«Святая вера Эдома»

«Святая вера Эдома»

Можно было предположить, что после ухода Цви и провала его обещания привести детей Израиля в дом их предков мессианская волна пойдет на спад. Но это оказалось не так, особенно в Подолии, в юго-восточном углу Речи Посполитой между Днестром и Бугом, в регионе, находившемся под турецкой оккупацией в 1672–1699 годы, на земле, которой предстояло сыграть ведущую роль в последние столетия восточноевропейского еврейства.

Здесь соприкасались идишский, русский и турецкий миры: иудаизм, ислам и православие – и все они привнесли нечто в религиозный климат, который историк ХХ века Арнольд Тойнби описывал как «культурный компост» – плодородную землю, способствующую прорастанию новых социальных и религиозных течений. Евреи принесли свои мессианские надежды и каббалу, христиане – агапе (любовь к ближнему) и почитание святых, мусульмане – особый тип мистицизма и восточные формы религиозной организации. Каждая из религий находилась в процессе отхода от традиционных форм религиозного управления, и каждая получала нечто новое от сотрудничества. Среди христиан возникла новая секта духоборов – пацифистов, противников священства и государства, их обряды сводились к собраниям, встречам для молитвы и разделения хлеба и соли. Среди мусульман возродился старый суфийский орден Бекташи, ставший влиятельным в османской Турции, особенно среди охранявших границы империи войск янычаров. Орден принял в свою доктрину нечто наподобие идеи Троицы (включавшей Бога, Пророка и его зятя Али), равенство женщин, ритуальное разделение еды и покаяние в грехах.

Еще во время жизни и деятельности Саббатая Цви евреи невольно познакомились с некоторыми аспектами исламского суфизма. Произнесение вслух имени Бога можно считать еврейской параллелью дхикра – ритуала, в котором верующие многократно повторяют имя Бога. Евреи развили культ важного суфийского поэта Ниязи Мисри, последователи которого пели суфийские стихи во время обрядов. Его могила в Албании стала святым местом бекташей и – по крайней мере до 1965 года – местом регулярного посещения суфийскими паломниками[211].

Верующие, разумеется, поспорят с тем, что в идишский мир Подолии могло проникнуть суфийское влияние, хотя факт глубоких изменений (будь их источник внутренний или внешний) стал очевиден в течение следующего столетия. Есть обрывочные сведения о том, что географический контакт со своими корнями (Святая земля была частью Османской империи) помог евреям Подолии отбросить долго преобладавшее среди них немецкое, западное влияние, вытащив на поверхность и расширив подавленное и скрытое, но всегда существовавшее разделение между немецким и славянским идишскими мирами, где первая сторона была представлена раввинами и общинной олигархией с их глубоким почтением к учености и строгому поведению, а вторая – обычными простолюдинами с их эмоциями, энтузиазмом и превосходством сердца над умом.

После смерти Цви саббатианский мессианизм медленно превратился из массового движения в культ, хотя и пользовавшийся сочувствием. Теория говорила, что перед последним Мессией, Машиахом бен Давидом (потомком Давида), придет его предшественник, страдающий Машиах бен Йосеф (потомок Иосифа). Это заставляло прислушиваться к каждому сбитому с толку мечтателю, к каждому воинствующему религиозному шоумену и несостоявшемуся духовному шарлатану. Настоящий поток саббатианских проповедников, претендентов на мессианство хлынул со славянских земель – из Богемии, Моравии и Речи Посполитой. Они объявляли себя «сыновьями Иосифа» и предсказывали неизбежное второе пришествие Цви, как если бы он был версией христианского Спасителя. Мордехай из Айзенштадта (1650–1729) разъезжал по Богемии, Венгрии и Северной Италии, убеждая людей не терять надежд на грядущее возрождение и объясняя, что смерть Цви была лишь иллюзией. «Через три года, – утверждал он, – Машиах вернется». Бывший изготовитель алкоголя Цадок появился в Гродно с такой же вестью. В Вильно золотых дел мастер Гешель Цореф (1633–1700), «простой человек, лишенный премудрости, всегда плакавший перед Ковчегом, прося о получении мудрости и знаний»[212], стал самым восторженным в Польше саббатианским пророком и потратил около 30 лет на написание «Книги Цорефа» («Сефер ха-Цореф»), Торы будущего Мессии, где примерно на 5000 страниц излагаются неудобоваримые мистические и нумерологические объяснения иудаистского символа веры «Шма Исроэл». В Моравии некий Иегуда бен Яков «заново родился» как пророк Лёбеле Просниц; в первые годы XVIII века он странствовал по Моравии и Силезии, собирая многочисленных последователей, показывая магические фокусы и произнося удивительные заклинания. Польский саббатианец Самуил Яков Хаим Фальк едва не был сожжен как колдун в Кёльне и бежал без гроша в кармане в Англию, где построил себе дом возле лондонского Тауэра с синагогой и алхимической лабораторией. Известный среди евреев как Баал Шем («Владеющий Именем») Лондонский, а среди англичан как доктор Фальк, он умер в 1782 году необычайно богатым человеком.

Однако если говорить о материальной выгоде, самым успешным авантюристом в этом жанре был, несомненно, Яков Лейб (1726–1791) из Королёвки, маленького городка в Подолии, которого Генрих Грец описал так:

…Один из худших, самый неуловимый, самый вероломный мошенник XVIII века. Он мог обманывать мудрейших и так ловко скрывать свои обманы, что после его смерти многие еще считали его прекрасным человеком. <…> Он был магометанином, а позже католиком – столько времени, сколько было нужно для его целей, и менял веру, как другие меняют одежду[213].

Возможно, это слишком сурово. Возможно, а может, даже вероятно, что Лейб поначалу был искренен или просто заблуждался. Проведя около 25 лет в Османской империи, он присоединился к еврейско-мусульманской секте и, возможно, был посвящен в бекташитский суфизм. По возвращении в Польшу в 1750-е годы он последовал примеру бывших испанских евреев, сефардов, говорящих на еврейско-испанском языке ладино, и стал называть себя Франком (как сефардов часто называют евреи, говорящие на идише). Позже он взял имя Франк в качестве фамилии. Принятый как пророк и новое воплощение Цви, он немедленно стал лидером саббатианского культа и успешно распространял свое учение по Моравии, Подолии, Галиции и Венгрии, собирая столько адептов, что раввины всполошились и стали изыскивать средства, чтобы пресечь его деятельность. Они почти достигли цели в 1757 году, когда обнаружилось, что Франк проводит за запертыми дверями ритуал, который, по словам его противников, представлял собой не более и не менее как сексуальную оргию. За исключением самого Франка, которого считали турецким подданным, вся община была арестована и предстала перед раввинским судом, где ее членов заставили признаться в аморальном поведении (женщины, вероятно, признали, что нарушили свои брачные обязательства) и наказали суровым покаянием. Их глава бежал в Турцию, где воспользовался возможностью обратиться в ислам и обновить свои суфийские связи – к восторгу османских властей, с ликованием объявивших о своем престижном приобретении.

Однако вскоре Франк снова оказался в Польше со своей опасно разросшейся еретической паствой. Раввины решили, что движение должно было быть остановлено. Раввинский совет в Бродах исключил Франка и его последователей из общины (это решение было утверждено Ваадом четырех земель) и призвал всех добрых евреев преследовать и уничтожать все, что касалось секты Саббатая Цви. Они предали сектантов в руки Церкви, взявшейся за дело с понятной радостью. Франк призвал своих адептов принять католицизм, но лишь внешне, объясняя, что все веры – это только ступени на пути от иллюзии к реальности и что истинный Бог скрыт и недоступен для простых людей, но представлен в этом мире Царем царей, иначе называемым Великим Братом (не удержусь: который всегда следит за тобой), посланником которого служит не кто иной, как сам Франк. Христианство, по этому учению, было не более чем завесой, закрывающей абсолютную истину, названную Франком святой верой Эдома. В этом мире не может быть порядка, провозгласил он, ни появления истинного Мессии, «покуда не будет исполнен Закон Моисея, пока они не войдут в святую веру Эдома <…> как это написано о Моисее: “Моисей отправил посланцев в Эдом”. Каждый из семени Авраама, Исаака и Иакова должен следовать святой вере Эдома».

Учению Франка сочувствовали главным образом люди хорошо образованные и богатые. Обычные евреи отказывались принимать «святую веру Эдома» или признавать ее законность. Как бы страстно они ни ожидали прихода Мессии, как ни готовы они были следовать за любым харизматическим лидером, предлагавшим им путь к возрождению, они в то же время были слишком преданны своему еврейскому наследию, чтобы принять принцип, согласно которому «только в отказе от Торы состоит ее истинное исполнение». Деятельность Якова Франка зашла слишком далеко, по пути, неприемлемому для большинства.