Речь в Уттарапаре

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Речь в Уттарапаре

(Речь, произнесенная Шри Ауробиндо при содействии Дхарма Ракшини Сабха сразу после его оправдания по делу «об алипорской бомбе»)

«Когда меня попросили выступить перед вами на ежегодной встрече вашего Сабха, я намеревался сказать несколько слов о предмете, предложенном сегодня на рассмотрение, – об индуизме. Сейчас я не знаю, исполню ли это намерение, ибо в то время как я сидел здесь, ко мне пришло слово, которое я должен сказать вам, слово, которое должен донести до всего индийского народа. Впервые я услышал его в тюрьме, из которой вышел, чтобы донести его до всех вас. Последний раз я приезжал сюда более года назад. Тогда я был не один: со мной вместе был один из крупнейших пророков современного национализма. Он прервал свое вынужденное затворничество в одиночной камере, ниспосланное ему Богом, дабы он мог услышать Его глас. Именно навстречу ему вы устремились огромными толпами, выкрикивая приветствия. Сейчас он далеко, за тысячу миль отсюда.

Нет и других моих соратников, с которыми я работал плечом к плечу. Буря, обрушившаяся на нашу страну, разметала их в разные стороны. На этот раз с вами я, вышедший из заточения после проведенного в тюрьме года и увидевший, как все изменилось. Тот, кто всегда был со мной, кто был связан со мной общей деятельностью, ныне заключен в тюрьму в Бирме; другой – на севере, томится в изгнании. Когда я вышел, я огляделся по сторонам – огляделся в поисках тех, к кому привычно обращался за советом и вдохновением. Но я не нашел их. Более того. Когда я попал в тюрьму, страна жила с девизом «Банде Матарам», в ней жила надежда, надежда миллионов людей, только что пробудившихся от спячки. Когда я вышел из тюрьмы, я думал вновь услышать этот призыв, но вокруг царила тишина.

Безмолвие обрушилось на страну, а люди казались сбитыми с толку; ибо вместо сверкавших над нами Божественных небес, исполненных видений будущего, теперь, казалось, нас давили свинцовые тучи, извергающие социальные громы и молнии. Казалось, никто не знал, в какую сторону двигаться, повсюду слышался один вопрос: «Что же будет дальше? Что мы можем сделать?» Я тоже не знал, куда идти, не знал, что дальше делать. И все же в одно я верил твердо: поскольку тот клич, те надежды были порождены Всемогуществом Бога, значит, и это безмолвие было ниспослано нам той же самой силой, и тот, Который живет в каждом призыве и в каждом действии, присутствует в тишине и в молчании. Он ниспослал на нас безмолвие, чтобы народ на мгновение остановился, взглянул на себя и познал Его волю. Я не впал в уныние от этой тишины: я привык к ней, находясь в тюрьме, и хорошо помнил, что именно из безмолвия и бездействия долгого года заключения я вынес важные для себя уроки. Когда Бепин Чандра Пал вышел из тюрьмы, он принес с собой вдохновенное послание. Я помню речь, с которой выступил он в этом зале. По смыслу и содержанию ее скорее можно назвать не политической, а религиозной речью. Он говорил о божественной реализации, пережитой им в тюрьме, о Боге внутри нас, о Всевышнем внутри нации, и во всех последующих речах говорил о более великом, чем обычные силы, способствующие движению, о более великих, чем обычные стоящие перед ним цели. Теперь я снова встретился с вами. Выйдя из тюрьмы, я снова получил от вас в Уттарапаре приглашение, но не на политический митинг, а на собрание общества защиты нашей религии. То же послание, что Бепин Чандра Пал получил в буксарской тюрьме, Бог ниспослал мне в алипорской. День за днем, в течение двенадцати месяцев заточения, он наделял меня этими знаниями и приказал поведать об этом вам, когда выйду на свободу.

Я знал, что скоро буду на свободе. Год заточения означал только год уединения и подготовки. Разве есть силы, способные удержать меня в тюрьме дольше, чем необходимо для исполнения Божественного предназначения? Он дал мне слово, чтобы говорить, дело, чтобы действовать, и пока это слово не будет услышано, я знал, что никакая человеческая сила не заставит меня молчать; пока не будет исполнена эта работа, никакая человеческая сила не сможет воспрепятствовать Богу, избравшему меня своим инструментом, как бы ни был немощен или ничтожен этот инструмент. Теперь, когда я вышел из тюрьмы, мне даже в эти несколько минут были ниспосланы слова, произносить которые я сам не собирался. Слова, что я приготовил заранее, Он перечеркнул, и вложил в мои уста то, что я говорю сейчас. Когда меня арестовали и спешно переправили в Лал-Базар, я был поколеблен в своей вере, поскольку не мог проникнуть в суть его намерений. Да, я засомневался и всем сердцем воззвал к Нему: «Что же со мной случилось? Я верил, что мое предназначение – это работать для людей моей страны, и пока работа эта не будет завершена, надо мной простирается Твоя защита. Так почему я нахожусь здесь, и в чем меня обвиняют?» Прошел день, за ним другой и третий, как вдруг я услышал в себе голос: «Жди!» Тогда я успокоился и стал ждать. Меня перевели из Лал-Базара в Алипор, где на целый месяц поместили в одиночную камеру. Там, в ожидании, проводил я дни и ночи, надеясь услышать в себе голос Бога, понять, что хочет Он сказать мне и что я должен делать. В этой изоляции я пережил первую Божественную реализацию – то был мой первый урок. Я вспомнил вдруг, что за месяц до моего ареста я слышал призыв отказаться от всякой деятельности, уйти в затворничество и заглянуть в самого себя, чтобы установить более близкий контакт с Ним. Я оказался слаб, не смог ответить на тот призыв. Моя работа была дорога мне, и в глубине души я считал, что если меня не станет, от этого пострадает, а то и вовсе остановится работа; а значит, мне нельзя оставлять ее. Затем мне показалось, что Он снова заговорил со мной, сказав: «Я разрушу ради тебя те оковы, которые ты сам разрушить не в силах, поскольку у Меня нет ни желания, ни намерения, чтобы это так продолжалось. Я уготовил тебе иную миссию и именно ради нее привел тебя сюда: дабы научить тому, чему ты сам научиться не сможешь, и подготовить тебя для исполнения Моей воли». Потом Он дал мне в руки Гиту. Его сила вошла в меня, и я сумел воспринять садхану Гиты. Мне нужно было не просто понять умом, но воплотить то, что потребовал Шри Кришна от Арджуны и что он требует от тех, кто стремится исполнить Его волю: стать свободным от ненависти и желания, служить Ему, не требуя награды, отказаться от своей воли и стать послушным и преданным инструментом в Его руках, одинаково ровно относиться к возвышенному и низкому, друзьям и врагам, успеху и неудаче и в то же время с усердием следовать Его указаниям. Я понял, в чем смысл индуизма.

Мы часто говорим об индуизме, Санатан Дхарме,[219] но мало кто из нас знает, что это такое на самом деле. Другие религии – по преимуществу религии веры и обетов, но Санатан Дхарма – это сама жизнь; это нечто, во что нужно не столько верить, сколько ею жить. Это Дхарма, которая во имя спасения человечества с древних времен сохранялась в уединенности этого полуострова. И именно благодаря этой религии Индия возрождается. Да, она возрождается, но не так, как другие страны – ради себя самой или ради того, чтобы, став сильной, подавлять слабых. Она возрождается, чтобы излучать вечный свет, который ей дан. Индия всегда существовала ради всего человечества, а не для себя самой, и именно во имя человечества она должна стать великой.

Затем произошло следующее. Он указал на меня – Он заставил меня осознать главную истину индуизма. Он обратил ко мне сердца моих тюремщиков, и они сказали англичанину, управлявшему тюрьмой: «Он страдает от заключения; разрешите ему хотя бы на полчаса утром и вечером выходить за пределы камеры». Вот так это произошло, и именно во время этих прогулок я вновь ощутил присутствие в себе Его силы. Я видел тюремные стены, изолировавшие меня от людей, но я уже не томился в ее застенках: нет, меня окружал Васудева. Я прошел под ветвями дерева, стоявшего напротив моей камеры, но это было не дерево. Я понял, что это Васудева, что это Шри Кришна, которого я видел стоящим там и простиравшим надо мной свою тень. Я взглянул на решетку камеры – решетку, служившую дверью, и снова увидел Васудеву. Нараяна охранял меня, стоя в карауле у дверей камеры. Или же, лежа на грубой циновке, служившей мне постелью, я ощущал вдруг руки Шри Кришны, руки моего Друга и Возлюбленного. Это был первый результат глубокого прозрения, которым Он наградил меня. Я смотрел на заключенных, томившихся в тюрьме, на воров, убийц, мошенников – но, глядя на них, я видел Васудеву, а в их темных душах и запущенных телах находил Нараяну. Среди этих воров и бандитов было немало таких, кто посрамил бы меня своим чувством сострадания, своей добротой, человечностью, торжествующей над столь тяжкими обстоятельствами. И особенно один, показавшийся мне святым, крестьянин – мой земляк, не умевший ни читать, ни писать, грабитель, приговоренный к десяти годам строгого режима, один из тех, на кого мы в своей ханжеской классовой гордыне смотрим сверху вниз, как на неприкасаемого. Однажды Он опять заговорил со мной, заметив: «Смотри на людей, в гущу которых я бросил тебя, чтобы частично исполнить здесь Мою волю. Вот сущность нации, которую Я поднимаю, и причина, по которой Я это делаю». Когда дело поступило в Нижнюю палату суда и мы предстали перед судьей, та же проницательность не оставляла меня. Он сказал мне: «Когда тебя швырнули в тюрьму, разве не дрогнуло твое сердце, разве не воззвал ты ко Мне, вопрошая, где же Моя защита? Так смотри же сейчас на судью, смотри на прокурора». Я взглянул на них и понял, что вижу не судью, а Васудеву, что на скамье сидит Нараяна. Я перевел взгляд на государственного обвинителя и понял, что вижу не юриста, готового вынести обвинительный приговор, а Шри Кришну: мой Друг и Возлюбленный сидел там, улыбаясь. «Ну что, ты и теперь еще в страхе? – спросил Он меня. – Я – во всех и в каждом, и Я направляю все поступки и все слова человека. Так что Моя защита по-прежнему с тобой, и бояться тебе нечего. Дело, которое возбуждено против тебя, – предоставь его Мне. Это не твоя забота. Я привел тебя сюда вовсе не ради суда. Этот процесс – всего лишь средство для достижения Моей цели, и ничего более». После этого, когда дело слушалось уже сессионным судом, я даже стал писать указания для своего защитника, объясняя, что в показаниях против меня является фальшью и по каким пунктам следует провести перекрестный допрос свидетелей. А потом произошло то, чего я не ожидал. Случилось так, что адвоката заменили. Мой новый адвокат был моим другом. Его появление было совершенно неожиданным. Вы уже знаете имя этого человека, оставившего свою практику и все другие дела, просиживающего день за днем до глубокой ночи, подорвавшего свое здоровье, чтобы только спасти меня, – это Сриджут Читтараньян Дас. Когда я увидел его, я обрадовался, но все же подумал, что необходимо инструктировать его. Потом все эти беспокойства вдруг оставили меня, и я получил следующее послание свыше: «Вот человек, который спасет тебя от тенет, опутавших твои ноги. Отложи в сторону эти бумаги. Не ты должен инструктировать его. Я сделаю это сам». С этого момента я не сказал ни слова своему адвокату в отношении моего дела и не написал ни слова указаний, когда же мне задавали вопрос, я понимал, что мой ответ делу не поможет. Я предоставил все своему защитнику, и он взял инициативу в свои руки. О результате вы знаете. Я знал все время, что Он задумал для меня, ибо слышал об этом снова и снова от голоса, исходившего изнутри: «Я руковожу всем, так что не бойся. Займись своей работой, ради которой Я привел тебя в тюрьму, а когда выйдешь из нее, помни: никогда ничего не бойся, никогда не поддавайся сомнению. Помни: Я все решаю, не ты и не кто-то другой. Так что, какие бы тучи ни закрывали небо, какие бы страдания и опасности, какие бы трудности ни возникали на пути – нет ничего невозможного, ничего невыполнимого. Я – в народе и в его возрождении, Я – Васудева, Я – Нараяна, исполнится то, что пожелаю Я, – а не то, чего хотят другие. То, что вознамерюсь сделать Я, никакая человеческая сила не сможет остановить».

Между тем Он освободил меня от одиночества и поместил среди тех, кто проходил по одному делу со мной. Вы сегодня много говорите о моем самопожертвовании и преданности моей стране. Я уже слышал эти слова, как только вышел из тюрьмы, но они озадачили меня и даже причинили мне боль. Ибо я знаю свои слабости, знаю, что я – жертва своих собственных недостатков и заблуждений. Я заблуждался и раньше, когда же в заключении все мои слабости проявились с особой силой, я почувствовал их острее. Тогда я понял, что я как человек являюсь воплощением слабостей, греховным и несовершенным инструментом, сильным лишь тогда, когда на меня нисходит высшая благодать. Затем я обнаружил себя среди молодых людей, во многих из которых ощутил силу и мужество, силу самоотречения, по сравнению с которыми я – попросту ничто, встретил одного-двух человек, которые превосходили меня не только по силе или характеру – таких было довольно много, – но и по интеллектуальным способностям, которыми я так гордился. Он сказал мне: «Вот юное поколение, новая и могущественная нация, которая появилась по моему повелению. Они более величественны, чем ты. Чего же тебе бояться? Если бы ты отошел в сторону или уснул, работа все равно была бы завершена. Если завтра тебя отбросят – вот молодежь, которая подхватит начатое тобой дело и сделает это более уверенно, чем сделал бы это ты. У тебя есть слово, которое ты получил от меня, чтобы передать его этим людям, – слово, которое поможет народу подняться». Таково было Его второе обращение ко мне. Затем что-то произошло, и через мгновение я снова оказался в одиночестве своей камеры. Я не склонен говорить о том, что же произошло со мной в тот период, скажу только, что день за днем Он демонстрировал мне свои чудеса, заставив осознать абсолютную истину индуизма. До этого меня терзало множество сомнений. Я был воспитан в Англии на чуждых мне идеях, в абсолютно чужой атмосфере. Ряд моментов индуизма я был склонен считать плодами воображения, находя, что в них слишком много фантазии, слишком много заблуждений и Майи. Теперь же день за днем я всем своим разумом и душой и телом познавал истины индуизма. Они стали для меня живым опытом, мне открылись вещи, которые невозможно объяснить никакой материальной наукой. Когда я впервые постиг Его, я сделал это и не как Бхакта и не как Джняни. Я пришел к Нему давным-давно, в Бароде, за несколько лет до того, как началось движение Свадеши, когда я оказался втянутым в общественную деятельность. В то время, когда я обращался к Богу, едва ли во мне была живая вера в Него. Во мне жил агностик, атеист, скептик, и я не был абсолютно уверен в Его существовании вообще. Я не ощущал Его присутствия. И все же что-то привело меня к истине Вед, истине Гиты, истине индуизма. Я чувствовал, что должна существовать великая истина Йоги, великая истина этой религии, основанной на Веданте. А потому, когда я обратился к Йоге и решил заниматься ею и выяснить, насколько верна моя идея, я обратился к Нему с вдохновенной молитвой: «Если Ты есть, значит, Ты читаешь в моем сердце. Ты знаешь, что я не прошу у тебя Мукти, я не прошу ничего такого, чего просят другие. Я прошу только дать мне такую силу, чтобы она помогла мне возродить этот народ. Я прошу лишь позволить мне жить и работать для этих людей, которых я люблю и которым, молю, разреши мне посвятить мою жизнь». Я давно стремился к реализации в Йоге, и наконец, в какой-то мере мне это удалось, однако того, чего я желал более всего, я не получил. Тогда в тюремной изоляции одиночной камеры я снова обратился к Нему с просьбой. Я сказал: «Яви мне свою Волю. Наставь меня. Я не знаю, что мне делать и как. Укажи мне». В ответ я получил два наставления. Первое гласило: «Я дал тебе дело, и дело это – помочь твоему народу подняться. Уже недолго ждать того часа, когда ты выйдешь из тюрьмы, поскольку сейчас в мои намерения не входит, чтобы ты был осужден либо обречен на страдания ради своей страны подобно другим. Я призвал тебя исполнить Мою волю – это и есть твое предназначение». Затем пришло второе наставление: «За год ты кое-что узнал, и твои сомнения по поводу индуизма рассеялись. Именно эту религию я уготовил для человечества, именно ее совершенствовали и развивали риши, святые и Аватары для того, чтобы исполнилась Моя воля среди других народов. И Я благословляю этот народ быть моим провозвестником. Это Санатан Дхарма, это вечная религия, которую на самом деле ты прежде не знал и которую Я сейчас открываю тебе. Агностик и скептик, притаившиеся в тебе, теперь получили ответ, ибо Я явил тебе доказательства – в тебе самом и вне тебя (как физические, так и субъективные, которые тебя успокоили). Когда ты выйдешь, донеси до своего народа мое слово, ибо именно ради Санатан Дхармы он и поднялся; поднялся он не ради самого себя, а ради всего мира. Я даю Индии свободу служить миру. А значит, когда услышишь, что Индия поднимается, знай – это поднимается Санатан Дхарма. Когда скажут, что Индия стала великой, знай – это величие Санатан Дхармы. Когда заговорят о том, что Индия возвысилась и завладела миром, знай – это возвысидилась и завладела миром Санатан Дхарма. Индия живет Дхармой и ради Дхармы. Превозносить религию – значит, превозносить страну. Я показал тебе, что Я существую во всем, в каждом человеке и в каждой вещи, что Я есть и в этом движении; Я проявляюсь не только в тех, кто прилагает усилия на благо страны, но и в тех, кто противостоит им, кто служит преградой на их пути. Я есть в каждом, и что бы ни думал и ни делал человек, он не в силах помешать Мне, не в силах осуществить то, что не соответствовало бы Моим целям. Он тоже исполняет Мою волю, он не враг мне, он – инструмент в Моих руках. Чем бы вы ни занимались, знайте, что вы идете вперед, хотя и не ведаете, куда. Вы думаете, что делаете одно, а делаете совсем другое. Вы добиваетесь одного результата, а ваши усилия способствуют совершенно другому, а то и равно противоположному. Это Шакти, сошедшая на людей. Давно уже Я готовлю это возрождение, и вот наконец-то пробил час».

Вот что я должен был вам сказать. Название вашего общества – «Общество защиты религии». Что ж, защита религии, защита и возвышение над миром религии индуизма – это и есть предстоящая нам работа. Но что такое индуизм? Что такое религия, которую мы называем Санатан – вечная? Это и есть религия индуизма, поскольку именно ее исповедуют индусы, она возникла на этом полуострове, в уединении морей и Гималаев, поскольку на этой древней и священной земле она была передана на попечение народу Арья, чтобы он пронес ее сквозь века. Однако она не ограничивается рамками одной страны, не принадлежит безоговорочно и на века одной лишь части света. То, что мы называем индуизмом, – это воистину вечная религия, поскольку она универсальна и охватывает все другие религии. Если религия не универсальна, она не может быть вечной. Религия, загнанная в узкие рамки, сектантская религия, недоступная религия живет лишь ограниченное время и служит ограниченным целям. Индуизм – это единственная религия, которая может торжествовать над материализмом, охватывая и признавая открытия, сделанные учеными, суждения, сделанные философами. Это единственная религия, которая внушает человеку идею близости Бога ко всем нам и признает весь арсенал средств, с помощью которых человек может приблизиться к Богу. Это единственная религия, которая каждое мгновение настойчиво повторяет истину, признанную всеми религиями, – что Он есть во всех людях и всех предметах, что к Нему мы идем и в Нем обретаем самих себя. Это единственная религия, при которой возможны не просто понимание этой истины и вера в нее, но осознание ее каждой частичкой нашего «я». Это единственная религия, показывающая миру, что он есть на самом деле, это Лила[220] Васудевы. Это единственная религия, которая учит нас, как наилучшим образом сыграть свою роль в этой Лиле, учит ее тончайшим законам и благороднейшим правилам. Это единственная религия, которая нисколько не разъединяет жизнь и религию, которая знает, что такое бессмертие и полностью исключает для нас реальность смерти. Вот те слова, которые были вложены в мои уста, чтобы донести их до вас. То, что я сам собирался сказать, ушло, стерлось, и мне нечего больше добавить кроме того, что было велено вам передать. Теперь я все сказал. Столь страстно я говорил лишь однажды, и тогда я заметил, что это движение – не политическое, а национализм – не политика, а религия, кредо, вера; сегодня я еще раз повторяю это, но только другими словами. Я не утверждаю больше, что национализм – это религия, кредо или вера; я говорю, что Санатан Дхарма для нас – это национализм. Индийский народ был рожден с Санатан Дхармой, с нею мужал и с нею рос. Когда наступит закат Санатан Дхармы, тогда наступит закат и для всего народа, а если бы Санатан Дхарме было суждено погибнуть, вместе с нею погиб бы и народ. Санатан Дхарма – вот что такое национализм. Вот то послание, которое я должен был донести до вас».

Среди миллионов людей, ликовавших по поводу освобождения Шри Ауробиндо из тюрьмы, была и сестра Ниведита – бесстрашная, неутомимая революционерка, последовательница Свами Вивекананды. В то время она руководила школой и по случаю освобождения Шри Ауробиндо разукрасила ее, как на праздник. Вот что пишет ее биограф Лизель Реймонд в книге «Посвященные»: «Она (Ниведита) считала, что он (Шри Ауробиндо) полностью изменился. Казалось, на его лице, смуглом и худом – кожа да кости, – остались только пронизывающие насквозь глаза. Он обладал несокрушимой властью, которой наделило его духовное откровение, снизошедшее на него в тюрьме. Во время этого тяжкого испытания он видел перед собой лишь Божественного Кришну… Он был, как поняла Ниведита, преемником духовного Владыки прошлого, предлагающим всем и каждому напиться из источника йогического вдохновения. С момента его заключения в алипорскую тюрьму Шри Ауробиндо был уже не борцом, а йогом».

После выхода из тюрьмы Шри Ауробиндо выступал несколько раз в Калькутте и других районах Бенгалии. Эти выступления, собранные позже в одной книге, займут прочное место в истории индийской национальной литературы. Его выступления были не просто политическими речами пламенного патриота, но высказываниями провидца, богочеловека, чьи пророческие слова полностью доказали, как мы убедились с течением времени, свою правдивость. Естественно, что для враждебно настроенных индийских властей, которые даже мысли не допускали о том, чтобы ослабить железные тиски, в которых держали Индию, слова Шри Ауробиндо о надежде, вере, мужестве, активной деятельности, самопожертвовании и Божественном Волеизъявлении представлялись пустыми словесами фанатика-мистика, который лишь будоражит умы людей, побуждая их на крайние действия. Правда, подобные речи заметно беспокоили правящие круги как Англии, так и Индии, о чем свидетельствует дошедшая до нас переписка; и все же тот факт, что Шри Ауробиндо открыто высказывает свое мнение, казался им менее страшным. Молчащий Шри Ауробиндо мог оказаться куда опаснее! Пока он говорил, всегда оставалась надежда, что он оступится, и правительственные чиновники сумеют отыскать пару слов или фраз, которые можно назвать подстрекательскими и за которые можно будет снова отправить его в тюрьму либо надолго депортировать в Мандалай. На деле правительство Индии вовсе не радовало оправдание Шри Ауробиндо, и оно тешило себя надеждой об апелляции в Верховный суд: «доброжелателей», подталкивающих его к этому решению, было достаточно. В конце концов победу одержали здравомыслие и забота о собственной репутации, и идея апелляционной жалобы в Верховный суд была отвергнута. Самые рьяные англо-индийские издания, такие, как «Стейтсмен», тоже не могли смириться с оправданием Шри Ауробиндо; они подняли такую шумиху и дошли до того, что позволили себе открыто усомниться в правильности решения судьи, ведущего процесс, и недоброжелательно откомментировать сам процесс. Позволь себе хоть малую толику индийские газеты, им тут же предъявили бы обвинения в неуважении к суду.

Выступая на митинге, состоявшемся 13 июня 1909 года на Бидонсквер, Шри Ауробиндо сказал: «Что такое, в конечном счете, репрессии? Одних людей бросают в тюрьмы, других ссылают, проводят повсеместные обыски, вводят запреты, ограничивающие свободу прессы и политических платформ. Разве можно все это сравнить с той ценой, какую приходится платить за свободу другим народам? К тому же, прежде чем отвоевать хоть шаг на пути к намеченной цели, им приходится страдать куда больше. Таков закон Божий: вовсе не правители требуют от народа этой цены, этого требует Бог. Его закон гласит, что падшей нации не дозволено подняться без очищающих душу бесконечных страданий и значительных усилий… Над Индией взойдет солнце, наполнив светом всю страну и согревая своими лучами земли за ее пределами – всю Азию и весь мир. Каждый шаг, каждое мгновение лишь приближает нас к сиянию этого дня».[221]

23 июня 1909 года Шри Ауробиндо поехал в Барисаль, где произнес речь на проходившей там конференции Джхалакати. В этой речи он сказал: «Мы необычные люди, мы столь же древний народ, как наши горы и реки, и у нас за плечами – величественная история, превзойти которую не дано никакому другому народу: мы – потомки тех, кто по своей собственной воле совершил тапасью и неслыханные подвиги аскетизма во имя духовного роста и испытал все страдания, которые только уготованы человечеству. Мы – дети тех матерей, которые с улыбкой на устах восходят на погребальный костер, чтобы последовать за своими мужьями в другой мир. Мы – народ, который приветствует грядущие страдания и который полон духовной силы, более величественной, чем любая физическая, мы – люди, избранные Богом, чтобы заявить о Себе в самые великие моменты нашей истории. И именно потому, что Бог избрал нас для Своего самовоплощения и вдохнул Божественное волеизъявление в сердца Своего народа, мы вновь сегодня поднимаемся единой нацией». Говоря о репрессиях, он еще раз подтвердил: «Нация будет спасена лишь тогда, когда сумеет открыто и храбро взглянуть в лицо невзгодам и стойко и мужественно противостоять им. Именно этого требует от нас Мать, именно этого требует от нас Бог».

«Невзгоды могут обрушиться на нас снова и с большей силой. Тогда вспомните эти слова и мужественно встречайте их натиск, почувствуйте свою силу, закаляйте ее в борьбе с трудностями и с помощью этой силы сохраните прочные своды над храмом Матери».

Целью этих речей, а также статей, которые написал Шри Ауробиндо, и убеждений, которые он высказывал, было возрождение национального духа; давая свежее дыхание надежды и устремлений тем, чья вера переживала упадок, Шри Ауробиндо пытался найти новое в движении за свободу. «Есть единое пространство, объединяющее всех нас, и это наша общая Мать. Это не просто почва. Это не просто отрезок земли, это живая сущность. Это Мать, к которой вы стремитесь и в ком обретаете себя. Осознайте Бога в народе, осознайте Бога в братьях своих, осознайте Бога во всей человеческой сообщности. Это идеал, которым руководствуется человечество во всем мире, тот идеал, который является Дхармой Кали-юги… Ибо веление, с которым Бог обратился к индийскому народу, гласит: «Объединяйтесь, будьте свободными, едиными, будьте великими».[222]

Друзья просили Шри Ауробиндо вдохнуть новую жизнь и в «Банде Матарам», запрещенную во время его пребывания в тюрьме. Обращались к нему и с предложениями стать главным редактором «Бенгалии», которая продолжала выходить. Шри Ауробиндо отверг оба предложения. Ему хотелось возделывать свежую почву, основав собственное издание. Поэтому он основал два новых еженедельника: «Дхарма», выходящий на бенгальском, и «Кармайогин» – на английском.[223] Издания эти процветали, не испытывая тех финансовых трудностей, с которыми столкнулась «Банде Матарам». «Кармайогин» сохранял высокий профессионально-журналистский уровень, особое значение уделяя литературным, философским и духовным вопросам, хотя не обходил стороной и политическую жизнь. Основными моментами, которым стойко следовал «Кармайогин», стало провозглашение принципов живой Веданты, Санатан Дхармы, и применение их в каждом аспекте повседневной жизни. «Кармайогин» стал не просто еженедельной газетой, не просто изданием, которое читают на досуге, в воскресенье за завтраком, а затем отбрасывают в сторону. В этом еженедельнике постоянно публиковались переводы на английский Иша, Кена и Катха Упанишад, сделанные Шри Ауробиндо, его стихи «Баджи Прабху», «Богоявление» и др. Там же были опубликованы блестящие переводы Шри Ауробиндо «Риту Самхара» Калидасы[224], «Ананд Матха» Банкима, а также его статьи «Система национального образования», «Интеллект Индии», «Ценности национального искусства», «Идеал Кармайогина» и многие другие. Еженедельник отважился даже на политическую полемику на злобу дня, нередко с тонким юмором и сарказмом разбивая не выдерживающие критики позиции и аргументы своих оппонентов. Одна враждебно настроенная англо-индийская газета посоветовала ему заниматься вопросами литературы и религии и воздержаться от высказываний о Свадеши и бойкоте. На это Шри Ауробиндо остроумно ответил: «Он (Шри Ауробиндо) уже посвятил себя литературе и религии. Он пишет, как и писал прежде, о движении Сварадж и Свадеши, и это есть литературная форма. Он говорит о Сварадж и Свадеши, и это есть часть его религиозных убеждений». Во всех выступлениях, как устных, так и письменных, Шри Ауробиндо неустанно подчеркивал, что Индии необходимо обрести свою сущность, осознать свою высокую миссию в мире, познать Божественное волеизъявление в самой себе и действовать на основе прочного духовного фундамента. «Бог возжелал, чтобы мы оставались самими собой, а не Европой. Мы пытались обрести новую жизнь, следуя чужим законам, а не собственным. Теперь мы должны оглянуться назад и поискать источники жизни и силы в самих себе. Мы должны познать свое прошлое и вновь обрести его, используя на благо будущему. Наша первая задача – познать себя и подчинить все закону вечной жизни и природы Индии». Самое основное – это обрести прежде всего и превыше всего внутреннюю империю, внутреннюю Сварадж, поскольку «мы предвещаем духовную революцию, материальная же есть всего лишь ее тень и последствие». Проповедь, с которой он обращался к людям и которая и сегодня несет в себе столько же добра, сколько в тот момент, когда прозвучала впервые, как уже говорилось выше, заключена в призыве: «Объединяйтесь, будьте свободными, едиными, будьте великими».

Что же до самого времени, то в воздухе витали идеи реформ Минто– Морли, и индийскую политическую атмосферу будоражили надежды и размышления. Уместно напомнить, что лорд Минто, заместивший в 1905 году лорда Керзона, был представителем консерваторов. Однако вскоре после его отъезда в Индию британские избиратели низвергли его партию, приведя к власти либералов, и Государственным секретарем по делам Индии стал г-н Джон Морли. Таким образом, в период с 1905 по 1910 год, т. е. в самый расцвет яркой, но недолгой политической карьеры Шри Ауробиндо судьбой Индии заправляли либерал Морли и консерватор Минто. Англичане, либералы и консерваторы, постоянно ссорившиеся между собой в родной стране, проявляли удивительное единодушие в вопросе управления Индией, объединенные единым желанием: чтобы над Индией вечно развевался Британский флаг. Правда, Морли направил лорду Минто, своему подчиненному-тори, пребывающему в Индии, массу благочестивых банально-либеральных указаний, однако последнему удавалось благополучно игнорировать политические пристрастия своего шефа, провоцируя их практическое применение и подтверждая таким образом правильность и даже заслуги собственной политики. Так, Морли был недоволен диким приговором, вынесенным режимом Минто Тилаку, а также ссылкой Ладжпата Райя, Аджита Сингха и других, но Вице-король не только доказал законность своих действий, но и позлорадствовал по поводу того, что судьей оказался замаскированный военачальник. Несмотря на болтовню и пустые угрозы, реально правителей беспокоила не столько деятельность горстки террористов, сколько опасность потерять Индию – эту жемчужину в короне империи. А по тому, какой оборот принимали события в Бенгалии, Махараштре, Пенджабе и других регионах, а также судя по успеху, которым пользовались движения Свадеши и бойкот, они поняли, что если не ввести хотя бы подобие реформ, то в результате силовых действий потеряют больше, чем готовы отдать. Более того, они ясно понимали, что политика репрессий, к которой они вынуждены прибегнуть, приведет к еще большему разрыву с индийским народом, а потому, свято веря, что сумеют удержать за собой сокровище короны Востока, все же искали пути дать хоть какую-то власть небольшой группе политически мыслящих граждан. Первый пробный шар закинул Морли, отправив 16 мая 1906 года письмо к Минто: «Не стоит ли нам сделать первый шаг по пути реформ в отношении народа? Если нет, то разве не очевидно, что требования будут расти, приобретая «национальный» характер, в связи с чем у меня возникают по меньшей мере сомнения и подозрения…» Получив подобный намек от шефа, Минто выпустил для членов исполнительного совета тайный циркуляр, до последнего оставляя, однако, за собой право на оговорки. Этот циркуляр, яркий пример того, как извлечь пользу из необходимости, гласит: «…Я уверен в том, и мои коллеги поддержат меня, что дела Индии и методы индийской администрации никогда не привлекали такого внимания общественности как в Индии, так и дома, как в настоящий момент. За объяснениями далеко ходить не приходится. Рост образования, чему в огромной степени способствовало Британское правление, дает свои плоды. Основные слои населения начали осознавать свое положение, оценивать свои интеллектуальные возможности и сравнивать свои требования гражданского равенства с теми, кто принадлежит к правящим классам, при этом направляющее воздействие политической жизни дома полностью согласуется с развитием политической мысли в Индии.

Насколько народ Индии способен работать в различных областях администрирования, в какой мере он индивидуально имеет право на свою долю в политическом представительстве страны, насколько возможно объединить веками сложившиеся симпатии и антипатии различных рас и различных вероисповеданий и в какой мере наследные правители туземных княжеств будут содействовать имперской политике – все это проблемы, которые сможет разрешить один лишь опыт будущих лет. Однако мы, правительство Индии, не можем закрывать глаза на сложившиеся обстоятельства. Политическая атмосфера полна перемен, время ставит перед нами ряд вопросов, которые мы не вправе игнорировать и на которые должны попытаться ответить; и мне представляется крайне важным, чтобы подобная инициатива исходила именно от нас, чтобы правительство Индии не оказалось в том положении, когда вынуждено будет раскрыть карты под давлением из дома или в результате волнений в стране; мы должны первыми оценить сложившуюся ситуацию и представить на суд правительству Ее Высочества рекомендации, право следовать которым дает нам личный опыт и ежедневное соприкосновение с жизнью и бытом Индии».

Дабы слегка успокоить волнения в стране, Минто публично заявил, что назначает комитет, призванный рассмотреть вопрос о реформах, которые он надеется провести. Комитет этот и вправду вскоре был создан, но тут же столкнулся с бесконечными трудностями, возникшими в результате несовпадения точек зрения Вице-короля Индии, с одной стороны, и Государственного секретаря по делам Индии в Англии – с другой. Споры, переговоры, обмен письмами, разногласия сменяли друг друга. Только индийские «умеренные» тешили себя надеждами по поводу этих реформ. Националисты же сразу разглядели в них правительственную игру. Поскольку конечной целью их борьбы была полная независимость, они не хотели касаться так называемых реформ, суть которых Шри Ауробиндо коротко охарактеризовал как «бруммегенский товар» – пустое содержимое под яркой оберткой.[225] Реформы эти были порождены отнюдь не искренним желанием передать власть, хоть в сколько-нибудь ощутимой мере, в руки индийцев. Совершенно очевидно, что пока правительство громогласно трубило о реформах в «Новом Духе Времени» и других звонких понятиях, политика репрессий продолжалась. А для осуществления этой политики требовалось устранить с политической сцены Шри Ауробиндо, которого оно считало преградой на своем пути. Сестре Ниведите стало известно о намерениях правительства, и она посоветовала Шри Ауробиндо покинуть Индию, уехать в более безопасное место, откуда он смог бы руководить движением, ничем не рискуя. Но вместо того, чтобы покинуть арену борьбы, Шри Ауробиндо придумал иной план, как успокоить правительство. Со страниц «Кармайогина» он обратился с открытым письмом к своим согражданам, дав в нем подробную инструкцию националистам, какого курса следует держаться в случае его ареста или ссылки. Письмо, датированное июлем 1909 года, открывалось следующими словами: «Позиция общественного деятеля, который исполняет сегодня свой долг в Индии, слишком рискованна, чтобы он мог позволить себе с уверенностью говорить о своем будущем. Совсем недавно я вышел на волю, проведя почти год в отрыве от работы на благо страны, в изоляции, куда меня бросили по обвинениям, не имеющим под собой ни крупицы весомых доказательств, однако и мое оправдание – не гарантия безопасности, оно не защищает меня ни от новых обвинений, ни от произвольного решения о депортации, которое вполне возможно и без соблюдения таких формальностей, как предъявление обвинения или, что еще менее удобно, доказательства вины… Ходят упорные слухи, что полицией Калькутты уже представлен на рассмотрение правительству вопрос о моей депортации, и ни мир в стране, ни безупречная законность нашего судопроизводства не гарантия против всесильного приказа правительственных чиновников успокоить угрызения совести советников в Симле. В подобных обстоятельствах, подумал я, хорошо бы адресовать письмо о нуждах текущего момента и будущей политике моим соотечественникам, особенно тем из них, кто открыто признает принципы националистической партии. В случае моей депортации оно поможет выбрать направление тем, кто не определился еще в своих симпатиях и сфере деятельности; если же я не вернусь, можете воспринимать эти слова как мою последнюю волю и завещание соотечественникам». Подчеркивая неколебимый моральный фундамент, на котором основана националистическая партия, и взывая к своим последователям ни в коем случае не подрывать его, Шри Ауробиндо писал: «С нами – вся моральная сила страны, с нами справедливость, с нами Природа. Закон Божий, который выше любого из законов человеческих, оправдывает наши действия; на нашей стороне – молодые, значит, за ними – будущее. Именно на эту моральную силу мы и должны полагаться, чтобы выстоять и добиться в конечном счете успеха. Не следует поддаваться нетерпению, опрометчиво толкающему нас к тому, чтобы отказаться от почвы, придающей нам силу, и ступить на землю, которая нас ослабляет. Наш идеал не противоречит никакому закону; избранные нами методы таковы, что ни одно современное правительство не в состоянии преднамеренно объявить их незаконными, не лишившись при этом права называть свое правление цивилизованным. Именно этого идеала и этих методов мы должны твердо придерживаться и полагаться в дальнейшем успехе только на них одних».

В открытую возлагая ответственность за террористические акции на тех, кто был их зачинщиком, Шри Ауробиндо сказал: «Мы не имеем никакого отношения к покушениям, которые потрясли страну, и, ясно и четко отмежевавшись от них однажды, не намерены обращаться к ним и в дальнейшем. Эти покушения – зловонные и пагубные плоды зловонной и пагубной политики, и до тех пор, пока творцы этой политики не исправят своих ошибок, никакая человеческая сила не сможет помешать ядовитому древу приносить ядовитые плоды». И снова он указал идеал и цель националистической партии. «Наш идеал – это Сварадж, или абсолютная автономия, свободная от контроля иностранцев. Мы заявляем о праве каждой нации жить своей собственной жизнью, действовать своими силами сообразно с собственной природой и идеалами. Мы отвергаем попытки чужеземцев навязать нам цивилизацию менее развитую, чем наша собственная, или же лишить нас нашего наследия, выдвинув малоубедительный довод высшей целесообразности. Признавая, что долгое подчинение обернулось ржавчиной, разъедающей способности и энергию нашего народа, мы в то же время ощущаем способности и энергию, в нас возрождающиеся… Мы ни в чем не уступаем своим предкам. У нас достаточно ума, мужества и разнообразных национальных способностей. Единственное, что им необходимо, – это поле деятельности и возможность действовать. Эту возможность, это поле деятельности могут обеспечить нам только национальное правительство, свободное общество и великая культура Индии. И пока мы этого не добьемся, мы будем использовать ум, мужество и способности для непрекращающейся борьбы за их достижение». Однако было немало и других людей, иного калибра – недальновидных, но занимающих высокие посты, – которые боялись, что претворение в жизнь идеалов национализма невозможно, к тому же они могут вызвать ненависть властей предержащих. Проясняя свою точку зрения и отвечая на их обвинения, Шри Ауробиндо от имени порабощенных и угнетенных народов всего мира произнес следующие слова, эхом отозвавшиеся во многих сердцах: «Наш идеал Сварадж не влечет за собой ненависти ни со стороны других народов, ни со стороны правительства, установленного законом в нашей стране. У нас бюрократическое правление – мы бы хотели превратить его в демократическое; у нас чужеземное правление – мы бы хотели превратить его в местное; у нас иностранный контроль – мы бы хотели передать его индийцам. Поэтому лжет тот, кто считает, что наши устремления неизбежно влекут за собой ненависть и насилие. Наш идеал патриотизма основан на любви и братстве, он выходит за пределы, определяющие единство нашего народа, и предусматривает в качестве окончательного результата единство всего человечества. Однако мы стремимся к братскому единству, единству равных и свободных людей, а не к единству господина и крепостного, мучителя и жертвы. Мы требуем признания нашего корпоративного существования как индивидуальной расы и народа, поскольку это единственный путь, посредством которого может быть достигнуто братство всех людей: не через отказ от индивидуальности нашего народа и стирание внешних различий, а через устранение внутренних препятствий на пути к единству, источника ненависти, злобы и непонимания. Борьба за наши права не означает ненависти по отношению к тем, кто по ошибке их отрицает. Она означает лишь намерение страдать и бороться, храбро говорить правду, не щадя никого, использовать любое легальное средство давления и любой источник моральной силы для укрепления собственной силы духа и ослабления устоев, которые отрицают законы прогресса». Подведя итоги этого выступления, Шри Ауробиндо обратился к националистам с призывом: «Политика националистской партии, которую я предлагаю, коротко может быть сведена к следующему:

1. Четкое соблюдение законов и последовательное проведение мирной политики самоопределения и пассивного сопротивления;

2. Урегулирование отношений с правительством по принципу: «Нет – контролю, нет – кооперации»;

3. Сближение с партией «умеренных», где это возможно, и воссоздание объединенного Конгресса;

4. Упорядочение движения бойкота для того, чтобы сделать как политический, так и экономический бойкот более эффективным;

5. Объединение если не всей страны, то хотя бы областей, согласно нашей первоначальной программе;

6. Система кооперирования, которая не нарушая закона, помогает рабочим энергично и успешно, пусть не столь продуктивно, как прежде, продвигаться по пути самоопределения и национальной независимости».[226]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.