Теософы и индусский пантеизм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Теософы и индусский пантеизм

Перевод – К. Леонов

Именно эту вышеозначенную тему обсуждает в мадрасской «Philosophic Inquirer» м-р Генри Аткинсон из Булони, Франция. Обычно этот джентльмен, талантливый и пользующийся широкой известностью писатель, ясно и определенно излагает свои идеи. Именно поэтому мы премного удивлены и не можем найти объяснения тому, что он задел в своей вышеупомянутой статье теософов. Свой анализ системы Веданты, который, по сути, является сжатым изложением антитеистических теорий профессора Флинта, приведших его к заключению, что отрицание реальности миров вместе с утверждением, что Парабрахма является неким безличным божеством (вид пантеизма, называемый акосмизм), м-р Аткинсон подкрепляет следующим выводом:

«Точно также пантеизм имеет своим следствием атеизм».

Насколько нам известно, это не так, – вот наш ответ. Согласно тому, как этому учат самые талантливые и ученые ведантисты Бенареса, пандиты и знатоки санскрита, их пантеизм приводит к прямо противоположному результату. Однако не будем отклоняться от нашей непосредственной темы. Автор говорит:

«От этого виртуального атеизма всего лишь один шаг до общепризнанного атеизма. Философия санкхьи и буддизм – суть индийские иллюстрации этой тенденции пантеистического мировоззрения. То, что материальные атомы существуют извечно, не требует никаких доказательств. Причина, по которой вера в творение отвергается индийскими философами, по своей сути аналогична той, которую мы обнаруживаем, таким образом, в одной сутре, принадлежащей к системе санкхья: Не может быть создано что-либо из ничего; то, чего нет, не может развиться в то, что есть – создание того, что не существовало бы уже в потенциальном виде ранее, невозможно; потому что необходимым образом должен существовать некий материал, из которого будет создан продукт, так как все вещи не могут находиться повсюду одновременно; и потому что нечто возможное должно быть создано из чего-либо достаточного для создания его».

Сразу же за этим отрывком следует совершенно неожиданный и потому весьма удивительный вопрос.

«Не призывают ли сегодня нас теософы возвратиться к таким внутренне противоречивым, призрачным абстракциям, таким произвольным блужданиям древних непросвещенных времен и стран, лишенных научного знания?»

И это единственное упоминание о ТЕОСОФАХ, которое мы находим в данной статье. Поэтому мы не в силах понять уместность этого вопроса и его связь хоть с чем-то в статье м-ра Аткинсона; мы также не видим ничего «ненаучного» в этом отрывке из сутры; более того, мы вообще не видим в этом примере, приведенном автором, какой-либо возможной связи с теософией. Что общего в этом отношении имеют теософы с рассуждениями профессора Флинта, с ведантизмом, санкхьей и даже с буддизмом. Теософы изучают все системы и… никого не поучают, предоставляя каждому обдумывать и выбирать истину для себя. Члены нашего Общества лишь помогают в совместной работе, и каждый из нас всегда открыт для убеждения, когда предполагаемая истина какой-либо данной гипотезы демонстрируется ему в свете современной науки, логики или разума. Ни один теософ более чем вся современная наука, вечно балансирующая на одной ноге на краю «непреодолимой пропасти», не «призывает кого-то возвратиться куда-то, остаться где-то» или перейти к «внутренне противоречивым, призрачным абстракциям» и «произвольным блужданиям древних непросвещенных времен», – если такие «блуждания» не являются закономерными исходя из еще больших блужданий и многочисленных недоказанных суждений нашего собственного «просвещенного» века. Если наука, неспособная самостоятельно сложить дважды два так, чтобы при этом не получилось пять, вынуждена была вернуться к атомической теории древнего Демокрита и гелиоцентрической системе еще более древнего Пифагора – причем оба они жили в те времена, которые ныне принято считать «непросвещенными», – то мы не понимаем, почему теософам отказывают в праве обращаться к тем временам для поиска решения наиболее жизненных проблем, к которым еще никто из современных философов, действующих в меру своих способностей, не смог даже приблизиться. Но вот к чему мы всегда решительно призывали и будем призывать, так это к тому, чтобы люди изучали, сравнивали и самостоятельно обдумывали, прежде чем принять что-либо на веру на основании полученных из вторых рук доказательств. Поэтому мы выступаем против многочисленных авторитетных и столь деспотичных допущений этого нашего так называемого «просвещенного и научного века». До сих пор, наш повседневный совместный опыт показывал нам, что эти прилагательные есть не более чем словоблудие и пустое бахвальство; и мы полностью готовы доказать нашу позицию, приглашая и заверяя в нашей признательности м-ра Аткинсона или кого бы то ни было, кто возьмется опровергать ее.

Начнем с того, почему это мы должны называть наш век «просвещенным» веком, отмечая его превосходство и допуская для него больше оснований так называться, чем век Александра Великого, или даже халдейского Саргона? В нашем столетии родились многие люди науки; еще больше тех, кто воображают себя весьма образованными людьми, но вряд ли смогут доказать это при перекрестном тестировании; и – огромные массы «невежд», которые почти столь же темны, сколь и суеверны, и также же умственно неразвиты и необразованны ныне, какими были какие-нибудь добропорядочные обыватели во времена гиксосов, Перикла или Рамы – в те дни. Никто не станет отрицать, что на каждого подлинного человека науки приходится, по крайней мере, сотня лжеученых – претендующих на ученость – и десять миллионов совершенно невежественных людей по всему миру. Также никто не будет опровергать утверждения о том, что к каждому просвещенному и действительно широко образованному человеку в обществе мы должны прибавить несколько сотен полуобразованных болванов, которые прикрываются не более чем внешним налетом общественных предрассудков для того, чтобы скрыть свое грубое невежество. Кроме того, Наука, или скорее Знание, и Невежество взаимосвязаны, как и все остальные противоположности в природе, – антагонистичные, но все же скорее подтверждающие друг друга, чем опровергающие. Поэтому, если современный ученый в чем-то одном бесконечно превосходит ученого, который процветал в дни фараона Тутмоса, то последний, вероятно, в чем-то другом добился неизмеримо больших успехов, чем все наши Тиндали и Герберты Спенсеры вместе взятые, доказательство чему мы усматриваем в «утраченных» искусствах и науках. И если наш век – это век удивительных достижений в физических науках, век пара и электричества, железных дорог и телеграфов, телефонов и много другого, то это также век, в котором лучшие умы не находят себе лучшего, более надежного или разумного прибежища, чем в агностицизме, в современной разновидности этой самой древней темы греческого философа: «Все что я знаю – это то, что я ничего не знаю». За исключением горстки мужей науки и образованных людей в целом, – это также век принудительного обскурантизма и, как прямое его следствие, упрямого невежества, и большая масса нынешнего населения земного шара не менее «непросвещенна» и в той же степени грубо суеверна, как и 3 000 лет назад.

Готов ли м-р Аткинсон или кто-либо еще (кроме христиан) отрицать следующее утверждение, которое весьма легко проверить: что выбранный наугад один из миллиона необразованных буддистов – тех, что придерживаются «благого закона», которому учат на Цейлоне с тех пор, как его принес им сын царя Ашоки, Махинда, в «непросвещенный» век за 200 лет до нашей эры – в сто раз менее легковерен и суеверен, и в своей вере ближе к научным истинам, чем выбранный также наугад один из миллиона христиан, воспитанный в этом «просвещенном» веке? Любому, кто соберется опровергнуть сказанное нами, мы предложили бы сперва взять «Буддийский катехизис» полковника Олькотта, предназначенный для бедных, невежественных детей столь же невежественных и непросвещенных сингалезских родителей, и положить рядом с ним «Римский католический катехизис» или тщательно разработанный «Вестминстерский символ веры», или даже «39 статей» [свод догматов] англиканской церкви, – и сравнить, делая выписки. Пусть он, прочитав их, изложит свои впечатления в свете науки, а затем скажет нам, какие догмы – буддийские или христианские – ближе к учениям современной науки? В связи со всем этим нам следует принять к сведению, что буддизм в том виде, как ему учат сегодня, совершенно идентичен тому, каким его проповедовали в течение первых столетий после смерти Будды, а именно, с 550 года до н. э. по 100 г. н. э. в «древнее непросвещенное время и в древней непросвещенной стране» раннего буддизма, в то время как вышеупомянутые толкования христианских взглядов (особенно это касается двух протестантских сочинений) являются тщательно переработанными и исправленными изданиями, плодом совместных усилий высокоученых теологов и величайших грамотеев нашего «просвещенного» века. Хотя, с другой стороны, они являются выражением и исповеданием веры, сознательно принятой самыми культурными классами Европы и Америки. Таким образом, поскольку подобное учение сохраняет свой авторитет для большинства западного народонаселения – одинаково как для образованных, так и для необразованных, – мы чувствуем за собой полное право утверждать, что наш век не только «непросвещен» в целом, но и то, что западный религиозный мир поистине ненамного опередил дикарей-идолопоклонников.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.