слове о полку Игореве». В те же годы в некоторых масонских обществах уже были известны дощечки «Велесовой книги», где также говорилось о Бусе Белояре. В 1849 году трудами члена Одесского общества любителей древностей Авраама Фирковича памятник с древнего кургана у реки Этоки был перенесен в Пятигорск и помещен у бульвара, ведущего на Елизаветинскую (ныне Академическую) аллею. Тогда же были произведены первые попытки прочитать надпись на монументе.

Дальнейшая судьба самого монумента Буса Белояра также известна. В 1850-х годах статуя князя Буса была перевезена в московский Исторический музей, где ее изучали многие историки, в том числе и знаменитый археолог Алексей Сергеевич Уваров (1825–1884). Ныне этот монумент находится в Москве, в запасниках Исторического музея. Он забыт, не выставляется и не причисляется к славянским древностям.

Итак, русский князь Бус (Бож), согласно Иордановой хронике, правил в пределах славяно-русского племени антов. Данный этноним, судя по всему, этимологически восходит к очень далеким арийским и даже доарийским временам. Так, корневая основа «ант» сохранилась в имени эллинского великана Антея (сына Матери-Земли Геи и морского владыки Посейдона), задушенного Гераклом. Тот же корень нетрудно вычленить и в имени другого хтонического великана Антеро Випунена из карело-финских рун, сведенных воедино в гениальной «Калевале». Иной пытливый читатель спросит: «А как же быть с такими интернациональными понятиями, как „антик“, „античность“, „антиквариат“ и им подобным, образованным от общего латинского слова antiquus, что означает „древний“?» Вопрос вполне закономерный! Безусловно, не лишено вероятности, что все выше упомянутые слова, понятия и имена восходят к общей архаичной лексеме.

Анты — непосредственные предшественники будущего государственного объединения Киевской Руси. Их имя встречается не только в латинском тексте Иордана, но и у греческих историков — Прокопия Кесарийского, Агафия Миринейского, Менандра Протектора, Феофилакта Симокатты и др.

* * *

Последние звездные часы готской истории связаны с битвой при Адрианополе в 378 году и взятием Рима Аларихом в 410 году. Августовское сражение под Адрианополем (современный город Эдирне в европейской части Турции на границе с теперешней Грецией) закончилось не просто полным разгромом римской армии и гибелью императора Валента. На адрианопольском поле был, по существу, переломлен хребет Западной Римской империи, а мировая история перешла в новое временное измерение: завершилась Древность — началось Средневековье. Взятие Рима лишь поставило точку в этом необратимом процессе.

Подробное описание эпохальных событий, изменивших ход и лицо истории, к счастью, сохранилось благодаря последнему крупному позднеантичному историку IV века н. э. Аммиану Марцелину (даты рождения и смерти неизвестны). Последние часы и минуты уже давно агонизировавшего Рима, чья дальнейшая судьба оказалась в руках готов и других «варварских» народов, описаны «бывшим солдатом и греком по происхождению», как именовал себя Аммиан Марцелин, с подлинно шекспировским трагизмом:

«Со всех сторон слышался лязг оружия, неслись стрелы. Беллона [богиня войны. — В.Д.], неистовствовавшая со свирепостью, превосходившей обычные размеры, испускала бранный сигнал на погибель римлян; наши начали было отступать, но стали опять, когда раздались задерживающие крики из многих уст. Битва разгоралась, как пожар, и ужас охватывал солдат, когда по несколько человек сразу оказывались пронзенными копьями и стрелами. Наконец, оба строя столкнулись наподобие сцепившихся носами кораблей и, тесня друг друга, колебались, словно волны во взаимном движении.

Левое крыло подступило к самому табору, и если бы ему была оказана поддержка, то оно могло бы двинуться и дальше. Но оно не было поддержано остальной конницей, и враг сделал натиск массой; оно было раздавлено, словно разрывом большой плотины, и опрокинуто. Пехота оказалась, таким образом, без прикрытия, и манипулы были так близко один от другого, что трудно было пустить в ход меч и отвести руку. От поднявшихся облаков пыли не видно было неба, которое отражало угрожающие крики. Несшиеся отовсюду стрелы, дышавшие смертью, попадали в цель и ранили, потому что нельзя было ни видеть их, ни уклониться.

Когда же высыпавшие несчетными отрядами варвары стали опрокидывать лошадей и людей, и в этой страшной тесноте нельзя было очистить места для отступления, и давка отнимала всякую возможность уйти, наши в отчаянии взялись снова за мечи и стали рубить врага, и взаимные удары секир пробивали шлемы и панцири.

Можно было видеть, как варвар в своей озлобленной свирепости с искаженным лицом, с подрезанными подколенными жилами, отрубленной правой рукой или разорванным боком, грозно вращал своими свирепыми глазами уже на самом пороге смерти; сцепившиеся враги вместе валились на землю, и равнина сплошь покрылась распростертыми на земле телами убитых. Стоны умирающих и смертельно раненных раздавались повсюду, вызывая ужас. В этой страшной сумятице пехотинцы, истощенные от напряжения и опасностей, когда у них не хватало уже ни сил, ни умения, чтобы понять что делать, и копья у большинства были разбиты от постоянных ударов, стали бросаться лишь с мечами на густые отряды врагов, не помышляя уже больше о спасении жизни и не видя никакой возможности уйти. А так как покрывшаяся ручьями крови земля делала неверным каждый шаг, то они старались как можно дороже продать свою жизнь и с таким остервенением нападали на противника, что некоторые гибли от оружия товарищей. Все кругом покрылось черной кровью, и куда бы ни обратился взор, повсюду громоздились кучи убитых, и ноги нещадно топтали повсюду мертвые тела. Высоко поднявшееся солнце, которое, пройдя созвездие Льва, передвигалось в обиталище небесной Девы, палило римлян, истощенных голодом и жаждой, обремененных тяжестью оружия. Наконец под напором силы варваров наша боевая линия совершенно расстроилась, и люди обратились к последнему средству в безвыходных положениях: беспорядочно побежали, кто куда мог.

Пока все, разбежавшись, отступали по неизвестным дорогам, император, среди всех этих ужасов, бежал с поля битвы, с трудом пробираясь по грудам мертвых тел, к ланциариям и маттиариям, которые стояли несокрушимой стеной, пока можно было выдержать численное превосходство врага. Увидев его, Траян закричал, что не будет надежды на спасение, если для охраны покинутого оруженосцами императора не вызвать какую-нибудь часть. Когда это услышал комит по имени Виктор, то поспешил к расположенным неподалеку в резерве батавам, чтобы тотчас привести их для охраны особы императора. Но он никого не смог найти и на обратном пути сам ушел с поля битвы. Точно так же спаслись от опасности Рихомер и Сатурнин.

Метая молнии из глаз, шли варвары за нашими, у которых кровь уже холодела в жилах. Одни падали неизвестно от чьего удара, других опрокидывала тяжесть напиравших, некоторые гибли от удара своих товарищей; варвары сокрушали всякое сопротивление и не давали пощады сдававшимся. Кроме того дороги были преграждены множеством полумертвых людей, жаловавшихся на муки, испытываемые от ран, а вместе с ними заполняли равнину целые валы убитых коней вперемежку с людьми. Этим никогда не восполнимым потерям, которые так страшно дорого обошлись римскому государству, положила конец ночь, не освещенная ни одним лучом луны.

Поздно вечером император, находившийся среди простых солдат, как можно было предполагать, — никто не подтверждал, что сам это видел, или был при том, — пал, опасно раненный стрелой, и вскоре испустил дух; во всяком случае, труп его так и не был найден. Так как шайки варваров бродили долго по тем местам, чтобы грабить мертвых, то никто из бежавших солдат и местных жителей не отваживался явиться туда. Подобная несчастная судьба постигла, как известно, Цезаря Деция, который в жестокой сече с варварами был сброшен на землю падением взбесившейся лошади, удержать которую он не смог. Попав в болото, он не мог оттуда выбраться, и потом нельзя было отыскать его тело. Другие рассказывают, что Валент не сразу испустил дух, но несколько кандидатов и евнухов отнесли его в деревенскую хижину и скрыли на хорошо отстроенном втором этаже. Пока там ему делали неопытными руками перевязку, хижину окружили враги, не знавшие, кто он. Это и спасло его от позора пленения. Когда они попытались сломать запертые на засовы двери и их стали обстреливать сверху, то, не желая терять из-за этой задержки возможности пограбить, они снесли вязанки камыша и дров, подложили огонь и сожгли хижину вместе с людьми. Один из кандидатов, выскочивший через окно, был взят в плен варварами. Его сообщение о том, как было дело, повергло в большое горе варваров, так как они лишились великой славы взять живым правителя римского государства. Тот самый юноша, тайком вернувшийся потом к нашим, так рассказывал об этом событии. Такая же смерть постигла при отвоевании Испании одного из Сципионов, который, как известно, сгорел в подожженной врагами башне, в которой скрывался. Верно, во всяком случае, то, что ни Сципиону, ни Валенту не выпала на долю последняя честь погребения. <…>

По свидетельствам летописей только битва при Каннах была столь же кровопролитна, как эта, хотя при неблагоприятном повороте судьбы и благодаря военным хитростям неприятеля, римляне не раз оказывались временно в стесненном положении; точно так же и греки оплакали в жалобных песнях, недостоверных в своих сообщениях, не одну битву».

Что касается повергшего весь мир в шок беспрецедентного штурма, взятия и разграбления Рима готами под водительством Алариха (рис. 59, 60), то данный эпизод вошел во все учебники и не переставал поражать воображение во все времена всех без исключения школяров, гимназистов, студентов и многих других, кто изучал всемирную историю. Когда король вестготов, не скрывавший своих намерений, появился во главе своей армии под стенами столицы, объятый ужасом сенат, не рассчитывавший ни на какую помощь извне, приготовился к отчаянному сопротивлению в надежде по крайней мере замедлить гибель города. Но он был не в состоянии уберечься от заговора рабов и слуг, которые желали успеха варварам, либо потому, что были одного с ними происхождения, либо потому, что находили в этом свой интерес.

Рис. 59. Взятие Рима. Художник Ю.А. Станишевский

Рис. 60. Разграбление Рима (из книги: Всемирная история. Энциклопедия для детей. Т. 1. М., 1993)

В полночь Салаирские ворота были тайком отворены, и жители проснулись от страшного звука готских труб. Через тысячу сто шестьдесят три года после основания Рима этот царственный город, подчинивший себе и просветивший значительную часть человеческого рода, сделался жертвою необузданной ярости германских варваров. Готы безжалостно убивали римлян. Городские улицы были усеяны трупами. Отчаяние граждан иногда переходило в ярость, а всякий раз, когда варвары были раздражены сопротивлением, они убивали без разбора и слабых, и невинных, и беззащитных. Сорок тысяч рабов удовлетворяли свою личную злобу без всякой жалости или угрызений совести, и за полученные ими позорные удары плетьми виновные и ненавистные им семейства заплатили своей кровью сполна. Римские женщины и девушки подвергались пыткам, более страшным для их целомудрия, чем самая смерть.

После опустошения Вечного города готы рассеялись по всей Италии. Под грубой рукою варваров погибли плоды продолжительного спокойствия, а сами они не были способны оценить тех изящных утонченностей роскоши, которые предназначались для изнеженных и цивилизованных итальянцев. Тем не менее, каждый варвар требовал себе крупной доли из тех обильных запасов хлеба, говядины, оливкового масла и вина, которые ежедневно стекались и поглощались в готском лагере, а начальники опустошали разбросанные вдоль живописного побережья виллы и сады, где когда-то жили Лукулл и Цицерон. Попавшиеся в плен сыновья и дочери римских сенаторов, дрожа от страха, подавали надменным победителям в золотых и украшенных драгоценными каменьями кубках изысканное вино, в то время как те возлежали под тенью чинар, ветви которых были искусно переплетены так, что защищали от палящих солнечных лучей, а вместе с тем не лишали возможности наслаждаться животворной солнечной теплотой. Этим наслаждениям придавало особую цену воспоминание о вынесенных лишениях на далекой и давно уже ставшей чужой родине. Так заканчивает свой рассказ о последних днях еще недавно великой империи Эдуард Гиббон. Апокалипсическую картину дополняет поэт, описывающий продолжение варварского нашествия на Европу:

…Костры шипели.

Женщины бранились.

В навозе дети пачкали зады.

Ослы рыдали.

На горбах верблюжьих,

Бродя, скисало в бурдюках вино.

Косматые лошадки в тороках

Едва тащили, оступаясь, всю

Монастырей разграбленную святость.

Вонючий мул в оческах гривы нес

Бесценные закладки папских библий,

И по пути колол ему бока

Украденным клейнодом —

Царским скиптром

Хромой дикарь,

Свою дурную хворь

Одетым в рубища патрицианкам

Даривший снисходительно…

Орда шла в золоте,

На кладах почивала!

Дмитрий КЕДРИН

Данный текст является ознакомительным фрагментом.