Дальнейшая практика

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дальнейшая практика

Когда, как отмечено выше, благодаря старательной практике, улучшились внимательность и сосредоточенность, медитирующий заметит, что объект и знание о нем появляются парами, например, подъем брюшной стенки и осознание этого подъема, ее падение и осознание этого падения, сиденье и его осознание, сгибание и его осознание, вытягивание и его осознание, вставание, усаживание и их осознание и т. д. Благодаря сосредоточенному вниманию, или полноте ума, практикующий узнает, как различать каждый телесный и умственный процесс: «движение подъема – это один процесс, а знание его – другой; движение падения – один процесс, знание о нем – другой. Он понимает, что каждый акт познания обладает особой природой „движения к объекту“. Такое постижение относится к характерной функции ума, как устремления к объекту, или его познавания. Следует знать, что чем яснее отмечается какой-то материальный объект, тем яснее становится психический процесс его познания. Этот факт установлен в древнем тексте „Висудхи-магга“, или „Путь очищения“, следующим образом:

«Ибо пропорционально тому, насколько материальное становится для него вполне определенным, распутанным, достаточно открытым, нематериальные состояния, имеющие своим объектом эту материальность, также становятся ясными для самих себя».

Когда медитирующий узнает различие между телесным и психическим процессами, если он является простым человеком, он обычно размышляет на основе прямого переживания следующим образом: «Есть подъем и знание о нем, есть падение и знание о нем и т. д. и т. п. Кроме них, больше ничего нет. Слова „мужчина“ или „женщина“ относятся к тому же самому процессу; здесь нет „личности“, нет „души“. Если же медитирующий хорошо информирован, он будет следующим образом размышлять на основе прямого переживания, наблюдая различия между материальным процессом, как объектом, и психическим процессом познавания этого объекта: „Верно, что существуют только тело и ум; кроме них, нет таких существ, как мужчина и женщина. Во время созерцания мы отмечаем материальный процесс, как объект, и психический процесс его познания; и лишь к этой паре относятся такие общеупотребительные понятия, как „существо“, личность“ или „душа“. Но вне этого двойственного процесса нет никакой отдельной личности, никакого существа; нет меня, нет другого человека, нет мужчины, нет женщины». Когда появляются такие размышления, медитирующий должен отметить в уме: «размышление, размышление» – и продолжать наблюдение за поднятием живота, его падением и т. п.

При дальнейшем продвижении медитирующему сознательная часть намерения становится очевидной еще до того, как произошло движение тела. Медитирующий сперва отмечает это намерение. Хотя в начале своей практики он также отмечает: «намерение, намерение», однако он не способен отчетливо отметить это состояние сознания. А теперь, на этой более продвинутой стадии, он ясно отмечает сознание, состоящее из намерения согнуть руку. Таким образом он сперва отмечает сознательное состояние намерения произвести какое-то движение тела, а затем отмечает само это особое движение. В начале из-за того, что ему не удается отметить намерение, он полагает, что движение тела совершается быстрее, чем разум познает его. Теперь же, на этой более продвинутой стадии, ум представляется опережающим действие. Медитирующий с готовностью отмечает намерение согнуть, вытянуть, сидеть, стоять, идти и т. п., а также ясно отмечает действительное сгибание, вытягивание и т. д. Поэтому он постигает тот факт, что ум, познающий какой-то телесный процесс, оказывается быстрее этого материального процесса. Он непосредственно чувствует, что телесный процесс имеет место после предшествующего ему намерения. Опять-таки из непосредственного переживания он знает, что интенсивность ощущения горячего или холодного возрастает в то время, как он отмечает: «горячо, горячо» или: «холодно, холодно». Созерцая регулярные и самопроизвольные движения тела, такие как подъем и падение живота, он отмечает их одно за другим беспрерывно, а также отмечает и возникновение внутри себя различных умственных образов, например, образа Будды, пагоды, человеческих тел или предметов природы; вместе с тем он отмечает возникающие в его теле разнообразные ощущения, такие как зуд, боль, жар, – и направляет внимание на то особое место, где появляется такое ощущение. Едва исчезнет одно ощущение, как появляется другое; и он соответственно отмечает их все. Отмечая каждый объект, когда тот возникает, он осознает, что умственный процесс познания зависит от объекта. Иногда подъем и падение живота оказываются настолько слабыми, что он не находит ничего для отметки. Тогда ему становится ясно, что без объекта не может быть и познания. Когда невозможно отметить подъем и падение живота, следует осознавать сиденье и прикосновение. Отмечая: «прикосновение», надо осознавать его попеременно, например, после отметки «сиденье» отмечается ощущение прикосновения в правой ступне, вызванное ее соприкосновением с полом или сиденьем; затем после отметки «сиденье» отмечается ощущение прикосновения в левой ступне. Таким же образом отмечайте ощущение прикосновения в нескольких местах. Опять-таки при отметках виденья, слышанья и т. п. медитирующий достигает ясного познания того обстоятельства, что виденье возникает от соприкосновения глаза и зрительного объекта, слышанье – от соприкосновения уха и звука и т. п.

Далее он видит: «Материальные процессы сгибания, вытягивания и т. п. следуют за умственными процессами намерения согнуть, вытянуть и т. д.». После этого он размышляет: «Тело становится горячим или холодным благодаря элементам жара или холода; тело существует благодаря пище и питанию; сознание возникает потому, что существуют отмечаемые объекты, зрение возникает благодаря видимым объектам, слух – благодаря звукам и т. д.; а также потому, что существуют органы чувств – глаз, ухо и т. д., как обусловливающие факторы. Намерения и отметки суть результаты предыдущих переживаний; всевозможные чувства и ощущения суть последствия предыдущей кармы. Нет никого, кто создал эти тело и ум; все, что происходит, обусловлено причинными факторами». Такие размышления приходят на ум медитирующему, когда он отмечает любой объект при его возникновении; он не прекращает отмечать эти объекты, чтобы иметь время для размышлений; отмечая объекты при их возникновении, он переживает эти размышления так быстро, что они кажутся автоматическими. Тогда медитирующий должен отмечать: «Размышление, размышление; узнавание, узнавание», – продолжать обычным образом отмечать объекты. Размыслив о том, что отмечаемые материальные и психические процессы обусловлены предыдущими процессами той же природы, медитирующий далее размышляет о том, что тело и ум в предшествующих существованиях были обусловлены предшествующими причинами, что в следующих существованиях тело и ум окажутся результатами тех же самых причин, и вне этого двойственного процесса нет никакого отдельного «существа», никакой «личности»; имеют место только причины и следствия. Такие размышления тоже необходимо отмечать; а затем созерцание должно продолжаться как обычно.

Подобные размышления встретятся в большом количестве у лиц с сильными интеллектуальными наклонностями; у лиц, не имеющих таких наклонностей, их будет меньше. Как бы там ни было, необходимо производить энергетические отметки всех таких размышлений, потому что эти отметки принесут в качестве результата снижение размышлений до минимума, открывая возможность беспрепятственного развития прозрения, которому не мешает излишнее число подобных размышлений. Само собой разумеется, здесь будет достаточно просто свести до минимума число размышлений.

По мере того, как продолжается интенсивная практика, медитирующий может переживать почти непереносимые ощущения зуда, жара, вялости и онемения. Если прекратить внимательное производство отметок, эти ощущения исчезнут; при возобновлении отметок они появляются снова. Как говорилось выше, такие ощущения возникают вследствие природной чувствительности тела и не являются симптомами какой-то болезни. Если их отмечать с энергичной сосредоточенностью, они понемногу затихнут.

Опять-таки медитирующий иногда видит всевозможные образы как будто собственными глазами. Так, например, на сцене появляется Будда в блеске своей славы; на небе виднеется процессия монахов; появляются пагоды и изображения Будды; мы встречаемся с любимыми людьми; видим деревья или леса, холмы или горы, сады, здания; встречаемся лицом к лицу с раздувшимися мертвыми телами или скелетами; видим разрушенные здания, разлагающиеся человеческие тела; мы видим свое тело распухшим, покрытым кровью, распадающимся на куски, так что от него остается лишь скелет; видим в собственном теле внутренности и жизненные органы, иногда видим даже зародышей; видим обитателей ада и небес и т. д. Все эти образы суть не что иное, как создания собственного воображения, обострившиеся вследствие интенсивной сосредоточенности; они сходны с тем, что нам встречается в сновидениях. Не следует их приветствовать и наслаждаться ими; но не следует и бояться их. Эти объекты, видимые в процессе созерцания, нереальны; это просто образы воображения, тогда как ум, который видит эти объекты, являет собой реальность. Но ум, как чисто психические процессы, не связанные с чувственными впечатлениями пяти видов, нелегко увидеть с достаточной ясностью и детально. Из этого следует, что главное внимание следует обратить на такие чувственные объекты, которые легко поддаются отметкам, и на те психические процессы, которые возникают в связи с чувственными восприятиями. Поэтому какой бы объект ни появился, медитирующий должен отметить его, говоря в уме: «виденье, виденье», – пока этот объект не исчезнет. Он либо уйдет и угаснет, либо развалится на части. В начале практики для этого потребуется несколько отметок, скажем, от пяти до десяти; а когда разовьется прозрение, объект исчезнет после пары отметок. Однако если медитирующему захочется наслаждаться виденьем, более пристально вглядеться в него, если виденье испугает его, оно, вероятно, сохранится дольше. Если этот мысленный объект создан намеренно или намеренно вызван, тогда, благодаря наслаждению, им создаваемому, он будет сохраняться долгое время. А потому следует тщательно следить за тем, чтобы во время хорошей сосредоточенности не думать о внешних предметах, не питать к ним склонности. Если подобные мысли вторгаются в ум, их нужно немедленно отметить и рассеять. В том случае, если практикующие во время обычного созерцания не переживают никаких необычайных объектов или чувств, они могут стать ленивыми. Тогда им необходимо отмечать эту леность, повторяя в уме: «леность, леность», пока они не преодолеют ее. Встретят ли медитирующие на этой стадии необычайные объекты и чувства или нет, они ясно узнают начальную, промежуточную и конечную фазу каждой отметки. В начале практики, отмечая объект, они должны подключаться к какому-то возникающему другому объекту; а исчезновение предыдущего объекта ими не отмечается с достаточной ясностью. Теперь же они отметят новый возникающий объект только после осознания исчезновения предыдущего объекта. Таким образом они обладают ясным знанием начальной, промежуточной и конечной фаз отмечаемого объекта.

На этой стадии, по мере того, как медитирующий приобретает больший опыт в практике, в любом акте отметки он воспринимает объект внезапно появляющимся и мгновенно исчезающим. Его восприятие настолько ясно, что он размышляет следующим образом: «Все приходит к концу; все исчезает. Нет ничего постоянного; поистине, все непостоянно». Его размышление находится в полном соответствии с тем, что устанавливает комментарий к одному палийскому тексту: «Все непостоянно – в том смысле, что все разрушается после существования». И далее он размышляет: «Лишь в силу неведенья мы наслаждаемся жизнью. Но, поистине, здесь нечем наслаждаться. Здесь постоянное возникновение и постоянное исчезновение; объекты снова и снова тревожат нас. Поистине, это ужасно. В любое мгновенье мы можем умереть, и все, несомненно, придет к концу. Это всеобщее непостоянство, поистине, страшно и ужасающе». Его размышление согласуется с заявлением комментария: «То, что постоянно, – так это боль непрерывного ужаса, боль, вызываемая подъемом и падением». Опять-таки, ощущая жестокую боль, он размышляет таким образом: «Все болезненно, все дурно». Это размышление находится в согласии с тем, что говорит комментарий к писанию: «Он смотрит на боль, как на колючку, как на волдырь, как на стрелу». Далее он размышляет: «Это – масса страдания; страдание неизбежно. Возникновение и исчезновение – они ничтожны. Нельзя остановить такой процесс; это превыше наших сил; он идет своим естественным путем». Подобные размышления вполне согласуются с комментарием: «То, что болезненно, не имеет души в том смысле, что не имеет ядра, ибо не подвержено воздействию какой-то силы». Медитирующий должен отметить все эти размышления и продолжать обычное созерцание.

Таким образом, увидев благодаря непосредственному переживанию три характерные свойства бытия, медитирующий делает вывод из этого прямого переживания отмечаемых объектов – он постигает, что и все прочие объекты, еще не отмеченные им, будучи непостоянными, подвержены страданию и лишены «я».

По отношению к объектам, не имеющим характера личного переживания, он заключает: «И они построены таким же образом, и они наполнены страданием и лишены „я“. Это будет выводом из его нынешних прямых переживаний. Такое постижение бывает недостаточно ясным у человека с меньшими интеллектуальными способностями или ограниченным знанием, который не обращает внимания на размышления, а просто продолжает отмечать объекты. Но такое постижение также часто появляется у человека, поддавшегося размышлениям; а это в некоторых случаях может произойти во время любого акта отметки. Однако подобное чрезмерное размышление является помехой для дальнейшего развития прозрения. Даже если на этой стадии подобные размышления совсем не возникнут, тем не менее на более высоких стадиях постижение станет все более ясным. Из этого следует, что не нужно обращать особое внимание на размышления, уделяя больше места отметкам. Однако медитирующий должен также отмечать и эти размышления, если они появляются; но ему нельзя на них останавливаться.

После постижения трех свойств бытия медитирующий более не размышляет, а продолжает отмечать те телесные и умственные объекты, которые непрерывно появляются перед ним. Затем, в тот момент, когда оказываются должным образом уравновешены пять душевных качеств – вера, энергия, внимательность, сосредоточенность и знание, – умственный процесс отметок ускоряется, как бы охваченный подъемом; подлежащие отметке телесные и душевные процессы также возникают гораздо быстрее. В момент вдоха подъем брюшной стенки представляется в более быстрой последовательности; соответственно ускоряется и падение. Быстрая последовательность видна также в процессе сгибания и вытягивания. По всему телу чувствуется распространение слабых движений. В некоторых случаях появляются мгновенно следующие друг за другом ощущения уколов и зуд. В большинстве своем эти ощущения трудно переносимы. Если медитирующий попытается отмечать эти быстро следующие одно за другим разнообразные ощущения, давая им названия, он едва ли сможет выдержать их темп. Отметки здесь следует делать в общем виде, но со внимательностью. На этой стадии нет необходимости отмечать детали возникающих в быстрой последовательности объектов: следует отмечать их в общем контексте; а если возникнет желание дать им наименование, достаточно будет коллективного обозначения. Если же мы попытаемся следовать за ними в деталях, мы скоро, почувствуем утомление. Важно ясно отмечать и понимать то, что возникает. На этой стадии обычное созерцание, сосредоточенное на немногих избранных объектах, следует отбросить, а отмечающую внимательность необходимо направлять на любой объект, который возникает на пороге шести чувств. Только когда мы недостаточно проницательны для отметок такого рода, нам нужно возвращаться к обычному созерцанию.

Телесные и психические процессы протекают во много раз быстрее миганья глаза или вспышки молнии; однако если медитирующий будет просто осознавать эти процессы; он сможет полностью постичь их при их возникновении. Внимательность становится очень сильной; в результате она кажется погружением в возникающий объект; да и сам объект представляется как бы опускающимся на внимательность. Практикующий постигает каждый объект ясно и отчетливо; поэтому он уверен в том, что «телесные и душевные процессы действительно очень быстры»... «они протекают с быстротой механизма, с быстротой машины. И все же их можно заметить и постичь. Может быть, уже нечего познавать; то, что должно быть познано, уже познано». Он полагает так потому, что на основе непосредственного переживания знает то, о чем раньше даже и не мечтал.

Опять-таки в результате прозрения перед медитирующим появится яркий свет. У него также возникнет чувство восторга, проявляющееся в появлении гусиной кожи, слез, дрожания конечностей. Оно производит в нем тонкий трепет, подъем духа. Он как бы качается на качелях, даже сомневается в том, не кружится ли просто у него голова. Затем появляется спокойствие ума и вместе с ним быстрота душевных процессов и т. д. Сидя, лежа, стоя или при ходьбе он чувствует полное спокойствие. И тело, и ум функционируют с быстротой и подвижностью, проявляют гибкость и способность удерживаться на любом желаемом объекте, оставаясь неподвижными в течение сколь угодно длительного времени. Медитирующий свободен от тугоподвижности, от жара или боли. Его прозрение с легкостью проникает собой объекты. Ум становится крепким и прямым; медитирующий желает избегнуть всякого зла. Благодаря крепкой вере ум приобретает большую яркость. По временам, когда нет никакого объекта, который следовало бы отметить, ум остается долгое время спокойным. У практикующего появляются такие мысли: «Поистине, Будда всезнающ. Истинно, телесно-душевный процесс непостоянен, полон боли, лишен „я“. Отмечая объекты, он ясно постигает их три характерные свойства. Ему хочется советовать другим практиковать медитацию. Он свободен от вялости и лености; энергия медитирующего не расслаблена и не напряжена. Внутри него возникает душевное равновесие, связанное с прозрением. Его счастье превышает прошлые переживания. Поэтому он желает передать свои чувства и переживания другим. Далее у него возникает тонкая привязанность, которая по своей природе спокойна; она представляет собой наслаждение прозрением, связанным со сверкающим светом, внимательностью и восторгом. Он приходит ко всем этим переживаниям, как к блаженству медитации.

Медитирующему не следует размышлять об этих происшествиях. Когда возникает каждое из них, нужно соответственно отмечать: «сияющий свет», «вера», «восторг», «покой», «счастье» и т. п. Когда появляется яркий свет, нужно отмечать его: «яркий свет, яркий свет...», пока он не исчезнет. Подобные акты отметки необходимо производить и в других случаях. В первых случаях появления сияния практикующий склонен забывать об отметке и наслаждаться сияньем и его созерцанием. Даже если медитирующий применяет к свету внимательность и отмечает его, свет оказывается смешан с чувствами восторга и счастья, а потому, весьма вероятно, задержится дольше. Однако позднее практикующий привыкает к подобным явлениям и будет продолжать ясно отмечать их, пока они не исчезнут. Иногда свет бывает таким ослепительным, что практикующему трудно вызвать его исчезновение при помощи простого акта внимательной отметки. Тогда не нужно обращать на него внимания; следует обратиться к энергичным отметкам любого объекта, возникающего в теле практикующего. Медитирующий не должен раздумывать о том, продолжает ли оставаться свет; если он сделает это, он, вероятно, увидит его. При возникновении подобной мысли надобно рассеять ее, энергично устремив на нее внимание. При наличии интенсивной сосредоточенности могут возникнуть и другие необычайные объекты, а не одно лишь сиянье; и они будут продолжаться, если практикующий проявит склонность к тому или иному из них. Если такая склонность случайно возникнет, медитирующему необходимо быстро ее заметить. В некоторых случаях даже при отсутствии склонности к какому-то особому объекту появляются один за другим, подобно поезду на железной дороге, слабые очертания разных объектов. Тогда медитирующий должен ответить на эти зрительные образы простыми отметками: «виденье, виденье» – и каждый объект исчезнет. Когда прозрение медитирующего ослабевает, объекты могут приобрести большую отчетливость. Тогда следует отмечать каждый из них, пока их цепь в конце концов не исчезнет.

Необходимо признать тот факт, что лелеять склонность к явлениям, подобным сверкающему свету, привязываться к ним – неправильное отношение. Правильной реакцией на них, соответствующей пути прозрения, будет внимательность, отмечающая эти объекты в состоянии непривязанности, пока они не исчезнут. Когда медитирующий будет продолжать применять внимательность к телесно-умственному континууму, ясность его прозрения возрастет. Он с большей отчетливостью будет воспринимать возникновение и исчезновение телесных и психических процессов. Он узнает, что каждый объект возникает на одном месте и на этом же месте исчезает. Он узнает, что предыдущее возникновение – это одно, а последующее – уже нечто другое. Таким образом в каждом акте отметки он постигает характерные свойства непостоянства, болезненности, отсутствия «я». После продолжения такого созерцания в течение достаточно длительного времени практикующий может прийти к убеждению: «Это, конечно, наилучшее возможное достижение; лучшего быть не может», – и настолько удовлетворится своим прогрессом, что, возможно, сделает остановку и передохнет. Однако на этой стадии ему не следует так расслабляться; необходимо идти вперед, непрерывно продолжая практику отметок телесных и психических процессов в течение еще более долгого времени.

С улучшением практики, когда знание приобретет большую зрелость, возникновение объектов уже не будет явственным для медитирующего; он отмечает только их исчезновение. Они быстро уходят. Точно так же быстро проходят и сами отмечающие их психические процессы. Например, при отметке подъема брюшной стенки это явление сейчас же исчезает; точно таким же образом исчезает и психический процесс, отмечающий это движение. Таким образом медитирующему станет вполне ясно, что подъем живота и отметка этого движения исчезают немедленно одно за другим. То же относится и к падению брюшной стенки, к сиденью, к сгибанью или вытягиванию руки или ноги, к тугоподвижности членов и т. п. Отметка какого-то объекта и познание его исчезновения совершаются в быстрой последовательности. Некоторые медитирующие отчетливо воспринимают три фазы: отметку объекта, его исчезновение и уход сознания, познающего это исчезновение; все это совершается в быстрой последовательности. Однако достаточно знать их парное согласование, растворение объекта и исчезновение сознания, отмечающего это растворение.

Когда медитирующий способен ясно и отчетливо, без помех, отмечать эти пары явлений, тогда такие особые черты, как тело, голова, рука, нога, более не будут для него очевидными; тогда у него появляется представление о том, что все прекращает свое существование и исчезает. На этой стадии, вероятно, он почувствует, что его созерцание не находится на высоте. Но фактически это не так. Как правило, ум получает удовольствие, задерживаясь на зрелище отдельных черт и форм. Когда они отсутствуют, уму не хватает удовлетворенности. На самом же деле это проявление прогрессирующего прозрения: в начале практики сперва явственно отмечаются черты и наименования объектов, а теперь, вследствие прогресса, сперва отмечается исчезновение объектов. Отдельные черты появляются вновь только при повторных размышлениях; а если они не отмечены, факт растворения вновь обнаруживается с наибольшей силой. Таким образом, благодаря непосредственному переживанию, мы приходим к познанию истины мудрого изречения: «Когда возникает название или обозначение, реальность остается скрытой; когда проявляется реальность, имя или обозначение исчезает».

Когда медитирующий ясно отмечает объекты, он думает: «Мои отметки недостаточно точны». Это происходит потому, что прозрение настолько быстро и ясно, что он начинает узнавать даже мгновенные состояния, при которых проявляется подсознание, пользующееся промежутками между процессами познания. Намереваясь что-то сделать, к примеру, согнуть или вытянуть руку, он сейчас же отмечает намерение, которое в силу этого склонно угаснуть; и в результате он в течение некоторого времени не может ни согнуть, ни вытянуть эту руку. В таком случае ему следует продолжать созерцание и просто подключить внимание к созерцанию нынешних явлений в одной из шести дверей внешних чувств.

Если медитирующий распространяет свое созерцание на все тело, начав, как обычно, с отметки подъема и падения живота, он вскоре приобретет достаточно сильный импульс; тогда ему следует продолжать отмечать прикосновение и познание, или виденье и познание, или слышанье и познание и т. д., когда возникает то или иное из этих явлений. Поступая подобным образом, он при чувствах беспокойства или утомления должен вернуться к отметкам подъема и падения живота. Через некоторое время, когда он приобретет устойчивую направленность, ему следует отмечать каждый объект, возникающий в любой части тела.

Когда он сможет успешно заниматься созерцанием в такой расширенной манере, даже если он не отметит какой-нибудь объект с достаточной энергией, он знает, что слышимое им угасает, а видимое растворяется отдельными частями; и между ними нет непрерывности, нет связи. Это значит видеть вещи такими, каковы они есть в действительности. Некоторые медитирующие не видят происходящего с достаточной ясностью, поскольку исчезновение протекает с такой быстротой, что они чувствуют слабость зрения или головокружение. Но это не так. Просто им недостает силы познания, чтобы отметить то, что происходит до и после; в результате они не видят отдельные черты или формы. В такое время им нужно отдохнуть и на время прекратить созерцание. Но телесные и психические процессы продолжают появляться перед ними, а сознание продолжает самостоятельно их отмечать. Медитирующий может решить заснуть, но не засыпает и остается бодрым бдительным. Ему не следует тревожиться по поводу бессонницы, ибо благодаря своей сосредоточенности он не почувствует себя плохо, не заболеет. Ему нужно идти вперед, энергично отмечать объекты; и он увидит, что ум вполне способен воспринимать объекты с полнотой и ясностью.

Занятый непрерывными отметками растворения объектов и актов познания этого растворения, практикующий размышляет: «Даже на одно мгновенье, на время вспышки молнии, нет ничего постоянного. Прежде я этого не понимал. Как в прошлом все прекращалось и исчезало, так в будущем оно будет прекращаться и исчезать». Он должен отметить такое размышление. Кроме того, среди своих созерцаний медитирующий, по всей вероятности, осознает наличие страха. Он подумает: «Мы наслаждаемся жизнью, не зная истины. А теперь, когда мы ее знаем, когда видим постоянное растворение, эта истина действительно устрашающа. В любой момент растворения мы можем умереть. Само начало этой жизни ужасно. Таковы же бесчисленные повторные возникновения. Поэтому бесплодны усилия предотвратить возникающие явления ради благополучия и счастья. Ужасно повторное рождение, ибо оно влечет за собой жизнь с возвращением объектов, которые всегда прекращаются и исчезают. Поистине, ужасно быть старым, ужасно умирать, ужасно переживать печаль, сожаление, боль, горесть, отчаянье!» Такое размышление должно быть отмечено и отброшено.

Затем медитирующий видит, что он не зависит ни от чего; он чувствует как бы слабость ума и тела; он охвачен отчаяньем. Больше он не чувствует бодрости и подъема духа. Но ему не следует отчаиваться. Это его состояние – признак прогресса прозрения, не более чем горе вследствие осознания ужаса бытия. Он должен отметить такое размышление, и по мере того, как он продолжает отмечать объекты при их возникновении друг за другом, это чувство горя исчезнет. Однако, если он пропустит созерцание на некоторое время, его горе утвердится; его одолеет страх. Страх такого рода не связан с прозрением. Поэтому необходимо тщательно предупреждать появление этого нежелательного страха при помощи энергичного созерцания.

Опять-таки, среди процесса отметки объектов он, вероятно, обнаружит свои недостатки следующим образом: «Этот телесно-душевный процесс, будучи непостоянным, не приносит удовлетворения. Нет ничего приятного в том, что я родился; нет ничего хорошего в продолжении существования. Видеть появление кажущихся определенными качеств и форм объектов, тогда как фактически они нереальны, – это большое разочарование. Напрасны наши усилия в поисках благополучия и счастья. Нежелательно рождение. Ужасны старость, смерть, сожаление, боль, горе и отчаянье». Размышления такого рода также необходимо отметить.

Затем мы склонны почувствовать, что тело и ум в качестве объекта и отмечающее этот объект сознание весьма грубы, низки, ничтожны. Отмечая их возникновение и исчезновение, практикующий чувствует к ним отвращение. Он может увидеть и собственное тело разрушающимся и разлагающимся; он видит, что оно весьма хрупко.

На этой стадии, отмечая все, что возникает в уме и теле, медитирующий охвачен отвращением к ним. Хотя он явственно постигает их растворение в целой серии тщательных отметок, он более не остается бдительным и энергичным. Его созерцание связано с отвращением; поэтому он становится ленивым. Тем не менее он не в состоянии воздержаться от созерцания – как человек, чувствующий отвращение к каждому шагу, двигаясь по грязной, слякотной дороге, все же не может остановиться; волей-неволей ему приходится шагать дальше. В это время он видит, что человеческая обитель подвержена процессу распада, и его не прельщает перспектива повторного рождения в человеческом облике, будь то облик мужчины или женщины, царя или мультимиллионера. Те же чувства он испытывает и по отношению к небесной обители.

Когда в силу этого знания он чувствует отвращение ко всякой отмечаемой им форме, в нем возникнет желание отбросить эту форму как и все формы, быть свободным от них. Зрение, слух, прикосновение, размышление, стоянье, сиденье, сгибание, вытягивание, отметки – он хочет избавиться от всего этого. Ему следует отметить это желание. Теперь он страстно желает освобождения от телесных и психических процессов, размышляя: «Всякий раз, отмечая их, я встречаюсь с повторениями, и все они дурны.

Мне лучше перестать отмечать их». Ему следует отметить и такое размышление.

Размышляя подобным образом, некоторые медитирующие в действительности перестают отмечать возникающие формы; хотя они и продолжают отмечать их, формы не перестают появляться, а именно: подъем, падение, сгибание, вытягивание, намерение и т. д. Они продолжаются как всегда; также продолжаются отметки отдельных форм. Таким образом, размышляя, он чувствует удовольствие: «Хотя я перестал делать отметки телесно-душевного процесса, все равно имеют место формы. Они возникают; осознание их присутствует само по себе. Поэтому освобождение от них не может быть достигнуто при помощи простого прекращения отметок. Отмечая их, как обычно, я вполне постигну три характерные свойства жизни; затем я не буду обращать на них внимания. Так будет приобретено равновесие ума; так будет осуществлено окончание этих форм, нирвана. Так придут мир и блаженство». Размышляя об этом с восторгом, он продолжает отмечать формы. Те же медитирующие, которые не способны размышлять подобным образом, удовлетворяются объяснениями, полученными от учителей, и продолжают свою медитацию.

Вскоре после продолжающейся медитации они приобретают энергетический импульс; в это время у некоторых практикующих возникают различные болезненные чувства. Это не должно стать причиной отчаянья; ибо здесь налицо просто проявление особого характерного признака, внутренне присущего этой массе страдания. Об этом так говорится в комментарии: «Пять агрегатов видны как вызывающие боль, как болезнь, как волдырь, как стрела, как бедствие, как несчастье и т. д.». Даже если мы не переживаем таких болезненных чувств, все равно при каждой отметке окажется явственно виден один из характерных признаков бытия: непостоянство, болезненность или отсутствие «я». Хотя медитирующий делает отметки надлежащим образом, он чувствует, что делает их не хорошо: он думает, что осознание отметки и отмечаемый объект недостаточно близки. Это происходит потому, что он чересчур сильно желает вполне постичь природу этих трех свойств. Неудовлетворенный своим созерцанием, он часто меняет положение тела: сидя, он полагает лучшим ходьбу, а во время ходьбы ему хочется снова усесться; усевшись он меняет положение конечностей; ему хочется уйти в какое-нибудь другое место или лечь; и несмотря на все эти перемены он не в состоянии оставаться долго в каком-то одном особом положении и снова становится беспокойным. Но ему не следует отчаиваться. Все происходит так потому, что он пришел к пониманию подлинной природы форм, а также и потому, что он еще не приобрел душевного равновесия по отношению к формам. Он выполняет практику хорошо, однако чувствует нечто иное. Ему надлежит старательно придерживаться одной позы; и тогда он обнаружит, что эта поза оказывается для него удобной. Продолжая энергично отмечать формы, он достигнет того, что его ум постепенно успокоится и приобретет яркость. В конце концов беспокойные чувства целиком исчезнут.

Когда знание уравновешенности ума по поводу форм достигнет зрелости, ум станет весьма ясным и способным с большой отчетливостью отмечать формы. Практикующий отмечает их гладко, как если бы для этого не требовалось никаких усилий; без всяких усилий отмечаются также и тонкие формы энергии. Подлинный характер непостоянства, болезненности и отсутствия «я» становится очевидным без всякого размышления. Внимание направляется к какому-нибудь особому месту в любой части тела, где возникает некоторое ощущение; но чувство прикосновения ощущается мягким, как прикосновение ваты. Иногда объекты, отмечаемые во всем теле, оказываются столь многочисленными, что приходится отмечать их ускоренным темпом. Кажется, что как тело, так и ум как бы тянутся вверх. Отмечаемые объекты становятся редкими, их можно отмечать легко и спокойно. Иногда телесные формы полностью исчезают, остаются только формы душевной жизни. Затем медитирующий ощутит внутри себя чувство восторга, как если бы его оросил ливень мельчайших частиц воды. Вместе с тем он оказывается пропитан безмятежностью; может быть, он увидит также яркий свет, подобный ясному небу. Однако эти заметные переживания не оказывают на него чрезмерного влияния; он не испытывает сильной радости, а просто получает от них удовольствие. Он должен отметить это удовольствие, а также восторг, безмятежность, яркие огни. Если при отметках они не исчезают, надо не обращать на них внимания, а отмечать любой возникающий объект.

На этой стадии практикующий испытывает удовлетворение от знания несуществования «я», «меня», личности, от знания, что существуют только возникающие формы; здесь формы только познают другие формы. Он также находит удовольствие, отмечая объекты один за другим; его не утомляют такие отметки, совершающиеся в течение долгого времени. Он свободен от болезненных чувств; поэтому он способен долго удерживать любую избранную позу. Сидя или лежа, он может продолжать созерцание в течение двух или трех часов, не ощущая никакого неудобства, проводя время без утомления. Даже после этого периода времени его поза остается такой же прочной, что и раньше.

Иногда формы возникают быстро, и он отмечает их хорошо. Тогда он может пожелать узнать, что произойдет с ним; ему следует отметить такую озабоченность. Он чувствует, что его практика хороша; нужно отметить это чувство. Он предчувствует развитие прозрения; нужно отметить и такое предчувствие. Следует неуклонно отмечать все, что возникает; для этого не нужны ни особые усилия, ни расслабленность. В некоторых случаях вследствие озабоченности, радости, привязанности или предвкушения процесс отметки ослабевает и становится ретрогрессивным. Некоторые практикующие думают, что цель находится очень близко, и занимаются созерцанием с большой энергией. При таком образе действия процесс отметок как раз и становится слабым и регрессивным; это происходит потому, что беспокойный ум не в состоянии должным образом сосредоточиться на формах. Поэтому когда процесс отметки форм находится в полном разгаре, медитирующий должен неуклонно продолжать практику, т. е. не расслабляться и не совершать особых усилий. Если он будет неуклонно продолжать практику, то быстро приобретет прозрение в конец всех структур и достигнет нирваны. У некоторых медитирующих на этой стадии могут несколько раз произойти более высокие подъемы, сменяющиеся падениями. Они не должны поддаваться отчаянью; вместо этого следует сохранять решимость. Необходимо внимательно отмечать все, что возникает на пороге шести дверей чувств. Однако, когда отметки не протекают плавно и спокойно, созерцание в такой разбросанной манере становится невозможным.

Если медитирующий начнет с подъема и падения живота или с какого-то другого телесного или психического объекта, он обнаружит, что в своей практике набирает силу; а затем отметки будут продолжаться сами по себе плавно и спокойно. Ему покажется, что он с легкостью наблюдает прекращение и исчезновение всех структур в полной ясности. В этом пункте его ум совершенно свободен от каких бы то ни было загрязнений. Каким бы приятным и влекущим ни был объект, он более не имеет для него привлекательности. Опять-таки, каким бы отвратительным ни был объект, он более не беспокоит практикующего. Он просто видит, слышит, обоняет, ощущает вкус, прикосновение, познает. Он отмечает все структуры с шестью видами душевного равновесия, описанными в текстах. Он даже не осознает длительности времени, которое занято созерцанием. Как только пять способностей (индрия) – вера, энергия, внимательность, сосредоточенность, мудрость – достигнут равномерного развития, он вступит в нирвану.

(В этом пункте Махаси детально описывает переживание нирваны; но мы считаем, что для большинства медитирующих такое описание не будет полезным. Опасно знать слишком много и развивать ожидания вместо того, чтобы ясно видеть то, что происходит с нами в настоящий момент.)

Достигший знания нирваны осознает отчетливую перемену в своем темпераменте и состоянии душевной жизни; он чувствует, что изменилась вся его жизнь. Его вера, или несокрушимое доверие к Будде, дхарме и сангхе, становится очень сильной и твердой. Благодаря такой укрепившейся вере он также приобретает энтузиазм и безмятежность. Возникает Непроизвольное счастье. Благодаря своим экстатическим переживаниям он не в состоянии отчетливо отмечать объекты сразу же после переживания нирваны, хотя и пытается делать это. Однако следы этих переживаний постепенно угасают через несколько часов или дней; тогда он опять сможет отмечать структуры с отчетливостью. Иногда медитирующие, достигнув нирваны, чувствуют как бы облегчение от тяжкого бремени, свободу и легкость – и не желают продолжать созерцание. Их цель достигнута, и можно понять то, что наполняет их сердца. Тогда они могут идти далее, к более высоким ступеням практики.