КАК ТРОЯНСКИЙ ВЕДИЗМ ВЫРОДИЛСЯ В РИМСКОЕ ЯЗЫЧЕСТВО
КАК ТРОЯНСКИЙ ВЕДИЗМ ВЫРОДИЛСЯ В РИМСКОЕ ЯЗЫЧЕСТВО
Если институт весталок сохранил изначальное совершенство до момента осуществления Пророчества, то коллегии жрецов и, соответственно, пантеону Рима повезло меньше. Родился-то он в качестве копии троянского, то есть воспроизвел строгий ведический канон, однако сохранял его в чистоте он лишь первые свои века. А кончил пантеон Рима как откровенно языческий. Да еще, поскольку Рим сделался всемирной империей, его пантеон стал представлять эклектическую «сборную солянку» не связанных меж собой интегрирующей идеей культов.
Для понимания сокровенных чаяний Константина имеет смысл кратко проследить этот процесс от его славного начала и до постыдного конца. Тем более, что стадиями истории пантеона были во многом предопределены как впечатляющий взлет, так и катастрофическое падение великого Рима.
Историю римской жреческой коллегии можно подразделить на, так сказать, века: серебряный, медный, железный. В смысле, что золотым ее веком явился еще до-римский – сиречь троянский – строй жречества. Конечно, каждый такой период насчитывает сам ряд веков – если употреблять слово «век» в смысле исторической общепринятой градуировки времени.
Серебряный наименее известен официальной науке. Он же – наиболее славный. Фактически, это был тот же самый строй жреческой коллегии, что и в Трое. Как это стало возможно, если троянцы объединились с местным народом – латинами? Это проясняет загадочная, на первый взгляд, фраза Энея: «Мы, потомки Дардана, тоже латины».
Историки говорят: «Хитроумный Эней польстил, таким образом, аборигенам, чтобы они его приняли». Допустим. Но ведь этой же фразой он мог обидеть своих – и весьма серьезно. Да и автохтоны едва ли поспешили бы ставить над собою царем примазывающегося пришельца.
Скорее всего, Эней отнюдь не попробовал играть в «кошкин дом»: он говорил не о происхождении троянцев от латин по крови, а о родстве по Духу. Мы, пришлые, исповедуем ту же веру, что и вы, местные. То есть Эней сказал: «И мы тоже – Ладины (поклонники)».
Звучать же это слово могло так в точности, как сохранила его история: Латины. Ведь в странах Средиземноморья северную ведическую богиню Ладу именовали Лата, Латона, Лето. (Что интересно, в Индии до сего времени распространено женское имя Лата.) Народ нередко называет себя не только по имени своего предка, но и по имени своего бога.
Не удивительно, что народ, называющийся латинами, с благоговением принял Энея и его спутников (которым, говорит Энеида, не раз отказали в приюте и, в том числе, – сродники). Ведь у троянцев была святыня – Палладий! А уж когда Эней напрямую заявил, что пришельцы тоже поклоняются Ладе, – его без колебаний венчали на царство взамен погибшего в бою местного царя.
Одновременно это был и венец великого понтифика. То есть Энея наделили полнотою власти как светской, так и религиозной. В той и другой сфере он принялся насаждать обычаи северного ведизма, которые принес в Средиземноморье еще Дардан. Удивительно, как до сих пор не привлекло внимания совпадение многих обычаев у славян и у наиболее древних (царского периода) римлян.
Многие славяне еще каких-то полтора века назад помнили прадедов обычай селений «о трех концах». Три небольших поселения, как бы подвешенные короткими прямыми проселками друг ко другу (весь), образовывали одно крупное. Вступающие в брак должны были, обязательно, принадлежать к различным концам, а не к одному и тому же. Так наши мудрые предки избегали близкородственных браков, которые, как известно, подрывают генофонд. Ведь родственники во времена натурального хозяйства предпочитали селиться друг возле друга.
Так точно и юный Рим явил собой «весь» трех триб. (Примечательно само это слово, от которого произошло «народный трибун». Напоминет и название Троя, и русские слова «три» и «треба».) Трибы основали троянцы, латины и присоединившиеся к союзу двух этих племен обитавшие на Италийском полуострове роды этрусков. Именно из этих последних римляне избирали себе царей. Почему? Этруски почитались аристократией, ибо родословие их восходило наиболее прямо к северным находникам. Валерий Чудинов обстоятельно доказал в книге «Вернем этрусков Руси»[46], что этот народ говорил и писал по-русски.
Кстати, римская царская должность была не только наследуемой, но и выборной. Здесь тоже явная параллель с государями древних руссов. Русские города принимали на княжение лишь того, кого получит одобрение всенародного вече. И вообще главные вопросы как мира, так и войны не решались без участия вече. В Риме же оно именовалось комиция (откуда произошло, вероятно, слово «комиссия»). В комиции мог принимать участие каждый, способный носить оружие. Пожалуй, располагая столь совершенным устроением государства и мудрыми обычаями, римляне поначалу имели некоторое моральное право воспринимать окружающие племена как непросвещенных варваров, гордиться своим отечеством и расширять границы его, приобщая иноплеменников к достижениям цивилизации.
Тем более сказанное относится к системе религиозных верований молодого Рима. В период, именуемый нами серебряным веком его религии, система представляла строгий ведизм. Тогда как у соседей молодого римского государства, за исключением этрусков, существовали только различные степени вырождения ведизма, то есть разные виды язычества.
Хранящую заветы Энея жреческую коллегию представляли три старших фламина и двенадцать младших. (Интересна фонетическая перекличка слова «фламин» с английским flame – пламя, свет; с эстонским valamo – земля света; с именем Валаам, о котором Библия говорит, что этот «языческий» волхв был первым предсказателем о Христе. [47])
Три старших фламина были служителями Великого Триглава – Бога Триединого Всевышнего. Поэтому они могли называться, как сам великий понтифик, именем «царь-волхв» и считались младшими понтификами. Двенадцать же младших фламинов были служителями Двенадцати младших богов, то есть творящих энергий Бога Триединого Всевышнего. Таким образом изначальный строй римской жреческой коллегии наглядно воплощал в себе то, о чем будет сказано в Евангелии от Фомы: «где Троица, там и боги» (речение Христа 35).
Главной задачей коллегии (кстати, явное созвучие с «коло» – круг) было хранить pax deorum, т. е. мир богов (лат.) или – гармонию богов. Официальная наука знает, что именно таково было изначальное предназначение римского понтификата, но пояснить, в чем именно состоит задача хранить pax deorum, толком она не может. Потому что официальная наука думает, что, будто бы, если она изучает ранние века Рима, то точно уж имеет дело с язычеством. Более того, очень многие представители официальной науки вообще затрудняются определить, чем ведизм отличается от язычества.
Поясним это на примере наших прямых предков – древних руссов. Под словом «боги» (или «триглавы всеобщие») они подразумевали Двенадцать основных творящих энергий вселенной. В отличие от язычников руссы знали, что, по глубинной сути, это есть Единая энергия, различные формы которой закономерно перерождаются друг во друга в течение годового цикла (во многих языках слово Год и поныне означает Бог). Про эту Единую энергию книга Велесова (дощечка 7е) говорит: «Она светит радугой, которая заветом о богах наших стала».
Подобно этому стеклянная призма превращает единый и простой внутри себя луч белого света в радугу (другое название русских богов – белые боги). Так точно призма пространства-времени (Малая Сварга) превращает единый первоначальный Свет (Великая Сварга) в 12 внешне различных, но внутренне закономерно перетекающих друг во друга светов (так точно Всевышний Бог именуется «Отцом светов» и в Послании апостола Иакова – 1:17). В пространстве этим тонким энергиям соответствуют определенные области неба, знаменуемые созвездиями. Во времени – праздники годового цикла.
Валерий Чудинов потому столь часто обнаруживает на древних священных камнях слово «маска» (а также «лик»), что русские волхвы ведали: боги представляют лишь различные лики (маски) Единой Силы. Об этом же говорит индуистская ведическая Брихадараньяка, старейшая книга Упанишад: «боги есть лишь проявления Атмана, ибо он – все боги».
Но возвратимся к понтификату Рима. Его задачей было доводить до граждан ведение о богах и Едином на уровне, доступном их пониманию. Среди просвещенных делались невозможными всяческие споры о том, «какой бог главнее». Традицией на территории римского государства становился pax deorum – гармония, мир богов. Ведь каждый из Двенадцати есть ежегодное перерождение любого другого из этих же Двенадцати. Поэтому почитающий бога воинов не отзовется пренебрежительно о боге пахарей, и так далее. Тем более, что они все представляют собою лики Единого. И в предначертанный срок Лада воплотится в земную деву и родит Его Сына.
Ведическое богословие очень выгодно отделяло Рим ранний от соседей его. Бичом язычников были нескончаемые усобицы, причиной или поводом для которых становился «передел власти между богами». Сама возможность брожения такой идеи в умах предоставляла широкое поле деятельности для честолюбивых интриг соперничающим жреческим кланам. Могущественные, но духовно разрозненные племенные союзы оказывались бессильны перед лицом сплоченного гармоничною верой Рима. Не удивителен был отмечаемый всеми историками патриотизм римских граждан, следствием которого становились высокая гражданская и, особенно, военная дисциплина. Другое дело, что эта гордость за свое отечество, вполне обоснованная на ранних этапах истории Рима, позднее выродилась в безосновательную тупую спесь.
Век медный римского понтификата – и, следовательно, пантеона – начинается одновременно с V веком до Р.Х. Тогда в Риме произошло нечто вроде печально известной «русской» (на деле – антирусской масонской) февральской революции. Античные предтечи масонов покончили с «эпохой царизма» в Риме.
До этого переворота главным государствообразующим народом римского государства признавали этрусков, главою же его был царь, который был всегда на виду и хотя бы уже поэтому за дела свои чувствовал ответственность. Комиция, то есть вече, могла его утвердить или не утвердить на царство, могла и повлиять на его главные решения – пока ей было понятно, на решения кого ей влиять.
Но после начала V в. до Р.Х. приоритет этрусков относительно государственного строения Рима был предан организованному забвению. Теперь принимать участие в управлении государством имели право плебеи, то есть приблудившийся интернационал, не принятый ни в одну из триб (число же самих триб к тому времени было уже далеко не три, а более трех десятков).
Новоизобретенная власть – республика – предоставляла свободу силе, которая реально осуществляет власть, избегать ответственности за свои действия. Ведь, вроде бы, решения принимает не тот, кто принимал их в действительности, а некий «электорат» – купленные плутократом клиенты.
Слово «клиент» означало в республиканском Риме не то, что значит оно теперь. Под этим словом понимался плебей, которого подкармливает конкретный плутократ, и который поэтому «морально обязан» доступными ему средствами проводить волю этого плутократа в качестве государственного решения. Слоган «клиент всегда прав» был популярен и в республиканском Риме, хотя имел тогда не коммерческий, а политический пафос.
Впрочем, сама политика Рима, в результате таких революционных нововведений, все больше приобретала пафос коммерческий. И наиболее выгодной формой общения с окружающими народами оказывалась война. Военнопленные делаются рабами, рабов становится много и они оказываются дешевы. Следовательно, надлежит сделать, чтобы источник дешевой рабочей силы, по возможности, не иссякал. Поэтому эпоха республики представляла собой период головокружительного «прогресса» Рима. Его территория разрасталась, как на дрожжах, и при этом он столь же стремительно вырождался внутренне, предопределяя свое падение.
Вы спросите: а где же была жреческая коллегия? Как она допустила подобное «беззаконие»? Почему понтификат не встал всем своим духовным авторитетом на защиту священных установлений предков? Какая уж тут «гармония богов», если бесконтрольно всем стали править из них лишь двое – Мамона с Марсом?!
Ответ простой. Конечно же, плутократы заранее просчитали реакцию жреческой коллегии. Не трудно было понять, что со стороны духовенства то будет, именно, реакция в политическом смысле этого слова. Поэтому еще до политической реформы или же одновременно с ней плутократами была инспирирована также реформа религиозная. Ее-то ради мы и затронули тут немного перипетии этой античной (но вечно юной) политики.
Как можно было лишить влияния жрецов-реакционеров? Проповедовать атеизм? Едва ли. Конечно же, тогда были времена варварские, но еще далеко не настолько, чтобы люди подобному могли верить. Скорей бы иссякли плутни (??????? – богатство, греч.), финансовые активы у плутократов, чем такая пропагандистская кампания увенчалась успехом! Поэтому был избран чуть менее парадоксальный путь. Великий понтифик был отстранен от управления жреческой коллегией. В коллегию был введен и над нею – и над понтификом в том числе – поставлен жрец нового тогда для римского пантеона бога: Двуликого Януса.
Древлеправославная церковь старопоморского Федосеевского согласия говорит о Янусе на своем сайте так: «Это языческое божество обозначало хаос, то есть темную неопределенность, дьявольское действие, противостоящее Божественному порядку. Янус символизировал врата в другой, иной мир, мир хаотической неопределенности, в христианском понимании – это вход в Ад».
Но, уж конечно, не так позиционировали нововведение свое в пантеон античные религиозные реформаторы. Они учили, что Янус есть бог контрактов (их же заключают между собой два лица) ворот и войн. Давайте заведем его себе в пантеоне, говорили они, чтобы процветала у нас коммерция, чтобы нам были известны повсюду входы и выходы, и чтобы нас все боялись.
Римские граждане отвечали на подобные речи соблазнителям: у нас и так в пантеоне есть бог войны Марс. На это Янусовы «пиарщики» говорили, надо полагать, нечто вроде: на время войны все же лучше иметь двух ее богов – пусть это обеспечит нам численное превосходство над богами противника. А в мирное время мы обещаем запирать ворота в храм Януса. И будет один бог Марс, как и раньше было.
И им поверили. И в этом реформаторы не солгали. Другое дело, что практика этого нововведения оказалась такой, что запирались ворота в храм Януса за всю дальнейшую тысячелетнюю историю Рима только три раза – и то лишь на весьма короткое время. По-видимому, Двуликий был не столько богом войны, сколько богом плутов, которые наживаются на войне.
Интересно был назван ежегодный праздник в честь Януса: агонии. Введение в римский пантеон Двуликого было тем же, что и введение в Трою деревянного коня. Само название его праздника пророчествовало о том, что принесет этот бог через века Риму.
Тогда же в жреческую коллегию были, в дополнение к фламинам, введены авгуры, то есть гадатели по внутренностям жертвенных животных. Так римские алтари сделались кровавыми. Авгуры очень возвысились в постоянно воюющей и активно торгующей республике. Ведь у торговцев и военных не переводится спрос на предсказания, насколько будут удачными затеваемые ими операции.
Фламины стали играть в понтификате второстепенную роль. Три главных фламина служили теперь не Триединому Всевышнему Богу, а трем богам: Юпитеру, Марсу, Квирину. Теперь фламин даже не мог поступить в коллегию без одобрения авгура. Эта церемония называлась инагурацией фламина. (В наше время инагурацией называется церемония вступления в должность президента. Как это название понимать? Тоже, значит, сидит где-нибудь такой… гадатель по внутренностям и определяет, будет ли допущен к власти народный избранник?)
В республиканском Риме великий понтифик реально возглавлял только институт весталок. Жреческой коллегией заправляли жрец Януса и авгуры. Опасаясь дальнейших реформ, весталки скрыли в тайнике Палладий – изображение Лады – и с тех времен ее стали называть Потаенная. Звучало это как Отаена. Доктор исторических наук Ю.Д. Петухов говорит в книге «Дорогами богов», что именно от этого слова произошло греческое «Афина».
По-видимому, опасения весталок не были беспочвенны. Им становилось все более трудно хранить и передавать Пророчество. Конечно, духовный авторитет весталок был слишком высок для того, чтобы реформаторы решились просто разогнать этот религиозный институт без объяснения причин. Однако против него постоянно велись интриги. А именно, весталок пытались обвинить в том, что они, якобы, на самом деле не хранят девственность. Но, как это было сказано выше, весталки творили чудеса, доказывая тем самым, что сила Матери-Девы с ними, и обвинителям приходилось умолкнуть.
А вот институт фламинов, наоборот, «развивался ударными темпами». Ведь «кадровую политику» там определяли теперь авгуры. Фламинов становилось, в буквальном смысле, немереное количество, потому что в пантеоне Рима «прописывалось» все больше богов. Титулом «бог» (ничего себе!) наделялись как древние цари, так и новые императоры. И даже некоторые родственники императоров. И в этом последнем случае в жреческой коллегии тоже прибавлялся новый фламин.
Как ясно из вышесказанного, железный век римского пантеона совпал со временем, когда с республиканским строем было покончено (I в. до Р.Х.). Остерегаясь восстаний, Август повелел считать покоренные народы римскими гражданами, и уровнял их в правах с победителями. При этом он столь существенно урезал эти самые права, что римское государство того периода многие бы назвали сегодня, пожалуй, тоталитарным.
Замысел удался, гарнизоны оккупантов стали во многих землях восприниматься просто как «родная» администрация, наступил мир. Но этот мир повлек и «уравнивание в правах» богов побежденных с богами победителей. Безмерно раздувшийся римский пантеон сделался пародией на самого себя, каким он был даже и в республиканский период. Поэтому, когда с возвращением царизма (то есть, теперь – империализма) вернулся также обычай присоединять к званию царя также титул «великий понтифик», властители Римской империи воспринимали этот последний всего лишь как словесную побрякушку.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.