ЗАДАНИЕ ЧЕТВЕРТОГО ДНЯ. СОЗЕРЦАНИЕ СКЕЛЕТА

ЗАДАНИЕ ЧЕТВЕРТОГО ДНЯ. СОЗЕРЦАНИЕ СКЕЛЕТА

Занятие четвертого дня началось позже, а закончилось раньше обычного. Я был этому рад: мои деньги подходили к концу и я рассчитывал, что Яков угостит меня обедом. Однако, вернувшись, я не застал его дома. Я было расстроился, но увидел на столе двадцатку и записку под ней:

«Ушел выполнять задание Кастанеды. Пообедай без меня».

— Вот это да! — восхитился я.

Бесплатные обеды не входили в условия моего договора с Силой, но я не сомневался, что это не что иное, как проявление ее заботы о своем слуге. Яков и раньше угощал меня обедами, однако никогда не предлагал это сам, и уж тем более, не оставлял для меня денег. Я не был слишком удивлен: Кастанеда же обещал, что Сила будет давать нам все необходимое.

— Интересно, какого служения ты потребуешь от меня? — обратился я к Силе, и сам испугался своей смелости. А если она ответит?

— Не отвечай, я тебя боюсь, — тихо сказал я.

Прекрасно пообедав в ресторанчике на противоположной стороне улицы, я вернулся домой в замечательном расположении духа. Сила рядом, она заботится обо мне; но как я должен ей служить, пока неизвестно. Значит, можно отдыхать.

И тут передо мной встал фрагмент вчерашнего занятия, когда Кастанеда отчитывал меня:

«А как ты сможешь честно служить, если ты даже не считаешь нужным честно учиться?».

Я услышал его голос так явно, словно он стоял рядом. И понял, что Сила таким образом упрекает меня.

Действительно, я не учусь у Кастанеды честно. Одно задание я своевольно изменил, другое вообще не сделал. Я только сейчас сообразил, что на вопрос о маге Гарсиа я так и не ответил. Если бы Кастанеда спросил об этом сегодня, я не знал бы, что сказать.

И я решил выполнить задание и вчерашнего, и сегодняшнего дня.

Почему Гарсиа выдвинул Силе такое неудобное условие, почему не попросил излечения от своей болезни?

Честно говоря, я не знал ответа на этот вопрос. Я предполагал, почему Сила отвергала это условие. Род занятий испанца делал крайне неудобным его техническое исполнение. Я подумал: если бы я получил такое задание, что бы мне пришлось сделать? Съемка должна продолжаться несколько часов без перерыва, и все это время Гарсиа должен быть на площадке. Но ему нужно отлучаться каждые пять минут. Даже если предположить, что в любом телецентре страны туалет расположен прямо напротив студии, Гарсиа физически не сможет покидать площадку так часто. По собственной воле. Другое дело, если будут возникать обстоятельства, при которых он должен будет уйти с площадки. Таким обстоятельством может быть, например, сообщение о том, что здание заминировано. Но это сорвет съемку. А вот маленькая техническая неполадка может остановить съемку на несколько минут. Но технические неполадки каждые пять минут в течение нескольких часов, и так на каждой съемке — это что-то ненормальное. Это может вывести из себя кого угодно, включая самого Гарсиа. То есть его условие было крайне некомфортно для него самого. И потребовало огромных затрат энергии от Силы. Но почему он настаивал именно на этом? Ответ мог быть только один: его недуг был ему нужен. Гарсиа не хотел излечиваться от недержания. Мне было непонятно, зачем человеку нужен такой позорный и обременяющий недуг. Тем более при том образе жизни, который вел Гарсиа. Значит, болезнь давала ему что-то, но что? Кастанеда дал подсказку: Сила не принимала условие, так как ждала, что Гарсиа попросит у нее исцеления. Да, условие испанца требовало от нее постоянных затрат энергии, но, в конце концов, обеспечить мелкую поломку съемочной техники каждые пять минут — не Бог весть какая задача. Если вдуматься, излечить Гарсиа было сложнее. Значит, Сила была против его болезни.

Как только я подумал об этом, внутри меня что-то затрепыхалось. Я почувствовал, что подошел очень близко к цели, почти нашел ответ.

— Значит, ей не нужен был слуга, страдающий недержанием? — засмеялся я.

И трепетанье внутри меня оборвалось. Меня как будто уронили с большой высоты. Я понял, что это предположение было ошибочным. Я был готов получить ответ, но мой неуместный смех отбросил меня слишком далеко от разгадки.

Я разочарованно вздохнул. Что ж, по крайней мере, я попробовал. И я приступил к заданию сегодняшнего дня. Оно заключалось в том, чтобы провести медитацию на собственный скелет.

Никто из нас не знал, как это делается, а Кастанеда ничего не стал нам объяснять. Когда мы созерцали кость, это было хоть как-то понятно: кость была перед глазами, ее можно было просто рассматривать. А как рассмотреть собственный скелет? Он скрыт внутри, а рентгеновской установки дома ни у кого нет. И тут мне в голову пришла оригинальная идея. Я буду медитировать на те части скелета, которые выходят наружу. Зубы!

Я взял стул, пошел в ванную, уселся напротив зеркала и оскалился сам на себя. Я рассматривал свои зубы примерно минуту и не знал, что делать дальше. Я знал, что медитация — это сосредоточение на каком-либо предмете, погружение в него. Но как погрузиться в собственные зубы, я понятия не имел. И я продолжал просто смотреть. Мои губы устали от напряжения, во рту пересохло. Периферийным зрением я видел свою ссутуленную фигуру, устремленную к зеркалу, странное выражение лица. И вдруг все изменилось. Вместо тела в зеркале отражался скелет, вместо головы — оскалившийся череп. Видение было коротким, как вспышка. Я отпрянул назад, вскочил, опрокинув стул и пулей вылетел из ванны. Все вместе — и видение, и мой побег — заняло меньше секунды. Меня трясло. Это не было плодом моего воображения, я реально увидел свой скелет!