6. Вместе
6. Вместе
Они сблизились – легко, незаметно, «как-то само собой». По чуть-чуть, встреча за встречей, они разрушали преграды, всё дальше позволяя другому пройти на запретную территорию, сокрытую от «чужих». Беллетрист всё так же, как и в первую встречу, продолжал открываться ей… А она с благодарностью принимала его таким. Иногда они менялись ролями, и тогда слушателем уже становился он.
До встречи с ней, прозаик ни за чтобы не подумал, что другой человек может быть таким открытым – простым и честным. Для него в действительности чужая душа всегда оставалась сокрытой густым слоем темноты. Но не с ней… Когда девушка находилась рядом, делилась своими мыслями и переживаниями, казалось, что он совершенно отчётливо чувствует, о чём она говорит. И даже более того – испытывает те же самые эмоции и противоречия. Самое главное – с ней было легко…
Она, словно рыба в воде, одинаково комфортно чувствовала себя и в центре внимания, и в молчаливом одиночестве. Предпочитая быть в местах большого скопления людей, она всё же выбирала тихие дворики или спокойные заводи, что несли спокойствие и гармонию именно ему. Такие маленькие жертвы окупали себя в их отношениях.
Раз за разом взаимный интерес заставлял их встречаться всё чаще, снова и снова, пока однажды…
Дождливое лето наконец-то сжалилось над людьми, подарив всего несколько жарких ясных дней. Обезумевший город был выжжен лучами солнца в благостные выходные до основания. Переполненные пляжи не вмещали всех желающих отогреться и просохнуть от бесконечных дождливых будней.
Взяв большое покрывало и изрядную дозу провианта, вдвоём они отправились в один из «заповедников», что нашёл писатель, ведомый Зовом по окрестностям города. В этот раз «заповедником» оказалось небольшое озерцо, отток реки, разделявшей город на несколько частей. Мало кто знал о существовании этого места – нужно было добраться до самой окраины и пройти сплошную преграду соснового леса и густорастущих кустарников. Брести было недолго, но, не ведая этого места наверняка, можно было с лёгкостью пройти мимо.
Как и ожидалось, ни одного человека в его тайном месте не оказалось. Наскоро поснимав майки и шорты, они поспешили в прохладную воду.
– В детстве… – наплававшись вдоволь, она лежала рядом с ним на покрывале, зажмурив глаза и подложив руки под голову. Тело искрилось от капелек воды, – мы с отцом и мамой часто играли в «отгадалки».
– Отгадалки?
– Угу… Это когда пишешь пальцем у другого на спине какое-нибудь слово, а тот должен отгадать, что ты написал.
Он не любил жару, но здесь, после прохладной воды, в тени сосен, он чувствовал себя здорово.
– Хочешь попробовать? – предложила она.
– Давай….
Девушка перевернулась на живот.
– Пиши на спине. Только для начал выводи буквы медленно, внятно, чтобы я смогла разобрать.
– Хорошо…
Он гладил её кожу, выводя какие-то незначительные, глупые слова, а она мастерские их отгадывала. Он рисовал буквы на её коже, а она, зажмурившись, с лёгкой улыбкой их выговаривала… Ему нравилось касаться её тела, а оно отвечало мурашками… Он играл в глупую игру, нужную лишь для разрушения всяких границы между ними.
Как рука вывела три важнейших слова, он и сам не понял. Получилось как-то само собой.
– Я тебя тоже… – ответила она на его странное признание, перевернулась на спину, и, притянув к себе неуверенного, растерянного парня, поцеловала… Наслаждаясь бесконечно долго…
Фактически, они стали жить вместе, разве что она никогда не оставалась у него на ночь, и к себе домой не приглашала.
– Я не могу маму одну ночью оставить и лишний раз тревожить не хочу – поэтому гостей у меня никогда не бывает, – объясняла она.
– Но почему? – он никак не мог взять в толк, почему взрослый человек не может остаться ночью один.
– Потом как-нибудь расскажу… Когда готова буду. А пока, пожалуйста, просто отпусти меня домой.
С другой стороны, несмотря на желание всегда быть рядом с ней, он отчётливо понимал важность и нужность свободных ночей. Никто и ничто не мешали ему сосредоточиться на историях. Он, как и прежде, мог исписывать километры бумаги и проливать тонны чернил под любимую музыку.
Лето отжило уже добрую половину, а дожди так и не собирались утихать. Любой путь был помечен скопищем луж и маленьких речушек, превращающих полотно асфальта в тёмно-серую мозаику. Сама собой, действительность превращалась в выдумку – любой сюжет, за который он брался, автоматически становился переполнен тягучими дождливыми днями, укутанными слоями облачного отрепья.
Ему казалось, что прошла уже целая жизнь после того, как «цыганочка» попросила разделить на троих скамейку. С тех пор они не раз приходили туда вдвоём посидеть под большим клёном и насладиться видом реки…
Раньше ему никто не бывал столь близок. Впервые другой человек интересовал писателя ни как сложное и непонятное устройство, а как-то по-другому… В целом. То есть ему была интересна её жизнь, взгляды и отношение к различным вещам и событиям, а также желания и поступки…
А ей, видимо, наоборот, хотелось узнать всё о внутреннем мире беллетриста. Иногда казалось, что для неё единственной задачей является составить подробную карту его души, и как только такая карта будет закончена, «аристократка» потеряет к нему всякий интерес.
– Глупости… – отмахнулась она, когда однажды повелитель слов рассказал ей о своих подозрениях, – просто импонирует, как ты относишься к людям и смотришь на мир – вот и всё. Мне это кажется ужасно странным… И интересным.
– И что же особенного в моём «отношении к людям и взгляде на мир»? – удивился юноша.
Она ненадолго задумалась.
– Просто… Просто ты живёшь, словно сам не человек, а пришелец… И совершенно не понимаешь ни нас – людей, ни окружающий мир… Словно ты вообще не из этого мира. Рядом с тобой я заново изучаю жизнь. Это классно! Действительно классно…
Прозоик нахмурился, видимо, что-то решая для себя. Блондинка сидела напротив с сигаретой в руке, упорно подравнивая о край стеклянной пепельницы тлеющий пепел.
– Не знаю… – после минутной паузы, наконец, начал он, – Просто ты никогда не о чём меня не спрашиваешь, будто тебе просто достаточно быть рядом. Не в моей жизни, а рядом… Понимаешь разницу?
– Понимаю, – кивнула она. – Очень хорошо понимаю, потому что ты верно говоришь. Находясь РЯДОМ с тобой, я могу видеть, как ты действуешь в той или иной ситуации. И этого вполне хватает, чтобы узнать о тебе всё необходимое. Поверь, в этом нет ничего плохого. Для меня главное – ЧТО ты делаешь. И пока меня устраивают твои поступки, я со спокойной душой могу слушать тебя, продираясь сквозь дебри твоих мыслей.
И впрямь, за то время, что они были вместе, она так и не поинтересовалась, кем он работает (знала лишь, что пишет истории), на какие деньги существует, в каких отношениях с родителями, да и имена их известны ей вряд ли. Она была с ним исключительно ради него самого. Именно это понял писатель, после того как девушка отправилась домой. Вроде он должен был доволен и благодарен, что ему встретился такой человек. Но радоваться было нечему. Видимо, он прекрасно понимал, что изменись он хоть на йоту, их отношения оборвутся тонкой леской. Ведь помимо него самого – такого, каков он есть ИМЕННО СЕЙЧАС, ей не за что зацепиться: ни его интересы, ни близкие, ни что бы то ни было ещё ей безразличны. Несмотря на всё неприятие изменений, автор историй прекрасно понимал, что вечно таким же он быть не сможет. Рано или поздно изменения затрагивают всех.
В отличие от неё, писатель, наоборот, знал практически всё о её учёбе в институте и друзьях, с которыми она без него виделась, о детских и нынешних увлечениях, о страхах и официальных недостатках, и даже о первом, не совсем удачном сексуальном опыте.
Оставаясь противоположностями, они заполняли собственные пробелы. Ей не хватало внутренней глубины и спокойного, неспешного «разбора по полочкам» мира одного человека. Ему же, наоборот, – бездумного, зачастую опасного скольжения по обстоятельствам и событиям большого мира людей. Установив такие отношения, они вполне друг друга устраивали, хотя зачастую не могли понять.
Несмотря на кажущееся полным взаимопонимание, они всё же оставались жить в разных мирах. Даже обоюдный интерес и любопытство не мешали им отвергать многие естественные черты друг друга. То, что в начале отношений принималось как «некая изюминка, особенность характера или уникальная черта», со временем переросло в просто раздражающий фактор. С одной стороны, его странности и непохожесть на других привлекали её, но с другой… Как она любила говорить: «Всему есть предел». Часто обозначенный ею предел дозволенной странности писатель смел нарушать.
Случалось, что в некоторые моменты (когда ему на глаза попадалось что-то важное и интересное – то, что можно было использовать как материал для опусов) литератор как бы «зависал» (как это делает компьютер). То есть он моментально погружался, точнее, проваливался в свои думы, практически переставая воспринимать любые внешние раздражители.
Конечно же, тот сильнейший испуг, что она испытала, впервые увидев его «зависание», вполне оправдан – со стороны подобное зрелище выглядит УЖ СЛИШКОМ необычно. Только что он шёл рядом, спокойный, улыбающийся, без умолку болтающий… И тут ему на глаза попадается НЕЧТО. И вдруг «Хоп!»… Будто и не стало никого – был человек – нет человека. Он попросту полностью выпал из реальности. Неподвижной статуей замер на месте, взгляд стеклянный, устремлённый в никуда; рот чуть приоткрыт, даже не видно, дышит он или нет… Не человек, а призрак! Что делать?! Вызывать скорую? Или подождать? А, может, это он так шутит? ЭЙ!!! Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь…
Проходит от пятнадцати секунд до нескольких минут, и адепт изящной словесности, «перезагрузившись», совершенно спокойно, будто и не было ничего мгновение назад, достаёт из серой сумки, маленькую тетрадь и, сосредоточившись, что-то в ней спешно строчит.
– Я всё понимаю… Понимаю, каково тебе… Как ты перепугалась… Я, наверное, со стороны психом выгляжу, но… – пускался он в лабиринты оправданий, когда девушка чуточку пришла в себя.
– Психом?! Господи… Да я думала, у тебя припадок или ещё что похуже! – она сидела на высоком бордюре, сдерживаясь из последних сил, чтобы опять не расплакаться.
– Я всё прекрасно понимаю… – спокойным голосом говорил он, – Но… И ты встань на моё место, пойми, насколько для меня ЭТО важно. Именно с помощью вот таких вот «отключек», только полностью выпадая из реального мира, я и получаю необходимую информацию. К тому же я не совсем способен контролировать подобные провалы.
Она заинтересованно, но всё ещё недовольно ждала объяснений.
– Когда по дороге я встречаю что-то захватывающее, что-то интересное, меня будто отключает. Я словно разъединяюсь с миром, погружаюсь в себя, и там, глубоко внутри, где никто и ничто не сможет меня побеспокоить, не помешает внимательно, придирчиво всё обдумать, я спокойно рассматриваю новое «приобретение» со всех сторон. Всё происходит спонтанно! Почему одни вещи задевают меня, а другие – нет, не имею понятия. И уж, тем более, не знаю, как выйти из «отключки» по собственной воле. Пока я всё внимательно не обдумаю, вернуться не получается. Я могу придти в себя, только если меня хорошенько толкнуть или ударить, но делать этого не стоит…
ОН умолк. Лицо девушки больше не выражало злости – лишь удивление и новую порцию интереса.
– А ты не считаешь, что это может быть опасно?
Он пожал плечами – для него эта тема уже была давно обдумана-передумана тысячи раз:
– Именно поэтому я не покупаю себе машину и велик. Хотя очень хочется.
– Я не совсем это имела ввиду, – замотала она головой. – Ведь такие… М-м-м… «отключения» могут быть симптомами какой-то серьёзной болезни.
– Глупости… – махнул он рукой. – Подобные мысли мне уже приходили в голову. Ни один врач не смог найти во мне хоть малейшего изъяна – я здоров как бык. Слышишь, всё в порядке…
– А если…
– Перестань! Я сказал – у меня всё ОКей. Я уже привык к «зависаниям», тем более, что они необходимы для моих историй. Не так уж и часто я «висну», чтобы мне это надоело.
– Это с тобой происходит… – она уже совсем успокоилась и вертела в пальцах сорванный одуванчик, – как часто?
Он на секунду задумался.
– Один… Максимум два раза в день. А иногда и вообще целую неделю не бывает – это если подолгу из дома не выходить. Но тогда уже слышится Зов.
Она метнула на него испуганный взгляд.
– Что ещё за «Зов»?!
Поняв, что сболтнул лишнего, писатель махнул рукой, мол «забудь».
– Нет-нет… Давай рассказывай! – угрожающе приказала она. – И вообще, у тебя ещё много сюрпризов, о которых я понятия не имею?
Он виновато улыбнулся.
Часто автор думал, что она сама не понимает, чего именно от него хочет. Она всегда очень злилась, когда он при ней «зависал». «Не могу смотреть на тебя, когда ты ТАКОЙ…» – говорила она. Несколько раз он даже не заставал её рядом, когда «возвращался обратно». С другой стороны, она очень интересовалась его странностью. Особенно в тишине, в сумерках зашторенной квартиры, обняв его, она в который раз просила рассказать:
– На что это похоже?
Он лениво приоткрывал один глаз, подозрительно на неё взглянув, и, увидев искреннее любопытство, опять погружался в неспешную дрёму. Лишь через несколько минут властитель слов отвечал, пока она терпеливо ждала:
– Больше всего это похоже на сидение в глубоком колодце. Где-то наверху шумит город и светит яркое солнце. Но лишь самые крохи, малая толика, обрывки звуков и света добираются до меня. Вокруг – темнота и покой, а в руках у меня – странный, непонятный предмет – то, что я «нашёл» там, «в миру». Тогда я начинаю крутить его, вертеть, пытаясь разгадать его суть. Иногда понимаю достаточно быстро, что это и для чего… А иногда требуется время. То, что я, в конце концов, узнаю, идеально подходит для какой-нибудь из моих историй. Для той, над которой работаю в данный момент или же которая только намечается. Тогда меня словно выбрасывает из прохлады тайного убежища. Звуки, свет и ощущения обрушиваются сплошным потоком. Мне нужно какое-то время, чтобы придти в себя. Но, несмотря на это, первым делом я стремлюсь поскорее записать только что пришедшие мысли. Самое главное – быстро среагировать, донести до листов всё до последней крохи, иначе важная часть истории может быть утрачена.
Постоянные внутренние противоречия никак не давали ей покоя. С одной стороны, его странности были так интересны! А, с другой – просто бесили, мгновенно выводили из себя. Разрываясь между любопытством и раздражением, она заведомо проигрывала битву. Уж что-что, а разбираться в себе она совершенно не умела.
В свою очередь, магистра фраз тоже нельзя было назвать безупречным. Честно сказать, он был далёк от идеала и в действительности зачастую перегибал палку.
Любое событие (даже серьёзную ссору) он мог рассматривать с точки зрения пригодности данной ситуации для одной из историй. В то время как возлюбленная говорила ему о своих ощущениях и переживаниях, писатель мог, вроде бы внимательно слушая и сопереживая, вдруг радостно вскочить, щедро раскидывая слова благодарности, и полезть в сумку за заветной тетрадкой, чтобы записать какую-либо только что произнесённую ею фразу.
– С тобой рядом я даже иногда перестаю чувствовать себя живой, забываю, что меня окружают живые… Нормальные люди! Я собственную значимость свела на нет… – выговаривала девушка ему, – понятно что это ведёт к беде! Но и о себе нужно подумать! Дошло?
Он покачивал головой, словно игрушечный болванчик, шёпотом вторя: «Понимаешь? Понимаешь?»
– Ты вообще слышишь, что я говорю?!
– Да, конечно… – ожил он, – конечно… Сейчас только… Подожди минутку!
И великий посвящённый заворожённо тянется к закадычной подруге – тряпичной сумке. Не выдержав вопиющего безразличия, белокурая возлюбленная сбегает, в истерике громко хлопнув входной дверью.
Далее незамедлительно следует запись в священной тетрадке…
«799. Доказательство собственной значимости всегда ведёт к беде. Глупая смерть из принципа (к истории о Марате)».
Закончив новеллу, он подключается к интернету. Открывает «АйСиКью». Её значок горит зелёным.
– Привет:-))! – пишет он.
Прежде, чем она отвечает, признанный людовед успевает заварить чай.
– >:~(
Чего-то большего, чем злобного смайлика, от неё вряд ли получится добиться…
– Извини… Был неправ…
Молчание.
– Я сейчас пришлю тебе кое-что. Пожалуйста, прочти. Очень прошу!
– Не надо ничего присылать!!!
Но он не слушает.
«…Маратик, сжавшись в маленькую точку, всё же смог сделать над собой усилие и запрыгнуть на парапет. Расставив в разные стороны руки, таким образом, стараясь сохранить равновесие, он медленно шёл вперёд. Раньше он никогда бы не подумал, что оторвать от поверхности ногу может быть так тяжело.
– Двадцать три… Двадцать два… Двадцать один… – отсчитывал он оставшиеся шаги.
– Тебя впереди ждёт сюрприз, – притворно ласково сказал один из старших парней, что, поджав ноги, сидели на трубе возле антенн, внимательно следя за действиями Марата.
И, действительно, досчитав до восьми, он упёрся взглядом в пропасть, глубиной в девять этажей.
– Только не смотри вниз… Только не вниз… – шептал он ободряюще, стараясь развернуться на сто восемьдесят градусов, чтобы добить эти восемь шагов на пути между жизнью и смертью.
– Активнее, Маратик… Активнее! Или петухом хочешь заделаться?! – подначивал всё тот же голос.
Ах, если бы маленький Маратик мог знать, что через двенадцать лет (ровно столько же, сколько ему стукнуло неделю назад) этот дурацкий спор «на петуха» будет начисто забыт! Лишь неделю его будут во дворе обидно кликать новым прозвищем, но после лёгкой победы в драке никто более не посмеет его так дразнить. Ах, если бы ему наплевать на глупое мальчишеское «слабо» и спокойно отправиться домой, к застолью в честь маминого Дня Рождения, где он познакомится с родителями будущей жены, прекрасной Алины. Ах, если бы…
Последний шаг тёплым ветром подхватил его и унёс вдаль, где спокойно и тепло, и где нет обязанности быть сильным…»
Минут пятнадцать она хранит молчание. Но затем всё же пишет.
– Это что?
– Это то, что получилось из нашей ссоры. Отрывок рассказа… Про значимость, что ведёт к беде. Помнишь? – отвечает он. – Пожалуйста, не злись :-*.
Двухминутная пауза.
– Скинь мне на «мэйл» рассказ и отключись от сети. Прочитаю – перезвоню, – пишет она, и зелёная иконка «АйСиКью» загорается красным.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.